Нельсон Мандела
Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом
В течение следующих пяти месяцев в акции приняли участие 8500 человек. Готовность бросить вызов властям и отправиться в тюрьму проявляли врачи, рабочие, юристы, учителя, студенты, священнослужители. Они скандировали: «Эй, Малан! Открой тюрьму! Мы хотим попасть туда!» Кампания распространилась по всему району Витватерсранда, охватила Дурбан, Порт-Элизабет, Ист-Лондон, Кейптаун, небольшие города в Капской провинции. Акции неповиновения стали отмечаться даже в сельских районах. Правонарушения по большей части были незначительными, и наказания варьировались от нескольких дней до нескольких недель тюремного заключения, иногда налагался штраф, который редко превышал десять фунтов. Кампания гражданского неповиновения получила огромную огласку, в результате ее проведения число членов Африканского национального конгресса возросло примерно с 20 000 до 100 000 человек, причем наиболее впечатляющий рост произошел в восточных районах Капской провинции, где в структуры АНК влилась половина всех новых членов организации.
В течение шести месяцев проведения кампании неповиновения я много разъезжал по всей стране. Я обычно пользовался машиной, отправляясь в путь ночью или очень рано утром. Я побывал в различных городах и поселках Капской провинции, провинций Наталь и Трансвааль, объясняя африканцам суть проводимых акций и зачастую переходя от дома к дому. Порой моя задача состояла в том, чтобы сгладить различия в методах тех демонстрантов, которые только собирались начать акции протеста, и тех, кто уже завершил эти акции. Часто наша тактика зависела исключительно от местной ситуации. Как правило, наша задача заключалась в том, чтобы завоевывать симпатии людей.
Однажды я поехал в восточную часть Капской провинции, чтобы разрешить конфликтную ситуацию с участием Олкотта Гвентше, который руководил кампанией неповиновения в Ист-Лондоне. Гвентше являлся успешным владельцем магазина и сыграл важную роль в организации протестных акций в Ист-Лондоне 26 июня два года назад. В самом начале проведения кампании неповиновения он на короткое время попал в тюрьму. Гвентше являлся сильным по характеру, талантливым человеком, однако наряду с этим характеризовался как очевидный индивидуалист, был склонен игнорировать рекомендации руководства АНК и принимать самостоятельные решения в одностороннем порядке. Теперь он конфликтовал с местным исполнительным комитетом АНК, который в основном состоял из представителей интеллигенции.
Олкотт Гвентше знал, как использовать определенные проблемы своих противников для их дискредитации. Выступая перед местными активистами АНК, которые были преимущественно рабочими, а не интеллигентами, он делал следующие заявления (причем на языке коса, а не на английском, поскольку английский был языком интеллигенции):
– Товарищи, я думаю, вы знаете, что я пострадал, участвуя в освободительной борьбе. У меня была хорошая работа, а затем в начале кампании неповиновения я попал в тюрьму и потерял эту работу. Теперь, когда я вышел из тюрьмы, появились эти интеллигенты и говорят: «Гвентше, мы гораздо лучше образованы, мы более способные, поэтому именно нам следует проводить эту кампанию».
Изучая сложившуюся ситуацию, я обнаружил, что Гвентше действительно игнорировал рекомендации местного исполкома АНК. Однако он пользовался поддержкой рядовых членов АНК, смог создать дисциплинированную и хорошо координированную группу добровольцев, которые организованно проводили акции протеста даже в то время, когда Гвентше находился в тюрьме. В результате я пришел к выводу, что, хотя Гвентше был неправ, игнорируя руководство АНК, он делал хорошую работу в наших интересах и имел прочные позиции среди активистов организации. Встретившись с членами местного исполкома АНК, я объяснил им, что сейчас нецелесообразно предпринимать какие-либо действия, однако, если они хотят изменить ситуацию, они должны одержать над Гвентше победу на следующих выборах. На этом примере я уяснил для себя, что безрассудно идти против воли народных масс. Бесполезно пытаться предпринимать какие-либо действия, против которых выступают рядовые активисты, потому что тогда осуществить эти действия будет невозможно, все эти попытки закончатся полным провалом.
