Степа соображал быстро, и Юльку, конечно, спас, подав чашку с подоконника.
Проглотив, наконец, карамель, Юльча разгладила на столе смятый фантик от конфеты и потыкала в него указательным пальцем.
– «Грушевая рапсодия», значит? Слышь, «Грушевая», мы тебя запомнили- будем кормить врагов, – строго предупредила Юлька бывшую конфету. – Смирнов, опасайся, она карамельная.
В большой хрустальной вазе лежала целая гора самых разных конфет, ссыпанных туда из детских новогодних подарков. Кто их только формирует, эти подарочки, таким вот карамельными?
– Погоди, тут надо обезвредить, – не могла успокоиться Юлька – Может, еще такие есть, они представляют угрозу!
Да, Юлия Ковалева никому никогда не давала себя в обиду, даже конфетам.
Решительно запустив обе руки в вазу, она не успокоилась, пока не вытащила еще четыре «грушевых рапсодии» на отдельное блюдце.
– Ладно, если ДинАзавр заглотит, – пояснила Юль, – Динка всеядная. А вдруг папе попадется? Он зубы два месяца уже лечит, а тут в составе наверняка полтонны сахара и клей «Момент», а сверху для маскировки типа шоколадом полили.
– Откуда? -зачем-то спросил Степыч про конфеты.
– Да, Васильку, наверное, в садике такую гадость подсунули, бедные дети!
Степа улыбался – его всегда восхищала такая вот обычная бескомпромиссная Юлька. А та, которая молчит, натянув свитер по самые брови, заставляла как-то переживать за нее.
Видимо, не очень страшная ее эта самая «снегрусть», если уж Юлец карамельную конфету без отмщения не оставила.
– Так откуда берутся снегурочки? – Ю все держала под контролем.
– Из дома творчества, из театральных студий…– начал перечислять Смирнов со знанием дела. – Просто у меня тетя Наташа во дворце молодежи работает, кружок какой-то театральный ведет. Они каждый год на елках выступают. А Эвелина, кстати, в образцовом детском ансамбле с трех лет занимается, ее там петь и научили, она с этим микрофоном с детсадовского возраста срослась уже. Ну, ее завуч и попросила елки в школе вести, она ж, наверное, не знала, что будут еще желающие…
– Ты в адвокаты что ли пойдешь? – недовольно фыркнула Юлька.
Она понимала, что Степной прав по всем пунктам, но все равно такой расклад Юле не понравился. Как-то все так логично и закономерно у него получалось, почему ей, Юлии Ковалевой, до середины седьмого класса ни разу не удалось побыть Снегурочкой.
– А чего ты вообще до Нового Года молчал? – малышка внутри семиклассницы Юли насупилась по-настоящему.
– Так ты раньше со мной не делилась своей мечтой детства, – резонно заметил Смирнов.
Малышка Ю нуждалась в срочном утешении.
– Давай мандарин съедим? – предложил Степка.
Он очистил и разломил на дольки самый красивый мандарин из тех, что лежали на подоконнике.
– Смирнов, знаешь, почему мы с тобой с первого класса дружим? – неожиданно спросила Юльча.
– Потому что нас сразу посадили за одну парту? -предположил Степан.
– Пфф, – Юлец не удостоила эту версию ответом.
– Потому что у меня тогда была собака? – вспомнил Смирнов.
– Ну, и это тоже, – сразу признала Юлька.
– Потому что Настя и, кстати, сама Эвелина хотели со мной дружить, но ты у меня их наглым образом отбила?
– Больно надо! – хмыкнула Юлянда.– Что они вообще о себе возомнили?!
– Ладно. Просто кто-то же должен был таскать твои кирпичи, доставать из лужи ворону и доедать бутерброды.
– Не совсем,– уточнила Юль.– Ты был единственным, с кем было интересно играть в прятки и в Бэтмана, ты классно гонял на велосипеде, и мы вечно все ели напополам.
– Ну, я и говорю про бутерброды, которые мама тебе до сих пор в портфель подкидывает, – хмыкнул Степыч.
– Может, и бутерброды тоже следует учитывать, -нехотя признала Юлька. – Но, вообще-то, из-за тебя я позавчера вывела «Закон мандариновых долек».
– Мы вроде позавчера мандарины не ели, я ж в деревню уезжал – напомнил Степной.
– Ага, но это я просто позавчера обобщила все то, что мы съели за семь лет до этого, – авторитетно заявила Юльча.
– И что гласит закон? – Степка пытался скрыть свою радость, но получалось не очень.
Не каждые новогодние праздники случались с Юлькой подобные откровения, чтобы на нее нападало желание поговорить про дружбу, – тем ценнее был сегодняшний вечер.
– Ну, я не точно пока сформулировала, – скомкано как-то начала Ю. – Но суть закона в том, что вот он обычный мандарин – единое целое, рос там себе где-то в Испании или в Абхазии на каком-то мандариновом дереве, и наполнялся соком от корней этого дерева, и лучи солнца на все дольки одни и те же падали, и ветер южный его весь целиком обдувал, или там дождинки одного дождя по его кожуре стекали… Короче, все, что с ним происходило всю его жизнь, было одинаковым для всех его мандариновых долек – это же должно их серьезно как-то объединять, правильно? А если они напитаны одним соком, а мы потом с тобой съедим этот мандарин, то получается, что и у нас внутри становится много общего. Те дольки, которые мне достались, они же знают, что вторая половина мандарина у тебя, ну, и, понятно, что моя натура идентифицирует тебя как человека с такой же начинкой, и я уже с тобой разговариваю, как будто ты – это тоже я, и ты меня всегда понимаешь, как будто я -это тоже ты.
– Ну, Юлец, ты и завернула! – с восхищением, наконец, откликнулся, Смирнов.– Я бы так не смог…
– Но ты же меня понял? – взволнованно спросила Юлька.
– Безусловно! Ты абсолютно права, только вот… – в глазах лучшего друга запрыгали новогодние огоньки.
– Что «только вот»? – с вызовом спросила Ю.
– Ну, вот я только не понимаю, почему именно мандарины, – хмыкнул Смирнов. – Почему, например, не огурец был взят за основу? Мы сколько с тобой тех огурцов в деревне поели, а?! Вот сделает бабушка салат, порежет огурцы в одну миску, и кусочки там все перемешаются, перепутаются, а мы с тобой, такие, их сметаной намажем, разложим по тарелкам и едим… И все! В моем животе те же самые огурцы, что и в твоем, и огуречики эти тоже на одной грядке выросли. У них степень сплоченности зернышек внутри каждого огурца еще повыше будет, чем у мандариновых долек под кожурой!