Нермин Безмен
Курт Сеит и Шура
Еще час спустя главный хирург наконец-то вошел в приемный покой. Они затаили дыхание.
– Слава богу, все прошло отлично. Скоро придет хирург вашего отца и расскажет подробности.
Девушки обнялись, облегченно вздохнув. Им хотелось увидеть отца немедленно.
– Пока нельзя, он сейчас глубоко спит, но, поверьте, с ним все в порядке. Думаю, вам надо пойти отдохнуть. А завтра утром вернетесь и сможете недолго побыть с ним.
Доктор выглядел уверенно, так что не было смысла спорить с ним. Боринский решил помочь доктору увести девушек.
– Пойдемте! Сейчас поедемте к нам, отговорки не принимаются! Не думаете ли вы, милые барышни, что я оставлю дочерей лучшего друга одних в гостиничном номере?
– Но, дядя Андрей, у нас вещи в гостинице!
– Ничего страшного. По дороге мы заедем в вашу гостиницу, и вы заберете все ваши вещи. Мы в любом случае вернемся сюда завтра утром. Вашему отцу мы скажем, что вы у нас. Не пойму, почему мы не позаботились об этом раньше.
Ночью у Боринских сестры с трудом дождались утра. Встреча с отцом, однако, была не такой радужной, как они ожидали. Им не разрешили войти к нему в комнату, потому что он был еще слишком слаб. Им разрешили только посмотреть на него через стекло в двери. Шура с трудом узнала его – так он был изможден и слаб. Усы и бороду отцу сбрили. Глаза его казались меньше, черты лица заострились. Вокруг шеи торчали какие-то трубки. Девушки смотрели на отца в замешательстве. Доктор сказал отцу что-то. Юлиан Верженский попытался повернуть голову в сторону двери. Доктор попробовал помочь ему, придерживая трубки и подкладывая подушки. Бледное лицо повернулось, и глаза отца взглянули в сторону дочерей. С большим трудом он изобразил подобие улыбки. Они в свою очередь помахали ему, с трудом сдерживая слезы. Слабое движение оставило Верженского без сил. Застонав, он закрыл глаза. Доктор дал знак уйти, а пациенту помог лечь в прежнем положении. Главный врач повел Боринского и девушек прочь от палаты. Шура плакала. Валентина негодовала:
– Что с отцом? Разве ему не должно быть лучше?
– С вашим отцом все в порядке, барышня. Просто он перенес тяжелую операцию, поймите, и нужно время на поправку, – голос доктора был тихим и обнадеживающим.
Вмешался Боринский:
– Пожалуйста, расскажите все как есть, доктор, чтобы барышни отбросили все опасения.
Большая часть пояснений была непонятна – девушки были незнакомы с медицинской терминологией. Шура поняла одно: отец отныне будет жить с трубкой в горле. Может быть, Валентина поняла больше, но Шура не посмела переспросить.
Они вернулись домой, не проронив ни слова. Боринский пытался развеселить их. Он громко хлопнул в ладоши и сказал:
– Девушки! Ну-ка соберитесь! Что случилось? Ваш отец спасен, а вы грустите, будто, не дай бог, стряслось что-то нехорошее! Через несколько дней он встанет, и мы снова будем вместе. Если вы будете сидеть грустные, я уверен, что ему будет плохо. Так что веселее! В любом случае я не хочу, чтобы в субботу вечером меня сопровождали две печальные девы. Давайте оживайте уже.
Сердце Шуры екнуло при упоминании субботней ночи. Как она могла забыть? Она сомневалась, что сможет пойти в Большой. Как можно развлекаться, когда отец в больнице? Валентина как раз собиралась сказать то же самое. Как будто предвидя это, Боринский протестующе поднял руку, покачал головой и сказал:
– Нет-нет! Даже слышать не хочу об этом. Вы ничего не добьетесь, сидя здесь. Более того, ваш отец хотел, чтобы вы были на приеме. Если вы не смените своего мрачного настроения, как вы собираетесь встречать его? Не беспокойтесь, я буду возить вас в госпиталь каждый день, так что вы сможете видеть его. Вы будете с ним столько, сколько позволит доктор. В остальное время будете вести свой обычный образ жизни.
