Никита Филатов
Тень полония
Автомобиль проскочил мимо серой громады старинного госпиталя, построенного еще в елизаветинские времена, и, притормаживая, выкатился на площадь, где по будним дням располагается продовольственный рынок Smithfield – едва ли не последний из овощных рынков английской столицы, устоявший под натиском супермаркетов.
Еще через пару минут человек за рулем наконец отыскал свободное место, припарковался и выключил двигатель.
– Извините, сэр, но дальше придется пешком.
– Дождь идет, – недовольно отметил сидящий рядом с водителем, одетый в очень дорогой, прекрасно сшитый костюм – который, впрочем, на его огромной фигуре боксера-тяжеловеса выглядел несколько тесноватым.
Охранники с такой внешностью привлекают к себе излишнее внимание и редко оказываются эффективны в боевом применении – но, очевидно, тут сказывался восточный колорит с его своеобразной системой внешних приоритетов и с собственными представлениями о престиже.
– Все в порядке?
– Здесь недалеко, сэр. – Водитель с некоторым смущением посмотрел назад и добавил: – У меня есть зонтик!
Ответа пришлось подождать. Тот, к кому они обращались, последнее время старался не принимать поспешных решений. Наконец он утвердительно опустил и поднял рыжеватую бороду:
– Ну разве что зонтик…
Во внешности сорокалетнего бородача и его сопровождающего, на первый взгляд, было не так уж много общего. Однако на далекой, оставшейся за тысячи километров отсюда исторической родине каждый милиционер безошибочно и мгновенно отнес бы обоих мужчин к пресловутой категории лиц кавказской национальности.
– Хорошо, прогуляемся.
Первым вышел из автомобиля охранник. Поводив головой по сторонам и оценив обстановку, как не внушающую опасений, он тихо щелкнул предохранителем и убрал руку от пояса:
– Прошу вас!
Водитель уже был тут как тут. Обежав нескончаемо длинный, похожий на черную субмарину представительский «мерседес», он потянул на себя дверцу – и раскрыл над головой пассажира обещанный зонтик:
– Прошу вас, сэр…
Так они и двинулись по Алдергейтс-стрит, перегороженной длинной цепочкой красных и белых пластмассовых конусов: впереди – молодой и широкоплечий здоровяк, а за ним, в двух шагах, охраняемое лицо и водитель с зонтиком.
– Там, дальше – дорожные работы, никак нельзя…
Вот как раз в этом не было ничего удивительного – лондонские улицы с завидным постоянством перекапывают вдоль и поперек представители газовых, электрических, кабельных и телефонных сетей.
– Эти ремонтники, они ведь заранее не предупреждают…
Водитель продолжал зачем-то оправдываться, но бородач его почти не слушал:
– Все в порядке, я сказал!
Это было произнесено таким тоном, что человек с зонтиком осекся на половине фразы – и дальше все трое двигались в полном молчании.
Из-за противной даже по лондонским меркам погоды, праздношатающейся публики навстречу почти не попадалось – только туристы, группами и поодиночке. Местные жители, очевидно, уже расселись по пабам, или коротали время дома перед телевизором.
Луж не было, однако подошвы опасно скользили по мокрой каменной мостовой.
– Простите! – Сопровождающий задел бородача краем зонтика.
– Ничего страшного…
Судя по афише, сегодня на камерной сцене всемирно известного лондонского театрального комплекса Барбикан-центр давали «Гамлета» – очередной аргумент против тех, кто решился бы обвинить англичан в пренебрежении культурным наследием прошлого.
– Сюда заходим?
– Да, одну минуту.
Охранник внимательно, с профессиональной настороженностью, наблюдал за действиями человека с зонтиком, умудряясь одновременно не выпускать из поля зрения окружающее пространство.
Кажется, оснований для беспокойства не было и сейчас.
– Смотрите под ноги, здесь ступенька…
В помещение театра все трое попали через один из служебных входов.
