Ники Персико
Райские Спагетти
– Без проблем, адвокат.
– Отлично. Она будет здесь часа через три, займись ею.
– Хорошо.
Я поднялся и направился к двери, но он снова меня остановил.
– Через несколько дней ты, очевидно, сможешь лучше ответить мне на вопрос о мафии…
Очевидно, адвокат.
Иди в задницу. Иди в задницу. Иди в задницу. Иди в задницу.
Я быстро покинул кабинет и зашагал по коридору. Фанни, секретарь на все руки, как всегда сидела за своим столом, печатая что-то на компьютере. На лице ее застыло неоднозначное выражение, которое она не могла скрыть, некая усмешка, которая зажигала ее глаза зловещим светом.
– Все хорошо, Алессандро?
Вот оно, подтверждение этой усмешки. Это называется «ехидничать». В Бари говорится «bagnare il pane» (дословно: «мыть хлеб», прим. пер.), то есть наслаждаться неприятностями других. Хотя, конечно, у меня на лице было и так написано, как меня опустил адвокат Спанна.
– Все хорошо, Фанни. Ах да, через три часа придет клиентка от адвоката. По личным причинам я должен буду…
– Дай мне угадать… – прервала она меня. – Ты должен взять ее на себя.
Стерва. Стерва. Стерва. Стерва.
– Точно. А сейчас я отлучусь ненадолго. Мне надо сходить на почту с Черрати. Если она придет, а я еще не вернусь, проводи ее в кабинет и пошли мне смс, пожалуйста.
– Конечно. Алессандро. Ах да, звонил Мутоло. Ты был у адвоката, и я попросила его позвонить тебе позже.
– Спасибо, Фанни. Ты все правильно сделала.
Я вышел за дверь, представляя Фанни в постели с носорогом. И на лице у нее непременно должна играть эта усмешка.
Выйдя из подъезда, я оказался в самом центре города и медленно направился в сторону стоящих неподалеку многоэтажных зданий. Мне не хотелось вообще ни о чем думать, но чем больше я пытался отключиться, тем меньше мне это удавалось. Тогда я решил, что чашечка кофе поможет мне взбодриться, и направился к набережной.
ИДЕАЛЬНЫЙ ПЛАН
Именно в тот самый момент совсем недалеко, на четвертом этаже шикарного палаццо, за письменным столом сидел адвокат. Дыхание его было тяжелым, прерывистым. Причина тому – избыточный вес. Два пальца, толстые, как колбаски, покрытые совершенно неэстетичным волосяным покровом, быстро стучали по клавиатуре, набирая счет на возмещение доли расходов. Доля эта была весьма значительной. Из нее потом складывалась сумма, необходимая для оплаты консультации, которая никогда не оказывалась.
Такой была система, проходившая испытание: региональный заседатель часто перепоручал свои дела одному и тому же адвокату. Это были особые дела, избранные, очень хорошо оплачиваемые. Адвокат потом, чтобы выполнить поручение, обращался за надуманными консультациями в фирму, с которой был связан региональный заседатель, щедро оплачивающий эту услугу. Речь шла о мнении об относительно незначительном отрывке из документа или об оценке юридической силы принятого решения, и тому подобное. Такой метод сводил к минимуму возможное обнаружение: никаких наличных денег и никаких рисков, все происходило средь бела дня.
Посредством этих «консультаций» адвокат вносил свою лепту в деятельность тех, кому доверял дело. На глазах у всех. Никаких секретов, никаких компрометирующих разговоров по телефону. Все чисто и в рамках расследования. Да, порой лучший способ скрыть что-либо – это выставить на всеобщее обозрение.
Конечно, для управления подобным механизмом нужны надежные люди. А в остальном все законно: контора занимается важными судебными разбирательствами, в которых участвует государственная администрация, поэтому совершенно нормально обращаться в таких случаях за консультациями. Даже наоборот, создается образ ревностного и прилежного исполнителя, готового пожертвовать частью своего дохода, чтобы хорошо выполнить поручение, для чего он и обращается к профессионалам более высокого уровня.
Все знают, что быть «друзьями» может означать хорошо оплачиваемую работу, а потому небольшая игра приносит другие косвенные выгоды: небольшие «одолжения». Они действительно небольшие, зато важные.
