Ники Сью
Лед в твоем сердце
Глава 13 – Тимур
Тем вечером я позвонил Геве и наказал прекратить травлю. Это не могло больше продолжаться. Никакого результата, в конце концов, мы не получили. Разве что надломленную психику Уваровой. Хотя она стойкая. Никогда не видел девчонок, подобных ей.
Однако нам нужно перестать пересекаться. Я не герой в черном плаще, а уж тем более не герой для Маши. Пусть живет дальше, пусть спокойно оканчивает школу. В конце концов, есть и другие рычаги воздействия. Нужно только внимательно поискать.
На следующий день на занятия я опоздал. Тупо проспал. И это было моей ошибкой. Потому что там намечался замес, где мне предстояло стать главным козлом отпущения.
А началось все с Акима, мальчишки из параллельного. Не знаю уж кто его довел, но притащился этот дрыщ со своими друганами к нам в кабинет выяснять отношения. И не с кем-то, а с Чайкой. Когда я вошел в класс, они уже вовсю орали друг на друга трехэтажным, а молодая учительница прыгала над ними, словно мама-наседка.
Пацаны, конечно, ее слушать не стали. У Акима отец судья, а у Феди начальник чего-то в сфере экологии. Короче, шишки. И дети у таких шишек обычно тормозов не имеют, если уж на них начинают наезжать. Вот и сейчас все происходило по обыденному сценарию.
В какой-то момент перепалка словами переросла в махач, и молодая учительница с воплями выбежала в коридор. Я в стороне отсиживаться не стал, потому что Чайке прилетело под дых, и он рухнул, снося своим телом парту. Девочки разбежались, а парни кинулись помогать Феде подняться. Я же встал перед ним спиной и схватил за грудки Акима. Какого черта он творит на моей территории? В глазах стояла ярость и желание отметелить придурка. Однако на пороге возникла охрана, а за ними и директор.
Ну и кому в итоге не повезло? Анатолий Викторович особо выслушивать мои, как он выразился, отговорки не стал. Тупо позвонил старику.
Честно сказать, я думал, отец просто проигнорирует жалобу. Ну на крайний случай лишит меня карманных денег, байка и тачки. Иногда он так делал. Все к этому привыкли. Но нет, не сегодня.
После похода к директору мы все же с пацанами за школой выяснили отношения. А Аким любезно извинился. Не понравилось ему стоять на коленях и харкать кровью передо мной. В отличие от друзей, я был с пулей в голове и особо боли не чувствовал в драках. Мог бы, наверное, стать выдающимся боксером или головорезом в уличных боях без правил. Но не сложилось. Опять же благодаря старику с его нравом.
Днем я скатался к репетиторам, потом мы с Арсом сгоняли в качалку. И уже там я рассказал ему, что отозвал Геву с его придурками. Не описать словами выражение лица Богданова в тот момент.
– Слава Богам, ты одумался, – качал он головой, тягая гирю.
– Ну… скажем так, не увидел особого результата.
– А что ты ожидал? Скажи спасибо, что на вас заяву не накатали.
– Да ладно, – отмахнулся я, проводя руками по мокрым от пота волосам.
– Мне жаль ее, да и стыдно перед ней. За тебя и остальных, – вздыхал Арсений.
– Нимба над башкой у тебя не хватает.
Ну а после зала меня ожидал тот еще трындец. Домой я вернулся ближе к восьми. Сначала переоделся, а потом спустился на кухню. Хотел поздороваться с мамой, да и просто поболтать с ней. В последние месяцы она все больше походила на засохший цветок. Будто и не жила. Так… Существовала.
Однако мать встретила меня недобрым взглядом. Никогда она на меня так не смотрела, будто я кусок мусора. Грязь под ее ногами.
– Привет, мам, – сглотнул и поздоровался с ней. В большой и светлой кухне, где каждый стакан переливался от чистоты, пахло одиночеством. Черт, наш дом просто пропитан этим проклятым ощущением.
