Никки Сент Кроу
Их темная Дарлинг
Nikki St. Crowe
Their vicious Darling
Copyright © 2022 Nikki St. Crowe
© Дарс М., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024
Посвящается всем девушкам, которые когда-либо боялись принять свою тёмную сторону.
Венди, от одной девочки больше пользы, чем от двадцати мальчишек.
Дж. М. Барри
в переводе Н. Демуровой
Пролог
Крокодил (Рок)
Путешествовать я предпочитаю с королевской семьёй – в целом, с любой.
Потому что королевские семьи всегда путешествуют в роскоши.
Члены королевской семьи Даркленда не исключение. Это один из самых богатых родов на Семи островах, денег они не жалеют. Но сами по себе попутчики из них дерьмовые. Хотя я всегда могу их трахнуть – тогда всё сразу налаживается.
Амара Ремальди, Еë Королевское Высочество герцогиня Гордалл, младшая принцесса семьи Ремальди, находит меня в столовой по левому борту.
– Вот ты где! – радуется она, приближаясь.
Я вскрываю скорлупку арахиса, закидываю орех в рот, а очистки бросаю в ближайшую пепельницу.
Очевидно, Амара в восторге, что отыскала меня. Это слышно в её приподнятом мелодичном голосе.
Полагаю, такое настроение отчасти объясняется тем, насколько глубоко я засадил ей прошлой ночью. Придя ко мне тогда, она дрожала как осиновый лист.
Может, Амара и принцесса, но ей нравится, когда над ней доминируют, а мне – слушать лепет и мольбы королевских особ.
От этого чувствуешь себя моложе.
Я раскалываю ещё скорлупку и острыми зубами разгрызаю арахис. Амара вздрагивает.
– Что такое? – уточняю я.
– Жизель и Хольт интересуются, присоединишься ли ты к нам за ужином. – Она останавливается в нескольких футах от меня, сцепив руки за спиной. Одета она в чёрный – цвет Ремальди, на груди бархатной туники золотом вышит гербовый лев на задних лапах. По характеру Амара скорее воин, чем принцесса, она всегда предпочтёт дипломатии путь насилия, хотя никогда в жизни не видела настоящего поля боя.
На бедре у неё висит длинный меч. Рукоять инкрустирована рубинами-кабошонами, так что вряд ли его можно применить по назначению. Оружие для галочки, кричащая демонстрация богатства. Этот предмет словно говорит за своего владельца: «Я так богат, что даже меч, которым я не пользуюсь, сверкает и переливается».
– Твоя сестра просто хочет, чтобы я нагнул её, оттаскал за волосы и заставил почувствовать себя грязной шлюшкой.
Я временно оставляю арахис и, закурив, с комфортом раскидываю руки по спинке богато украшенного диванчика, привинченного к полу. Обеденный зал по левому борту предназначен для особых случаев – но я считаю себя особенным каждый день.
– Так ты собираешься? – переспрашивает Амара.
– Оттаскать твою сестру за волосы?
Она цокает языком. Ревнует меня ко всем, кого я трахаю при дворе.
– Нет. Прийти на ужин.
Я со вздохом откидываю голову на спинку диванчика.
– Не испытываю большого желания.
– Рок, – на «р» она почти мурлычет.
– Да?
Амара подходит вплотную и забирается ко мне на колени, седлая меня. Я чувствую, как жарко у неё между ног. Она устраивается у меня на бёдрах, кожа её новеньких сапог поскрипывает.
– Приходи на ужин, пожалуйста.
Ах, миленькая принцесса настойчиво просит.
Мало что может быть приятнее такой просьбы.
У Амары светлые волосы, как у всех членов её семьи, но кудрявые. Тем не менее она их выпрямляет и большую часть времени носит заколотыми на затылке, чтобы не допустить слухов о своём происхождении.
Ни у кого из Ремальди нет кудрявых волос.
Только у капитана гвардии её отца.