Миновав бесконечный и безликий коридор, единственным украшением которого оказалась шеренга однообразных дверей с номерными табличками, спутники поднялись по чисто вымытой мраморной лестнице.
Нужный номер обнаружился в конце следующего коридора, за поворотом:
– Салам, уважаемый господин Закатов! Прошу, проходите, присаживайтесь.
Человек, шагнувший навстречу гостям, оказался немного моложе бородача: улыбчивый, русоволосый, с широким славянским лицом и с глазами, цвет которых при тусклом электрическом освещении определить было невозможно.
Пришедшие ответили на приветствие, и гость обвел взглядом комнату.
– Странное место вы выбрали.
– А почему бы и нет? Идеальное место для встреч без свидетелей… К тому же мне в некотором роде захотелось сделать вам приятное.
– Не понял?..
– Если не ошибаюсь, в молодости вы и сами имели отношение к актерской профессии?
– О, вы очень хорошо осведомлены!
В действительности много лет назад, еще при советской власти, молодой комсомольский функционер, выпускник театрального института Ахмед Закатов не только играл на сцене, но и руководил в родной горной республике культурно-массовой работой среди молодежи. Однако вдаваться в подробности собственной биографии, особенно здесь и сейчас, не имело особого смысла.
– Присаживайтесь, уважаемый…
Оставшись вдвоем за бесшумно и плотно прикрытыми от остального мира дверями, собеседники расположились в черных кожаных креслах напротив друг друга.
– Как дела? Как здоровье?
– Благодарение Аллаху, – поморщился гость.
– Я очень рад, господин Закатов, что вы согласились уделить мне немного вашего драгоценного внимания.
– Надеюсь, общение будет взаимно полезным.
– Мы можем разговаривать достаточно откровенно?
– Да, конечно. – Гость качнул бородой и приготовился слушать.
– Видите ли, уважаемый господин Закатов, прежде всего мне хотелось бы попросить вас об одной вещи… надеюсь, эта просьба не окажется слишком бестактной?
– Смотря о чем вы говорите.
– Поверьте, в высшей степени важно, чтобы не только содержание, но и сам факт нашей встречи ни при каких обстоятельствах не стал достоянием гласности. Понимаете?
– Пока не очень, – усмехнулся Закатов.
– Видите ли, я пригласил вас на эту встречу по собственной инициативе. Однако и у вас, и у меня имеются определенные обязательства перед определенными людьми…
– Вы хотите сказать, что об этой встрече не догадывается даже ваш… хозяин? – Ахмед Закатов намеренно подчеркнул интонацией последнее слово.
Глаза сидящего напротив человека опасно сощурились: он всегда был болезненно, до отчаяния, самолюбив, и если не встал тотчас же и не ушел, хлопнув дверью, – значит, причины для этого имелись серьезные.
– Я предпочел бы в дальнейшем использовать слово «друг»… если не возражаете.
– Хорошо-хорошо, конечно!
Серьезный разговор – это не кавказская кухня, тут главное не переперчить и не пережарить.
– Как бы то ни было, мы с вами находимся на территории государства, предоставившего многим противникам нынешнего московского режима не только политическое убежище от преследований в России, но и возможность продолжать борьбу… Насколько мне известно, здесь, в Англии, местными мусульманскими общинами из года в год собирались весьма значительные средства на нужды вооруженного чеченского сопротивление. Однако сейчас, после известных событий, общественное мнение Великобритании…
– Вы имеете в виду атаки лондонского метро? – пригладил бороду Ахмед Закатов.
– Совершенно верно.
– Вы их осуждаете?
– А вы разве нет? – ответил вопросом на вопрос собеседник.
– Из-за этих взрывов некоторые наши английские друзья считают теперь преступниками и нас… Однако, надеюсь, это не все, что вы хотели мне сказать, приглашая на встречу?
