Нетта Хайд
Сломай меня
– Отпусти меня, пожалуйста, – снова умоляю его, – Я не могу… я не хоч… – не успеваю договорить, и он поднимается с меня и отходит в сторону.
– Ну, раз ты так просишь, то конечно, – спокойно отвечает и скрещивает руки на груди.
Я удивленно смотрю на него, но решив не упускать свой шанс, на ватных ногах поднимаюсь со стола, прикрывая грудь, оборванной тряпкой в виде своего сценического топа, подбегаю к двери и отчаянно дергаю ручку, стучу по двери и зову на помощь.
– Ты серьезно думаешь, что я трахал бы тебя в месте, в котором к тебе кто-то сможет прийти на помощь? – громко смеется, стоя прямо у меня за спиной, опаляет своим горячим дыханием мою шею и каждый дюйм моего тела замирает.
Последнее, что я чувствую – острое проникновение иглы в свою шею. Я не успеваю его остановить. Приложив руку к месту укола, я ощущаю неприятную пульсацию, растекающуюся по всему телу, и твердое напольное покрытие вмиг пропадает под моими ногами. Мое тело парализовано. Я падаю.
– Теперь ты будешь паинькой.
Он тянет меня по полу за онемевшую руку, поднимает и укладывает на стол, разворачивая к себе спиной, так, что моя грудь, живот и лицо лежат на белых листах некогда важных документов.
В этот момент я понимаю, что у меня больше нет ни выхода, ни помощи, ни единого шанса спастись.
Я виновата в том, что оказалась здесь. Я виновата, что согласилась на эту работу. Я виновата, что зашла в этот кабинет. Я виновата, что попала в лапы зверя и мне теперь не удастся сбежать…
Глава 6
ДЖОСЕЛИН
Я прихожу в себя на полу раздевалки, как выброшенная игрушка. Каждый участок моего тела пронзает адская ноющая боль. Я делаю попытку встать, но падаю обратно. Хватаюсь за ножку стула и с трудом поднимаюсь. Мои колени дрожат, и я с остановками добираюсь до зеркала. Смотрю на свое отражение и ужасаюсь: вся сценическая одежда разорвана в клочья.
Я поднимаю руку и касаюсь своего лица: на щеках черные потеки туши от нескончаемых слез, нижняя губа выглядит припухший от его ударов, в области скулы пятно засохшей крови, я провожу по ней пальцами и хмурюсь, испытывая острую саднящую боль.
Опускаюсь ниже и, под светом лампочек, замечаю на шее фиолетовые следы от его грубых прикосновений. Я снимаю с себя кусочек ткани, который еще вчера был кружевным топом, и вижу рваные царапины на своих ребрах. Я безэмоционально продолжаю изучать последствия роковой ночи: на запястьях, плечах и ногах виднеются синяки багрового оттенка, к которым невозможно прикоснуться, не испытывая боли, а на внутренней части бедра – остатки моей гордости в виде засохших капелек крови. Я уничтожена.
Тишину в комнате нарушает назойливый звук моего мобильного. Я ищу его, дрожащими руками задеваю стоящие на столе флаконы, и они с грохотом падают на пол, некоторые из них разбиваются, заполняя комнату горьким ароматом черешни и коньяка. Я опускаюсь на колени и открываю ящики один за другим, но телефона нигде не нахожу. Я провожу рукой под столом и в дальнем углу обнаруживаю свой гаджет, смотрю на экран и мое сердце начинает учащенно биться. Мама.
Я сижу на полу и просто пялюсь на имя контакта, не решаясь ответить. Когда звонок прекращается, я ищу в телефонной книге номер Эшли и мой палец застывает над ее фотографией. Если я сейчас ей позвоню, она будет винить себя за то, что со мной сделали. Кайл? Нет, он может быть рядом с Эшли. Я бросаю телефон на пол и хватаюсь руками за волосы, оттягиваю их и еле слышно плачу, думаю, пытаюсь найти выход из сложившейся ситуации и решаю идти домой.