И, естественно, ходили слухи о романе капитана с правящей королевой.
Я снова затягиваюсь сигаретой. Амара незамедлительно переводит взгляд на мой рот, пристально следит за тем, как я обхватываю губами папиросную бумагу, а в следующее мгновение выпускаю облако дыма и быстро втягиваю обратно.
У Амары невольно вырывается лёгкий вздох, и она подаётся ко мне, потираясь промежностью о мою ширинку.
Но я не в настроении.
Неверленд всё ближе, а час моей жажды и вовсе почти наступил.
– Приходи на ужин – и не пожалеешь, что напрасно потратил время. – Она опускает руку вниз, трогая меня.
Амара, очевидно, последняя в очереди на трон, хотя мне уже доводилось удивляться неожиданным наследникам. В конце концов, некогда я думал, что сейчас моей родиной будет править какой-нибудь лорнский принц – а потом мой маленький братишка выпотрошил всю тогдашнюю королевскую семью голыми руками. Вот это был сюрприз.
Но хотя при настоящем раскладе Амаре и не видать власти, по распущенности она способна дать фору кому угодно.
До всей нынешней чепухи мы проводили большую часть ночей в дарклендском квартале красных фонарей, трахаясь и накуриваясь до потери пульса.
– Подозреваю, что с тобой я не пожалею о потраченном времени вне зависимости от ужина, – откликаюсь я, делая ещё одну глубокую затяжку.
Бледные щёки Амары розовеют. Я слишком стар для неё, хотя мы выглядим ровесниками – оба плюс-минус лет на двадцать шесть.
Пожалуй, я слишком стар для половины людей, которых трахаю. Побочный эффект бессмертия.
– Сестра хочет убедиться, что ты по-прежнему верен нам, – продолжает Амара, – и не проявишь слабость в деле, которое касается твоего брата.
Я вздыхаю.
– Мы с Вейном не разговаривали и не виделись годами. Здесь неоткуда взяться слабости.
Если бы Амара умела читать эмоции людей сквозь собственную похоть, она бы понимала, что я лгу.
Да, я злюсь на брата. Он выбрал Питера Пэна, а не меня. Но предам ли я его ради королевской семьи? Нет. Никогда в жизни.
Так что мне приходится соблюдать крайнюю осторожность, а виновата в этом королева фейри.
Ведь это она, призывая меня в Неверленд обещаниями раскрыть секреты Питера Пэна, отправила письмо во дворец, хотя прекрасно знала, что королевская семья перехватит послание и вмешается в дело. Они искали любую возможность отобрать Тень Смерти Даркленда у моего брата, только слишком его боялись, чтобы встретиться с ним в прямом столкновении.
Зато теперь они надеются, что его ужасный старший брат сделает за них всю грязную работу.
Но это, я полагаю, будет зависеть от того, какими секретами меня дразнит королева фейри.
Если они бесполезны, я найду, чем ещё себя занять.
Если же эти секреты имеют какую-то ценность…
Предполагаю, Вейну будет трудно решить, на чью сторону он встанет – мою или Питера Пэна. Но если у него возникнут такие трудности, я всё решу за него.
Я не ненавижу Пэна. Но и особой симпатии не испытываю.
Мы хорошо провели время в тот раз, когда отрезали Крюку руку в наказание за то, что он сделал.
Но давние хорошие времена куда менее весомы, чем подчинение и преданность.
Я никогда не мог контролировать Питера Пэна, ни напрямую, ни незаметно. И мне уж точно не приходится рассчитывать на его лояльность.
Что автоматически заставляет меня его недолюбливать.
– Приходи на ужин, – повторяет Амара, на этот раз почти умоляюще.
От этой занозы мне не избавиться, особенно учитывая, что я застрял с ней на одном грёбаном корабле.
– Хорошо.
Она обнажает в довольной улыбке блестящие зубы.