– О нет, конечно же не все, уважаемый господин Закатов…
Неожиданно что-то громыхнуло – раскатисто и неопасно: звук был приглушен то ли расстоянием, то ли толстыми стенами.
– Гроза? – прислушался Ахмед Закатов.
За годы, прожитые в эмиграции, он так и не смог привыкнуть к причудам и неожиданностям лондонской погоды.
– Нет. – Человек, сидящий напротив него, отрицательно покачал головой. – Просто внизу начинается вечернее представление.
– Какое представление?
– «Гамлет, принц Датский». Здесь, кстати, любопытная труппа. И режиссер… не видели еще?
– Не довелось, – сокрушенно покачал головой Закатов.
Где-то там, в зрительном зале, оркестр исполнял что-то красивое и торжественное – однако музыка проникала сквозь стены лишь в виде тревожного рокота ударных инструментов.
– Вот так всегда: война, политика, работа… опять война – а жизнь проходит мимо. Можно даже сказать, уже прошла.
– Что значит – проходит, уважаемый? Что значит – прошла? Вслед за молодостью у мужчины, как известно, наступает зрелость. А старость… Вряд ли нам с вами наши многочисленные враги предоставят возможность узнать, что же это за штука – старость.
Ахмед Закатов улыбнулся – очень скупо, одними губами.
– Враги, да… враги… Знаете, как один умный человек говорил? Он говорил: Господи, спаси меня от друзей – а с врагами я как-нибудь сам справлюсь!
– Золотые слова… – покачал головой собеседник.
И тот и другой могли привести массу примеров того, как причудливо трансформируются под горным кавказским солнцем привычные, казалось бы, понятия: друг, враг, измена, выгода…
Например, оба едва ли не из первых уст знали историю о том, как наряд одного из ОМОНов задержал в зоне боевых действий двух подозрительных бородачей без документов. Сговориться удалось «по-божески»: всего за тысячу долларов и пять миллионов российских рублей по тогдашнему курсу боевики отправились восвояси. Но то ли жадность их обуяла, то ли просто стало – слю-шай! – обидно… Словом, дети гор пришли к родственникам в республиканскую прокуратуру, созданную из Москвы, но укомплектованную местными кадрами. Там у них с радостью приняли заявление, все показательно оформили, выписали постановления на задержание омоновцев… и отправили гонца к подполковнику, командиру сводного отряда. Отправили не с лихим конвоем военной комендатуры, а с выгодным коммерческим предложением – выкупить дурно пахнущие документы всего за пятнадцать миллионов!
И подполковник заплатил. Не сам, конечно – что-то вернули «виновники торжества», что-то пришлось взять из казенных, выделенных на скудное милицейское пропитание сумм… А как прикажете поступить? Мог получиться показательный процесс, а тут столичная комиссия, пресса…
Карьера дороже!
А прибыль местные товарищи между собой поделили по-честному – долю пострадавшим боевикам, долю в местную прокуратуру… Еще и в наваре остались.
Играть словами, впрочем, можно было еще очень долго – следовало переходить к делу.
– Послушайте тогда еще одну умную мысль. Вот ваш писатель Тургенев еще сто пятьдесят лет назад сказал: русский за границей – если не шпион, то дурак! На дурака ты вроде не похож…
– А я не русский, – мгновенно отреагировал собеседник. – Я по паспорту украинец…
– Смешно, – оценил его ответ Закатов. – Так чего же вам все-таки надо?
– Мне нужны деньги.
– Попросите у вашего… друга.
– Мне нужно много денег.
– Попросите у ваших английских друзей.
– Вряд ли они заплатят мне столько, сколько я хочу. Нет, конечно, англичане заинтересуются, однако… однако я почему-то посчитал более правильным и разумным обратиться в первую очередь именно к вам – и к вашим… хозяевам, уважаемый господин Закатов.