– Здравствуй, Тимур, – произнесла холодно она. Лицо бледное, без макияжа, будто мать больна чем-то и уже очень давно. Ее худые пальцы сжимали ножку винного бокала. В белом халате и пушистых тапочках, с идеальной осанкой – даже сейчас ей хватало выдержки. Истинная светская львица.
– Опять пьешь? – мягко спросил я, усаживаясь на барный стул. На стойке не было еды, даже фруктов. Зато стояли две бутылки из старых запасов.
– Вино помогает не думать о том, во что превратилась моя жизнь, – как-то обреченно протянула мама. Я осторожно накрыл свой ладонью ее ладонь. Мне хотелось поддержать мать, просто дать понять, что рядом есть близкий человек. Но она посмотрела на меня все тем же взглядом, хмыкнула и выдернула руку. Будто бы я был ей противен.
– Прекращай пить. Ты ведь можешь достичь чего угодно, мам. Главное – найти цель. А еще у тебя есть я.
– Иногда я думаю, что было бы, если бы у меня не было тебя, сынок, – произнесла грустно мать. Сперва мне показалось, она говорит это в положительном смысле. Но когда я наклонился, чтобы разглядеть ее глаза, понял обратное.
– Ты… жалеешь? – эти два слова дались мне безумно тяжело. Мать отвела взгляд. И я подумал, может быть, для нее ребенок в самом деле был ошибкой. Сколько дней за восемнадцать лет мы были счастливы? У нас вообще была семья? Если честно, сложно вспомнить хоть один радостный вечер, где каждый из нас от всего сердца смеется или улыбается.
Я сглотнул. Печаль накрыла своей вуалью.
– Отец стал реже бывать дома, – хрипло отозвалась мама.
– Ага, – кивнул в ответ ей. Стены вдруг начали давить, воздух пропал, а в горле возникли шипы. Будто бы это вовсе не мой дом, не мои родители, и все здесь чужое.
– Он злится на тебя, – продолжала давить мать.
– Скажи честно, я… я испортил ваш счастливый брак?
На кухне повисла гробовая тишина. Сердце в груди у меня стучало так быстро, что разрывало перепонки. Оно сжималось, разливая тревогу по венам. Мы никогда не были особо дружны. Но мать я любил. Как и любой ребенок. Я любил ее больше отца и ценил больше. Однако ей моей любви, видимо, было мало.
– Хочешь вина? – она перевела взгляд и улыбнулась. Маска. Это была ее маска. Ведь мама знала, что отец ходит по бабам. Об этом знала даже наша прислуга. Старик не прятался, да и от него часто несло женскими духами.
– Мне оставить тебя? – сухо спросил я. Кажется, в этот момент мы друг друга не могли вынести.
– Можешь идти, – тяжелый вздох, и ее губ вновь касается вино. Даже напиваясь, мать выглядела элегантно, как и подобает женщине из богатой семьи.
– Понял.
13.2
Я вышел на улицу и поднял голову, пытаясь рассмотреть на ночном небе звезды. Руки сжались в кулаки, а на сердце образовалась рана. Она изливалась от обиды. Иногда мне казалось, я стучу в закрытые двери своей семьи. Никто и никогда не откроет, не улыбнется, не потреплет меня по волосам.
Хотелось залить это проклятое чувство одиночества. Чем только – не знал. Поэтому решил по традиции позвонить друзьям, хотя какие они друзья. Так, просто знакомые для одного вечера. Там, по крайне мере, будет музыка, голоса, смех и ощущение жизни. Среди людей невозможно умереть.
В чате один из кентов скинул мне адрес хаты, где проходила вписка. Почему-то я сразу подумал, что адрес знакомый. А когда сел на байк, когда позволил телу слиться с воздухом, вспомнил про нее. Ее дом в той стороне. Интересно, Гева не трогал больше Машу? Однако я быстро откинул мысли об этой ненормальной девчонке. Там на хате меня ждали Алиска или любая из тех, кого пригласили. Все они яркие, красивые и податливые. Зачем думать о дочке дирека? Их обоих я больше всего ненавижу.