Правительство рассматривало организованную нами Кампанию гражданского неповиновения как угрозу своей безопасности и своей политике апартеида. Оно воспринимало гражданское неповиновение не как форму протеста, а как преступление и было крайне обеспокоено растущим взаимодействием между африканцами и индийцами. Апартеид изначально был предназначен для разделения расовых групп, а мы смогли наглядно продемонстрировать, что различные расовые группы могут сотрудничать и совместно решать свои проблемы. Перспектива создания единого фронта африканцев и индийцев, умеренных элементов и радикалов беспокоила правительство Даниэля Малана. Пришедшие к власти националисты настаивали на том, что Кампания гражданского неповиновения была инициирована и возглавлялась агитаторами из числа членов Коммунистической партии. Министр юстиции объявил, что намерен в самые ближайшие сроки принять закон о борьбе с нашими протестными акциями. Он реализовал эту угрозу во время парламентской сессии 1953 года, добившись принятия Закона об общественной безопасности, который предоставлял правительству право объявлять военное положение и задерживать людей без судебного решения, а также Закона о внесении поправок в Закон об уголовных наказаниях 1952 года, который разрешал применять для правонарушителей телесные наказания.
Правительство испробовало ряд коварных средств, чтобы дискредитировать нашу кампанию. Так, оно неоднократно утверждало, что ее руководители жили в комфорте в то время, как рядовые активисты томились в тюрьмах. Это утверждение было далеко от истины, но оно приобрело определенную популярность среди народных масс. Правительство также активно внедряло в нашу организацию осведомителей и агентов-провокаторов. Руководство Африканского национального конгресса приветствовало практически всех, кто хотел присоединиться к нам. Несмотря на то что наши добровольцы тщательно проверялись перед проведением акций протеста, полиции удавалось проникнуть не только в наши местные исполкомы, но и в некоторые группы добровольцев. Когда меня после ареста отправили в тюрьму «Маршалл-сквер», я заметил среди добровольцев двух парней, одного из которых я никогда раньше не видел. Он был одет для тюрьмы весьма необычно: на нем был костюм с галстуком, пальто и шелковый шарф. Как можно готовиться к тюрьме в таком виде? Его звали Рамайла, и на третий день, когда нас уже должны были освободить, он просто исчез.
Второй парень, которого звали Маханда, выделялся своими манерами военного. Так, мы находились в тюремном дворе, были в приподнятом настроении. Передо мной и Юсуфом прошла группа арестованных добровольцев, которые приветствовали нас. Маханда, высокий и стройный, с военной выправкой, отработанным движением отдал нам честь. Обратив на это внимание, некоторые из арестованных решили поддразнить его, предположив вслух, что он, должно быть, полицейский, раз так хорошо отдает честь.
Раньше Маханда работал уборщиком в штаб-квартире АНК. Он был весьма трудолюбив и пользовался популярностью среди членов АНК, потому что бегал за рыбой и чипсами всякий раз, когда кто-нибудь был голоден. Однако в ходе последующего разбирательства мы обнаружили, что оба (и Маханда, и Рамайла) являлись полицейскими осведомителями. Рамайла лично подтвердил нам, что ему была поставлена задача проникнуть в ряды добровольцев. А Маханда оказался на самом деле сержантом-детективом Мотлонгом.
Африканцы, которые соглашались работать осведомителями против своих собственных братьев, как правило, делали это за деньги. Многие чернокожие в Южной Африке считали, что любая попытка бросить вызов белому человеку являлась безрассудной и обреченной на провал, поскольку, по их мнению, белый человек слишком умен и слишком силен. Эти осведомители видели в нас угрозу не только власти белых, но и интересам чернокожих африканцев, поскольку, по их убеждению, активисты АНК провоцировали белых дурно обращаться со всеми чернокожими.
