Я собиралась посвятить эту повесть родителям. Но поскольку это было бы нечестно по отношению к остальным, я хочу посвятить ее каждому из вас. И напомнить, что всегда есть надежда. Сколько бы раз вы ни отчаялись, как бы ни сомневались, пока живете, всегда есть шанс на чудо.
– Сегодня мне исполнилось 80, – начал он, мягко выставив ладонь вперед, чтобы предупредить нарастающий гул. – Пожалуй, за все прожитые годы я не слышал истории печальнее той, которую хочу рассказать. Она случилась более полувека назад. И все последующие годы тянулась тревожным, отчего-то волнующим шлейфом через всю мою жизнь. Которая, надо сказать, была весьма насыщена и людьми, и событиями. Наверное, не было и дня, в который я не вспоминал эту странную историю. Но позвольте мне начать повествование с самого начала и погрузить вас в него, как окунулся некогда я сам.
Мужчина замолчал и глубоко вдохнул, приподняв массивный подбородок. Сквозь огромный перфорированный купол из затемненного стекла золотистыми потоками настырно пробивались лучи мартовского солнца. Они пронзали окружность, нежно лизали сидящих напротив людей, хищно втыкались в горизонтальную поверхность пола и, оттолкнувшись, волшебными брызгами рассыпались по стенам из серых композитных панелей. В центре двухсотметрового цилиндрического пространства на полированном каменном полу стояла казавшаяся монолитной футуристическая белая стойка и такой же обтекаемой формы похожий на барный стул. На нем, по-мужски разведя ноги в стороны и уперев ступни в подставку, сидел он. Тот, чьи литературные произведения никогда не оцифровывались и не издавались в виде электронных книг. Тот, чьи романы заставляли рыдать и смеяться миллионы людей по всему миру. Тот, ради слова которого даже закоренелые приверженцы технологий покупали дорогостоящие книги в обычном твердом переплете. И тот, из-за кого в моду снова вошла прическа «могавк».
Мужчина перевел взгляд с внушительного купола на слушателей, медленно сполз со стула и погрузил массивные загорелые руки в карманы легкого комбинезона цвета сочной травы из токопроводящей пряжи. Его полностью седые волосы красивой густой копной были высоко зачесаны назад и слегка налево. Глубоко, практически под ноль, выбритые виски еще больше подчеркивали и без того выдающиеся скулы и острые, пронзительные, абсолютно черные глаза. Виктор Черногорский – вот как звали этого 80-летнего мужчину. Он прищурился, загадочно улыбнулся, обвел глазами полукруг лекционного зала в виде амфитеатра с белыми сидениями, готовый начать повествование. Четыре сотни разноцветных глаз с благоговейным трепетом ловили каждый его жест, каждое его слово. Все смотрели только на него, и никто в электронные устройства. В 2091 году студенты были обязаны оставлять все многофункциональные технические приспособления в специальных ячейках перед входом в любое здание каждого учебного заведения по всей Новой России.
Мужчина вдруг заговорил. Его голос, не имевший никакого сиплого звучания из-за возраста, слегка усиленный микрофоном, вливался тяжелым металлом в уши смущенных первокурсников.
– Это было время, когда дети уже практически не читали бумажных книг, – начал он. – Исключение составляли школьные учебники, к которым должное отношение с детства не прививалось. Их порча была чем-то обычным, не порицалась и даже не обсуждалась. Родители еще покупали детям картонные книжки с картинками и раскраски, а подросткам комиксы. Некоторые школы также приобретали для учеников рабочие тетради, прописи и учебные пособия, которые в конце года просто выкидывались. Из квартир постепенно исчезали шкафы, забитые собраниями сочинений русских и зарубежных писателей. Их место в лучшем случае занимал легкомысленный стеллаж с произведениями современных авторов в ярких глянцевых обложках. Произведения, входящие в школьную программу, скачивались на телефон или планшет, которые становились в буквальном смысле продолжением рук детей еще в детском саду. Это был незнакомый вам 2023 год, и мне тогда было 12 лет. Предупреждая вопросы, скажу, что у меня имелся собственный набор гаджетов: ноутбук, планшет, телефон и бесполезные сегодня умные часы. Наверное, у некоторых из вас хранятся эти незатейливые вещицы в память о бабушках и дедушках.