Байк мчал быстро даже по узким улочкам. Погода стояла отличная, но прохладный ветер щекотал тело. Машин почти не было, местами фонари не горели, и опять случилась неожиданная встреча. Белая кошка. Я снова встретил ее. Она сидела посреди дороги, размахивая своим пушистым хвостиком.
– Эй! – крикнул ей, давая по тормозам. Теперь уже и я стоял посреди пустой дороги. – Ну и чего ты тут сидишь? Дура, что ли? Или есть хочешь?
Котейка моргнула. Выглядела она так мило, что я невольно улыбнулся. Слез с мотоцикла и направился к ней. Захотелось разглядеть поближе. Хоть кто-то рад сегодня видеть меня.
– Эй, как тебя зовут? – спросил я, но кошка вдруг поднялась и побежала в сторону высокой плачущей ивы. Затем остановилась и оглянулась. Будто знала, я пойду за ней.
– Ты что, из меня веревки вьешь? – усмехнулся. Потом подумал, что, вероятно, выгляжу глупо. Разговариваю с животным. И кто из нас двоих дурак? Однако живность не уходила. Ждала. Зачем-то ждала.
– Неужели опять из меня героя хочешь сделать? – спросил я и все же поплелся за кошкой. Заприметив, что за ней идут, она поднялась на лапки. Мы шли на небольшом расстоянии. Я и котейка. Иногда живность оглядывалась, но когда понимала, что человек позади, вновь принималась ускоряться.
Так мы спустились во двор, свернули и дошли до высоких кустов. Во дворе на детской площадке катались дети на качелях, а в другой части на лавках сидели две бабули. Кошка вдруг остановилась. Остановился и я. Неожиданно раздался знакомый голос.
Дежавю, что ли? И чья, в конце концов, это пушистая подруга? Я сделал пару шагов в сторону, откуда доносился голос. Чуть наклонил голову, выглядывая из-за кустов.
– Ты мне не веришь, – всхлипывает девушка. – А я ведь ничего не делала. Пап, почему ты не спросил у меня? Почему не спросил, из-за чего я отказалась работать в группе? Тебя что волнует: мои оценки или мое состояние?
Я на секунду замер. Потому что Маша плакала, потому что ругалась с отцом. Потом в голову стукнула мысль, зачем вообще пришел сюда. Но кошка, сидящая рядом, тоже смотрела в сторону Уваровой. Она виляла хвостиком, будто переживала, что некому заступиться за эту ненормальную девчонку.
– Почему? – сорвалась на крик Маша. Я развернулся. Нечего мне здесь делать. Однако и шага сделать не успел. В голове внезапно мелькнуло, что Гева не послушал меня. Может, они ссорятся из-за очередного «моего плана».
– Мария, – почти шепотом позвал ее отец. Это звучало так же мерзко, как и голос моей матери сегодня.
– Почему ты не спросил?
Маша плакала. Я слышал ее слезы. В груди все сжалось, будто обволокло колючей проволокой. Ненавижу женские слезы. Просто ненавижу. Противный червяк вылез и шептал едким голосом: это из-за тебя. Никто в итоге не пострадал, кроме этой девчонки.
Я стиснул челюсть. Нужно уйти. Просто уйти. Мне нечего здесь делать. Однако совесть, которая давно была погребена заживо, почему-то оживала волшебным образом благодаря Уваровой.
Пришлось развернуться. К черту. В тот секундный порыв я не подумал о последствиях своего решения. Я не думал, что между мной и ее отцом возникнет еще большая пропасть. Не думал, что это был самый сильный рычаг воздействия. Мне просто хотелось, чтобы Маша перестала плакать.
– Мар…
– Маша, – стремительно оказался рядом. Обхватил кисть ее руки. Она повернулась, и, кажется, в этот момент мы оба замерли. В глазах девчонки я увидел мост, который падает в пропасть.
– Что? – изумленно произнес ее отец.
– Ти… Тимур, – прошептала Уварова, поджимая губы. Сильная, дерзкая и уверенная девушка превратилась в хрупкую, ранимую, маленькую Машу. Внутри меня что-то вспыхнуло, но я вовремя отвел взгляд.
