Наталья Барикова
Обратная сторона долга
Алекс посмотрел на друга и проговорил:
– Сегодня ровно два года, как он потерял семью, поэтому, – грустно ответил Алекс, очевидно вспоминая и свою жену.
– А как это случилось? Я никогда его не спрашивала.
– Это больная тема для него, он никогда не говорит об этом. Знаю только, что его жена и дети в Германию возвращались в начале самой войны, а поскольку автомобиль был правительственный, где-то под Польшей на них напали и вырезали всех до единого. Мы тогда в Берлине были. Не знаю, как он пережил вообще такое. А потом война, фронт, смерти вокруг, он другой стал.
– Вы давно дружите?
– Да, наши родители тоже дружили, мы с ним с самых пеленок вместе.
Я кивнула и осталась довольна тем, что хотя бы понимаю, что сейчас происходит с немцем. Посмотрев в его сторону, я увидела, что он изучающе наблюдает за нами. Он все понимал, он видел эту незримую симпатию между своей любовницей и лучшим другом. И, словно ему была неприятна картина, представшая перед ним, он презрительно скривив губы и надпив вино из бокала, отвел свой взгляд. Танец закончился и я вернулась к Габриелю.
– Пойдем со мной, – сказала я ему, потянув за рукав.
– Куда? – не смотря на меня спросил он, гася сигарету.
– Да пойдем, не съем я тебя, – с насмешкой проговорила я.
– Ох, так ли это? Русские женщины очень кровожадны, – сухо сказал Габриель, но все же проследовал за мной.
Выйдя из зала, я повела его по длинному коридору, который вел к лестнице на крышу. Скинув с себя туфли и взглядом показывая ему, чтоб лез за мной, босиком стала подниматься наверх. Приподняв люк, я выползла на крышу здания и со смехом наблюдала за немцем, который скривился от вида пыли и грязи, которой было все укрыто, сказала:
– Ты чего, на крышу в жизни никогда не залазил?
– В парадной одежде нет.
– Ой, да брось ты, одежда это всего лишь тряпка, ты на красоту посмотри, – прошептала я, указывая на багряный закат солнца за далекими, еще голыми деревьями, которые словно стражи стояли на горизонте.
Габриель, накинув мне на плечи свой китель, как обычно с насмешкой произнес:
– Холодно, застудишь еще свою спину. Чем тогда вертеть будешь перед рейхскомиссаром?
– Да прекрати ты уже! Ты смотри лучше, – произнесла я, улыбаясь и кутаясь в пахнущую его мужским запахом одежду. – Когда я потеряла родных, то залазила на крышу самого высокого дома и кричала, со всех сил кричала, до изнеможения.
Я, конечно, не уточнила, что такому виду психологической разгрузки меня научила Аида Львовна в разведшколе.
– И что, становилось легче?
– Легче.
Немец только фыркнул.
– Нет, правда, ты попробуй. Вот так, – сказала я и заорала во все горло что есть мочи.
– Слушай, ну я знал, что ты сумасшедшая, но не думал, что настолько, – усмехнулся он.
Я взяла его за руку и, легонько подтолкнув к краю крыши и сделав пару шагов назад, сказала:
– Давай, Габриель, кричи.
Он постоял, немного поколебался и издал крик, наполненный томящейся где-то глубоко внутри болью, которая, я знала по себе, может держать стальными тисками и не давать спокойно жить и свободно дышать. Спустя мгновение он замолчал, тяжело дыша. Холодный ветер развивал его модно подстриженные волосы, но он словно не чувствовал его. Он смотрел куда-то далеко, или высоко, как будто в надежде, что его услышат те, кто теперь там, в мерцающей синеве безмолвного неба.
– Легче? – прошептала я, тихонько подойдя к нему.
– Легче, Катя, – закрыв на миг глаза проговорил Габриель и повернувшись ко мне сказал таким не свойственным ему простым тоном, – спасибо.
– Пожалуйста, будешь мне должен, – склонив голову набок, проговорила я, стараясь развеять напряженную обстановку.
Он усмехнулся и поцеловал меня в холодный нос.
– Да ты замерзла! Пойдем вниз, заболеешь еще.
– Нет, подожди, я еще хочу что-то тебе показать, всего минутку. Посмотри туда, далеко-далеко. Что ты видишь?