Адвокат Пачено – так его звали – конечно же, не терял возможности вступить в максимально прозрачные и честные отношения подобного характера. «Я укажу название вашей фирмы в числе тех, к которым я часто обращаюсь за консультациями, – высокопарно говорил он очередному университетскому профессору или корифею в графологии, – но только исключительно из профессионального уважения, которое я к вам испытываю». Именно это открыло перед ним двери в уникальные круги общества и, если ему что-то было нужно в определенной сфере, не составляло труда получить это со всеми преференциями.
Временами адвокат Пачено заявлялся в бар, и могло так случиться, что его приветствовал важный профессор, воскликнув: «Адвокат Пачено! Какая честь! Что закажете?» Ходили слухи, что в таких ситуациях тучный адвокат испытывал молчаливый оргазм.
Подводя итог, можно сказать, что подобные консультации запрашивались у фирмы, созданной специально для этого случая, которая привлекала незанятых профессионалов, время от времени поручала им какое-то дело и оплачивала услуги относительно невысокими суммами. Относительно, потому что три-четыре-пять тысяч евро – это далеко не маленькая цена за простенькое мнение. Фирма потом выставляла счет за услугу в легальную контору, добавляя в него свою – огромную – часть прибыли.
Возможно ли оспорить этот выбор?
Нет. Это частная контора, которая вольна делать то, что считает нужным, учитывая, что деньги, по сути, вычитаются из их доли.
Возможно ли оспорить чрезмерность расходов, произведенных обществом?
Нет. Нельзя поставить в вину зарабатывание денег фирме, которая для того и создана.
Потому все казалось гладким, как масло.
Таким образом, владея пакетом акций другой компании, расположенной за границей, можно работать в условиях полной анонимности и избежать сплетен и клеветы каких-нибудь вездесущих журналистов. Иначе они могли бы раскрыть, что начальник делает все это для сестры заседателя.
Существует миноритарный акционер: менеджер, доверенное лицо, получающий хорошую заработную плату, потому не задающий лишних вопросов, но находящийся у всех на виду, чтобы не создавать ощущение пустой коробки.
На самом деле это отличная система. И даже если бы ее раскрыли (что само по себе затруднительно), было бы сложно выдвинуть обвинение в совершении преступления. Взятки ведь не зафиксированы. Участники меняются, а игра остается. Их было больше одного – тех, кто политически чередовался, и после некоторой шлифовки или отчуждения доли «облигаций внешнего займа» система быстро встала на ноги. Под охраной причем. Если бы кто-то заговорил, то фактически он обвинил бы самого себя, а преступление вряд ли доказал бы. К тому же, в этом случае он встретил бы недовольство группы. В связи с чем – молчание и Порш для всех.
Единственной слабой точкой являются начальные этапы достижения соглашений и их корректировка по ходу дела. Это были такие моменты, когда необходимо показать, как обстоят дела на самом деле, некий проверочный элемент, который может раскрыть все и обнаружить преступную природу. Но с помощью нескольких простых предосторожностей риск сводился к нулю. Это совершенно несравнимо с теми дураками, которые время от времени попадаются на передаче конвертов, полных наличных на сумму в несколько тысяч евро. Так думал адвокат, вбивая окончательную сумму в размере 350 000 евро. Из нее он вычел налоги, расходы и «консультацию» и получил 150 000 евро для себя.
Закончив печатать, адвокат Пачено почувствовал себя, как это часто с ним случалось, богом на земле. Он ничего ни у кого не украл. Это было всего лишь справедливым вознаграждением тому, у кого интеллект выше. А точнее тому, кто «выше». И все это в основном помогало ему спрятаться от мира и от себя самого, от убожества своей души.
ОБСЛУЖИВАНИЕ КЛИЕНТОВ
Я долго шагал вдоль дороги, перпендикулярной морю. С тротуара, по которому я шел, невозможно его видеть, но все равно чувствуется его близость.
До определенного времени, примерно часов до 17, двери и витрины магазинов оставались закрытыми после обеда. «La controra» – так называется этот период сиесты в Бари. Потому что стрелка переходит от цифры «12» к цифре «13», и как бы начинается новый отсчет времени («controra», или «contro ora», «в направлении к часу», прим. пер.). Послеобеденное время – это пауза, время покоя, когда даже трафик на дороге практически прекращается.