Бодрое и обнадеживающее поведение графа Андрея Боринского несколько расшевелило сестер. Они согласились с его словами. Потом поблагодарили его и разошлись по комнатам. Теперь обеим было намного лучше.
На следующий день отцу тоже стало лучше. Во всяком случае, он уже не выглядел столь бледным, как накануне, да и в целом казался живее. Однако им так и не разрешили входить к нему. Доктор сказал, что нужно время. В тот день сестры уезжали из госпиталя в хорошем настроении, думая, что дядя Андрей был прав. Больше всего отцу нужны были их ободряющие улыбки. А еще он не должен был переживать из-за отсутствия супруги, оставшейся в Кисловодске.
Суббота началась с обычного визита в госпиталь. Наконец доктор разрешил им войти к отцу в палату и сказать ему несколько слов. Вернувшись из госпиталя, они начали собираться на бал.
Чем ближе становился вечер, тем меньше спокойствия сохраняла Шура. От волнения даже заболел живот. Шумело в голове. Сводило ноги. В общем, налицо были все проявления влюбленности. Ей не хотелось ни с кем говорить, ей хотелось молчать, потому что в голове была только одна мысль: о незнакомце. Когда она молчала, ей казалось, что она с ним. А может быть, в суете огромного театра они сегодня не встретятся. Может, он придет на вечер с другой. От этой мысли веселье испарилось и сердце тоскливо заныло. Она испытывала смешанные чувства. Перебирала свои платья, не понимая, какое надеть. Она просто не могла сосредоточиться. Может, стоит посоветоваться с Валентиной. Любимое сиреневое платье она уже надевала в прошлый раз. Наконец Шура выбрала желтое платье с белыми цветами, вышитыми на воротнике и юбке. Приложив его к себе, Шура подошла к зеркалу, подхватила длинные светлые волосы и внимательно осмотрела себя. То, что она увидела, ей не понравилось, и она бросила платье на кровать. Цвет платья совершенно не сочетался с синевой ее глаз и цветом волос.
Затем она решила надеть розовое платье из органзы. Валентина сегодня не наденет розовое. Шура приложила розовое платье к себе и решила, что голубое ей будет лучше. Сегодня вечером она должна быть особенной, более красивой, чем когда бы то ни было. Наконец, она остановилась на бирюзовом шелковом платье из тафты. Еще оставалось четыре часа до выхода… время текло так медленно.
Валентина зашла в комнату к сестре в полвосьмого и застала ее нервно вышагивавшей с шелковым платком в руках, полностью одетой и готовой к выходу.
– Шурочка моя, ты выглядишь как принцесса из сказки.
Шура посмотрела на сестру, которая тоже была хороша в белом платье, украшенном розовыми шелковыми лентами.
Когда часы пробили восемь, сестры еще раз взволнованно оглядели себя в зеркало.
Девушки спускались по лестнице – Валентина впереди, Шура за ней. В вестибюле стояли какие-то люди. Шуру как паром обдало. Она чувствовала, что покраснела. На мгновение она задержалась на ступеньке и крепко ухватилась за деревянные перила. Ее теплая нежная ладонь пылала на холодном дереве. В зале стоял ожидавший их дядя Андрей с двумя молодыми мужчинами в форме. Одним из мужчин был сын графа Андрея, Петр Боринский, а вторым был человек, встречи с которым Шура так ждала, Курт Сеит Эминов. Она подумала, что чем медленнее она будет спускаться, тем больше времени у нее будет, чтобы прийти в себя. Но, как только Шура почувствовала на себе взгляды мужчин, она заторопилась за Валентиной. Граф Андрей Боринский восхищенно воскликнул:
– Господа, как же нам повезло сегодня! – Он улыбнулся молодым людям. – Вы сегодня едете в Большой театр с самыми красивыми и элегантными барышнями Москвы. Какая удача для всех нас!
Андрей Боринский подошел к лестнице, взял девушек за руки и помог спуститься по последним ступенькам. Молодые люди склонились в поклоне.