Тем не менее находилось много чернокожих полицейских, которые тайно помогали нам. Они были порядочными людьми и в силу сложившихся обстоятельств оказались в моральном затруднении. С одной стороны, они проявляли заинтересованность в том, чтобы сохранить работу и обеспечивать свои семьи, поэтому были вынуждены демонстрировать преданность работодателю. С другой стороны, они сочувствовали нашему делу. У нас было налажено взаимодействие с группой чернокожих африканцев из числа сотрудников полиции безопасности, которые предупреждали нас об очередном полицейском рейде. Эти люди были настоящими патриотами, рискующими своей жизнью, чтобы помочь борьбе за свободу.
С нами боролась не только пришедшая к власти Национальная партия, но и проигравшая парламентские выборы Объединенная партия. Она наряду с националистами-африканерами всячески противодействовала нашей борьбе. В самый разгар Кампании гражданского неповиновения два депутата этой партии обратились к нам с призывом прекратить свои протестные акции. Согласно их заявлению, если мы в ответ на призыв лидера их партии Якобуса Штрауса откажемся от кампании неповиновения, то это поможет Объединенной партии победить националистов на следующих всеобщих выборах. Мы отвергли это более чем странное предложение, и Якобус Штраус продолжил свои нападки на нас, причем делал это с не меньшим презрением, чем националисты.
Мы также подвергались ожесточенной критике со стороны отколовшейся от Африканского национального конгресса группы, называемой «Блок национальных взглядов». Эта группа, во главе которой стоял бывший член Национального исполнительного комитета АНК Селопе Тема, вышла из структуры АНК после избрания Дж. Б. Маркса председателем филиала АНК в провинции Трансвааль. Селопе Тема, который являлся редактором издания «Мир банту», яростно критиковал в своей газете Кампанию гражданского неповиновения, утверждая, что в Африканском национальном конгрессе власть захватили коммунисты и что индийцы эксплуатируют африканцев. Он пытался доказать, что коммунисты, уйдя в подполье, представляют теперь еще более серьезную опасность и что экономические интересы индийцев противоречат интересам африканцев. Несмотря на то что Селопе Тема находился в АНК в меньшинстве, его взгляды получили поддержку среди некоторых радикально настроенных членов Молодежной лиги АНК.
В мае, в разгар Кампании гражданского неповиновения, в соответствии с Законом о подавлении коммунизма 1950 года «за содействие целям коммунизма» Дж. Б. Марксу была запрещена общественно-политическая деятельность. Запрет явился результатом официального распоряжения правительства и предполагал прекращение членства во всех поименно указанных в распоряжении организациях и ограничение на посещение собраний любого рода. Это было своего рода тюремное заключение вне тюремных стен. Чтобы запретить кому-либо общественно-политическую деятельность, правительству не требовалось никаких доказательств, оно не должно было выдвигать никаких обвинений. Для этого достаточно было лишь заявления министра юстиции. Это была специально разработанная тактика, направленная на то, чтобы отстранить человека от освободительной борьбы, запретить ему заниматься политикой. Нарушение этого запрета или его игнорирование было чревато реальным тюремным заключением.
На региональной конференции филиала АНК в провинции Трансвааль, состоявшейся в октябре того же года, было сделано предложение выдвинуть меня в качестве преемника Дж. Б. Маркса на посту председателя указанного филиала. Как национальный президент Молодежной лиги АНК, я считался фаворитом на эту должность, однако моя кандидатура была раскритикована группой этого регионального отделения АНК, которая называла себя Bafabegiya («Тот, кто умирает, танцуя»). Эта группа состояла в основном из бывших коммунистов, ставших крайними африканскими националистами. Они стремились разорвать все связи с индийскими активистами и подтолкнуть АНК в направлении более конфронтационного политического курса. Их возглавлял Макдональд Масеко, бывший коммунист, являвшийся во время кампании неповиновения председателем филиала АНК в Орландо, и Сеперепере Марупенг, который в ходе этой кампании был руководителем группы добровольцев в районе Витватерсранда. И Масеко, и Марупенг намеревались сами баллотироваться на пост председателя филиала АНК в провинции Трансвааль.