– Авдеев! – закричал Анатолий Викторович. По его скулам забегали желваки.
– Сегодня вы явно не настроены на душевные разговоры. Сначала меня обвинили во всех смертных грехах, теперь, видимо, и… – я вновь посмотрел на разбитую Машу. Она дрожала. – Теперь и до дочки докопались. Придется мне забрать ее у вас. Пока не научитесь себя вести.
– Да как ты!..
– Пошли, Маша? – я чуть наклонился и теперь мог отчетливо видеть красные глаза Уваровой. Слезы продолжали катиться градом, оставляя после себя разводы от туши. Мне вдруг… Захотелось улыбнуться. Потому что Маша походила на панду. Потом я, правда, оборвал себя. Она совсем не милая. Эта не та девушка, которая может быть в моих глазах милой.
Глава 14 – Маша
– Не смей прикасаться к моей дочери! – протестует папа. Я только и успеваю, что переводить взгляд с одного мужчины на другого. В голове просто бардак из мыслей. Обида душит горло, слезы не перестают скатываться по щекам. А еще мне до сих пор хочется сбежать.
Сколько себя помню, я всегда была послушной девочкой. Домой возвращалась вовремя, не грубила учителям, старалась лишний раз не вступать в конфликт с родителями. И все ведь было хорошо. Но в один миг моя жизнь перевернулась, будто земля сменила ориентиры: мой теплый климат стал холодным и сухим.
Наверное, именно в такие минуты в людях просыпается бунтарство. Хотя нет, это не бунтарство. Это обычное желание спрятаться от бурь.
– Пошли! – вдруг слетает с моих уст. Глаза отца расширяются, ему явно кажется, что ослышался. А вот Тимур, наоборот, продолжает сохранять маску безразличия. Может, глыбе Льда в самом деле все равно на меня. И надо бы задуматься, почему мы вновь встретились, как он вообще здесь оказался. Но не сейчас.
– Мария! – кричит отец, и я замечаю, как венка на его шее дергается. – Если ты уйдешь с этим человеком, можешь не возвращаться!
– Серьезно? – усмехается Тим. Потом вдруг закидывает руку мне на шею, слегка притягивая к себе. Его парфюм с нотками цитруса моментально окутывает, отчего я невольно сглатываю.
– Мария! – вновь пытается папа.
– Вы отпускаете ее ко мне навсегда? Маш, – поворачивается Тимур. Уголок его губ слегка натянут, но это не улыбка или ухмылка. Уверена, он просто подыгрывает общей картине. – Ну что, придется мне тебя забрать. Пошли?
– Пошли, – холодно произношу.
– До скорых встреч, Анатолий Викторович, – иронично произносит Тим, затем все же тянет меня за собой. Его рука до сих пор на моем плече, и мы продолжаем находиться слишком близко друг к другу.
– Я не пущу тебя домой, Мария! Ты не слышишь! – кидает мне в спину отец. С глаз срывается очередная горячая слеза, и как хорошо, что папа не видит. Потому что иначе моя уверенность пошатнулась бы.
Мы всегда были близки. Я, мама и папа. Наша дружная семья. Хотя нет, дружной она была до развода родителей. Теперь больше нет семьи. Есть отдельно я и они. Люди, которых все еще люблю и без которых мне грустно.
Только почему-то в страшные минуты жизни рядом оказывался посторонний человек. Просто протянул мне руку, ничего не прося взамен.
– Мария! – снова разрывает папин голос воздух. Но Тимур не останавливается. Позволяет мне быть слабой, позволяет сомневаться.
Мы идем медленно, то ли потому что рост разный, то ли потому что не знаем, куда вообще идти. Покидаем двор, оставляя мой дом позади. А там чуть дальше я замечаю байк Тима. Он валяется возле дерева.
– Прокатимся? – зачем-то предлагаю. Теперь, когда папа не видит, скидываю руку Тимура со своего плеча. И этот ледяной мальчишка хмуро оглядывает меня. Что же творится у него в душе?