* * *
Собачка была какой-то неопределенной породы – во всяком случае, Стивен Ремингтон затруднился бы сказать что-то конкретное о ее родителях. Немного от спаниеля, немного от лохматого карманного шпица… Хвост колечком и длинная, с подпалинами черная шерсть на боках.
Кинолог, парень в новеньком форменном комбинезоне, отдал команду и щелкнул карабином поводка. Чувствовалось, что волнуются оба – и он, и его четвероногая подопечная.
– Легендарная сука! – прокомментировал над ухом мистера Ремингтона чей-то голос по-английски, но с отчетливым местным акцентом.
Собака тем временем двинулась в указанном направлении.
На большой деревянной скамье с поломанной спинкой расположилась компания откровенно асоциальной ориентации – какие-то волосатики неопределенного пола и возраста, парни в коже с заклепками, татуированные девицы. В общей сложности – человек десять. И вели они себя соответственно принятым в этой среде представлениям о свободе: сладковатый дымок, дешевое пойло в бутылках, пластиковые стаканы и закуска не первой свежести…
Трава вокруг них была до неприличия изгажена плевками и окурками.
Пока собака преодолевала расстояние до скамейки, рядом с компанией уже остановился полицейский «форд». Еще один патрульный наряд, пеший, перекрыл потенциальным правонарушителям пути возможного бегства.
С места, где стоял Ремингтон, расслышать содержание разговора представителей власти с молодежью оказалось практически невозможно. Но и без того суть диалога сомнения не вызывала: полицейские требовали документы, а в ответ наталкивались на искреннее возмущение граждан, уже начавших привыкать к демократическим свободам.
Подбежала собака… Поначалу вид ее вызвал только ухмылки и некоторое снисходительное оживление: кто-то громко, в расчете на испуг, выкрикнул непонятную гадость, кто-то расчетливо выпустил в нос четвероногому существу струю дыма.
Но на собаку все это, кажется, не произвело ни малейшего впечатления. Деловито, сосредоточенно обежав подозрительную компанию, она даже для верности протиснулась между двумя потрепанными «ройверскими» рюкзаками – но вдруг замерла рядом с обычной дорожной сумкой на длинном кожаном ремешке.
Села. Подняла морду к небу и коротко тявкнула.
За долю секунды обстановка переменилась. Под прицелом полицейских пистолетов задержанные нехотя, но довольно дисциплинированно улеглись на траву – недовольными физиономиями прямо в грязь. Тех, кто не очень спешил, без особых церемоний поторопили дубинкой.
Подождали кинолога… Подошедший вместе с ним детектив в штатском ласково потрепал по загривку четвероногую помощницу и переставил находку так, чтобы всем было видно. Расстегнув молнию, он извлек на свет божий в числе прочего большую банку с этикеткой всемирно известного растворимого кофе…
Собака опять утвердительно тявкнула. Детектив подцепил лезвием перочинного ножа крышку и хорошенько потряс находку. Из банки выпал полиэтиленовый пакет чуть больше того, что выдают в фирменных поездах дальнего следования для гигиенических целей.
Только на этот раз вместо салфетки и мыла в нем находился белый, похожий на мел порошок.
– Учтите, во всех сумках размещены сильно пахнущие продукты! – послышался за спиной мистера Ремингтона тот же, что и раньше, негромкий голос. – Различный перец, листовой табак… чеснок.
В поисках последнего слова по-английски говорящий чуть-чуть замешкался.
– Да, правильно – чеснок!
– А как теперь будет доказана принадлежность наркотиков? Все задержанные будут отпираться. Может получиться товар без владельца… – Несмотря на значительное расстояние до места действия, Ремингтон старался отвечать почти шепотом.
– Во-первых, они будут допрошены по отдельности… и кто-то обязательно даст показания. Кроме того, перед вокзалами обычно ведется негласная видеосъемка, на которой зафиксировано, кто именно и с какими вещами появился.
– Очень хорошо!