Мужчина замолчал, потер переносицу хищного, несколько расширенного к кончику носа и снова глубоко вздохнул. Казалось, каждое слово дается ему с огромным трудом. Но слушателям было сложно распознать причину. Скорее всего, они и вовсе были не в состоянии отследить эмоции профессора. Он был для них человеком того времени, той формации, того мира. Студенты Литературного университета слышали и читали о той эпохе, но понять ее были не в силах.
– Я расскажу вам историю. Свою историю, – прикоснувшись подушечками пальцев к тонким, красиво вычерченным губам, предупредил он.
С моих шести лет мама работала педагогом-библиотекарем в университете, поэтому иногда у нее получалось взять отпуск на целых два месяца, чтобы «ребенок не болтался по городу все лето как беспризорник». И каждый год, примерно в конце мая, мы уезжали из загазованного промышленного Магнитогорска в более живописные и экологически чистые места. В то лето два месяца мы провели по счастливой случайности у маминой подруги Лизы в Анапе.
Лиза работала на базе отдыха администратором. Где основным развлечением туристов была рыбалка на диких каналах и прудах пансионата. Рыбу в Анапе ловили круглый год из-за мягкого южного климата, поэтому работы на «платниках» всегда было невпроворот. «Платниками» назывались пруды, которые специально зарыбляли, чтобы гарантировать гостям богатый улов за хорошие деньги.
Незамужняя, но совершенно не страдающая из-за своего гражданского состояния 38-летняя пышка Лиза все лето жила на территории базы в небольшом щитовом домике для персонала, где нам с мамой тоже нашлось место. Подруги поделили большой мягкий диван в шестиметровой комнате с двумя окнами. Мне же досталась кушетка на импровизированной кухне. Я уютно устроился в уголке у окна за практически бесшумным холодильником и по ночам, когда не мог заснуть от жары и везде снующих мух, перебирался со спального места чуть выше – на подоконник. Оттуда открывался занятный вид на функционирующие и светящиеся круглые сутки шашлычные зоны и отдыхающих, которые даже в ночное время умудрялись мериться своим «богатым» уловом.
Проводить же весь день с двумя, как мне казалось тогда, очень странными женщинами, 12-летнему мальчишке совершенно не хотелось. Поэтому я присмотрел себе место за территорией базы в старом русле реки Кубани на берегу небольшого дикого пруда и каждое утро, наскоро запихнув в себя приготовленную Лизой яичницу или расплавленные в микроволновке бутерброды с сыром, спешил туда, пока женщины были заняты своими ритуалами.
С детства я привык читать все подряд, и там, около небольшого, практически безлюдного водоема, удобно устраивался у самой кромки воды, открывал книжку и до самого вечера предавался чтению, слушая кваканье лягушек и отмахиваясь от надоедливых насекомых. Вокруг котлована, на небольшом расстоянии от тенистого берега росла высокая трава. Мне очень нравилось, что она скрывает меня от любопытных глаз, и я мог даже ковыряться в носу или чистить острой травинкой промежутки между зубами, за что дома от мамы всегда влетало. Помню произведение, которое увлекло меня в то лето. Оно называется «Всадник без головы». В романе особенно меня привел в восторг эпизод, в котором Морис пригласил Луизу к себе в хижину, и та безмерно удивилась, увидев в ней книги. Девушка, к моему глубочайшему удовольствию, расценила это как образованность. Поэтому, в то время как я по-мальчишески возненавидел ревнивого Колхауна, Морис мне очень импонировал и я был с ним солидарен. Ведь, несмотря на то, что я всерьез занимался дзюдо и был физически развитым, крепким парнем, моя комната тоже была завалена книгами. И каждый раз я искал подтверждение своей нормальности, примеривая в своей детской голове любую историю на себя.