В семидесятые года la controra была почти священным социальным ритуалом. Создавалось ощущение, что играет сборная по футболу: город вымирал и становился тихим, будто застывшим, неподвижным, закрывшимся в себе. Теперь все изменилось, прогрессивно «миланизировалось», но la controra осталась.
Я прикрыл глаза, желая остановить момент. Перед сомкнутыми веками стояла чудесная картина, отпечатавшаяся в памяти приятным ощущением. Оно возникало внутри при каждом удобном случае.
Жизнь соткана из мгновений, которые следуют одно за другим в неудержимом ритме, и каждый из нас неосознанно ощущает этот ритм жизни на себе. Мгновения эти так близки друг к другу, что их практически невозможно разделить. С большой скоростью следуя друг за другом, они образуют поток мгновений. Я называю это явление принципом братьев Люмьер. Сложно сказать, чем они занимались в большей степени: кинематографом или психологией.
По-моему, это и есть поток жизни, «которая убегает, будто шелковый платок меж пальцев», и которая во время этого бега дает необычное ощущение, «что ты только начал жить, как жизнь уже закончилась».
В этом ритме человечество обладает неосознанным знанием, объясняющим наслаждение музыкой – универсальным языком, который пролетает, объединяет и выделяет отдельные мгновения из этого многообразного потока моментов, делая их заметными. Музыка завладевает этим потоком, делает его осязаемым и управляет эмоциями. Это то, что часто называют «совместным рассмотрением», имея в виду динамическое видение большего количества элементов, связанных между собой, с учетом дополнительных аспектов, собранных дедуктивным методом.
Это работает также в отношении ощущений. Эти аспекты, если оценить их по отдельности, никогда не могли бы быть выявлены и рассмотрены сами по себе.
Мгновения, последовательность, поток.
Результатом правильной проективной и перспективной дедукции этих аспектов, разбросанных кадров, которые, объединившись вместе, образуют движение, является дальновидность. Иногда, напротив, речь идет о естественных и предсказуемых сигналах, скрытых только для людей, которые видят эти элементы отдельно друг от друга.
Но совместное рассмотрение предполагает отсутствие такого явления, как неведение. Как пример, можно взять игру в шахматы: в то время как один видит только фигуру в форме кегля, двигающегося лишь на один шаг, или фигуру в форме ладьи, перемещающейся только по прямой, другой, кто знает динамику игры в шахматы, понимает, что происходит на шахматной доске на самом деле, и знает, что произойдет через несколько ходов.
Я был полностью согласен относительно этих принципов с адвокатом Спанной, который говорил: «Чтобы бороться со сложным явлением, нужно понимать его частные элементы, а не только симптоматику, которая определяет признак преступления. Если тебе известны лишь некоторые аспекты, фрагментарно, то тебя можно обмануть и извлечь выгоду из твоего неведения. Это и является коварным механизмом организаций мафиозного типа. Тот, кто смог его понять и раскрыть, знает, каковы его настоящие слабые точки. И эти точки мафия сама прекрасно осознает и старается скрыть, запутывая тебя».
Открыв глаза, я вернулся в реальность. Написав смс Черрати, я остановился в ожидании возле бара, расположенного недалеко от адвокатской конторы. Медленным, но решительным шагом я пересек дорогу и вошел в пустое помещение. Бармен, похоже, даже не заметил меня, хотя и стоял, повернувшись лицом ко входу. По особому звону я догадался, что он расставляет бокалы в шкафчике, расположенном под барной стойкой, за которой обычно пьют напитки. Клиентам не был виден этот шкафчик, откуда словно по мановению волшебной палочки появлялось все: от кусочков лимона до пакетиков подсластителей, которые в некоторых местах выдаются только по отдельной просьбе («…я их не выкладываю, потому что иначе их постоянно крадут девушки, которые сидят на диете…»).
Я быстро пересек пространство между входом и барной стойкой и оказался напротив бармена, продолжающего возиться с бокалами, даже не поднимая на меня взгляд, хотя теперь стало ясно, что он видел, как я вошел. На самом деле, я этому нисколько не удивился. Это было нормальной практикой во многих местах. Я часто задавался вопросом, почему некоторые бармены так себя ведут, что в рамках языка тела можно определить как «защитное поведение»?
