Нужно иметь огромное мужество,
чтобы закончить войну,
которую проще начать, чем остановить.
Нужно иметь достоинство,
чтобы отказаться от пенсии,
не мучась до смерти, ожидая ее.
Нужно иметь силы,
чтобы стрелять в свое сердце,
а не в противника.
И нужно иметь честь,
решив умереть от усталости,
забытым и нищим,
среди золотых рыбок.
В груди так сильно болело,
что я попросил врача обвести йодом то место,
где точно находится сердце.
Каждую ночь, перед сном,
я проводил по рыжему кругу пальцем,
купил кинжал… примерялся…
Но все, чего мне удалось добиться –
это еще нескольких шрамов.
Я подумал, что стоит купить пистолет
и выстрелить в рот (или род?),
но это ничего бы не изменило.
Тогда я стал переплавлять опыт
одиноких будней,
проигранных сражений,
несостоявшейся любви
в буквы и звуки.
Теперь мне легче.
Заканчивая последний лист пергамента,
я думаю только о том,
как заварю крепкий кофе
и пойду к каштану, чтобы помочиться.
Расклад карт Пилары Тернер
мне не понравился сразу.
Тогда тканью из черного крепа
я завязал глаза,
сел в угол,
чтобы не утащили ни мертвые, ни живые.
Шли годы…
искали меня,
который сидел не шелохнувшись.
Вытащив из-под кровати
последний фамильный горшок -
семьдесят второй по счету,
я понял, что вот он предел -
пространства.
Отбросив повязку и открыв дверь,
я вышел из комнаты.
Годы навалились все разом,
скрутили руки,
повели к стене,
где Время начищало винтовку,
готовясь к расстрелу.
Первый в роду пергамент купит, последний в роду напишет стихи.
Стоя у стены в ожидании расстрела,
перелистав минувшее,
которое казалось объемным и увесистым,
но уместилось на нескольких страницах,
я увидел оранжевые диски на небе.
Последнюю в жизни зарю.
Появился Мелькиадес, Полковник, Аурелиано Второй –
друзья моей призрачной юности
и я понял, что пергамент дописан.
Время взвело курок, прогремели выстрелы
и все, наконец, было кончено.
Одна лишь история, наша история,
останется в мире навечно.
Она будет лежать в сундуках памяти до тех пор,
пока кто-нибудь не споткнется о них и не откроет.
Ибо родам человеческим,
обреченным на века одиночества,
суждено повторяться
…и повторяться.
___________
Могилу накрыли плитой,
без имени,
без даты,
все равно внутри никого не было
(гроб, напоминавший корзинку, был пуст).
Кто-то поставил лампаду,
говорил, что мы еще встретимся.
Дети ели мороженное,
играли на клавикордах,
танцевали Кумбию.
А где-то,
теперь непременно на юге,
родился малыш,
широко раскрыв глаза,
от удивления
…и восторга.