В то обычное утро я с горящими глазами поглощал страницу за страницей, чтобы узнать, наконец, верны ли мои догадки относительно личности всадника. И так увлекся сюжетом, что не заметил, как импровизированная стена из травы беспардонно раздвинулась и появилась она.
– Привет, – пискнула худенькая девчонка в слитном черном купальнике на широких лямках, расшитых стразами.
– Привет, – ответил я, загибая уголок и закрывая книжку.
– Что читаешь?
– «Всадник без головы», – добродушно ответил я, сморгнув рябь в глазах от ее кошмарного костюма.
– А-а-а, – протянула девчонка. – Меня зовут Таня, и я точно прочитала больше книг, чем ты. Спорим? – и она уставилась на меня глазами цвета разбавленной чайной заварки.
Помню, после того как я единожды поднял брови от недоумения в то утро, они не опускались у меня до самого конца нашего с мамой отпуска. Когда же через два месяца мы вернулись в Магнитогорск, я заметил, что мой лоб, который дома наконец-то расправился, вдоль весь был испещрен белыми незагорелыми полосами.
Если честно, оказавшись в родном городе, я напрочь забыл о Тане и ее веселых и не очень выходках. Это была обычная избалованная девчонка, которая без контроля родителей бродила по территории и подыскивала себе подходящих друзей. Потому что, по ее собственным словам, она совершенно не интересовалась рыбой. На базе в то лето из детей школьного возраста были только мы с Таней. И, кроме продольных морщин, я обогатился приличным количеством шрамов от ныряния, прыгания, катания, бросания.… Здесь я мог бы привести еще больше 20 глаголов, которые мы с ней за два месяца успели не только выучить, но и испробовать.
– Ну, пока, – сказала Таня, накручивая мышиного цвета прядку на грязный палец с обгрызенным ногтем, когда спустя два месяца перед самым отъездом я сообщил, что угонять лодку с базы и нырять с нее ей придется без меня.
– Прощай, Таня. Мне было небезопасно с тобой познакомиться.
Она скорчила забавную рожицу и, приложив ладошку к накрашенным перламутровым блеском губам, помахала ей в воздухе. Это была здоровая и задорная 11-летняя девчонка. И я искренне надеялся больше никогда с ней не встречаться. Но мы все же увиделись. Через пять долгих лет. Когда мама, протащив меня за это время еще по нескольким курортам и подругам, замкнула круг на Анапе. И, наверное, именно в то лето все и началось.
К тому времени мама ушла из библиотеки, устроилась работать в школу и могла практически все лето проводить за пределами города. С деньгами у нас тоже было все в порядке. Моя неунывающая родительница занималась корректурой и редактурой чьих-то литературных шедевров, а я иногда писал статьи для онлайн-журналов. Семья у нас была читающая, образованная и по меркам 2028 года вполне благополучная, хоть и неполная. Когда-то мама привезла приятную весть обо мне с очередного отдыха, и я вырос, окруженный безусловной любовью трех людей: ее, бабушки и деда, которые стали для меня целой Вселенной.
В то лето я собирался остаться в Магнитке, чтобы бесцельно болтаться с друзьями по городским улицам, посещать разные злачные места, ходить с девчонками в кино и, возможно, совершить несколько вылазок на природу или в близлежащие города. Место в университете за мной было закреплено, и я дышал полной грудью в стране, где для 17-летнего парня были открыты все двери.
– Поехали, будет весело. Лиза теперь живет одна в трехкомнатной квартире, и, если мы не приедем, она сдаст две комнаты, – мама настойчиво ангажировала меня на совместный отпуск.
– Езжай одна. Будет вам свобода и простор.
– Ну, пожа-а-алуйста, – она погладила меня по голове и артистично захлопала ресницами.
Я не смог отказать этой темноволосой женщине.