Конечно, существует масса правдоподобных гипотез такого поведения, а также есть статистически вероятное объяснение: тот, кто входит в бар, может быть агрессивно настроенным безумным правонарушителем или тем, кто скажет: «Налей мне что-нибудь, только я не собираюсь за это платить». Или он может быть одиноким грабителем.
Другое предположение, довольно отдаленное, но потенциально возможное: вошел клиент, напомнивший дежурного банкира, побившего бармена в детстве.
Да, объяснений, оправдывающих его явное недоверие, могло быть множество. Однако все они казались какими-то далекими и невероятными.
Может, на самом деле, он просто устал от клиентов? Кто знает…
Остановившись в нескольких метрах от бармена, я застыл неподвижно и молчаливо, стараясь не делать резких движений и наблюдая за его реакцией. Моя попытка выпить кофе переросла в настоящую дуэль. Для полноты картины не хватало только парикмахера, ковбоев, выскакивающих из салона, и женщин, прикрывающих детей. Именно для тех, кто входит в бар в подобной ситуации, придумали термин «завсегдатай»: это тот, кто рискует, кто смелый, кто бросает вызов судьбе. Индиана Джонс, короче.
Несмотря на пафосное молчание, ничего не происходило. Поэтому я, собрав смелость в кулак, решил сделать первый шаг и открыть огонь.
– Добрый день.
Руки бармена остановились, хотя я их не видел, ибо они были полностью скрыты в том мистическом шкафу. Но бармен наконец обратил свой взор на того, кого в просторечии зовут клиентом. Я думал, он вытащит откуда-нибудь винчестер и прикажет мне покинуть свои владения, добавив: «Если ты, конечно, хочешь еще раз увидеть рассвет, чужестранец». Но вместо этого он продолжил суетиться за барной стойкой, бросив:
– Добрый день.
Разумеется, с точки зрения диалога, наш разговор был очень далек от понятия «общение», но начало положено. Я решил воспользоваться случаем и вежливо попросил:
– Пожалуйста, приготовьте мне кофе.
Я в самом деле был очень осторожным и попытался не показаться слишком агрессивным или, напротив, нерешительным в своей просьбе, стараясь следовать принятым правилам хорошего тона в подобных ситуациях, которые позволяют избежать нежелательной реакции бармена. То есть я старался не выглядеть ни жертвой, ни агрессором.
Бармен не ответил, взглянув на меня с тем же самым выражением, которое в своей книге Стефано Бенни описал, как «корова на проходящий поезд», то есть абсолютно невыразительно и равнодушно, будто я был самым обычным клиентом, неспособным привлечь хоть какое-то к себе внимание.
Тем не менее некое подобие начала социально-динамического процесса все же произошло, потому что бармен медленно повернулся и начал возиться с кофе-машиной. Громко постучав по банке с кофе, которую он предварительно достал из ящика, он наклонил ее градусов на 30. Я, успокоенный, ослабил свою защитную оборону и посмотрел в окно, чтобы проверить, не пришел ли еще человек, которого я ждал.
Через некоторое время дымящаяся чашка с кофе заняла свое место на заранее приготовленном блюдце. Я вежливо попросил подсластитель, кивнув на барную стойку, под которой бармен его прятал. Он с удивленным видом вытащил пакетик с сахаром и положил его на тарелочку, возможно, размышляя об утечке логистической информации о своем баре.
Кофе оказался горячим, но это не было поводом подметить этот факт. Я даже не предпринял попыток указать бармену на этот не слишком хороший признак, поскольку знал, что недовольные клиенты чаще всего удостаиваются мрачного взгляда или выражения лица, которое будто говорит: «Иди в задницу! И спасибо, что выбрал наш бар».
Молча заплатив за кофе, я вышел из бара и огляделся.
– Адвокат!
Слева я увидел приближающегося ко мне запыхавшегося Черрати. Он был «другом и почти клиентом почти адвоката Алессандро». Его неприятности казались запутанными и безвыходными, хотя на самом деле были пустяком, который даже такой студент, как я, вполне мог разрешить. Не было никакой необходимости обращаться к настоящему адвокату, и Черрати в обмен за это предоставил мне на несколько выходных свой дом у моря, не догадываясь, что это лишь задерживает мою работу, и не ведая, что я сделал себе копию ключей от его жилища.
