Ник. Горькавый
Возвращение астровитянки
Хранение и переработка молока – целая область науки и техники. Какой-то безвестный гений нашёл, что в желудке молочных телят содержится фермент – сейчас его называют реннин – который заставляет молоко сворачиваться во вкусный сыр. Такой сычужный сыр долго хранят, давая вызреть, потом доставляют в любую точку мира – даже на Луну – и уже там режут на ломтики для твоего бутерброда.
– Это просто не умещается в голове – такая длинная история одного продукта!
– Про ветчину ты уже сам, наверное, понял: вырастить свиней и получить нежное копчёное мясо – тоже весьма непросто. Вот сколько трудов и открытий – сколько ЗНАНИЯ! – сошлось в одном твоём утреннем бутерброде.
– Я проголодался, папа! Скоро будет обед?
За столом, дождавшись, когда дети покончат с десертом, Джерри сказал:
– Хотите, расскажу вам об одном знаменитом парадоксе грека Зенона? Его называют апорией «Ахиллес и черепаха».
– Хотим! – немедленно откликнулся Майкл. Сюзан тоже выглядела заинтересованной.
– Если быстроногий Ахиллес побежит за медленно ползущей черепахой – то догонит ли он её?
– В две секунды! – воскликнул Майкл.
– А я сейчас вам докажу, что он никогда её не догонит. Пусть черепаха находится в ста метрах от Ахиллеса и уползает от него. Ахиллес очень быстро добежит до того места, где сидела черепаха, но там её уже не будет: она хоть в сто раз медленнее Ахиллеса, но всё равно отползла на целый метр. Бегун быстро преодолевает последний метр, но черепаха снова успела отползти! И так повторяется до бесконечности: Ахиллес прибегает в точку, где была черепаха, но тортила уже уползла оттуда. Значит, он никогда её не сможет догнать.
– Потрошёный эльф! – восторженно выругался Майкл. Никки укоризненно покачала головой: сын набирался сочных выражений от друзей, с которыми играл на лужайке перед замком.
– Но ведь это не так! – возмутилась Сюзан. – На самом деле Ахиллес должен догнать черепаху.
– Сюзан, это такая игра! – отмахнулся Майкл. – Мы должны понять – где папины рассуждения неверны. Найдёшь ошибку – спасёшь Ахиллеса от позора.
Сюзан фыркнула и задумалась.
Майкл тоже.
Никки улыбнулась и знаком показала Джерри, что она пошла работать. Тот кивнул и остался с двумя оцепеневшими мыслителями.
Майкл высыпал соль на стол длинной полоской и внимательно её разглядывал, шевеля губами и бормоча:
– Черепаха… словно пахарь… Ахиллес… вселился бес… С унитазом на башке… эльфы спят в большом мешке…
Сюзан нарисовала на листочке линию и покрывала её штрихами, отмеряя отрезки разной длины.
– Понял! – вдруг закричал Майкл. – Помнишь, ты мне рассказывал о водяных часах – клепсидре? Откуда и пошло выражение «время истекло»?
– Да, помню.
– Пусть отрезки времени – это какое-то количество воды. Литр – это время, за которое Ахиллес пробегает сто метров. Выливаем литр в ведро. Потом – Ахиллес пробежал метр – добавляем ещё десять граммов воды. Потом – всего одну каплю. Потом – крошечную капельку. Бесконечное добавление микроскопических капелек воды не даёт переполнения ведра: капли уменьшаются слишком быстро и уровень воды расти не будет. Значит, Ахиллес догонит черепаху за конечное, а не за бесконечное время.
– Молодец! Правильно разрешил парадокс: бесконечный числовой ряд может иметь конечную сумму, поэтому бесконечное число приближений Ахиллеса к черепахе происходит за определённое и вполне короткое время. Горжусь таким сыном!
Мальчик засиял, а Сюзан обидчиво сказала брату:
– Ты – крокодил!
Майкл, свирепый как укушенный гном, вбежал в кабинет отца:
– Почему мне не разрешают играть в компьютерные игры столько, сколько я хочу?!
Джерри внимательно посмотрел на сына, предложил ему сесть в соседнее кресло и спросил:
– Скажи, кто твой любимый тиви-герой?
– Естественно, СуперДжо!
– А с кем сражается СуперДжо?
