Ник Алнек
Зовите меня Фомич
– Джет Нильсен, – ответил Тил. – Подождите!.. Мама не знает вашего языка и ничего не поймет. Это я учил русский язык. К тому же, она живет не в столице, а в Роскильде.
– Это тоже город? – поинтересовался Захарыч.
Тил поднялся со стула и, расправив плечи, с гордостью заявил:
– К вашему сведению – это бывшая резиденция датских королей и в эпоху викингов являлась столицей Дании!
Фомич почесал под бородой:
– Надо же! Чего же тебе, викинг, дома, возле мамкиной юбки, не сиделось?! И целым бы был, и мы сейчас бы не мучились. Давай, пиши адрес матери. Только сядь, а то вскочил, шашку наголо!
Вынув из карманов штанов мятый листок в клеточку и огрызок карандаша, домовой протянул их Тилу:
– А за язык не переживай. У вас там тоже домовые водятся. Датские. Хоть один из них, но поможет с переводом.
– Это пустая затея, – растерянно сказал Тил, усаживаясь за стол и расправляя листок.
– Еще родные имеются? – поинтересовался Захарыч.
– Две сестры и брат. Ингер, Эмма и Пер. Только они сейчас в других странах живут. Ингер в Германии, с мужем и детьми. Эмма и Пер учатся в Австралии. Их адреса тоже писать?
– Пиши, – кивнув головой, сказал Захарыч.
– Я тут подумал, – задумчиво произнес Фомич, – зачем нам Дания нужна? Ты, викинг, упомянул, что в посольстве работать собирался. Может, ты в нем кого знаешь?
– Знаю! – оживился Тил. – Одного парня знаю. Я с ним переговоры о работе вел. Его Оле зовут. Оле… Йенсен. Он занимается подбором кадров.
– Ну, хоть что-то, – с облегчением вздохнул Фомич. – Он-то нам и нужен.
Домовой слез с табурета и подошел к большому зеркалу, висевшему на облупленной стене. Рукавом своей рубахи он протер видавшую виды поверхность и сказал:
– Через зеркало пойдем, не хочу под дождем мокнуть. Захарыч, ты с нами?
– Нет, – отозвался тот, – у меня в больнице дел – выше крыши, к тому же моя спутница… Семнадцатый этаж… Беда…
Все посмотрели на молодую женщину, продолжавшую тихо сидеть за столом. Она стала еще бледней и прозрачнее, чем пару часов назад.
Захарыч поднялся со стула и, погладив ее по голове, сказал:
– Собирайся, красавица, тебе пора…
Как только за больничным домовым и его спутницей закрылась дверь, Тил, следуя за Фомичом, шагнул в зеркальную гладь. Через мгновение он уже стоял в холле посольства, около большого зеркала в позолоченной раме.
В здании было темно и тихо. Фомич, чьи глаза в темноте напоминали два раскаленных уголька, потянул молодого человека за собой.
– Я не знаю куда идти, – зашептал Тил. – Я никогда здесь не был.
– Можно подумать, что датское посольство мне дом родной, – тоже шепотом сказал домовой.
Они осторожно пересекли холл, чьи стены были увешаны красивыми картинами, и попали в большую комнату с несколькими дверьми. Под одной из них виднелась полоска света. Нажав на ручку, Фомич, в сопровождении Тила, вошел в небольшой кабинет.
В глаза сразу бросилась настольная лампа, тускло освещавшая работающий ноутбук и аккуратно сложенные папки. За столом, уронив голову на руки, спал светловолосый мужчина. Рядом на мягкой софе, укрытый тонким пледом, сопел мальчик лет семи или восьми.
Фомич подошел к столу. Тил, не сводя глаз с ребенка, последовал за домовым и, наткнувшись на стул, уронил его на пол. Фомич вздрогнул и замер – спящий мужчина пошевелился, но не проснулся. Тил поднял стул. И тут, со стороны софы, раздался тихий детский голос:
– Hej!
– Hej! – сказал молодой человек, поворачиваясь к ребенку.
– Что он сказал? – спросил домовой.
– Он сказал: «Привет», – перевел Тил, и, взглянув на домового, спросил: – Фомич, почему ребенок меня видит?
– Дети многое видят. И помнят то, что с возрастом забывается. Узнай, кто он?
– Hvem er du? (Ты кто?)