Я медленно направляюсь к шкафу, держусь за низ живота, который пронзает тянущая боль при каждом моем движении. Достаю свою одежду, переодеваюсь и умываю лицо, в надежде придать ему более-менее человеческий вид.
Вызываю такси и иду к выходу из клуба, стараясь игнорировать всплывающие в голове картинки моего поражения, но неприятные, жгучие ощущения между моих бедер не дают мне этого сделать.
Я еду домой и, глядя в одну точку перед собой, думаю о том, что сейчас все может стать еще хуже.
Открываю дверь максимально тихо и захожу внутрь. Сейчас все, что я хочу сделать – подняться наверх и смыть с себя всю его грязь, тереть кожу до тех пор, пока не исчезнут следы от его прикосновений, его запах, впитавшийся в каждый дюйм моего тело. Медленно на носочках я прохожу мимо гостиной и, преодолев почти половину пути, меня останавливает разгневанный голос пьяной матери, сидящей на диване кромешной темноте. Я задерживаю дыхание в легких и застываю, испытывая леденящий холод, который растекается по моим венам.
– Джоселин Блумфилд, вернись сюда! Ты видела время?! Где ты шлялась? Зачем тебе телефон, если ты не отвечаешь на мои звонки?!
Я зажмуриваю глаза, опускаю голову и, стиснув зубы, спускаюсь на три ступеньки вниз.
– Мама, прости меня, можно я пойду к себе? – с трудом сдерживаю выступающие на глазах слезы.
– Что с тобой? – она держит одной рукой бокал красного вина, а другой брезгливо указывает в мою сторону, будто я ей противна.
– Все в порядке.
Она поднимается с дивана, подходит ближе ко мне и грубо берет ладонью мое лицо, поворачивает его из стороны в сторону, рассматривая мои раны.
– Кто это сделал и за что? – с нескрываемым интересом спрашивает, всматриваясь в мои глаза.
Если бы я не знала ее, могла бы подумать, что она беспокоится.
– Я упала, – вру.
– Да ладно?! А я в следующем году стану первой леди, – неудачно шутит, рассматривая мою шею и, заметив там темные следы, добавляет:
– Сними кофту.
Я нервно сглатываю и напрягаюсь от ее просьбы.
– И штаны.
– Не нужно, мама, – я хочу ее остановить, качаю головой и из моих глаз стекают первые капли, оставляющие мокрый след на щеках.
– Если сама не снимешь, это сделаю я! Показывай! – она придвигается ко мне еще ближе и тянется к толстовке.
Я отхожу на шаг и, глядя на ее разгневанное лицо, снимаю одежду, оставляя на теле лишь нижнее белье. Она смотрит на меня и ее взгляд с каждой секундой становится все мрачнее и жестче.
– Мам…? – шепотом произношу, вытирая щеки потной ладонью.
– Так вот, чем ты была занята! Поэтому ты не ответила на мой звонок?
– Мам, мне очень больно… Меня обманули и использовали…
Слезы продолжают стекать по моему лицу и я, заикаясь, хочу ей рассказать все, хочу, чтобы она меня успокоила, поддержала и защитила – сделала то, что обычно делают мамы для своих детей.
– Так вот, где ты работаешь, да? Торгуешь своим тощим телом, дрянь!?
– Ты меня слышишь вообще?! – не выдерживаю и включаю защитную реакцию. – Я говорю, что мной воспользовались. Меня обманом заманили в кабинет директора, чем-то накачали и… изнасиловали, – последнее слово произношу прерывисто.
– Так ты еще и под наркотиками пришла домой?! – она игнорирует мое признание.
– Ты только это поняла из сказанного мной?
Я отчаянно вздыхаю и плавно скольжу взглядом по ее лицу, которое не выражает ничего, кроме гнева. Только ее гнев направлен не на того, кто изнасиловал меня, а просто на меня.