– Ну, папа, как ты можешь не помнить?! Конечно, с Гангстером Биллом!
– Извини, я немного отвлёкся в последнее время… И как – удаётся ему побить этого Билла?
– Какой ты тёмный, папа! Хоть Гангстер Билл и здоровяк под три метра, но СуперДжо его всегда побивает, потому что каждый день тренируется весь целый день и даже жонглирует та-акой штангой, та-акими гирями! Правда, ему тоже достаётся в этих драках, всё-таки, сам понимаешь, три метра…
– А вот представь себе, что СуперДжо перестал тренироваться, сидит целый день и вышивает крестиком носовые платки? Что бы ты ему сказал?
Мальчик вытаращил глаза от ужаса:
– Да ты что, СуперДжо?! С ума сошёл?! Да тебя Гангстер Билл через неделю в порошок сотрёт! Прекрати немедленно и марш качать мускулы!
– А СуперДжо всё равно не соглашается! Сидит, цветные нитки плетёт.
– Тогда, – мальчик всерьёз разволновался за своего героя, – надо вышивку у него отобрать! И варенья на завтрак не давать, пока не вернётся к тренировкам!
– Жестковато, – кивнул отец, – но рациональное зерно есть…
Он прищурился, внимательно глядя на сына.
– А ты думал – как нашей маме удаётся убеждать людей делать то или иное в бизнесе или политике?
– Как? – удивился мальчик. – Да очень просто – я сам сколько раз видел – она вызывает на свой экран кого-то и говорит, что ему надо сделать, – он и слушается! Так и убеждает!
– Хм-м… Ну хорошо, а почему они её слушаются? Потому что боятся, что она их побьёт, как СуперДжо Гангстера Билла?
– Ха-ха-ха, – рассмеялся мальчик, – да мама не умеет драться…
Отец смущенно покашлял.
– …просто они сами понимают, что так будет лучше!
– А почему они раньше не догадались, что так будет лучше? – поинтересовался отец. – Почему им нужно было… э-э… советоваться с мамой?
– Так она же самая умная! – убеждённо сказал мальчик.
Папа облегчённо вздохнул:
– Очень хорошо, а как мама стала такой умной?
– Не знаю… – задумался мальчик. – Гены умненькие оказались?
– Гены у неё попались неглупые, не спорю, – согласился Джерри, – но главное, что она очень много училась и читала умные книги – то есть тренировала свой мозг точно так же, как СуперДжо тренирует свои мускулы!
– Ух ты! – Глаза у мальчика разгорелись. – Значит, мамины умственные мускулы посильнее, чем мясные мускулы СуперДжо? Ведь тому приходится бороться всего с одним врагом, а у мамы хлопот – ого сколько!
– Безусловно! Мама может много такого, что и не снилось этому Суперу. Теперь смотри: мама и я понимаем, что в жизни у тебя будет немало проблем и трудностей, и преодолеть их ты сможешь, только если будешь таким же умным, как мама, а желательно ещё умнее – всё-таки прогресс от поколения к поколению какой-то должен быть?
– Я и буду умнее! – уверенно заявил мальчик. – Ты меня сам хвалил за задачу про черепаху и бегуна – этого… Ахилбеса!
– Ахиллеса… – улыбнулся Джерри. – Правильно, хвалил – ты просто молодец у меня, порадовал отца!
Сын заёрзал в кресле и расцвёл улыбкой.
– Но ты понимаешь, что тренировка умственных мускулов нужна ежедневная?
– Да… – согласился мальчик.
– Тогда слушай меня внимательно, сын, – твёрдо сказал отец, – когда ты читаешь книги или решаешь математические задачи, то это для умственных мускулов как жонглировать гирями, а если ты сидишь в виртуальной реальности и стреляешь по мишеням, то это для мозга – такая же чепуха, словно СуперДжо вместо тренировок вышивает крестиком!
Мальчика как громом ударило.
– Я… крестиком?! – Он был возмущён и растерян.
– Да, вышиваешь крестиком и теряешь время, которое нужно на настоящую тренировку мозга. И мы с мамой это понимаем, поэтому и просим тебя не играть больше получаса в день. Потому что нам так же больно смотреть на тебя, живущего псевдожизнью, как тебе глядеть на СуперДжо, который впал в маразм и неизбежно проиграет следующую схватку с Гангстером Биллом.