Стоит добавить сюда лозунг Черрати: «Я сломаюсь, но не объяснюсь». Обычно, чтобы понять хоть что-то о новом случае, требуется примерно час беседы и шесть-семь призывов к порядку. Известная фраза «объясни мне все так, будто мне всего пять лет», сказанная в фильме «Филадельфия» Дензелом Вашингтоном в роли адвоката, поспособствовала улучшению объяснительной способности Тома Хэнкса в роли клиента. Та же самая фраза, произнесенная ранее мной, вызвала аномальную реакцию у Черрати:
– Адвокат, я бы никогда себе такого не позволил!
Да, жизнь – это не фильм.
В остальном моя короткая профессиональная деятельность не отличалась особым и заметным успехом. Меня нельзя назвать глупым, конечно, но я никогда не являлся эталоном для подражания в классе. Наиболее близкое определение для меня – это скорее «умный, но легко отвлекающийся». Таким образом, во время периода обучения, необходимого для получения диплома (примерно, в два захода), я очень много отвлекался. В особенности на женщин, которые меня откровенно околдовывали.
Открытие новых миров будит инстинкт исследования и множество других инстинктов. Иногда необходимая психосоциальная гармония в отношениях с противоположным полом не достигалась, несмотря на очевидные оптимальные предпосылки, но я никогда не был «хищником». Меня по жизни определяли термином «странный тип» в этом плане, потому что я нуждался в большом количестве сопутствующих факторов, чтобы оказаться с женщиной в постели. Короче говоря, нужно было нечто такое, что я даже не в состоянии точно определить, хотя я и не пытался, на самом деле. Ясно, что речь идет не о красоте. Но по-своему мне это нравилось и происходило, скажем так, нередко.
Как бы там ни было, когда алхимия случалась, искры летели во все стороны, эмоции достигали предела, меня охватывала страсть, и я получал неповторимый опыт. Это напоминало оркестр, совершенную точку равновесия. Отрицать это или делать вид, что я ничего об этом не знаю, бесполезно. Иногда это даже напоминало не химию, а магию: соучастие, свежесть, любопытство, неподчинение и новизна. В шаге от рая. И под двумя лунами во Вселенной.
Потом, после учебы с переменным успехом, я наконец получил диплом и начал свою практику – период основной стажировки в одной или нескольких адвокатских конторах, когда будущий адвокат должен экспериментировать, испытывать себя и учиться применять все теоретические знания, полученные во время обучения, на практике. Короче говоря, это обучающий период для многих, но некоторыми он определяется, как классический опыт под 90 градусов. Не всем предоставляется реальная возможность научиться чему-либо. У меня же была эта возможность понять кучу вещей.
Многие утверждают, что в жизни важно иметь ценности. Однажды я видел бронированный фургон с военными, на борту которого было написано «ПЕРЕВОЗКА ЦЕННОСТЕЙ». Никогда еще этика не казалась такой ценной.
Черрати подбежал ко мне, задыхаясь. Он был одет в привычной манере: нечто среднее между бюрократом и режиссером французского трансавангарда. Через плечо у него висел кожаный портфель, теперь уже потрепанный и деформированный набитыми туда документами непонятного происхождения, а под локтем он зажимал стопку бумаг, смешанных с газетными вырезками и разнообразными конвертами с письмами. Все это было вложено в ежедневник, которому позавидовали бы коллекционеры.
– Адвокат, мамма мия, извините за опоздание, но всегда очень сложно припарковать машину в центре. Представьте, пока я искал парковочное место, кое-что произошло… Нечто ужасное… Одна синьора…, пока я смотрел на парковку…, учитывая, что я всегда осторожен… она появилась неожиданно, адвокат… Ясно, что такое нередко случается… Но она появилась с сумасшедшей скоростью… я вам говорю… Но ведь там бегают дети… не знаю…
Черрати во всей красе.
– Простите, Черрати… – прервал я его.
– Нет, адвокат, что вы говорите? Вы меня извините… Ведь я…
– Хорошо, Черрати. Я понял, что вы имели в виду. Бывает. Кстати, вы принесли документы?