Габриель изумленно поднял бровь и начал перечислять:
– Ну… Солнце садится, деревья голые, снег, вороны летят, возвращаясь на ночь к себе в гнезда, не знаю….
Я же, став у самого края крыши и набрав полные легкие холодного воздуха произнесла, не оборачиваясь к немцу:
– А я вижу Родину! Ты понимаешь? Родину! Вот чем мы отличаемся. Ты видишь просто землю, природу. А я Родинууууу, – прокричала я громко в ночную тишину. – Вот почему вы здесь чужие.
Габриель только кивнул мне в ответ. Все он понимал, этот взрослый умный человек со своими жизненными ранами в сердце. Понимал, но шагал по своей дороге, я же упорно шла по своей.
– Ладно, пошли назад, а то и правда холодно, – с улыбкой кутаясь в его китель пропищала я.
Спустившись с крыши и приведя свою одежду в порядок, мы прошли в зал, где все так же неизменно шли разговоры, дымили сигареты и лилось рекой вино. Габриель стал снова тем же Габриелем, только уже без грусти в глазах. Притянув меня к себе, он усмехнулся:
– Потанцуешь со мной, сирена?
– Почему бы и нет, – показав ему язык ответила я.
Он провел рукой по моей обнаженной спине и у меня по коже побежали мурашки. Я же, обняв его за шею и ласково целуя в мочку уха прошептала:
– На мне совершенно нет нижнего белья, – и невинно захлопала ресницами.
Габриель ошарашенно посмотрел на меня и расхохотался:
– У меня лучшая женщина из всех, которые находятся в этом зале.
– Вот только думаю, так старалась, не надевала его, а воспользоваться этим никто не хочет, – проводя языком по своим губам я настойчиво смотрела на своего партнера по танцу.
– Черт, ты опасная женщина! – хриплым голосом проговорил Габриель. – Веди.
И я потащила его в гримерку, на ходу давая Ане знак, чтоб никто сюда не входил. Очутившись в заветной комнате, Габриель повернул меня к себе спиной и грубо задрал платье, коснувшись обнаженного тела. Проведя пальцами у меня между ног, он заставил меня застонать. Когда же я уже готова была молить взять меня, он сильным рывком овладел мной, заставив заскрипеть ногтями по штукатурке стен. Не давая мне опомниться он все глубже врезался в мое тело, пока нас не накрыло бешеное наслаждение. Тяжело дыша, Габриель стоял, целуя меня в шею и затем проговорил:
– Ты лучшее, что случилось со мной за время войны.
Я же стояла и закрыв глаза думала: «О нет, Габриель, как бы я не была худшим, что может случиться с тобой за время войны». Но повернувшись я лишь нежно поцеловала его в губы.
Оправившись после страстной схватки, мы вернулись обратно в зал. Попрощались с рейхскомиссаром и другими солдатами и направились домой к Габриелю.
Неизменно предусмотревшая все Марта оставила нам на столе самовар с горячим чаем, который мы сели с удовольствием пить после такого тяжелого ужина на приеме.
– Спрашивай, – Габриель смотрел на меня испытывающим взглядом.
– Что?
– Ты всю дорогу что-то хотела у меня спросить, но так и не решилась до сих пор. Спрашивай.
Боже, что это был за человек! Я никак не могла его разгадать, а он словно книгу меня читал.
Покрутив в руках чашку и не поднимая на него своих глаз, я задала вопрос:
– Про тебя ходят разные слухи. Почему тебя называют страшным человеком? Я же понимаю, что это связано не только с отношением к тебе, как к немцу.
– Ты сама считаешь меня страшным человеком? – спросил мужчина после паузы.
– Я? Нет. Пока я не видела тебя в таком качестве.
– Ты и не увидишь. Об остальном тебе знать не обязательно. Это история не для женских ушей. Я и сам не в восторге от каких-то моментов своей жизни и своего поведения.
– А Кристин? Ты… Вы…, – я никак не могла правильно сформулировать то, что хотела узнать.