Сын молчал, тяжело дыша.
– Вот что, – грустно сказал отец, – ты уже вполне сознательный человек. Если ты недоволен существующим порядком вещей – делай так, как считаешь нужным. Люди делятся на два класса: на тех, кто умеет программировать компьютеры и командует ими, и на тех, кто умеет только играть и легко подчиняется компьютерам, телевизорам и виртуальной жизни, которая и не жизнь вовсе… Ты должен сам выбрать, кем ты собираешься стать в этой жизни.
И Джерри произнёс в пространство:
– Тамми, отмени контроль за игровым временем на терминале Майкла.
– Сделано, – немедленно раздался тихий голос.
Мальчик соскочил с кресла и посмотрел на отца. Тот был очень серьёзен – Майкл ещё ни разу не видел отца таким строгим и печальным. Мальчик замялся и неуверенно пошёл к двери. Он шёл всё медленнее и медленнее, пока совсем не остановился. В нём шла внутренняя борьба. Повернулся и снова подбежал к отцу. Схватил его за руку и крикнул, лихорадочно блестя глазами:
– Тамми! Убери с моего компьютера ВСЕ игрушки! – И сказал отцу сдавленным голосом: – Я больше никогда не буду играть в эти детские стрелялки!
Отец широко улыбнулся и привлёк мальчика к себе:
– Я горжусь тобой, сын! И мама тоже!
– Сделано! – раздался голос Тамми.
Мальчик вздрогнул и уткнулся лицом в отцовскую рубашку. Тот погладил его по голове:
– Если тебе станет скучно, устанешь от книг и занятий – приходи ко мне, и мы отдохнем вместе – покатаемся на лыжах или поплаваем в бассейне. Да тебе уже и на космический тренажер пора!
– Ух ты! – Мальчик поднял голову, и его влажные глаза вспыхнули.
– Конечно, тебе пора учиться водить космический корабль, – уверенно сказал Джерри. – Ты стал способен на взрослые решения, значит, тебе можно доверить штурвал! А ты знаешь, что наша мама ещё в школе выиграла Лунную Регату?
– Правда?! – Мальчик был потрясен. – Настоящую Лунную Регату?!
– Получила главный приз, – подтвердил отец, – и стала сотрудником Спейс Сервис. Победила она с помощью вот такого умного маневра…
Джерри вызвал на экран трассу Лунной Регаты 2253 года.
– Помнишь формулу первой космической скорости?
Мальчик слушал, затаив дыхание, о реальных приключениях настоящей жизни.
Сожаление о стёртых компьютерных играх быстро исчезло.
Майклу было не до игрушек: двадцатикратная перегрузка вжимала его в кресло, кровь текла по лицу, но он не сдавался и смело прокладывал курс между острыми лунными вершинами.
И рекордная скорость пела ему песню победы.
Настоящей, не виртуальной.
Глава 5
Чертополошек
Дышать тяжело. Душно, тоскливо. Из дальнего угла слышно горькое детское всхлипывание.
Над заветной дверью написано:
Будущее исполнено неопределённости, но эта обманчивость будущего является величайшим благом.
Фукидид
Я прочитала эти строки уже две тысячи раз.
Ненавижу неопределённость будущего!
Ненавижу Фукидида!
Все сидят напряжённые, разговаривают много, но негромко, чаще шёпотом. Изредка и нервно смеются. В разговорах всё больше хвалятся своими детьми – кто чего умеет, кто на что горазд.
Жизнь – соревнование с первых лет.
Дети принаряжены и причёсаны, как на выставку породистого молодняка. Друг на друга ревниво посматривают, обнюхиваются, свои разговоры заводят, что-то показывают из карманов… тоже небось хвастаются. Эл косится на них, шею тянет, пытается понять – что там у них в руках, но не может разглядеть.
Ближе подойти боится.
Солнце висит в самом зените, сквозь стеклянную крышу нас жарко рассматривает. Сколько пыли в воздухе. Но не из-за неё трудно дышать.
Я тону в панике. Она пропитывает каждую часть тела, заливает ноги свинцом, заставляет пальцы трястись.
И молчаливо, без устали бьёт молотком в левый висок.
Боги космоса, помогите мне!
Несколько лет назад я бы не поверила, что буду жить в тисках такого ужаса.