Я со стоном вытаскиваю карманные часы, проверяя время. Предупреждаю:
– Мне придётся уйти пораньше. Никаких возражений.
– О, эти твои часы… – Амара наклоняется, снова прижимается ко мне и тянется к моим губам своими, влажными и пухлыми.
Ладно, может, я и в настроении.
Свободной рукой я сгребаю её за задницу.
Амара углубляет поцелуй, скользя языком вперёд, к моему.
У меня встаёт. Амара покачивает бёдрами, притираясь ко мне вплотную своей жаркой промежностью.
Сука.
И вдруг она исчезает.
Резко распахнув отяжелевшие веки, я вижу её в нескольких шагах: она смотрит на меня, забавляясь.
– На данный момент это всё. – И вытирает рот тыльной стороной ладони. – Приходи ужинать. Тогда получишь остальное.
– Ты поехавшая мелкая стерва, – фыркаю я, приканчивая сигарету. Борюсь с желанием поправить член в штанах – теперь ткань давит на стояк.
– Восемь часов, – напоминает Амара, разворачиваясь уходить. – Не опаздывай. Сестра ненавидит опоздания.
Это наша с ней общая черта – мы ревностно относимся к каждой минуте.
* * *
Среди Семи островов Даркленд – один из самых богатых, но там обожают сделки и в другой валюте – в сплетнях.
При дворе давно ходят слухи, что Жизель и Хольт – старшие брат и сестра Ремальди – постоянно пытаются то ли трахнуть друг друга, то ли убить.
По-моему, правдивы обе версии.
В столовой по правому борту я вижу во главе стола Жизель с бокалом бренди в руке. На ней золотое платье, расшитое мерцающими на свету кристаллами. Гигантские бриллианты Саммерленда висят в ушах, самоцветы ещё большего размера оплетают шею.
Жизель из тех женщин, которых делает красавицами богатство. Родись она в Сумрачных землях, среди дыма и пепла заводов, наверняка её нос казался бы слишком большим для лица, а глаза – чересчур близко посаженными.
– Рок, – она приветственно улыбается.
Как почтительнейший из мудаков, в качестве приветствия я целую её обнажённые костяшки пальцев, и она краснеет от знака внимания.
Две ночи назад я выстрелил ей в лицо потоком спермы.
Тогда она не покраснела.
– Ваше Величество, – откликаюсь я. – Вы сегодня восхитительно выглядите.
– Как и ты. Я вижу, ты носишь подарок, который я тебе купила.
Подарок – костюм-тройка, сшитый специально для меня. Ткань того же тёмного оттенка, что и бархат Ремальди, но это ангорская шерсть. Этот наряд скрывает большую часть моих татуировок, за исключением крокодильей пасти с острыми зубами, наполовину обхватывающей горло, и линий на руках.
– Смотрится божественно, – одобрительно отмечает Жизель.
– Всё благодаря вам.
Она протестующе качает головой. Велит мне:
– Садись, – указав на стул слева от себя. Обычно там сидит Хольт. О, значит, сегодня вечером мы выбираем путь насилия.
Я сажусь.
Жизель щёлкает пальцами, и слуга приносит мне бокал Саммерлендского виски. Это одна из самых сладких композиций с карамельно-пряным вкусом.
– Пока ещё рано говорить о делах? – спрашивает Жизель.
– У вас есть такое желание?
Из её горла вырывается невесёлый смешок.
– На карту поставлено будущее моего острова. Но ты это знаешь.
– Конечно.
Входят остальные члены семьи. Хольт резко останавливается, завидев меня на своём обычном месте, напряжённо играет желваками. Я невинно улыбаюсь ему.
Хольта я не трахаю. Он ненавидит меня до мозга костей.
Иногда я фантазирую о том, как славно было бы оставить в нём поменьше этих самых костей.
Жизель удерживает его взгляд на секунду дольше, а затем он усаживается справа от неё.
Хольт всего на год моложе сестры, но мнит себя главным, потому что он мужчина.