– Конечно, адвокат! Да… Вот они. Я вам обещал, что все будет в порядке, как вы и просили!
Сказав это, он протянул мне стопку писем, которую я заметил ранее. Понятие «в порядке» из уст Черрати было научной демонстрацией эффективности термина «относительно»: бесформенная стопка помятых бумаг предназначалась мне. Я инстинктивно сомневался, брать ли эту стопку, но Черрати протянул руку еще немного вперед.
– Спасибо, Черрати, – сделал я над собой усилие и взял бумаги. – Я просмотрю документы при первой же возможности.
– Мадонна, конечно! Да… Я подумал, что вы, пожалуй, слишком заняты важными делами… и я должен быть благодарен вам…
Слишком занят важными делами… Естественно…
– Хорошо. Мне нужно идти, потому что, к сожалению, меня ждет еще одна встреча, на которую я не могу опоздать, – сказал я.
– Ах! Но постойте, адвокат, если у вас есть пара минут, я вам поясню, чтобы вам было понятнее…
– Спасибо, Черрати, но я предпочитаю поговорить об этом после изучения материалов. Как только я это сделаю, я вам позвоню…
С этими словами Черрати отошел от меня, с тоской наблюдая, как исчезает возможность за часок обрисовать мне «в общих чертах» это дело. Я, напротив, собирался к 16:45 вернуться, потому что у меня была назначена встреча.
* * *
Едва я закрыл за спиной дверь, как факс, стоящий на столе Фанни, издал тихий сигнал, зажужжал и начал медленно выпускать из своего отверстия, которое иногда кажется эволюцией «Уст истины», письмо из судебной канцелярии. Улыбка с лица закостенелого секретаря начала постепенно исчезать по мере появления из факса ровных строчек. Когда документ отпечатался полностью, и она дочитала его до конца, можно было подумать, глядя на ее лицо, что в этом письме предсказали конец света.
Не произнеся ни слова, Фанни взяла оба листа и нерешительно двинулась к кабинету адвоката, открыла дверь, а потом закрыла ее за собой мгновением позже. Затем заняла свое место и продолжила работать на компьютере, будто ничего не случилось. Но в воздухе повисло странное молчание. Оно напоминало «черную дыру», потому что буквально звенело, заглушая любые шумы, звучащие в офисе. Атмосфера казалась сюрреалистичной.
Эстер, молодая сотрудница, племянница адвоката Спанны, которая занимала первый кабинет слева, выглянула из-за двери, будто почувствовав гнетущее молчание, подошла к Фанни и произнесла всего четыре слова:
– Только не говори мне…
Фанни быстро посмотрела на нее и ничего не ответила.
Эстер приложила руку ко рту и поспешно ретировалась в свой кабинет, закрыв за собой дверь.
Иногда события в жизни пересекаются непостижимым образом, создавая беспорядок. Этот вполне демократичный процесс, но довольно дьявольский. Шарик на рулетке в тот вечер остановился на поле адвоката Спанны.
Все адвокаты в роли защитника по определению «выигрывают» или «проигрывают» процессы. Статистически невозможно всегда выигрывать или, наоборот, проигрывать дела. Так же, как невозможно представить, чтобы адвокат не рассчитывал – всегда – на вероятность того, что защищаемая сторона, называемая «клиентом», несмотря на благоприятные прогнозы, проиграет дело. Следовательно, логично ожидать некую мрачность в этом случае на лице проигравшего. Но адвокат Спанна, напротив, даже глазом не моргнул, когда, надев очки, спокойно прочитал заключение судьи по гражданским делам, признавшего клиента проигравшей стороной в процессе развода.
Эта сцена навевала воспоминание строчек из песни Джаначчи, который пел примерно: «… это те, кто… Когда проигрывает Интер … или Милан… говорят, что это всего лишь футбольный матч, а потом возвращаются домой и бьют детей… (Ууууу ееее…)».
Адвокат отложил листы, взял телефон и вышел из кабинета, будто ничего не произошло. Проходя мимо меня, он сказал вполголоса:
– Я скоро вернусь…
И естественно он не заметил присутствия Мутоло, неподвижно и отлично замаскировавшегося под коврик в коридоре.