Юри был славный, ухаживал красиво. Предложил пожениться. Настойчивый был – не дал закончить колледж, сорвал с третьего курса, увёз в столицу. Я тогда была симпатичная… стройная, лёгкая, глаза карие, с искринкой.
Мне говорили: у тебя глаза шальные, ведьмины. Вот и утонул Юри в моих глазах.
Утонул, да выплыл.
Сначала жизнь была прекрасна. Года полтора… А потом… потом всё пошло под откос. Чужими мы стали друг другу. Взаимно чужими и раздражающими, взаимно некрасивыми и недобрыми. И подался Юри на север. Нашёл какую-то азиатскую красотку, к ней и переехал. Да мне всё равно. Почти. Юри меня уже не волнует.
Главная моя проблема – наш маленький Эл.
Нет, не наш, а уже только мой. И уже не маленький – в школу вот-вот пойдёт. Но всё равно за ним нужен глаз да глаз. Оставишь без присмотра – сама будешь не рада. Тугодум он у меня. И заикается.
Детский психолог обследовал его три года назад и прямо сказал: «Мамаша, у вас проблемный ребёнок. Он не сможет учиться в обычной школе. Его тесты ужасны – половину пунктов заполнил неправильно. На вопрос: что лучше горит – спичка или гвоздик? – ваш ребёнок ответил: „гвоздик“! Другая его беда – медлительность. Он над каждым вопросом думает слишком долго. Интеллектуально нормальные дети имеют коэффициент умственного развития – 100 плюс минус десять, а все, у кого коэффициент ниже семидесяти, – олигофрены. Они должны учиться в специальной школе для слабоумных. А компьютер определил ай-кью вашего сына в шестьдесят пять…»
Я вышла от психолога оглушённая. Как тяжёлым грузовиком раздавленная.
Никогда не думала, что мой Эл – слабоумный мальчик. Ну, медлительный, ну, заторможенный… На середине улицы может застыть. Или с поднятой ложкой и открытым ртом. Но чтобы слабоумный…
В ту тяжёлую неделю я два раза крепко напилась. Ночью – когда Эл спал. А потом опомнилась – если ты с рельсов сойдёшь, с кем он останется? В сиротский приют пойдёт?
И впряглась в свою материнскую лямку. Читать с ним вслух. Решать логические задачи. Заставлять его фокусироваться на содержании проблемы. Не получается одно – браться за другое. Штурмовать его медленный мозг со всех сторон, пробивать каналы понимания. Как Эл радовался, если у него получалось! Когда он понял смысл простого числа, то смеялся полчаса, взахлёб, до икоты… Я испугалась – водой его отпаивала.
Он часто правильно отвечал, хотя и очень медленно… Но не реже он ошибался, да ещё как упорно! Раз сто повторила и объяснила: «Сумма внутренних углов треугольника равна ста восьмидесяти градусам. Это – угол вполкруга!» Наглядное доказательство из пластиковых уголков выкладывала на столе миллион раз – с них даже краска облупилась.
Кошка бы запомнила, а он – никак!
Или элементарная задачка на понимание свойств стандартных предметов. Два идентичных маяка установлены: один – в долине, другой – на горном хребте. Какой маяк даёт больше света? По нормам все дети возраста Эла должны отвечать правильно: стандартные маяки везде одинаковы. А Эл всегда даёт неверный ответ, что маяк в горах будет светить ярче!
Не сумел освоить простое понятие стандартного изделия!
Билась, билась, а он – ни в какую… Пытается что-то сказать, да говорит какую-то чепуху, вываливая из своей головёнки кучу словесного мусора. Игра у него такая? Я не пожалела денег на образовательные телеканалы – вот он и наслушался разных слов, да и повторяет как попугай. На некоторые вещи у него память цепкая. Может, он – аутист? Пойти бы к хорошему специалисту, да где денег взять? Социальная страховка для бедняков не предусматривает дорогих консультаций.
Таблица умножения нас чуть не задушила. Выучим – с большим трудом! – норму его возраста: Эл отвечает, как полагается, и я радуюсь. Недели не проходит – снова сидит над «дважды два равно», кряхтит, пыхтит, потеет – но не пишет ответ, видно, снова забыл! И так – до бесконечности.