– Нам нужно немедленно выходить. Если бы я не был хозяином бала, я бы предложил вам выпить. Однако нам надо быть там до того, как начнут съезжаться гости. – С этими словами Боринский направился к двери, все последовали за ним.
Андрей Боринский посадил сестер к себе в экипаж. Остальные поехали на наемном. Шура с трудом сдерживалась, чтобы не смотреть назад. Валентина завела беседу в своей обычной непринужденной манере. Ее лицо светилось радостью. Снег шел весь день, но теперь метель стихла. Ветер тоже сник. Экипажи проехали по Моховой и остановились на Театральной площади.
Шура собиралась выйти самостоятельно, но Сеит помог ей. Она изящно протянула ему левую руку и вышла, поддерживая юбку правой. Он держал ее руку твердо, но деликатно. Поднимаясь с ним по лестнице, она представляла, что сейчас продолжается прошедший вечер. Почему-то ей было страшно повернуть голову в его сторону, хотя она знала, что он смотрит на нее, и ей это было приятно. Она чувствовала, что должна как-то ободрить его. Когда они входили в зал, она повернула голову и посмотрела на него. Глаза ее в эту минуту блестели. Его глаза блестели не меньше. Может, встреча была и последней, но молодой человек пленил ее навеки. Шура дрожала. Внутренний голос говорил ей, что она безнадежно влюблена и любовь эта явно будет бесконечной и принесет много страданий.
В фойе он выпустил ее руку и поклонился. Гостей Андрея Боринского было уже очень много. В толпе Шура и Сеит с трудом видели друг друга. Каждый раз, когда он мельком ловил взгляд ее робких глаз, его терзало желание приблизиться к ней.
Подали икру и французское шампанское, а гости заняли свои места в театре. Шура и Валентина сидели в ближней к сцене ложе. Когда гасли огни, вошел Андрей Боринский и сел рядом с ними:
– Я надеюсь, вы довольны креслами. Пожалуйста, простите мое отсутствие, мне нужно обойти всех гостей. Особенно тех, кого я не пригласил к нам после спектакля, так что они могут обидеться, если я не переговорю с ними. Я приду к вам до окончания представления. После, пожалуйста, никуда не ходите и ждите меня здесь.
Визиты дяди Андрея были столь же кратки, сколь и его речь. Едва договорив, он исчез за толстыми бархатными занавесями. Девушки переглянулись и улыбнулись. Шура смотрела в соседние ложи. Женщины, одна красивее другой, в драгоценностях, соревновались пышностью и величественностью с декорациями Большого театра. А Шура сидела с одним лишь золотым крестиком и в простом бирюзовом платье и, кажется, вообще не смотрелась на их фоне. Она заметила очень красивую женщину в соседней ложе. Ее знойные глаза и длинные волосы были черны, как ночь. Когда она говорила, ее глаза, губы, плечи, руки, вообще все ее тело как бы двигалось, она прижимала пальцы к шее, слегка касаясь кожи, чтобы обозначить чувственность. Судя по тому, как ее спутник внимал ей, ее старания имели успех. Внезапно голос Валентины привлек ее внимание.
– Шурочка, посмотри, кто там.
Шура посмотрела в том направлении, но не могла разглядеть.
– Смотри, здесь Лола Полянская, девушка с вечеринки Андрея, моя подружка из Кисловодска. Она со своими родителями. Они зовут нас сесть к ним.
Шуре не хотелось сидеть с незнакомой девушкой.
– У нас прекрасные места, Тиночка, представление вот-вот начнется, я не хочу идти.
– Пойдем, Шура, пойдем, дорогая, они всего в двух ложах от нас. Мы просто перейдем туда.
– Давай, иди. Когда дядя Андрей вернется, он будет искать нас здесь, будет плохо, если не найдет. Я останусь.
Валентина неуверенно поднялась:
– Но я не могу оставить тебя тут одну.
– Не беспокойся, Тиночка, со мной все будет хорошо. Иди к своей подруге. Давай, торопись, а то представление начнется, и ты опоздаешь.