– Ты сама во всем виновата, – начинает повышать голос. – Ты и только ты! Ведешь себя, как дешевка и раздвигаешь ноги перед непонятными мужиками, разве я тебя этому учила, бесстыдница?!
– Вот, смотри, мама! – я не выдерживаю ее осуждающих слов и поднимаю руку, указывая на свою шею, руки и лицо. – Смотри, что со мной сегодня сделали! Ты говорила мне, что с 18 лет я сама должна себя обеспечивать! Ты говорила, что я сама должна заработать деньги на свою учебу! Этим я и занималась! Я работала в ночные смены на автомойке, пока ты была в длительных командировках и ночных встречах! Но меня уволили из-за одного урода, поэтому пришлось идти в другое место, чтобы заработать деньги на свое будущее. Я пошла танцевать. Да, представь себе, я танцую и делаю это хорошо! Я никогда не подпускала к себе никаких мужиков, потому что все, что я хотела – это уехать из этого чертового города, уехать от тебя! – я злюсь и мой голос срывается на последних словах. – Но то, что произошло сегодня, в этом нет моей вины. Я не хотела этого. Меня использовали, изнасиловали, надругались, трахнули против моей воли, как ты этого не поймешь? Почему ты меня не слышишь? Может мне привести еще примеры синонимов того, что со мной сделали? Или этого достаточно, мамочка?!
– Да, как ты смеешь так со мной разговаривать? Я твоя мать!
Она замахивается и со всей силы бьет меня по лицу. Я мгновенно поднимаю ладонь к разгоряченной щеке и пристально смотрю на ее полное ненависти и осуждения лицо.
– У тебя язык развязался, и ты решила выговориться? Так я сейчас быстро завяжу его обратно.
Она подходит к шкафу и достает ремень. Я непроизвольно делаю шаг назад.
– Понятно почему отец ушел от тебя. Только непонятно, почему оставил меня с тобой, – вырывается из меня.
– Что?! – ее брови взлетают вверх от удивления, а ноздри раздуваются от злости и она целенаправленно надвигается на меня, как цунами. – Ты осмелилась дерзить мне, мерзкая девчонка!?
Она поднимает руку с ремнем в попытке ударить меня, но я перехватываю ее и с вызовом смотрю на ее бегающие в замешательстве глаза.
«Не ожидала? Я тоже, если честно».
Она вырывает свою руку, поднимает стоявший на столе бокал и делает несколько глотков красного напитка.
– У тебя есть полчаса, чтобы собрать свои вещи и убраться из моего дома! Я терпела все твои выходки, но это уже слишком. Ты – позорная, никчемная, пустая, ни на что не способная девчонка! Ты такая же, как твой отец! Ты не заслуживаешь жить рядом со мной! И, если ты хоть кому-то посмеешь пожаловаться или рассказать, что с тобой якобы сделали, я тебя уничтожу! Не смей портить мою выработанную годами репутацию. Уходи! Я больше не хочу тебя видеть здесь. У меня не может быть дочери – шлюхи!
Она допивает вино, бросает бокал в стену позади меня, и он разбивается на множество осколков. Точно так же, как и мое сердце.
Я поднимаю с пола свою одежду, и иду наверх, надеваю водолазку, которая полностью закрывает мою шею и руки, черные штаны и складываю необходимые вещи в чемодан. Если еще 5 минут назад я готова была плакать и молить о прощении, то теперь я настолько эмоционально опустошена, что не могу выдавить ни единой капельки из глаз.
Зачем она так со мной? Я ведь не просила ее производить меня на свет, для нее я причина всех ее бед и неудач. Я не нужна ни маме, ни отцу, я давно живу сама по себе, но я так чертовски устала. Устала, что не могу прийти домой и обнять маму, не могу рассказать, как меня разрывает изнутри, не могу поплакать в плечо и ощутить себя в безопасности.