Нервы не выдержат, и начинаю на него орать. Он собирается в комок, как маленькая птица, и сам ревёт от моей истерики.
У меня сразу злость и проходит.
Обниму его – и горюем вместе.
Когда он засыпал у меня на руках, то я часами сидела неподвижно, волосики его нюхала. Глаза под тонкими прозрачными веками двигаются – видит что-то Эл в своих детских снах, ворочает какие-то кубики медленной головёнкой… Я как волчица – чую его аромат. Когда Эл заболевает, то запах его меняется, и меня в тревогу вгоняет.
Пусть тугодум, зато добряк. У меня пальто прошоркалось на локтях; сижу и гадаю, что сделать с этой развалюхой. Решила – кожаные заплатки наложить. Кажется, мода такая есть – вот и сойдёт за оригинальный стиль. Плохо только, что заплатки заметно новее всего остального.
Эл подходит и говорит – медленно, заикаясь:
– Мама, я вырасту и буду у-учёным или п-программистом… И куплю тебе н-новое пальто…
Слова часто тянет в конце: «пальто-о…»
– Купишь, сынок, купишь… Ты у меня молодец…
А сама думаю: «Не знаешь ты, бедняга, что программисту или учёному нужно иметь один из шести вариантов „умного“ генома – а у тебя ни одного из них и в помине нет… Анализ ДНК у всех берут, да не всех он радует. Если мы справимся и вытянем тебя на нормальную школу, то варианты твоей будущей работы – от запасного водителя, бездельничающего в старых киберавтобусах, до младшего клерка в банке. Нет, куда – клерком! – там шустрые нужны. Эл-медляга и туда не подойдёт… Разве что бумажки с пола доверят собирать…»
Иногда кричу наверх: боги, за что мне такое страшное наказание? И за чьи грехи маленькому человечку с робкой улыбкой досталась такая несправедливая судьба?!
Покричишь, погрозишь небу, успокоишься немного и думаешь: «Счастливым можно быть, работая хоть уборщиком. А я тебя никогда не оставлю, мой маленький сероглазый Эл, каким бы ты ни был тугодумом…»
Эл как-то за столом уставился в одну точку и не шевелится. Долго сидел, потом стал морщиться, кривиться, а глаза всё куда-то смотрят… Потом ёрзать стал, раскачиваться и даже всхлипывать. Я его трясу – ты чего?
Наконец, очнулся.
Посмотрел на меня круглыми глазами да как крикнет: «В туалет хочу!» – и бегом к унитазу.
Ну как его надолго оставлять? Я могла бы работать – но как мой маленький Эл будет дома один? Кибер-нянька дорога, да и разве робот поймёт моего сына? Эл – всё, что у меня есть… никому его не отдам.
Мальчишки соседские дразнят его: «Эл-дурак! Эл-заика!» Он прибегает в слезах, жалуется: «Мама, меня зовут т-тупицей!» Я успокаиваю: «Ты просто задумчивый, а они злые! Лучше реши задачу, порадуй маму…»
Верну веру в себя, он слёзы вытрет, за задачки садится. Аж язык высунет – так старается, да всё – мимо, всё – неправильно…
Рассматривали книжку с картинками: красивый домик с трубой нарисован, а в середине зелёной лужайки – сизый чертополох.
– Мама, что это?
– Чертополох, такое растение.
– А для чего оно нужно?
– Ни для чего, чертополох – совершенно бесполезный сорняк.
– Почему же его не выдернули и не выбросили?
– Ну… оно же колючее, попробуй его выброси.
Эл думал, думал и говорит:
– Мама, а я – чертополох. И пользы никакой, и выбросить нельзя.
– Не говори глупостей! Да я всех остальных выброшу, а тебя оставлю!
Убеждаю его, а у самой слёзы в горле стоят, голос тонким делают.
Но с тех пор он часто зовёт себя чертополохом. И я его – когда сильно рассержусь. Но всё равно поласковей называю – чертополошком.
Тянулась все эти годы на одно пособие и изо всех сил пыталась подготовить Эла к школе – бесчисленные задачи с ним решала, в упражнениях изощрялась, веру в успех поддерживала – и у него, да и у самой себя, если честно.