Как только Валентина исчезла за занавесями, оркестр заиграл увертюру к «Лебединому озеру» Чайковского. Шура скрестила руки на коленях и полностью забылась, подчиняясь волшебству музыки. Медленно поднялся занавес, и сцена предстала во всем великолепии. На фоне декораций замка шло празднование дня рождения принца Зигфрида, и юный принц радостно приветствовал своих друзей. Па-де-труа, исполненное кордебалетом и двумя балеринами, было так же прекрасно, как декорации. Постепенно Шура совершенно забылась, летая на крыльях Одетты, королевы лебедей, представляя себя на месте Одиллии, ощущая неразделенную любовь и проживая ее. Она не могла сдержать слез. Она была рада, что осталась одна в этой ложе, где можно наслаждаться любовью, разделенной с персонажами на сцене. Она была так увлечена Одеттой-Одиллией и принцем Зигфридом, что не заметила, как кто-то вошел в ложу, раздвинув бархатные занавеси, и сел на кресло позади нее. Но вот ее взяли за руку. Шуре показалось, что история на сцене и ее фантазии смешались во сне. Она не знала, что делать. Ей казалось, что все смотрят на нее. На ее коленях ее правая рука покоилась в теплой мужской ладони. Тепло растекалось по всему телу и пьянило, как прошлой ночью.
На сцене был рассвет. Одетта должна была расстаться с любимым принцем. Часы счастья заканчивались.
– Не плачь больше, занавес скоро опустится.
Когда первый акт балета кончился, Шура повернулась к нему, продолжая аплодировать. Ее глаза были влажными, на губах играла улыбка. Голос Сеита тонул в аплодисментах.
Как только опустили занавес, появилась Валентина со своей подругой, за ними следовал Петр Боринский. В пятнадцатиминутном антракте подали французское шампанское. Сеит передал Шуре бокал. Она не пугалась смотреть прямо ему в глаза. Наоборот, чувствовала, что хочет видеть его глаза постоянно. Они оба были гостями в Москве. Ей предстояло вскоре вернуться домой, а ему следовало присоединиться к своей части. Внезапно одна мысль поразила ее, словно молния. Чем бы все ни кончилось, она была готова к приключению с ним. Эта мысль напугала ее.
Оставшуюся часть представления ложа была полна. Валентина, Петр и Андрей Боринские заняли свои места. Похоже, возможности побыть вдвоем в тот вечер больше не представлялось.
После балета грандиозный вход в Большой театр заполнился разнаряженной толпой. Сливки высшего общества Москвы неторопливо спускались по мраморной лестнице под величественным портиком, поддерживаемым восемью огромными колоннами, а изящные конные экипажи подъезжали, чтобы забрать их. Почти два десятка экипажей направилось в сторону особняка Андрея Боринского, перевозя гостей, а вместе с ними и полный состав труппы Императорского Большого театра. Шура и Валентина ехали в сопровождении Сеита и Петра. Их четверка села в один экипаж. Хотя Петр сел вслед за ее сестрой, Шура заметила, что его внимание было обращено на нее. Ей не нравился этот молодой человек. Многим девушкам он бы показался привлекательным, но его хитрые глаза, его маленький курносый нос, слишком смазливое для мужчины лицо не внушали доверия. Она не знала причины, но само его присутствие было ей неприятно. Во время поездки Валентина и Петр вели непринужденный разговор, в то время как другая пара смотрела друг на друга с обожанием. Шуре больше не было стыдно, и ей не казалось, что она поступает дурно. Когда они приехали к Боринским, то увидели, что первые гости уже угощаются вином в музыкальной комнате. Огромный стол в обеденном зале был уставлен едой. Вечер продолжался. Вскоре музыка и смех заполнили дом, а вино лилось рекой. В центре внимания, как обычно, были солистки Большого. Молодые и старые господа открыто ухаживали за балеринами, которыми так восхищались во время представления. Шура с трепетом наблюдала, как женщины принимали делаемые им авансы. Внезапно она заметила в этой толпе Сеита. Ее сердце оборвалось. Она тут же решила, что нет смысла оставаться здесь, что лучше тихо ретироваться в свою комнату. Не успев привести в действие свое намерение, она увидела, что Сеит идет к ней в компании одного господина и балерины. Было очевидно, что они знакомы. Шура остановилась и ждала их. Она почувствовала облегчение, когда их представили.