Очевидно, он вообще не представляет, насколько могут быть могущественны женщины.
Амара занимает место рядом со мной и наклоняется ближе, шепча:
– Ты в этом костюме выглядишь чертовски сексуально.
– Я знаю.
На противоположной стороне стола пересмеиваются младшие кузены. Там Джулия, чьи родители мертвы. И Матье – у него они живы.
Джулия в будущем должна выйти замуж за одного из виконтов Даркленда. На самом деле эта девочка мне нравится. Мы играем в шахматы под настроение. Она играет отвратительно, но я позволяю ей выигрывать.
Слуги выносят закуски: тосты с сыром и нарезанные пластинками жареные овощи, сбрызнутые бальзамическим уксусом.
– Ты уже определился, как свяжешься со своим братом? – спрашивает Жизель, разрезая тост ножом. Хлеб под нажимом хрустит и трескается.
– Будет лучше, если сначала я пойду к нему один. – Я допиваю виски и жестом требую повторить.
– Думаешь, мы позволим тебе блуждать по Неверленду без нас? – недовольно вклинивается Хольт. – Чтобы ты предупредил Вейна? Или Питера Пэна? Ни в коем случае.
– Да хватит уже, Хольт. – Амара взмахивает столовым серебром в широком жесте. – Рок пробыл с нами дольше, чем со своим братом. Никакой преданности Вейну в нём не осталось.
Жизель наблюдает за мной.
Я осушаю второй бокал виски, принесённый слугой.
Если кто и сможет распознать мою ложь, думаю, это будет именно она.
– Для крови время ничего не значит, – заявляет Хольт.
– Время решает всё, Хольт, – возражаю я.
К вопросу об этом…
Я смотрю на карманные часы.
У меня осталось примерно час двадцать.
А сейчас только первая перемена блюд. Чёрт.
– После того как мы посетим королеву фейри, чтобы узнать, с чем имеем дело, я предлагаю вам всем остаться в Дарлингтоне, – говорю я остальным. – Не носите королевские гербы. Оставайтесь незаметными. Не выставляйте напоказ богатство. И ради бога, не провоцируйте Питера Пэна или Потерянных Мальчишек. Когда будет нужно, я позову вас.
– Как насчёт того, чтобы привести Вейна к нам? – Хольт перебирает в пальцах цепь с гигантским камнем, висящую у него на шее. Это единственный магический артефакт, оставшийся в семье Ремальди, – одновременно и последний рубеж обороны Хольта, и его последняя надежда.
Тень Жизни Даркленда была утеряна много веков назад, а с тех пор, как и вторая тень покинула пределы острова, магия неуклонно ослабевает.
Ремальди постепенно приходят в отчаяние.
Но, конечно же, магический камень обязательно сработает против моего злобного младшего брата, владеющего одной из самых могущественных сущностей на Семи островах. Не сомневаюсь, что всё сложится просто расчудесно.
– Я посмотрю, что получится сделать, – говорю я Хольту, хотя, разумеется, не собираюсь выполнять обещанное.
Подают первое блюдо. Это густой красный суп.
Теперь во мне просыпается голод совершенно иного свойства.
К третьей перемене блюд я буквально слышу, как невидимые часы у меня в голове отмеряют секунды.
Мне нужно убираться отсюда.
Я снова смотрю на циферблат.
– Спешишь куда-то? – спрашивает Жизель.
– Вы же знаете, я привык каждый день медитировать в определённое время.
– «Медитировать», – фыркает Хольт, разрезая стейк.
Почти все в Даркленде знают меня как Крокодила, Пожирателя Людей.
Но они понятия не имеют, откуда взялось это прозвище.
Они не представляют, что происходит, когда истекает последняя секунда.
– Ешь, – приказывает Хольт. – Ты же не хочешь, чтобы вся эта еда пропала даром, правда, Крокодил?
– Конечно же нет. – Я натянуто улыбаюсь ему.