Апартаменты у нас шикарные – комната восемь квадратных метров, в углу – кухня на два стула. Теснота – это ладно. Да вот зелени никакой не завести, и на улице её нет – окна выходят на задний двор универмага. Штабеля ящиков и целый день грохот погрузчиков. Зато квартира дешёвая. Если окна выходят на улицу с газоном, то жильё в два раза дороже. Смотрят на тихий сквер – в три.
Однажды купила на распродаже синий цветок в маленьком горшочке. Цветок две недели жив был, и Эл таращился на его жёлтый кружевной зрачок часами. Я даже приревновала – ну что можно в цветке увидеть такого, чтобы целый день безотрывно смотреть?
Но потом и цветок осыпался – без света и земли.
Иногда выть хочется от зрелища тесных стен. Я в такой момент сразу за таблетки хватаюсь – не дай боже клаустрофобиком стать, замучаешься жить в городском муравейнике. Зато в снах я часто вижу широкие светлые залы, где можно бегать и кувыркаться, в которых просторно и цветам, и детям. Проснёшься потом – даже глаза открывать не хочется. Есть же богатые счастливчики – живут за городом, со своими палисадничками.
Там цветы, петрушка, а то и вишня может расти. Да хоть чертополох.
Но и тесной жизнью не дают пожить. Закончились наши с Элом спокойные годы. Школьный возраст стукнул: собирайся ребёнок в учёбу, а мать – в работу. Для детей бедняков школа бесплатная, зато пособие на ребёнка перестают выдавать – мать должна сама заработать на жизнь, пока сын учится.
Что же мне делать? Целый день без него, а ему без меня. Он это понимает и сидит рядом испуганным воробьём. А вокруг вон какие лбы бегают, уже свои компании собирают…
Старалась я, старалась его обучать, одно время даже дотянула его ай-кью до семидесяти – обрадовалась так, как никогда в жизни, а потом выяснилось – напрасно. За последний год его тесты снова упали – аж до шестидесяти.
Как его спасти?
Вот и тону я в немой панике и горячем отчаянии.
На днях Эл опять перепугал меня до дрожи.
Ужинали. Он сначала жевал, хоть и медленно, потом – перестал. Спрашиваю: «Салат вкусный?» Эл улыбается, смотрит на меня серыми глазами и не отвечает. «Почему молчишь? Что-нибудь ещё хочешь? У тебя температура? Ты заболел?»
Молчал, молчал и только спустя какое-то время начал отвечать: «Са-а-л-а-ат вку-усный!» Медленно говорит, как неисправный робот. Видно, что мозги Эла где-то далеко – и от меня, и от этого дрянного, если честно, салата. Раньше он так медленно не отвечал, был поживее. И чем дальше, тем хуже становится. Замедление началось два с половиной года назад. После того Рождества, будь оно проклято!
Вы пробовали жить в столице на одно детское пособие? Не пробовали? И не советую. Выжить можно, жить нельзя.
И с праздниками беда.
Особенно с Рождеством – кругом все бегают, детям подарки покупают. Самые лучшие выискивают: новомодных роботов, яркие электромобили, крылья на пневмодвигателях. Отличные подарки! Особенно цена хороша. Я хожу среди всех печальной вороной, денег на пластмассовую машинку – и то в обрез. Плакать хочется ужасно, а кругом все смеются и песенки поют. Неужели придётся класть в красный чулок пластиковый грузовик за десятку?
Я очень хотела сэкономить побольше к концу месяца и на приличный подарок насобирать… А на днях приходим с прогулки, Эл и говорит – ноги болят. Гляжу, ботинки водяные мозоли натёрли – малы стали.
Дети имеют дорогостоящее обыкновение расти.
Пришлось срочно покупать новую обувь и лекарство от мозолей. Вот и мель, приплыли. Отдыхаем до первого числа следующего месяца – когда на карточку капнет очередное пособие… не пособие, а слёзы. Но первого числа что-то дарить уже будет поздно! Конечно, мой Эл – отличный парень и не закапризничает из-за игрушки. Скажет в утешение, заикаясь: «Ничего, мама, зато у нас ёлка х-хорошая!» Конечно, хорошая: маленькая, да складная – только и дел, что вытащить из шкафа и украсить прошлогодней мишурой…
У Эла был уже день рождения без подарка – я терпела, терпела, а потом спать его уложила и всю ночь ревела. И сына жалела, и себя. Самое тяжёлое унижение для матери – когда ребёнку не можешь купить игрушки покрасивее, фруктов побольше, одежды получше.