«В конце концов, – решил я, – будет еще целый август, чтобы вдоволь надышаться выхлопами». Что до девчонок, то я не особенно торопился с выбором, и поэтому грустить мне в поездке было не о ком. В моих глазах девушки совершенно не были похожи на книжных барышень, и все, как одна, выглядели сумасшедшими и замороченными на собственной внешности, значимости и независимости. В моей жизни был пример бабушки, которая никогда не произносила мотивационные фразы в присутствии деда, а если бы и сказала какую, то вряд ли бы это закончилось их милым воркованием на кухне, как я это наблюдал каждый вечер в течение почти всей жизни. Я считал, что должен найти максимально нормальную девушку, чтобы спокойно жить, а не подстраивать свою личность под ее представления. Мне хотелось, чтобы она тоже жила спокойно, а не ходила по психологам для проработки травм или разных других проблем, которые у девчонок случаются из-за мужчин.
В начале июня мы с мамой вышли из здания аэропорта, и наши бледные, наполненные выхлопными газами тела облепил никотин и жасминовые духи. Этот запах присутствовал в каждом уголке южной квартиры маминой подруги Лизы в сочетании с тонким ароматом кошачьей мочи, который почему-то исходил только от моего рюкзака. Его я случайно оставил на полу в прихожей, вместо того чтобы занести в свою новую 15-метровую обитель.
После щедрого обеда и обильного поливания слезами радости Лиза наконец-то оставила меня в покое и переключилась на маму. Чтобы немного отдышаться, я всунул два анатомических цилиндра в уши, включил музыку и с облегчением вышел из квартиры. На улице стояло непривычное для уральского парня пекло, поэтому я направился прямиком на пляж. Там, сидя на горячем песке, в очередной и, наверное, в последний раз я подумал, что жизнь, в общем-то, чертовски приятная штука.
– Привет, – сказала русоволосая девушка, присаживаясь рядом. – Как дела?
Если и были во вселенной звуки, такие же звонкие и переливающиеся, как эти, они точно принадлежали бы не живому существу. Передо мной же стояла девушка вполне человеческого обличья. Я улыбнулся и сказал:
– Привет, Таня. Ты очень выросла. Но я узнал тебя. По голосу.
– Ты такой милый, – сказала Таня и, с вызовом повернув ко мне свой вздернутый носик, спросила: – Почему не приезжал?
– Боялся, – честно ответил я.
Почему-то в тот момент меня не удивила наша встреча. Она была настолько естественна, что мне вдруг показалось, будто мы договорились о ней заранее.
– Меня? – округлила она чайно-зеленые глаза. – Меня боялся?
– Да, немного. Но мои раны зажили, и я готов к новым морским приключениям.
– О-о-о! Я чувствую себя уж-ж-жасно виновато.
Она так и сказала «уж-ж-жасно», делая акцент на букве «ж» И ее звонкий голосок подхватило море.
– Уж-ж-жасно, уж-ж-жасно, уж-ж-жасно, – наперебой повторяли морские жители, выбрасывая звуки на поверхность. – Уж-ж-жасно.
В ней было что-то необычное, даже неземное, – как в героях из всех моих книг. Таня, так же как и я, постоянно читала. Она проглатывала книги в бесчисленном количестве любых жанров и всех авторов вперемешку. Она одинаково любила и классическую, и современную литературу. Скупала электронные книги на платформах и читала их со своего крошечного планшета. Таня не любила говорить о будущем и никогда не рассказывала о прошлом. Для нее существовало только настоящее.
– Таня, чем ты планируешь заниматься после школы? – я хотел узнать про нее хоть что-то.
– Не знаю, – небрежно бросила девушка. – Но если тебе интересно, то я уже три года учусь экстерном. Остался последний.
Меня ничуть не удивила и не смутила эта информация, ведь многие современные школьники переводились на самообразование после девятого класса, а некоторые еще раньше. Это совершенно не значило, что им было некомфортно в школе. Кто-то серьезно увлекался спортом или творчеством, и на каждодневное посещение занятий у этих юношей и девушек просто не оставалось времени. Другие с удовольствием мотались с родителями по разным городам и странам. У кого-то имелись проблемы со здоровьем. Но эта причина была далеко не на первом месте.