– Дорогая Татьяна, я рад познакомить тебя с этой прекрасной юной особой, Александрой Юлиановной Верженской.
Затем, повернувшись к Шуре, он представил других:
– Одна из ведущих балерин Большого театра Татьяна Чупилкина и мой дорогой друг поручик Джелиль Камилов.
Пока их знакомили, Шура быстро оценила новую знакомую. Татьяна, похоже, была заметно старше ее. Ее движения были грациозными, словно она еще была на сцене. У нее были большие черные глаза. Ее кожа была белой и чистой, как фарфор. Шура подумала, что для партии лебедя не найти шеи лучше и длиннее. Грудь балерины была почти плоской, как у юных девочек. Под сенью длинных ресниц ее глаза сияли так сильно, что могли покорить любого мужчину, осмелившегося взглянуть на нее. На губах играла приветливая улыбка. Несмотря на артистическую природу, движения Татьяны были искренними и непритворными. Ей явно нравился не Сеит, а другой молодой человек. После этого открытия Шура почувствовала себя лучше и ощутила симпатию к ней. Джелиль, с его улыбчивым лицом и восточными глазами, был явно влюблен в балерину. Он был довольно красив, хотя и по-другому, нежели Сеит.
Вскоре все они подружились. Когда молодые люди отошли за новыми напитками, Татьяна взяла Шуру за руку и сказала:
– Дорогая Александра Юлиановна, я хотела бы, чтобы вы задержались в Москве дольше, мы могли бы прекрасно проводить время.
Шура ответила с такой же сердечностью:
– Спасибо большое, дорогая Татьяна…
– Мои близкие друзья называют меня Татя.
– Хорошо, Татя.
– Джелиль и Курт Сеит также вскоре покинут Москву.
– Они часто приезжают сюда?
– На самом деле нет. Их планы подчинены царским приказам. Куда царь направит свои войска, туда они вынуждены отправляться. Вряд ли можно назвать их жизнь скучной, – Татьяна жизнерадостно засмеялась. – Знаете, дорогая Александра…
– Мои близкие называют меня Шура.
Татьяна снова засмеялась:
– Да, дорогая Шура, знаете, если бы я не была балериной, я бы хотела быть мужчиной.
Шура не могла понять, почему знаменитая и красивая женщина хочет быть мужчиной. В ее глазах был вопрос. Веселый смех Татьяны прозвенел снова.
– Если бы знали, какую насыщенную жизнь они ведут. Я уверена, вы хотели бы оказаться на их месте.
Покачав головой, Шура улыбнулась и сказала:
– Не думаю, что я вообще хотела бы быть мужчиной.
Татьяна показала на Сеита и Джелиля, пытавшихся протиснуться к ним с напитками в руках:
– Посмотри на них, дорогая Шура, они красивы, они богаты, они служат в гвардии самого царя, и их окружают самые красивые и аристократичные женщины. Романов у каждого хватит на хорошую книгу, поверь мне.
Она говорила легкомысленно и не стесняясь. Слушая ее, Шура все больше изумлялась.
– Вы знаете о романах Джелиля, Татьяна?
– Конечно. Не удивляйтесь этому, Шура. Наивно думать, что красивый офицер, переезжающий между Санкт-Петербургом, Москвой и Ливадией, может быть без женщин. Я придаю значение только тому времени, когда он со мной. Несмотря на его измены, я верю, что он любит меня, и этого для меня достаточно.
Внезапно она остановилась и посмотрела на Шуру, изумленно слушавшую ее:
– Боже мой! Что я говорю? Я расстроила вас, дорогая Шура? На мгновение я забыла, что разговариваю с юной девушкой. Скажите мне, сколько вам лет?
– Шестнадцать.
– Мой бог, всего шестнадцать? Вы выглядите старше. Вы не будете на меня сердиться, если я не скажу, сколько мне лет? Поверьте, я намного старше. Простите, если я удивила вас, но я не хочу, чтобы вы меня неправильно поняли. Если бы я знала, что вам всего шестнадцать…
Шура понимала, что ее собеседница говорит искренне. Ей понравилось, что она показалась кому-то старше, чем она есть на самом деле, и понравилось, что ей доверяют. Она подумала, что, несмотря на разницу в возрасте и круге общения, она встретила настоящую подругу. Она улыбнулась:
– Татьяна, разговор с вами для меня огромное удовольствие, и я совершенно не удивлена.