Тем временем задержанных уже начали довольно бесцеремонно обыскивать и грузить в подошедший автобус без опознавательных знаков, но с кокетливыми занавесочками на окнах.
– Жестко работаете.
– Иначе нельзя, мистер Ремингтон.
Заплеванный пятачок перед серым кирпичным бараком, призванным изображать транспортный терминал, опустел.
– Живописное место.
– Да, это тоже часть нашей истории…
На показательные выступления прессу, участников и гостей международного семинара «Проблемы транснациональной организованной преступности, противодействия терроризму и незаконному обороту радиоактивных веществ» вывезли за город, на территорию заброшенной колонии. При Советском Союзе эта колония считалась одним из крупнейших в стране исправительно-трудовых учреждений – несколько тысяч заключенных из года в год несколько десятилетий подряд добывали из местных карьеров балтийский гранит и дробили его для промышленных нужд народного хозяйства. После распада СССР исправительно-трудовую колонию, как наследие мрачного прошлого, решительно расформировали, производство пришло в упадок – так что о былых его масштабах напоминали теперь только огромные горы щебня, закрывающие горизонт и заметные на расстоянии в несколько километров.
Откровенно говоря, человеку с воображением становилось не по себе при виде пустых, наполовину разрушенных производственных корпусов и бесконечного ряда однообразных кирпичных бараков. Бетонное ограждение по периметру зоны еще сохранилось – но вот обрывки колючей проволоки и проводов на нем можно было обнаружить лишь в самых труднодоступных местах: предприимчивые местные жители давным-давно сняли, вывезли и продали на лом почти все металлическое, включая ворота…
– Подождите еще минуточку, господа!
Зрители уже собрались встать со своего наблюдательного пункта, когда полуразрушенный жилой корпус напротив вдруг полыхнул изнутри пронзительно-ярким белесым пламенем, содрогнулся – и осыпался на асфальт мелкой крошкой выдавленных наружу стекол. Вдоволь насмотревшийся в Боснии и в Северной Ирландии подобных фейерверков, Ремингтон непроизвольно дернулся вниз и потянул руку под пиджак в поисках кобуры: опыт подсказывал, что вслед за первыми взрывами часто следует интенсивная перестрелка.
Так и произошло.
Откуда-то справа, невидимый из-за грязных бетонных конструкций, заявил о себе пулемет. Короткими, злыми трассами он прошелся по пустынным оконным проемам – и не прекращал огня, пока под прикрытие стен, в непросматриваемую и непростреливаемую «мертвую зону» не перебежало несколько угловатых фигурок в черном.
Одинаково экипированные и вооруженные, они не воспринимались как отдельные персонажи разворачивающихся событий – скорее это были великолепно отлаженные, ставшие единым целым элементы полицейской наступательной машины. Практически не снижая темпа, они специальными средствами расчистили себе вход и одновременно исчезли в здании – кто-то через недостроенный второй этаж, кто-то низом…
Некоторое время изнутри еще доносились отчаянные пистолетные выстрелы и хлопки штурмовых гранат. Потом все стихло. В угловом проеме что-то мелькнуло – и с высоты в несколько метров на кучу битого стекла вывалилось изогнутое в полете тело: джинсы, рубашка болотного цвета…
– Тьфу, дьявол!
Кто-то рядом облегченно выругался по-немецки:
– Вот дают… шутники! Я уж было подумал…
Чучело, сброшенное из окна, выглядело настолько натурально, что обманулся не только Ремингтон.
– Это что – ваш национальный эстонский юмор? – поинтересовался он.
– Спецназ! Веселые ребята… только немножко хулиганы, – со снисходительной улыбкой пояснил заместитель министра внутренних дел республики, отвечающий за проведение семинара.
Зрители постепенно приходили в себя от грохота и обилия впечатлений.