Марупенга считали откровенным демагогом. Он обычно носил костюм цвета «хаки» в военном стиле, украшенный эполетами и золотыми пуговицами, и постоянно таскал с собой жезл, похожий на тот маршальский атрибут, который в свое время прославил фельдмаршала Монтгомери. Выступая на каком-нибудь собрании, он зажимал этот жезл под мышкой и заявлял: «Я уже устал ждать свободы! Я хочу свободы немедленно, прямо сейчас! Когда я встречу Малана на перекрестке, я выскажу ему все, чего я хочу!» Затем он принимался стучать своим жезлом по трибуне и переходил на крик: «Я хочу свободы немедленно, прямо сейчас!»
В результате подобных выступлений Марупенг стал чрезвычайно популярным во время Кампании гражданского неповиновения, однако популярность – лишь один из множества других факторов на выборах. Он считал, что благодаря своей новообретенной известности ему автоматически гарантирована победа на выборах председателя филиала АНК в провинции Трансвааль. Перед выборами, когда стало известно, что буду кандидатом на этот пост, я подошел к Марупенгу с предложением: «Я бы хотел, чтобы вы баллотировались на выборах в исполком, чтобы вы могли работать со мной, когда я стану председателем филиала». Он расценил это предложение как жест пренебрежения к нему. Заподозрив, что я намерен фактически понизить его в должности, он отказался, решив вместо этого сам баллотироваться на пост председателя. Однако он просчитался, потому что я выиграл выборы подавляющим большинством голосов.
30 июля 1952 года, когда Кампания гражданского неповиновения была в самом разгаре, в офис юридической компании Х. М. Баснера, где я в то время работал, явилась полиция с ордером на мой арест. Обвинение в мой адрес состояло в нарушении Закона о подавлении коммунизма. Правительство решило провести серию одновременных арестов лидеров протестных акций в Йоханнесбурге, Кимберли и городе Порт-Элизабет. Ранее в этом же месяце полиция провела обыски в домах и офисах должностных лиц Африканского национального конгресса и Южноафриканского индийского конгресса по всей стране, конфисковала их документы. Это был новый тип полицейского рейда, он задал шаблон для повсеместных и незаконных обысков, которые впоследствии стали характерной чертой репрессивных действий правительства.
Мой арест и аресты других руководителей освободительного движения завершились судебным процессом в сентябре в Йоханнесбурге над двадцатью одним обвиняемым, включая председателей и генеральных секретарей Африканского национального конгресса, Молодежной лиги АНК, Южноафриканского индийского конгресса и Индийского конгресса провинции Трансвааль. Среди обвиняемых находились Дж. С. Морока, Уолтер Сисулу и Дж. Б. Маркс. Был арестован также ряд лидеров индийской общины, в том числе Юсуф Даду, Юсуф Качалиа и Ахмед Катрада.
Наше появление в суде стало поводом для бурных политических митингов. Огромные толпы демонстрантов прошли по улицам Йоханнесбурга и сошлись у здания городского суда. Среди демонстрантов были белые студенты Витватерсрандского университета, активисты АНК из Александры, индийские учащиеся из начальных и средних школ, люди всех возрастов и цветов кожи. Никогда еще здание суда не было заполнено такой массой народа. Сам зал судебных заседаний был забит до отказа. Судебный процесс постоянно прерывался криками «Mayibuye Afrika!» («Да здравствует возвращение Африки!»)
Судебный процесс был призван стать проявлением нашей решимости и солидарности, однако был запятнан предательством Дж. С. Мороки. Президент АНК и номинальный руководитель Кампании гражданского неповиновения шокировал всех нас, наняв себе собственного адвоката. Наш план состоял в том, чтобы всех нас судили вместе. Мои коллеги из числа обвиняемых поручили мне обсудить с Дж. С. Морокой этот вопрос и попытаться убедить его не отделяться от всех остальных. За день до суда я встретился с ним в пригороде Йоханнесбурга Вилладж Дип.