– Куда? – спустя пару секунд спрашивает Тим. Я вытираю рукавами слезы с щек, тихо всхлипываю. Это уже второй раз, когда плачу при нем. Всегда считала, что показывать свои слабости чужим – признак поражения. Уверена, рядом с другими парнями я никогда не буду плакать.
– На крышу одного высокого здания, если не боишься высоты, конечно.
– Я ничего не боюсь, даже неба. Запомни это уже, – хмыкает недовольно он. И мне вдруг кажется, что Тим мог бы подраться с небом, если бы ему не понравился оттенок. Рядом с ним я ощущала себя в безопасности.
– Тогда пришлось бы искать врача, – грустно вздохнула. Мне не хотелось признавать его превосходство. Но этот парень в самом деле в моих глазах подобен Эвересту. Такой же невероятный, загадочный и непостижимый.
– Эй, – косится недовольно Тим. Я ничего не отвечаю, скорее даже игнорирую его. Просто подхожу к байку и молча жду момента, когда вновь смогу ощутить свободу.
– У меня шлема нет, – выдает неожиданно глыба Льда. Потом поднимает мотоцикл, закидывает ногу, а другой опирается о землю.
– Ну… что поделать, – жму плечами.
– А где находится это твое здание с открытой крышей?
– Рядом с парком.
– Ясно, – сухо отвечает. Я залазаю на байк, едва не падая. Как и в прошлый раз, Тимур не спешит помочь. Он вообще весь такой колючий. Держится отстраненно, словно боится впустить кого-то в свою Вселенную.
Прижимаюсь к широкой мужественной спине. Его сердце стучит, к удивлению, так быстро и громко. Эй, да неужели глыба Льда умеет переживать?
– В этот раз не отпускай руки, – строго говорит Тимур. Ответ мой ему не нужен, потому что мотор ревет, и мы срываемся с места.
14.2
Едем быстро, отчего я успеваю замерзнуть. Ветер играет с моими волосами, которые, к счастью, заплетены в две толстые косы. Но уверена, видок будет тот еще, как только остановимся. Мотоцикл ловко маневрирует, и я наконец погружаюсь в свои мысли.
Карусель из вопросов кружится в голове, начиная от того, что Тимур делал в моем дворе, и заканчивая тем, как папа мог выгнать из дома собственного ребенка. Его слова, брошенные мне, его угроза, которая разрезала на части сердце… Так больно. Вдруг становится так больно, что я едва сдерживаю слезы.
Здания сменяют друг друга, яркие вывески освещают шумные дорогие. Мы так быстро едем, а сердце Тима все громче отбивает ритм. Наверное, в этот миг два человека могли бы стать одним целым.
У заднего въезда в парк сворачиваем и чуть замедляем ход. Проскакиваем мимо шлагбаума, объезжая его сбоку. Это место я нашла случайно, когда родители развелись. Мне было безумно грустно. А что делает человек в минуты печали? Ищет укромный закуток.
– Дальше куда? – останавливается Тим возле подъездов. В этом районе квартиры почти не сданы, а стекла пылятся от большого слоя грязи. Высокая многоэтажка, двери которой всегда открыты.
– Наверх, – сообщаю. Слезаю с мотоцикла, обхватив себя руками. Холодно. Только не пойму, физически ли или морально.
– Дверь железная, у тебя есть ключ?
– Она без замка.
– Никогда бы не подумал, – отвечает Тим. Паркует байк и включает сигналку. На улице темно, дует прохладный весенний ветер, и мне думается, что это будет самая холодная ночь в году.
– Пошли, – зову его за собой, открывая железную дверь. Тимур заходит следом, и мы молча поднимаемся на самый высокий этаж.
В подъезде пыльно, на стенах кое-где маркером изображены разные символы, а еще здесь темно. Лампы не работают, поэтому приходится включить фонарик на телефоне. В какой-то момент я оступаюсь, но Тим ловко подхватывает. От прикосновения его горячей ладони у меня по спине моментально пробегают мурашки.