– Тут у вас в пресс-релизе указано… да, так, вот – четвертый пункт: «демонстрация действий специального подразделения Министерства внутренних дел по ликвидации банды вооруженных террористов». Это оно и было? – Подошедший корреспондент польской газеты приготовился записать: сдвинул на бок фотоаппарат и переложил бумаги в левую руку.
Брюки его на коленях испачкались, плечо было присыпано известкой.
– Да, совершенно верно!
– Скажите, случались ли в практике эстонской полиции случаи реального применения этих навыков? И какого рода террористы имеются в виду – политические, уголовные, религиозные?
– Знаете… После обеда запланирована итоговая пресс-конференция. Там будет присутствовать и командир группы специального назначения – так что лучше задать этот вопрос ему. Этот – и другие вопросы, ладно?
Поляк пожал плечами – что же поделаешь… В каждой избушке свои погремушки.
– Минуточку, господа! Все собрались?
Ответом был неорганизованный, но вполне миролюбивый гомон собравшихся вокруг журналистов: видно было, что пишущая и снимающая братия осталась вполне довольна показательными выступлениями.
– Сюрприз!
У противоположного края бетонного плаца откуда-то появился внушительных размеров щит.
– Спокойно… Прошу тишины.
Прямо над головами собравшихся, едва различимые среди посторонних шумов, послышались частые хлопки выстрелов.
– Что это?
– Обратите внимание, господа…
До щита было метров сто пятьдесят, и поверхность его вдруг, за считаные секунды, украсилась вензелем из двух латинских букв – E и P.
– Европол?[1]
– Совершенно верно, господа! – подтвердил заместитель министра. – И это лишь немногое из того, что умеет наша элита – снайперы департамента по борьбе с организованной преступностью и терроризмом.
Работа была действительно неплохая – многочисленные дырки от пуль образовывали равномерные, словно простроченные на швейной машинке линии. Да и плотность огня впечатляла… Журналисты защелкали фотокамерами, но первыми рядом со щитом оказались ребята из съемочных групп телевидения.
– Какое оружие используется вашими людьми?
– Можно ли встретиться с кем-нибудь из сотрудников спецподразделения?
– Эти ребята – они все бывшие спортсмены?
– Ведется ли отбор в элитные подразделения эстонской полиции по национальному признаку?
Попавший в плотное кольцо прессы представитель республиканского МВД лишь загадочно щурил глаза и мотал головой.
– Не сейчас, господа! Дождитесь, пожалуйста, пресс-конференции…
Кто-то из особо активных уже лез туда, где, по его мнению, должна была находиться огневая позиция снайперов.
– А сейчас прошу всех участников семинара и прессу по автобусам! Обед… Ждать не будем.
Волшебное слово умерило пыл вечно голодных журналистов, и народ потянулся к выходу с территории бывшей советской колонии, превратившейся на сегодня в полицейский полигон.
…На это раз высокой чести накормить обедом многочисленных иностранных гостей удостоился древний и крохотный курортный городок под названием Хаапсалу. Столы были накрыты заранее в ресторане недавно построенного отеля Fra Mare – обильно, вкусно и очень сытно.
Простая, без особых изысков, национальная кухня: копченая, пахнущая дымом селедка, балтийские килечки особого посола, какие-то колбасы и колбаски десяти разных видов, приправленные тмином овощи, свинина, сыр… Так называемое «Советское» шампанское, которым угощали при входе, ни на кого особого впечатления не произвело – зато вкус джина из местного можжевельника, а также многообразие сортов пива, сваренного по-домашнему, никого из знатоков и любителей не оставили равнодушным.
– Вам понравилось, мистер Ремингтон?
– Спасибо, очень неплохо…
Стивен Ремингтон терпеть не мог газированных прохладительных напитков – все эти разнообразные колы, фанты, спрайты и прочую гадость для бедных…
Он любил молоко. И натуральные соки. А дома, вечером, когда не требуется быть на людях, предпочитал всему прочему пинту темного, чуть подогретого пива – вроде того, что разливала сейчас гостям из тяжелого глиняного кувшина девушка в национальном костюме.