Мужчины присоединились к ним с бокалами в руках. Татьяна шепнула Сеиту на ухо, принимая от него бокал:
– Сеит Эминов, я никогда не видела, чтобы ты посвящал столько времени одной женщине. Должно быть, в этой девушке что-то особенное. Однако позволь мне предупредить тебя, что она слишком молода, по сути, еще ребенок. Она не похожа ни на кого из тех, с кем ты был раньше, так что, пожалуйста, не делай ей больно.
Краем глаза Сеит смотрел на Шуру, которая спокойно разговаривала с Джелилем.
– Похоже, она тебе понравилась, Татя.
– Да, очень.
Сеит улыбнулся и подмигнул:
– Кто знает, может быть, мне тоже понравится.
Затем он подошел к Шуре и мягко тронул ее локоть:
– Если вам не холодно, могли бы мы прогуляться в сад, Александра Юлиановна?
Несмотря на внешнюю формальность, Шура почувствовала, что ждет, когда они окажутся вместе в саду, и задрожала от волнения. Она была смущена, но, чтобы разрядить ситуацию, спросила Татьяну:
– Хотите ли вы присоединиться к нам, Татя?
Татьяна подарила ей теплую улыбку, держась за руку Джелиля, и сказала:
– Вы идите, нам надо кое-что обсудить. Если станете искать нас, мы будем где-нибудь здесь.
Когда они дошли до сада, Шура неожиданно поняла, что не может проронить ни слова, как и прежде. Как только она оказывалась вместе с этим человеком, она чувствовала себя растерянной. Они остановились.
– Вы уверены, что вам не холодно?
Шура отрицательно мотнула головой. Она не мерзла, но по непонятной причине ее трясло. Сеит подошел и мягко взял ее руку:
– Не говорите мне, что вам не холодно. Посмотрите, вы вся дрожите.
– Мне не холодно, поверьте мне.
Сеит вел ее по лестнице в сад.
– Некоторые дрожат, когда им одиноко. Я хорошо знаю это ощущение.
Внезапно Шура почувствовала себя намного лучше. Интерес и непонятное сострадание к мужчине побороли робость. Она тихо спросила:
– Ваш дом далеко?
Сеит ответил с улыбкой:
– Мой дом? Мои дома? Да, они все очень далеко.
Они остановились на вымощенном краю пруда, посреди которого красовался роскошный фонтан, поддерживаемый двумя купидонами, и некоторое время слушали журчание воды. Оно приятно смешивалось со звуками музыки, доносившимися из дома.
– Здесь так красиво.
– Вы такая красивая.
Молодой человек поднес ее руку к своим губам и поцеловал в ладонь. Жар его губ опьянил ее. Она не знала, что делать. Затаив дыхание и закрыв глаза, она оказалась в его руках. Сеит боялся испугать ее. Он положил руки на ее тонкую талию и притянул к себе. Сердце Шуры стучало. Она положила голову на его грудь. С чувством, которое было ей незнакомо, которое ей даже не снилось, без какого-либо предупреждения она крепко обняла человека, которого любила. Она все еще не знала его, но это был человек, с которым ей хотелось быть вместе всю жизнь.
Внезапно они заметили, что с неба на них неторопливо падают снежинки.
– Может быть, вы хотите вернуться в дом? – осведомился Сеит.
То, как она посмотрела на него, ясно давало понять, что ей не хочется менять положение. Даже в вечерних сумерках она видела блеск его глаз. Сеит понял, что он больше не может держать себя в руках. Взяв ее голову, он поцеловал ее в лоб долгим нежным поцелуем.
Когда она смотрела на него, она думала, что этот молодой человек – единственный мужчина, которого она хотела бы видеть в своей жизни. Как долго продлится их связь? Одна или две встречи в лучшем случае? Затем каждый пойдет своей дорогой. Ее волнение превратилось в печаль. Нет, она не хотела терять его. Сеит теперь целовал ее щеки и шею.