Стоит всем сотрапезникам в очередной раз опустошить тарелки, приносят десерт.
– Сегодня я пропущу последнее блюдо, – сообщаю я остальным, отодвигая стул.
– О, тебе настолько надо идти, – дуется Жизель.
– Да, настолько.
– Я думаю, ты мог бы остаться, – говорит Хольт.
Технически любой, кто служит королевской семье, обязан выполнить прямой приказ.
Но Хольт не глуп. Это было скорее предложение, чем приказ: способ проверить меня, не рискуя собственными конечностями.
– Мне действительно пора, – с мнимым сожалением отказываюсь я. – Но я, как всегда, высоко ценю ваше гостеприимство.
По коже бегут мурашки, я склоняюсь перед Жизель и снова целую тыльную сторону её руки.
– Спокойной ночи, Ваше Величество.
– Спокойной ночи, Крокодил.
У неё то самое особенное выражение лица – обещание, что я увижу её позже.
Но не сегодня ночью. Если это будет зависеть от меня.
Я иду к двери.
– Подожди.
У меня скручивает желудок, и последние грёбаные силы уходят на то, чтобы оставаться в рассудке.
Я поворачиваюсь к оставшимся в столовой.
Хольт сообщает:
– Мы скоро причалим к острову. Я ожидаю, что ты будешь готов сойти на берег.
– Конечно, Ваше Высочество.
Мне нужно срочно убираться отсюда, иначе я сожру Хольта на ужин.
– Ты свободен, – говорит он, и я кланяюсь всем в комнате и толкаю распашную дверь.
Не убирая часы, я несусь по коридору, затем слетаю по лестничным перилам на нижние палубы.
Нахожу там какую-то служанку, хватаю за руку. Говорю:
– Пойдём со мной.
Она пытается протестовать, но со мной такие попытки не срабатывают.
Часы в голове тикают всё громче.
На загривке проступает пот.
Слишком мало времени.
Чёрт, слишком мало.
Я затаскиваю девушку в свою каюту, захлопываю за нами дверь и запираю на замок.
– Мой господин, – ахает служанка, заламывая руки.
Все они наслышаны о моей репутации. Но сейчас я не хочу трахаться.
Я хочу есть.
– Извини, малютка, – бросаю я. Пробивший час грохочет в черепе за глазницами, и я вижу в зеркале над столом отражение своих светящихся радужек.
Девушка задыхается, у неё прыгают губы.
– Это будет быстро.
А потом я обхватываю рукой её затылок и притягиваю её к себе.
Глава 1
Питер Пэн
Сколько времени осталось до восхода солнца?
Эта мысль внезапно приходит мне в голову, пока мы, залитые кровью, пропитанные победой и окутанные тьмой, возвращаемся по дороге к домику на дереве.
Это давняя мысль, но всякий раз от неё вверх по позвоночнику ползёт волна паники, заполняя грудную клетку.
Потому что, если я попаду под солнечные лучи, я превращусь в пепел.
Лишь спустя несколько секунд я понимаю, что мне больше не нужно об этом беспокоиться. У меня есть моя тень. Неверленд снова мой, а я – его.
Близнецы несутся вперёд, но Вейн держится рядом со мной. Я чувствую, как в воздухе между нами висят его невысказанные вопросы.
– Ну что? – спрашиваю я, при этом не отрывая взгляда от близнецов. Они дурачатся друг с другом, несмотря на то, что мы возвращаемся с битвы с их сестрой, королевой фейри, после того, как она чётко обозначила черту невозврата и они явно выбрали сторону – мою.
Нам придётся снова встретиться с королевой лицом к лицу, и если я добьюсь своего, то её свергнут, а близнецы станут править двором фейри, и всё будет так, как должно быть.
Это самый предпочтительный исход – я стану тем, кем был прежде, а в Неверленде будет мир.