В начале нашей встречи я предложил Дж. С. Мороке различные альтернативные варианты, однако он не проявил к ним никакого интереса и вместо этого высказал ряд претензий. В частности, он был обижен за то, что его исключили из планирования кампании неповиновения. Честно говоря, это было в значительной степени обусловлено тем, что Дж. С. Морока сам достаточно мало интересовался делами АНК и не стремился повысить свою осведомленность планами организации. Наряду с этим он высказал опасения, что если его будут защищать вместе со всеми остальными, то его можно будет обвинить в связях с коммунистами. Дж. С. Морока разделял враждебное отношение правительства к коммунистической идеологии. Возражая ему, я ответил, что в традициях АНК – сотрудничать со всеми, кто выступает против расового угнетения. Однако Дж. С. Морока остался непреклонным.
Все присутствующие в зале суда испытали шок, когда Дж. С. Морока подал судье Рампфу унизительную просьбу о смягчении наказания и занял свидетельское место, чтобы отказаться от принципов, на которых был основан Африканский национальный конгресс. Когда судья спросил Дж. С. Мороку, считает ли он, что между чернокожими и белыми в Южной Африке должно быть равенство, тот ответил отрицательно. Мы были ошеломлены и готовы провалиться сквозь землю. Когда его собственный адвокат спросил его, находятся ли среди подсудимых коммунисты, Дж. С. Морока принялся показывать пальцем на разных людей, включая Юсуфа Даду и Уолтера Сисулу. Судья остановил его, заявив, что в такой конкретике нет необходимости.
Выступление Дж. С. Мороки на суде стало серьезным ударом по организации. Всем нам стало ясно, что его дни на посту президента Африканского национального конгресса сочтены. Он совершил непростительный грех, поставив свои собственные интересы выше интересов организации и ее членов. Он не захотел подвергать опасности свою медицинскую карьеру и благосостояние. Отказавшись от своих политических убеждений, он тем самым разрушил то представление об АНК, которое сам же создавал, в течение трех лет руководя деятельностью АНК и возглавляя Кампанию гражданского неповиновения. Лично я расценил это как трагедию, потому что малодушие Дж. С. Мороки в ходе судебного заседания частично лишило кампанию неповиновения ее великолепия. Человек, который колесил по всей стране, пропагандируя важность этой кампании, теперь предал ее.
2 декабря мы все были признаны виновными в том, что судья Рампф определил как «нормативный коммунизм, подлежащий наказанию по закону» (в качестве противоположности «нормативному коммунизму» судья назвал «явление, обычно известное как коммунизм»). Согласно положениям Закона о подавлении коммунизма, практически любой человек, тем или иным образом выступающий против правительства, может быть определен (и поэтому осужден) как «нормативный, подлежащий наказанию по закону» коммунист, даже если он не является членом компартии. Судья, проявив беспристрастность и здравомыслие, заявил, что, хотя мы и планировали действия, которые варьировались «от открытого несоблюдения законов до того, что приравнивается к государственной измене», он принял во внимание тот факт, что мы постоянно рекомендовали членам нашей организации «следовать мирным действиям и избегать насилия в любой форме». Мы были приговорены к девяти месяцам тюремного заключения с каторжными работами с отсрочкой исполнения приговора на два года.
Мы совершили много ошибок, однако Кампания гражданского неповиновения ознаменовала новую главу в борьбе за свободу. Шесть законов, которые мы упомянули в своих требованиях, не были отменены, но у нас никогда не было иллюзий на этот счет. Мы выбрали их в качестве наиболее очевидного бремени, оказывающего непосильное давление на жизнь африканцев, и наиболее конкретного способа привлечь широкие народные массы к освободительной борьбе.
До организации кампании неповиновения Африканский национальный конгресс больше говорил, чем действовал. У нас не было штатных организаторов и постоянного персонала, членство в АНК зачастую лишь на словах означало служение нашему делу. В результате же проведенной кампании неповиновения число членов АНК увеличилось до 100 000 человек. Африканский национальный конгресс превратился в массовую организацию с впечатляющей численностью опытных активистов, готовых бросить вызов полиции, подвергнуться судебному преследованию и тюремному заключению. Был преодолен стереотип о позоре тюремного заключения. Это стало значительным достижением, поскольку страх перед тюрьмой, как правило, является для борцов за свободу существенным препятствием. После кампании неповиновения пребывание в тюрьме стало среди африканцев своеобразным знаком отличия и чести.