Шура больше не могла сопротивляться и обвила руками его шею. Чистая, целомудренная любовь девушки, которую она дарила без оглядки, вызывала у повидавшего и жизнь, и женщин Сеита чувство, которого он ранее не испытывал. Он хотел взять эту маленькую девочку, которая обвивала руками его шею в совершенном забытье, на край света и уединиться с ней навечно. Как долго продлится это волнение? Насколько истинной является их страсть? Они бросились в начало, не зная конца. Уткнувшись лицом в ее волосы, он произнес:
– Александра!
Голос Шуры был едва различим.
– Да?
Сеит заметил, что говорит совершенно противоположное тому, что намеревался сказать:
– Я хотел бы увидеть тебя снова, хотел бы быть с тобой. Хочешь, я заеду за тобой завтра и мы проведем вместе весь день. Что скажешь?
Не отрываясь от него, она пробормотала:
– Завтра утром мы поедем к папе в госпиталь. Затем… Я не знаю… кто мне разрешит уйти из дома? Я не знаю.
Сеит взял ее щеки и погладил их:
– Ты хочешь быть со мной?
Шура слишком стеснялась ответить вслух. Она утвердительно кивнула, отводя глаза.
– Ты уверена, что хочешь этого? Я хотел бы услышать.
– Да… Да, я хочу этого.
– Тогда предоставь дело мне. Я что-нибудь устрою. Может, я сам отвезу тебя в госпиталь, а затем покатаю по Москве.
– А как же дядя Андрей?
– Андрей Боринский знает меня с детства, не думаю, что он не позволит нам отправиться на прогулку.
Как долго они пробыли в саду? Шура не могла понять, но ей казалось, что они вместе годы. Все шло, все развивалось быстро, словно по мановению волшебной палочки феи, которая перенесла ее в волшебное королевство, а теперь вернула на землю. Чуть дальше, за лестницей и дверью, в доме, их ждала реальность. Некоторое время они гуляли по саду под руку. Повернувшись к фонтану, Сеит показал на статуи купидонов и сказал:
– Ты знаешь, я хотел бы быть как они, застыть, обнимая и целуя тебя. Тогда мы могли бы вечно обнимать и целовать друг друга.
Шура чувствовала тепло в его словах и тепло его руки, но она была взволнована, ей было стыдно и неловко. Она сказала:
– Тогда ты замерзнешь навечно под снегом.
Когда они вошли в дом, Шура поняла, что давно замерзла, но ей было все равно. Она была счастлива, взволнована и влюблена. Она сняла пальто, отряхнула снег с юбки, затем вернулась к гостям.
После того как они присоединились к Татьяне и Джелилю, Сеит ненадолго оставил их. Шура проследила за ним глазами, затем отвела их, опасаясь быть застигнутой посторонним взглядом. Он вернулся всего через несколько минут. Молодой человек был в приподнятом настроении.
– На завтра у нас отличный план.
Они вопросительно посмотрели на него.
– Моя дорогая Александра Юлиановна, я поговорил с Андреем Боринским и получил разрешение покатать вас завтра по Москве с Татей и Джелилем. Я заберу вас завтра, после того как вы вернетесь из госпиталя.
Она не верила своим ушам, как ловко все складывалось.
– А как же моя сестра Валентина? Я не могу бросить ее одну.
– Я думаю, она пойдет к друзьям с Боринским.
Татьяна рассмеялась:
– Отлично! Я уверена, мы завтра прекрасно проведем день. С этого момента Шура жила только мыслью о следующем дне и старательно веселилась на приеме, который закончился под утро. Сеит рано ушел. Уходя, он бросил на нее долгий взгляд, и она ответила взаимностью.
Целуя сестру и желая ей доброй ночи, она собиралась рассказать ей о вечернем приключении, но, не будучи уверена в том, что сестра одобрит такое легкомыслие, передумала. К тому же не хотелось подвергать опасности планы на следующий день. Она отправилась в постель, улеглась поудобнее, погасила лампу и начала мысленно вновь переживать моменты, когда она была с Сеитом, живо вспоминая каждый миг общения, каждый поцелуй, каждое прикосновение. Когда она засыпала, Сеит целовал ее в губы и обнимал ее тело так же крепко, как обнимали ее мечты.