И вот опять – Рождество обмелелое выпало. Хожу по магазинам, хожу – да что толку. Доступные подарки уже изучила как свои пять пальцев. Ни на что глаза не смотрят. Выбираюсь, чертыхаясь, из детского супермаркета, а у выхода топчется рыжий высокий человек с нагруженной тележкой.
«Мадам, сколько лет вашему ребёнку?» Я машинально отвечаю и спохватываюсь. Сейчас свой товар начнет нахваливать и всучивать. Не люблю я этих прощелыг.
Человек, действительно, делает радостное лицо и хватает с тележки какую-то коробку: «У нас как раз… для вас…» Ещё что-то лопочет. Я отмахиваюсь: «Нет у меня денег на вашу штуку…» Он и говорит: «А это совершенно бесплатный подарок вашему ребёнку!»
Ну-да, ну-да, нашли дуру – рыжим верить!
Бесплатный подарок с какой-нибудь кредиткой в придачу, за которую, знай, плати каждый месяц. Плавали – знаем. «Никаких подвохов! – уверяет рыжий. – Совершенно новый детский компьютер. Благотворительная акция династии Гринвич». Этим он меня и купил, собака. Королеву Николь я уважаю, плохое дело она не затеет.
Смотрю – и верно, компьютер с мозгом пятой модели. Плоский чемоданчик – симпатичный и сделан хорошо: у меня на такие вещи глаз намётанный. «Да такая штука стоит не меньше пяти сотен!» – продолжаю я сомневаться.
Ну все же знают, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке!
Но рыжий человек уверяет, что никаких сюрпризов не будет, и буквально всовывает мне коробку – кажется, я ему надоела, – и начинает новую клиентку охмурять. Та быстрее меня сообразила – мигом выхватила у него из рук яркую глянцевую упаковку. Неужто повезло, и домой с подарком приду?
Пока шла, всё с королевой Никки мысленно говорила. Благодарила, благодарила и даже всплакнула. Вот ей икалось в тот день!
А как Эл был рад! Прилип к новой игрушке – а та сама с ним разговаривает, вежливо и рассудительно. Я на сэкономленную десятку ещё купила кулёк разных фруктов и сладостей – так что Рождество удалось.
Только потом незаметно Эл стал всё страннее и страннее – и я перестала радоваться нежданному подарку и часто думала – зря благодарила королеву. Подарок с хитриной – кто знает, чему он ребёнка учит, пока я по магазинам хожу. У богатых свои резоны – может, они себе верных слуг воспитывают с помощью гипноза. Даже отнять пыталась компьютер, да Эл мне такую истерику закатил… – я плюнула и отступилась.
Иду как-то по улице среди ресторанов, полных весёлых людей, и такая тоска на меня вдруг обрушилась: почему я не могу жить как все? Почему я вынуждена считать каждую монетку, чтобы прокормить слабоумного сына?
Тогда я впервые назвала самой себе Эла слабоумным. И разъярилась страшно. По щекам себя нахлестала. Прямо на улице. Ты – его единственная надежда! У него никого нет, кроме тебя! Все вокруг считают его слабоумным, и он им станет, если ты, сволочь, с этим согласишься!
Да хоть нос себе расквась – факты не изменишь. Руки опускаются от бессилия и отчаяния; я свою жизнь посвятила Элу, но поможет ли это ему?
Страдаешь или плачешь, но всё равно – берёшь себя за шкирку: иди, буди сына, делай ему самый питательный и вкусный завтрак, какой можешь, – и занимайся, занимайся, занимайся…
Ломай камень голыми руками, поднимай неподъёмное…
Жили с Элом непросто.
Но пролетело время, и настал день школьного теста. Три пути у каждого ребёнка, три школы в округе: небольшая – для одарённых детей, огромная – для обычных и специальная, крохотная, – для умственно отсталых…
Сидим мы в общей очереди на тестирование. Перед началом учебного года сюда собрали всех местных дошкольников. Сейчас и наша судьба решится.
О боги, о боги, где вы? Как до вас достучаться? Услышьте мою молитву: пусть Эл попадёт в нормальную школу, не для дебилов…
Куда мне самой деваться потом? – не знаю и даже не думаю пока… И профессией никакой не владею, а если и наймут разнорабочей или домашней помощницей – у меня же всё из рук будет валиться: что без меня Эл поделывает?