Забираю из шкафа накопленные деньги, и одну фотографию, на которой мы, как мне тогда казалось, были счастливы втроем. Закрываю чемодан и спускаюсь вниз. Останавливаюсь рядом с грудой осколков и думаю: что, если она погорячились? Что если у нее неприятности на работе, и она просто по привычке сорвалась на мне?
«Кого ты хочешь обмануть, Джоселин Блумфилд?! Ты ей не нужна!»
Осмотрев свой такой чужой дом, я пытаюсь найти в памяти что-то хорошее, но там ничего не осталось: в гостиной, где стоит телевизор, мама постоянно смотрела свои сериалы и пила крепкие напитки, а после кричала и била меня ремнем за то, что я просила ее включить свой любимый мультик; на кухне мама ставила меня в угол на колени за то, что я съела последний йогурт из холодильника; в ванной она специально включала ледяную воду, когда я купалась, чтобы я делала это быстрее. Хорошие воспоминания, даже если они и были, давно уничтожены агрессией мамы.
Я берусь за ручку входной двери и выхожу на темную улицу, свежий воздух моментально проникает в мои легкие, и я вздрагиваю от холода. Достаю телефон, чтобы написать Эшли или Кайлу, и вижу сообщение от мамы:
«Ушла? Забудь мой номер телефона и адрес! Никогда не звони, ни пиши и не приезжай сюда! Больше тебя не существует для меня! Повторяю, только попробуй испортить мою репутацию, и ты пожалеешь, что вообще существуешь! Прощай!»
Это написала родная мама. Дрожь пронзает мое тело, вырываясь наружу отчаянными всхлипами, и я закрываю руками глаза и обессилено сажусь на землю.
Я решаю позвонить Эшли и попросить остаться на ночь у нее, но она сейчас у своего парня и говорит, чтобы я, не раздумывая приезжала туда. Я вызываю такси и еду к дому своего лучшего друга. Он живет со старшей сестрой, которая взяла опеку над ним, когда их родители погибли в авиакатастрофе.
Мы дружим сколько я себя помню. Познакомились с ним в начальной школе: он испортил мою тетрадь с прописями, а я вылила краску на его альбом из-за чего нас поругали, а мы стали друг для друга братом и сестрой. Он знает обо мне все, так же, как и я о нем.
Немного позже к нам перевелась из другой школы Эшли. Для всех она была слегка сумасшедшей: на обществознание она принесла из дома свою ручную ящерицу, сажала ее рядом с собой и говорила всем, что это ее лучший друг. Однажды ее лучший друг пропал и Кайл, как настоящий герой, помог найти его. С того момента мы начали дружить втроем. А в старшей школе, в силу влияния и изменения гормонов, у них случилась взаимная симпатия. Они идеально друг друга дополняют.
Стучу в дверь, через секунду она открывается, и я падаю в групповые объятия. Я чувствую себя в защитном коконе и просто сдаюсь: даю волю своим эмоциям, плачу, всхлипывая, а они успокаивающе гладят меня по спине и поочередно целуют в макушку.
Мы проходим на светлую, уютную кухню и Эшли достает с нижнего шкафчика бутылку кукурузного Бурбона и три стакана. Наполнив два из них, смотрит на меня и увидев одобрение, наполняет третий. Сегодня я потеряла все важное, и думаю, что алкоголь – это то, что мне сейчас нужно.
Залпом выпиваю янтарную жидкость и не чувствую горечи. Настолько паршиво внутри, что даже крепкий алкоголь не смог привести мои рецепторы в порядок и реагировать правильно. Я ставлю стакан на стол, прошу еще и начинаю рассказывать частичную правду о сегодняшнем дне, не упоминая произошедшее в кабинете клуба.
– Джо…, – Кайл становится рядом со мной и кладет руку на плечо. – Мне так жаль.
Он обнимает меня со спины, и я напрягаюсь. Мозг автоматически воспроизводит в памяти картинки, которые я так тщательно блокировала.
«Нет, Кайл, отойди, пожалуйста!».
– Джо, если хочешь можешь остаться пожить у нас, – предлагает друг.