Однако я не подаю виду. Выпрямляюсь и молча следую дальше. Зачем мы здесь? Почему вместе? Почему он продолжает появляться именно тогда, когда мне так нужна чья-то помощь, чье-то плечо?
На шестом этаже достигаем конечной цели. Я хочу подняться первой, но Тимур обходит меня. Лезет по лестнице и толкает люк. Крышка поддается не сразу, но у кое-кого неплохо с физическими данными.
Секунда-другая, и Тим оказывается наверху. Он вновь не проявляет никаких зачатков джентльмена. Ну и ладно. Я поднимаюсь, как бы сложно ни было. И уже на крыше позволяю вдохнуть полной грудью воздух. Небо вдруг кажется таким близким, вот руку подними – достанешь до звезд.
На зеленом покрытии местами лежит мусор и пара деревянных дощечек. Тимур проходит вдоль всего этого, оглядываясь и подсвечивая фонариком. Я же подхожу ближе к окончанию здания и с опаской смотрю вниз. Ветер укутывает в прохладные объятия, заставляя чувствовать себя одиноко.
– Эй, ненормальная! – кричит Тим, напоминая, что он все еще здесь. – Ну-ка отойди от края. У тебя, может, и десять жизней, но я не фанат суицидальных наклонностей.
– Кто из нас еще ненормальный, – отвечаю с нотками раздражения. Да, мне сейчас безумно грустно и обидно. Но это не дает право какому-то самовлюбленному парню обращаться со мной как с ребенком.
– Ты, кто же еще, – уже более спокойно говорит глыба Льда. Затем приближается ко мне и подсвечивает фонарем прямо в лицо. Я морщусь, закрывая глаза тыльной стороной ладони.
– Что ты делаешь, Тимур? – прикрикиваю недовольно.
– И что, ты собралась тусить здесь всю ночь? Романтику словила?
– Тут тихо и спокойно. Не на лавке ж коротать ночь, – пожимаю плечами. Тим убирает гаджет. Можно опять смотреть без рези в глазах.
– В гостинице, может, или… у друзей. Не? – его голос не выдает никаких эмоций, будто говорит робот.
– У меня нет друзей. Уже нет. А на гостиницу нет денег.
– Три раза нет как-то уж слишком.
– Что? – поворачиваю голову, но в темноте вижу лишь, как ветер треплет короткие волосы Тима. Какой же он все-таки высокий.
– Хочешь, сниму тебе номер в отеле? – вдруг предлагает он.
– А? – моя челюсть едва не падает от столь внезапного вопроса.
– Б, потом В, ты с алфавитом не в ладах?
– А ты всегда корчишь из себя умника?
– Я не корчу, – хмыкает он. – Мой айкью чуть выше ста сорока. Так что… либо сваливаем вместе, либо я сваливаю сам. Здесь слишком ветрено.
– Ты правда уйдешь? – слетает с моих губ лишний вопрос. Мы даже не друзья. Зачем ему оставаться? Глупость, конечно.
– А должен остаться?
Я едва слышно цокаю, но потом ругаю себя за эмоции. Нет, конечно, он не должен коротать со мной ночи и вообще выступать моим щитом. Кто мы друг для друга? Что мы знаем друг о друге?
– Так что? Ты со мной уходишь или все же будешь вдохновляться романтикой местной крыши?
– Уходи, – холодно отвечаю ему. – В конце концов, эта крыша слишком мала для нас двоих.
Я слышала, как он открыл рот и явно хотел что-то сказать, но в итоге передумал, видимо.
Между нами повисла тишина. Безумная и какая-то давящая.
Время в молчании тянулось вроде и долго, а вроде и стремительно летело. Тим не уходил. И в какой-то момент я решила: он останется. Может, просто хотелось, чтобы он остался. Потому что мне страшно. Этой ночью мне было страшно.
Но Тимур вздохнул, а затем начал отдаляться. Я оглянулась и заметила лишь его тень, спускающуюся с крыши.