Когда мысли не там, где руки, – это не работа, а наказание…
Всё, что я умею, – быть матерью Эла, да за это больше платить не будут.
Элу надоело сидеть на одном месте. Встал со стула, смотрит на других детей, подходит поближе.
Какой-то дылда-шустряк начальственно поворачивается к Эллу:
– Тебя как зовут?
Эл всегда с замедлением отвечает, после длинной паузы. Шустряку это не понравилось:
– Чего молчишь? Немой?
И – хлоп! – ударяет Эла ладонью в лоб. Сын отлетел, шлёпнулся на землю.
Я вскочила, бросилась его поднимать. Не знаю, что бы сделала с тем мальчишкой – да мамаша его тут как тут:
– Ой, извините, мой мальчик такой бойкий! Ничего страшного, дети играют!
Меня всю трясёт от злости, слова сказать не могу. А дылда из-под руки матери кричит:
– В школе встретимся, придурок!
Я схватила Эла и отвела на место. Хорошо школа начинается, просто отлично!
Но тут вся ерунда вылетела из головы: Эла вызвали на тест.
Я сразу от испуга съёжилась. Нормальная школа с дылдами – плохо, а школа для олигофренов – вообще катастрофа. Крест на всей жизни.
О боги всех небес, помогите моему мальчику стать нормальным ребёнком и счастливым человеком!
Сижу, ёрзаю – мозоль вот-вот будет, чего только не обещаю всем неведомым силам…
Обычно дети после тестирования выходят через полчаса. Их выводят сотрудники центра и вручают родителям распечатку с результатом тестирования.
Следующий!
Родители сразу утыкаются в полученные бумажки, а уж дома-то исследуют каждую строчку и буковку. Что сулит будущее их сыну или дочери? Какую профессию им советуют выбрать?
Эла уже час нет. Я сижу на стае ежей, и сил моих никаких больше нет.
Полтора часа. Ну, всё – проблемный ребёнок, оформляют документы в специальную школу.
Я стала глохнуть, в ушах звон стоит.
Вышел круглолицый человек в зелёном халате, покрутил головой и ко мне:
– Пройдёмте со мной, мисс Дженкинс.
А Эла всё ещё нет!
Остальные родители стихли, на меня уставились, зашептались:
– …у неё сын… да, я знаю… наверное, тест не прошел…
Никого другого внутрь не звали. Наверное, слабоумных детей в зале больше нет, кроме моего бедного Эла.
Во мне такая злость вспыхнула, что сердце опалила. Я встала, обвела всех вызывающим взглядом и пошла за человеком в халате.
Быстро скисла, иду еле живая. Хромаю – нога почему-то онемела, отсидела, что ли? Какая глупость в голову лезет…
Где тут мой чертополошек притулился?
Человек в зелёном заводит меня в пустую комнату. Пытается шутить, зачем-то говорит, что его зовут Жюльен, и вообще несёт какую-то чушь.
– Где мой сын?! – истерично спрашиваю. Хочу спокойно, а получается крик.
– Он ещё не закончил тест, а с вами хочет поговорить мистер Уолкер.
Входит другой человек – уже в белом халате. Здоровается.
– Присаживайтесь, миссис Дженкинс!
Да какое там «присаживайтесь»!
– Что с моим сыном?! Он нормален? Он сможет учиться в школе?
– С вашим сыном всё очень непросто, – сказал с паузой человек. На него упал свет лампы, и я вздрогнула. Вот это какой мистер Уолкер! Муж королевы Николь! Что здесь происходит?
Ноги подкосились, и я села, не глядя. Каким-то чудом оказалась на стуле, а не на полу.
– Мы не смогли определить оптимальные образовательные и профессиональные параметры для вашего сына, – продолжает своё мистер Уолкер.
Я слушаю его в полной панике, ничего не соображая.
– Дело в том, что мы вписываем эмоционально-интеллектуальную матрицу ребёнка в прогнозируемый социальный фон и находим математическое решение для оптимального соотношения индивидуальной матрицы и общественной среды…
Он объясняет, а я елё удерживаюсь от слёз и думаю с яростью: «Да не тяни ты, чёртов король, говори всю правду…»