– Спасибо, ребята, – выдавливаю из себя улыбку. – Если можно, я очень хотела бы принять душ и лечь спать.
– Конечно.
Эшли провожает меня в гостевую комнату, дает полотенце, одежду и оставляет меня одну.
Я раздеваюсь и вхожу в душевую кабину, включив горячую воду, закрываю глаза и поднимаю лицо к потоку жидкости, но как бы не старалась, я не могу расслабиться, все мои мысли возвращаются в кабинет. Трясущимися руками намыливаю мочалку и старательно стираю с себя прикосновения Марка, до боли тру кожу и ее привычно бледный оттенок становиться багровым.
Я плачу, мои слезы смешиваются с водой и ручьем стекают по телу, всхлипываю и бью себя кулаками по ногам, желая принести себе физическую боль. Беззвучно кричу, закрывая рот ладонью и опускаюсь вниз, проглатывая очередной приступ истерики. Обхватываю свои колени руками и трясусь. Мне дико холодно, меня знобит, когда в ванной стоят клубы обжигающего пара.
Я пытаюсь успокоиться и шепотом повторяю себе, покачиваясь из стороны в сторону:
– Я справлюсь. Я всегда со всем справляюсь. Я переживу это. Я смогу. Я начну новую жизнь! Мне станет легче!
Рано утром я спускаюсь на кухню, готовлю себе крепкий черный кофе и наблюдаю за рассветом в окно.
«Интересно, для меня теперь все будет таким серым и безжизненным?»
За ночь я так и не смогла уснуть, как только закрывала глаза, видела его ухмылку и довольное лицо. Я четыре раза принимала душ и каждый раз мне казалось недостаточно.
Я слышу звук шагов по лестнице и поворачиваю голову в сторону: ребята держатся за руки, улыбаются и выглядят такими счастливыми, беззаботными и влюбленными. Я вытираю рукавом толстовки скатившуюся слезу от осознания того, что у меня никогда такого не будет. Я испорчена и сломлена внутри так что, вряд ли найдется тот, кто сможет починить меня.
– Джо, ты так рано проснулась, – говорит Эшли, отстраняясь от Кайла. – Как ты?
– В порядке. Плохо чувствую себя, ночь практически не спала. Пойду еще полежу, – сделав последний глоток кофе, отправляюсь в гостевую комнату, ложусь на кровать и изучаю стеклянную люстру.
Через час я слышу, как открывается дверь и смотрю на вошедшего.
– Джо-Джо, хватит хандрить, дорогая! – надувает пухлые губы Эшли и садится на кровать, подгибая под себя ноги.
– Эшли, я просто хочу отлежаться, не переживай, я в порядке.
– Ты меня не обманешь. Я знаю тебя, тебе нужно развеяться, отключиться от неприятной ситуации с мамой, пойдем погуляем? Пожалуйста! – она складывает руки в молящем жесте, выпучивает нижнюю губу и жалобно смотрит на меня.
– Эш, я правда не хочу.
– Тогда я весь день буду лежать рядом и смотреть на тебя.
Она забирает из-под моей головы подушку, бросает ее рядом и ложится, разворачиваясь ко мне лицом. Я чувствую на себе пронзительный взгляд и тихое дыхание.
– Ты серьезно? – поворачиваюсь и смотрю на подругу.
– Конечно. Будешь лежать ты – буду лежать я. Теперь я твое зеркало, – она улыбается и прищуривает глаза.
Я держусь от силы минут десять и сдаюсь на недолгую прогулку. Подруга целует меня в щеку и выходит из комнаты. Я закрываю лицо руками и вздыхаю. Эшли права, я должна отключиться от неприятной ситуации. Но самое ужасное то, что я не знаю какая из ситуаций неприятнее: с мамой или с Марком.
Кое как замазываю синяк на лице и разбитую губу, надеваю вчерашнюю черную водолазку, скрывающую шею и руки, и синие джинсы мом.