Впрочем, сейчас о подобной вольности не могло быть и речи.
Положение обязывает!
Мистер Ремингтон представлял на конференции не себя самого, а старейшее на континенте полицейское ведомство – и оттого вместо пива вынужден был запивать обеденное угощение местной минеральной водичкой из пластиковых бутылок.
– Очаровательный вид, не правда ли?
– Совершенно верно.
Панорамные окна выходили прямо на залив, так что из ресторана отеля можно было без труда разглядеть противоположный берег с величественным силуэтом старинной епископской резиденции.
– Это самое настоящее северное Средневековье, мистер Ремингтон… – Заместитель министра в течение всего семинара не упускал возможности попрактиковаться в английском языке: – Конечно, это не пламенеющая готика Парижа и не палаццо итальянских дожей – но ведь и строительные материалы здесь другие. Как говорится: из местного известняка нотрдамов не построишь…
– Впечатляющий вид.
– По окончании официальной части для нас запланирована экскурсия…
– Буду счастлив принять в ней участие.
В первый день семинара Стивен Ремингтон узнал, что эстонское МВД не так давно выселило из центра Таллина крупнейшую в республике кондитерскую фабрику «Калев», чтобы занять для собственных департаментов и канцелярий принадлежащее фабрике здание. И теперь он с большим трудом заставлял себя принимать заместителя министра всерьез – англичанину постоянно казалось, что от сопровождающего по-детски пахнет карамелью, марципаном или корицей.
…После обеда там же, в отеле Fra Mare состоялась и пресс-конференция.
– Пожалуйста? Еще вопросы к представителю Скотленд-Ярда…
– Мистер Ремингтон, мы уже слышали выступление руководителя московской делегации… А что вы лично думаете о российской организованной преступности на территории Англии?
Ремингтону перевели, и он ответил почти без паузы:
– Я о ней не думаю. Я с ней борюсь – так же, как, впрочем, и с любой другой… Безусловно, этнические и религиозные особенности организованных преступных сообществ существуют. Но по сути своей любые криминальные структуры одинаково отвратительны.
Журналисты и гости захлопали – кто с энтузиазмом, а кто просто так, из вежливости.
Мистер Ремингтон широко улыбнулся, и по залу прокатилась волна фотовспышек.
– Нельзя ли поподробнее рассказать о новых формах и методах работы Скотленд-Ярда? Может быть, следует активнее рекламировать успехи британской полиции в борьбе с организованной преступностью и терроризмом?
– Не думаю… – Англичанин улыбнулся еще раз. – В Священном Писании сказано: «Судите о них по делам их…»
– Правда ли, что британские полицейские принципиально не носят оружия?
На памяти мистера Ремингтона не было еще ни одной пресс-конференции, на которой иностранцы не задавали бы этот вопрос. Пришлось ответить на него, очевидно, в тысяча первый раз:
– Это не совсем так. До недавнего времени наши «бобби» действительно не были вооружены ничем. Даже резиновых дубинок не носили, потому что бытовало мнение, будто безоружный полицейский не будет провоцировать преступника на применение оружия. Дубинки, после долгих споров, лондонским полицейским выдали около десяти лет назад, а четыре или пять лет назад они получили также огнестрельное оружие… Разумеется, речь идет об обычных постовых и патрульных на улицах, а не о спецподразделениях Скотленд-Ярда – таких, например, как группы захвата.
– Спасибо… еще вопрос?
– Какова общая статистика и структура преступности в Великобритании?
Мистер Ремингтон постарался дать ответ, оперируя данными официальной статистики:
– Увы, все не так хорошо, как бы хотелось. Например, у нас ежегодно совершается до полутора миллионов краж, так или иначе связанных с автомобилями, – это, пожалуй, самый высокий показатель в Европе. Вообще же, имущественные преступления, такие как кражи со взломом, заметно преобладают над насильственными преступлениями. В том числе и над насильственными преступлениями сексуального характера.