Правда, есть ещё капитан Крюк – он по-прежнему джокер в этом раскладе, а я не люблю карточные игры.
В конце концов с ним придётся разобраться. И с Черри тоже.
Но я забегаю вперёд.
– Как самочувствие? – спрашивает Вейн.
Он больше не смотрит на меня, но я всё ещё чувствую тяжесть его пристального внимания.
– Я…
Как описать ощущение, когда снова становишься целым? Как выразить словами возвращение к жизни после того, как ты был мёртв – может быть, не буквально, но духовно, магически? Я столько времени был ходячим, говорящим трупом без души.
Что я чувствую?
Я думал, что, едва у меня вновь появится тень, я вернусь к той версии себя, какой был, когда потерял её. Сейчас я понимаю, что это невозможно.
Я изменился.
Питер Пэн, печально известный Король Неверленда, стал другим под влиянием девчонки Дарлинг, Тёмного и двух принцев фейри.
Что я чувствую?
Невозможно ответить на этот вопрос.
– Я в порядке, – говорю я Вейну, и он насмешливо фыркает, поэтому я исправляюсь: – С нетерпением жду возвращения к нашей девчонке Дарлинг. К восходу солнца она будет выкрикивать моё имя.
Перевожу взгляд на Вейна. Мне видно его лицо со стороны живого глаза, но понять, о чём он думает, я не могу.
Предлагаю ему:
– Может, тоже её трахнешь? Я бы посмотрел, как её личико сияет от удовольствия, когда ты в ней.
У меня встаёт от одной мысли. Не могу вспомнить, когда в последний раз трахался, будучи ещё с тенью. Сколько лет прошло с тех пор? Очень много. Так много, что я потерял счëт.
Но Вейн недовольно щурится с некоторой толикой дискомфорта:
– Мне по-прежнему приходится причинять ей боль, чтобы доставить удовольствие.
Близнецы вдалеке смеются, Баш ловит Каса в захват за шею и резко дёргает в сторону.
– Дарлинг отлично понимает, чего это стоит, – говорю я Вейну.
– Да, но чего это стоит мне? Об этом ты подумал?
– Нет, – сознаюсь я: нет смысла ему лгать. – Расскажи мне.
– Когда я вижу её кровь… это не тень… – Он осекается, бормочет себе под нос ругательство и лезет в карман за портсигаром.
Под ногтями у Вейна запеклась кровь убитых пиратов, костяшки пальцев в крови, на лице видны тёмно-красные брызги. Мне больше всего нравится смотреть на него сразу после кровавой бойни: это зрелище напоминает мне, что я не одинок в своей жажде разрушения.
Я жду, пока он зажжёт сигарету и наполнит лёгкие дымом, потом подгоняю его:
– И что?
– Тени вообще-то плевать, истекают ли кровью девчонки Дарлинг, – говорит он. – Но вот тому, кто я есть помимо тени… не всё равно.
Мгновенно вспоминаю, как Крокодил лакал кровь Крюка после того, как мы отрезали ему руку.
Рок буквально упивался происходящим.
Я решил тогда, что это просто его странный сдвиг: никогда не сомневался, что этот ублюдок – сумасшедший. И Крюк тоже повредился в уме не в последнюю очередь из-за этой выходки.
На Семи островах столько магических существ, столько воплощённых мифов и легенд, что невозможно было угадать, кем именно может оказаться Вейн. Теперь я вынужден задаться вопросом, не семейная ли это черта.
Чудовищ на островах необычайно много, но куда меньше тех, кто жаждет крови.
Вейн делает длинную затяжку.
За тропой в предутренней тьме рыщут волки.
Когда дорога поворачивает на юг к домику на дереве, я щёлкаю пальцами Вейну, и он передаёт мне сигарету, чтобы я тоже затянулся. Дым не обжигает, как прежде, и я с удивлением обнаруживаю, что разочарован.
– И к чему ты это? – спрашиваю я его, выдохнув.
– Не знаю.