Мы направляемся в торговый центр, где проводим весь день вдвоем: сначала ходим по магазинам, где Эшли покупает себе несколько новых вещей, а я, ссылаясь на то, что у меня есть все необходимое, не покупаю себе ничего. После этого мы смотрим какой-то веселый мультик и опустошаем два больших ведерка с попкорном и пару банок кока-колы. Я даже несколько раз улыбаюсь. Потом мы идем кататься на роликах, и я чувствую, что мне действительно становится немного легче и мой мозг отвлекается от непрошеных мыслей.
Когда мы возвращаемся к Кайлу, нас встречает голос его сестры, Алексы, доносящийся из кухни:
– Привет, девочки!
– Привет, – одновременно отвечаем.
– Разве она не уехала по работе? – шепотом спрашиваю подругу.
– Я тоже так думала, – пожимает плечами Эшли.
– Девочки, где вы были? Кайл уже сообщил мне, что вы пока что поживете здесь. Я хотела представить вам моего молодого человека, – она указывает на сидящего к нам спиной парня. – Знакомьтесь, Майкл Браун.
Я смотрю на мужчину и мое горло будто снова сдавливают грубые мужские руки, лишая кислорода. Он подстроил это для своего дружка. Он соучастник этого преступления. И он здесь. Дома у Кайла.
«Джо, делай глубокий вздох.»
Он поворачивается и на его лице появляется кривая полуулыбка, доказывающая, что он понимает, о чем я думаю.
Надо что-то делать. Я не могу здесь оставаться. Я не хочу здесь быть.
«Так соберись, Джо! Хватит паниковать. Джулия. Точно. Сейчас же поднимусь наверх и напишу ей, что приеду.»
– Джо? Ты меня слышишь? – Алекса выводит меня из транса, машет перед лицом своей ладонью.
– Что? Прости, я задумалась. Не ожидала вас здесь увидеть, – проигнорировав его протянутую руку, я складываю свои в карманы. Он качает головой и, облизнув губы, улыбается.
– Вы знакомы? – спрашивает Алекса, хмуро глядя на меня.
Я поворачиваюсь к подруге, а она, обнимая подошедшего к ней Кайла, качает головой, показывая знак: «Мы его впервые видим». Видимо я чего-то не знаю. Ладно. Я поворачиваю рычаг своих эмоций на режим «выкл».
– Извините, видимо я вас с кем-то перепутала, – выдавливаю из себя максимально дружелюбную улыбку. – Вы не против, если я прилягу, чувствую себя неважно?
– Конечно. Тебе что-то принести? – спрашивает Кайл.
– Нет, не беспокойся, – одарив его улыбкой, поднимаюсь на ватных ногах в комнату.
Я подхожу к чемодану, и, достав ноутбук, пишу тете, что серьезно поругалась с мамой и приеду к ней. Она сразу же отвечает одобрительным ответом. Осталось сообщить друзьям о своем решении.
Эта ночь – копия предыдущей, только в этот раз, кроме Марка в видениях приходит Майкл. Я решаю спуститься на первый этаж и заварить свой любимый напиток.
– Не спится?
Кружка едва не срывается из моих рук из-за испуга.
– Как видишь.
– Кошмары мучают? – он походит ко мне ближе. – Марк был с тобой настолько груб? – он берет прядь моих волос и принюхивается к ним.
«Фу. Меня сейчас стошнит.»
– Ты все знаешь, – отстраняюсь от него, ставлю кружку на стол и поднимаю полные уверенности глаза на него. – И не боишься, что я пойду в полицию и ты можешь стать соучастником преступления, Майкл?!
– Ты не осмелишься, детка. Да и с нашими связями, ты вряд ли сможешь что-то нам предъявить, особенно Марку. Тебе никто не поверит. И думаю, что рушить репутацию своей мамочки, ты тоже не станешь, – с улыбкой чеканит каждое слово.
– Зачем ты здесь? Зачем тебе Алекса?