– И как высока, по-вашему, эффективность работы английской полиции?
– У нас по стране в среднем раскрывается до девяноста трех процентов убийств… – Мистер Ремингтон сделал паузу, чтобы переждать удивленный шумок, прокатившийся по залу, и только после этого продолжил: – Однако, к сожалению, общий процент раскрываемости преступлений пока не превышает двадцати пяти процентов…
Не дожидаясь следующего вопроса, он поторопился добавить:
– Более того, приведенные мной данные не включают в себя преступления, о которых жертвы вообще не стали сообщать в полицию. Например, среди тех, кто пострадал от краж со взломом или от карманных краж, не подает заявления о преступлении почти каждый третий… Почему это происходит? По разным причинам.
– Англичане не доверяют своей полиции?
Мистер Ремингтон взглянул на журналиста, задавшего вопрос, и, прежде чем ответить, вежливо улыбнулся еще раз:
– Очевидно, среди англичан есть и такие люди. Как и среди граждан других государств.
– Имеется ли в уголовной полиции Соединенного Королевства практика преднамеренного укрытия преступлений от учета?
– Мне об этом ничего не известно. Наверное, такие случаи имеют место, однако они носят едва ли не единичный характер.
– Мистер Ремингтон, разрешите? – Кажется, толстый светловолосый мужчина из второго ряда представлял на пресс-конференции какой-то прогрессивный финский еженедельник с непроизносимым названием. Во всяком случае, по-английски он говорил почти без акцента. – Новые времена бросают человечеству новые вызовы… Наряду с такими традиционными для буржуазного общества преступлениями, как насилие, кражи и грабежи, полицейским все чаще приходится сталкиваться с актами терроризма. Что вы можете противопоставить этому страшному явлению современной цивилизации?
– А с чего вы взяли, что для нас это новый вызов – да еще и нового времени? Между прочим, Англия – единственная страна мира, в которой одним из самых популярных государственных праздников является день, когда полиция схватила террориста!
Журналисты в зале заинтересованно зашевелились.
– Разве вы не слышали про Гая Фокса, который четыреста лет назад попытался взорвать короля и парламент? С тех пор вся страна пятого ноября празднует разоблачение так называемого Порохового заговора… так что борьба с терроризмом – это, к сожалению, вполне традиционное занятие британской полиции. К тому же, господа, не следует забывать, что за несколько прошедших десятилетий нами накоплен значительный – и во многом бесценный – опыт агентурного, оперативно-следственного и силового противостояния террористам из Северной Ирландии…
– Ваше самое заветное желание, мистер Ремингтон?
– Хм-м… самое заветное желание? Пожалуй, мне очень хотелось бы оказаться тем самым полицейским, который защелкнет наручники на запястьях последнего в истории человечества преступника.
Услышав перевод, зал опять немного поаплодировал.
Прессе мистер Ремингтон, безусловно, понравился.
– Да вы оптимист! Романтик… – по-английски шепнула ему на ухо соседка.
Ремингтон все никак не мог запомнить и правильно воспроизвести фамилию смуглой, почти темнокожей красавицы, представлявшей на конференции Западно-Европейское бюро Интерпола. Поэтому, прежде чем ответить, он покосился на пластиковый прямоугольник, почти горизонтально расположившийся на ее высокой груди:
– Вероятно, фрау Ратцель.
Ни имя, ни фамилия нисколько не соответствовали внешности соседки, поэтому мистер Ремингтон решил для себя, что они настоящие: очевидно, красавица была плодом бурной любви между каким-нибудь чернокожим солдатом-американцем, проходившим службу в оккупационной зоне в Западной Германии, и впечатлительной немки из хорошей семьи, не устоявшей перед его чарами.
– Фрейлейн Ратцель… – поправила соседка.