– Скорее знаешь, но не хочешь мне говорить.
Он вздыхает:
– Для Уинни я будто одновременно клинок и хищник с острыми зубами. Либо один порежет её, либо другой разорвёт, и я не знаю, что, чёрт возьми, с этим делать.
Странно слышать, как он называет её по имени. Это что-то очень личное. Мне приходится подавить в себе вспышку ревности к тому, насколько они близки. Я не сознавал этого раньше – но, естественно, это так. Это неизбежно. Я король. Меня всегда будут держать на расстоянии вытянутой руки. И близнецы никогда и никому не станут ближе, чем друг другу.
С самого начала было ясно, что для неë самым близким сделается Вейн.
Она принадлежит всем нам, но Вейну достанется та её часть, которую остальные никогда не увидят. Я должен смириться с этим. Я не против. Но также это значит, что мне нужно удерживать их вместе, потому что без одного я потеряю другую, а без обоих…
Волки всё ближе, я замечаю, как один из них мелькает в подлеске слева от меня.
– Так ты хочешь сказать, что отказ от Тени Даркленда не решит твои проблемы? То есть на самом деле нам нужно найти для тебя Тень Невер…
– Ублюдок, – фыркает Вейн, но в его голосе различается нотка веселья. Он забирает сигарету обратно.
– Да слушай же, – настаиваю я, – я знаю, каково это, когда понимаешь, что у фальшивой монеты обе стороны одинаково хреновые. Если кто и понимает такое, так это я. Так что, мать твою, просто поговори со мной.
Но тут волосы у меня на руках встают дыбом: близнецы впереди замедляют шаг, а из леса выглядывает волк.
Я восстановил свою связь с Неверлендом, но прошло столько времени, что я разучился понимать язык этой земли. Я не узнаю его звуки: и острые грани слогов, и мягкость гласных – чужие. Всему этому нужно учиться заново.
Что это за зудящее неприятное чувство в затылке? Будто что-то не так?
Я искоса гляжу на Вейна.
Возможно, я слишком сильно на него надавил. Может быть, его тёмной тени не по вкусу такое близкое соседство с моей.
Мы никогда не находились бок о бок в таком раскладе: с двумя тенями разных земель.
Меня раздражает, что я не подумал об этом раньше.
И пугает, что это может оказаться проблемой.
– Ты тоже это чувствуешь? – спрашиваю я.
Он кивает мне, и его фиолетовый глаз становится чёрным.
Волк выбегает на середину тропы перед близнецами.
Мы с Вейном медленно продвигаемся вперёд, обходя принцев с флангов, чтобы выстроиться перед зверем единым внушительным фронтом.
– Это необычно, – замечает Кас, сохраняя тихий и ровный голос. Ветер меняется, и волосы лезут ему в лицо, но он не пытается их поправить.
Очень, очень много лет назад я с удовольствием побегал бы с волками наперегонки, но это старая, едва различимая память, тонкая струйка дыма без огня.
Я не видел волков так близко с тех пор, как потерял свою тень.
Баш свистит волку, насмешливо спрашивает:
– Что надо, парниш?
Волк опускает голову. Даже пригнувшись, он достаёт близнецам до пояса. Его шерсть похожа на тёмное сумеречное небо – преимущественно чёрная с вкраплениями белого и серого.
Он смотрит на нас яркими голубыми глазами.
– Что нам делать? – спрашивает Кас.
Волк стоит между нами и домиком на дереве.
Мне не терпится вернуться к моей Дарлинг.
Я делаю шаг вперёд.
Ощущение неправильности нарастает.
– Иди, – говорю я волку. – Возвращайся в лес.
Он выпрямляется и поднимает голову, скалится, обнажая блестящие острые зубы.
– Давай. Повторять я не буду.
Я делаю ещё шаг, и волк разворачивается и бежит.
Но не в лес.
Вместо этого он устремляется по дороге прямиком к домику на дереве.