На следующий день все домашние поднялись за полдень. После сытного завтрака Андрей Боринский повез девушек в госпиталь. Юлиан Верженский выглядел лучше, чем сразу после операции. Ему разрешили покинуть госпиталь через несколько дней. Он с большим удовлетворением смотрел на сиявших красотой и молодостью дочерей, сидевших по обеим сторонам кровати, пока они живо рассказывали ему о своей жизни в доме Боринских. Он не мог говорить, но мог подавать знаки глазами, показывая, что все понимает. После примерно получаса общения доктор объявил, что пациенту нужен отдых, и выпроводил их из комнаты.
Как Сеит и говорил накануне, Валентина собралась нанести визит дальним родственникам в компании дяди Андрея и Петра Боринских. Шура предложила сестре присоединиться к прогулке. Но Валентина решила, что будет приятнее сходить в гости в теплый дом, чем гулять на холоде.
Когда они начали собираться, Шура снова почувствовала, что ей от волнения свело живот. Закружилась голова, так же как накануне. На ней было светло-синее платье, украшенное лентами кремового цвета. Она уложила волосы в шиньон, стянув их такой же лентой. Горничная постучала в дверь, когда она была уже готова:
– Александра Юлиановна, прибыл поручик Эминов…
Шура даже не дослушала остальное. Она выбежала из комнаты, схватив пальто, муфту и маленькую бархатную сумочку. Она зашла в комнату Валентины, быстро поцеловала сестру и почти скатилась по ступенькам. На середине лестницы она увидела Сеита, ожидавшего ее в вестибюле, и приостановилась. Полагается быть спокойной и собранной, подумала она. С ее губ не сходила улыбка. Молодой человек вежливо поцеловал ей руку. Затем, помогая надеть пальто, шепнул ей на ухо:
– Ты такая красивая.
Татьяна и Джелиль уже сидели в экипаже. Они весело приветствовали Шуру. Заняв место рядом с Сеитом, она подумала, что наступает день, который будет лучшим в ее жизни.
С раннего утра шел густой снег. Экипаж проезжал по улицам, на которых выстроились шикарные магазины. Проезжая по Красной площади, Шура вновь восхитилась площадью, покрытой снегом, ярко раскрашенными куполами соборов, часовой башней. Сеит рассказывал:
– Это Успенский собор. Он использовался для коронации царей, был разрушен в 1472-м и перестроен архитектором из Болоньи между 1475 и 1479 годами. Здание византийское по архитектуре, но его купола выполнены в индийском стиле. А сейчас вы видите храм Благовещения с девятью куполами. Он был построен в 1489 году архитектором из Пскова. Лучшие фрески Андрея Рублева находятся здесь. В Архангельском соборе хранятся останки наших царей от Ивана Калиты до Ивана V, включая Бориса Годунова.
Шура забавлялась, слушая пояснения, которые Сеит давал с точностью учителя истории. Некоторых названий она никогда не слышала.
– Это Спасские ворота, один из трех входов в Кремль, ведущих на площадь, которая посередине. Пространство за площадью было одним из первых жилых кварталов в городе. Знаете ли вы, что значит Китай-город?
Они отрицательно покачали головой.
– Это означает крепость. Место, где жили торговцы на севере Москвы-реки, называется Белый город. А Земляной город – на юг от реки. Первый российский университет был построен в Москве в 1755 году…
Они вновь были на Моховой. На мгновение Шуре показалось, что поездка закончена. Ей стало грустно. Внезапно возница повернул на юг через Москву-реку. В этом районе среди больших садов располагались красивые дома. Легкий снег собирался превратиться в метель. Разговор шел легко. Когда они остановились, Татьяна взяла Шуру за руку и сказала:
– Вот, здесь мой дом. Пойдемте, мы приехали как раз вовремя, чтобы посидеть у камина.
Дом Татьяны был небольшим, но очень хорошо и дорого обставленным. Каждая комната привлекала внимание элементами, напоминавшими о балете, которому посвятила свою жизнь Татьяна.