Мы испытывали настоящую гордость в связи с тем, что в течение шести месяцев в ходе кампании с нашей стороны не было отмечено ни одного акта насилия. Дисциплина наших активистов была образцовой. Уже на завершающем этапе кампании в городах Порт-Элизабет и Ист-Лондон вспыхнули беспорядки, в результате которых погибло более сорока человек. Хотя эти инциденты не имели никакого отношения непосредственно к кампании, правительство попыталось доказать нашу причастность к ним – и преуспело в этом, поскольку белое население стало считать нас виновниками этих смертей. В противном случае оно проявило бы больше сочувствия к нам и нашему делу.
У некоторых членов АНК были нереалистичные ожидания от нашей кампании. Они были почему-то убеждены, что она может привести к свержению правительства националистов-африканеров. Мы постоянно напоминали им: идея кампании состояла в том, чтобы сосредоточить внимание на наших претензиях, а не искоренить их первопричины. Отдельные активисты АНК утверждали, что мы должны сделать кампанию неограниченной по времени вплоть до падения власти националистов. Я отвечал им, что правительство Даниэля Малана было слишком сильным и слишком безжалостным, чтобы быть свергнутым подобным образом. Мы могли создать ему проблемы, но сместить его в результате Кампании гражданского неповиновения было невозможно.
Как бы там ни было, мы продолжали нашу кампанию слишком долго. Нам следовало прислушаться к мнению бывшего генерального президента АНК А. Б. Ксумы. На завершающем этапе кампании Совместный совет по планированию встретился с А. Б. Ксумой, и тот сказал нам, что кампания скоро утратит свою динамику, поэтому было бы разумно нам самим свернуть ее, прежде чем она полностью исчерпает себя. Остановить кампанию, пока она еще сохраняла наступательный характер, было бы вполне разумным шагом, который привлек бы внимание средств массовой информации. А. Б. Ксума оказался прав: наша кампания вскоре ослабла, но мы в своем энтузиазме, смешанном с высокомерием, отмахнулись от его совета. Мое сердце настойчиво требовало продолжения кампании, а мой разум пытался убедить меня в целесообразности ее прекращения. Я высказывался за свертывание протестных акций, но был вынужден согласиться с мнением большинства – и к концу года кампания провалилась.
Кампания гражданского неповиновения никогда не выходила за рамки своей начальной стадии, когда небольшие группы добровольцев действовали преимущественно в городских районах. Акций неповиновения в массовом масштабе, особенно в сельской местности, никогда и нигде не отмечалось. Восточные районы Капской провинции были единственным регионом, где нам удалось достичь качественно нового второго этапа кампании, в ходе которого в сельской местности были организованы крупные протестные акции. Необходимо признать, что мы не смогли распространить своего влияния на сельскую местность, и это следует считать исторической слабостью Африканского национального конгресса. Кампания была затруднена тем фактом, что у нас не было штатных организаторов. Я пытался организовать кампанию и одновременно практиковать в качестве юриста, однако это нельзя считать действенным способом ведения массовых кампаний. Мы действовали все еще на любительском уровне.
Тем не менее я испытывал огромное чувство выполненного долга и удовлетворения: ведь я принял участие в правом деле и смог достойно проявить себя в нем. Проведенная Африканским национальным конгрессом совместно со своими партнерами по борьбе Кампания гражданского неповиновения освободила меня от чувства сомнения или неполноценности, которое я все еще невольно испытывал. Она освободила меня от чувства неизбывного давления со стороны власти и ощущения кажущейся непобедимости белого человека и его институтов. Теперь белый человек почувствовал силу моих ударов. Отныне я мог ходить прямо, как настоящий мужчина, и смотреть всем в глаза с достоинством, которое пришло ко мне от осознания, что я не поддался угнетению и страху. В качестве борца за свободу я теперь достиг своего совершеннолетия.