Он кивнул головой, давая понять, что понял и вернув чашку с чаем на стол спокойно ответил:
– Мы раньше были любовниками, еще в академии. Она довольно скользкая женщина. Я быстро это понял и порвал с ней. Но поскольку ты вела себя из ряда вон плохо в тот вечер, она могла просто нажаловаться на тебя. А так как я тоже должен придерживаться правил и мне было бы крайне затруднительно тебе помочь, попади ты в неприятную ситуацию из-за ее жалобы, то мне пришлось усыплять ее бдительность, если это можно так назвать.
Я смотрела на него таким удивленным взглядом, что он расхохотался:
– А что, ты думала только вы, женщины, можете использовать постель в своих целях?
Я в недоумении только бровями повела, давая понять, что была просто в шоке.
– Да, и кроме того, твоя сестра так настойчиво нас спаивала, – его глаза стали холодными и пронизывающими. – А пьяный мужчина слаб перед женскими чарами.
Земля начала уходить у меня из-под ног. Он явно что-то подозревал. Но я лишь прочирикала:
– Значит, я сама толкнула тебя к ней в постель?
– Да, сама, – взгляд Габриеля стал теплее и мое беспокойство немного улеглось.
Затем Габриель встал, подхватил меня на руки и отнес в спальню, где мы забылись крепким сном.
ГЛАВА 14
Открыв глаза и увидев, что лежу одна, хотя было еще довольно рано, я быстро вскочила с постели и побежала к Марте, которая готовила на кухне. Марта испуганно подскочила, не ожидая такого внезапного появления.
– Да чтоб тебя, Катька! – схватившись за сердце прокричала на меня женщина.
Я же, засмеявшись, показала ей язык:
– Расслабились, вы, мадам Марта, а у нас тут чай война. А вы стоите и кругом себя ничего не слышите.
– И то верно, девка, надо быть внимательнее.
– Габриель уже уехал?
– Еще до рассвета. Он там на столе коробку тебе оставил, просил передать.
– Хорошо, посмотрю. Марта, мне бы чего-то легкого позавтракать. Кусок в горло не лезет. Сегодня мой первый рабочий день в качестве переводчика, страшно почему-то так.
– Катюш, дело принимает серьезный оборот, соберись, немного осталось.
– Да знаю, – я сидела и нервно накручивала волосы на палец. – Марта, Габриель сказал, что переводчика, на место которого они меня берут, они потеряли. Как потеряли?
– Да зарезал кто-то. Редкостная он был скотина, переводил порой специально так, чтоб людей невиновных подставить. Фрицам же чего, как перевели – так и принимают. Так что сам себе подписал.
– Ясно. А кто еще кроме меня в штабе переводчик сейчас?
– Машинистка, Леночка, но она больше по письменным переводам. Тебя я уверена фон Вольф поставит на устные, перевести чего для наших ну и….. – Марта сделала напряженную паузу и добавила, – допросы.
– Он мне говорил, но сказал, что это будет редко. Допросы будут только те, которые будет проводить лично он.
– Да вот в том то и оно, Катенька, у него самые важные допросы, самые сложные. Я не уверена, что ты сможешь. Но очень надеюсь, что пока главную часть ты выполнишь, этот момент не наступит.
– Я тоже на это надеюсь, – нервно ответила я, поскольку знала, что если Марта и сомневалась, смогу ли я переводить на допросах, то я знала однозначно, что нет.
– Да, вот, пистолеты тебе раздобыла, – сказала она и вытащила и положила передо мной изящный дамский пистолетик и завернутый в льняную ткань пистолет с глушителем,
– Это хорошо, – протянула я, беря в руки маленькую изящную вещицу с блестящей рукояткой. Быстро проверив пистолет, и зарядив его патронами, я запрятала его в карман своего халата. – Теперь нужно будет придумать, как его пронести в нужное время в штаб, там наверняка обыскивают при входе. Да и фотоаппарат надо будет тоже спрятать где-то там. Ладно, сегодня все хорошо надо разнюхать, что да как у них там, а там посмотрим. Леночка эта, машинистка, она наш человек?
– Да, она из наших там одна. Девка хорошая, хитрая, проверенная. Еще два полицая, с ними познакомишься в воскресенье, когда у Ани будешь. И один агент будет в форме гражданского. Больше нет никого. С ними и нужно все провернуть быстро и без подозрений. Главное, чтоб немцы не догадались, что план наступления у нас будет, это все на тебе. Все совещания у них всегда в кабинете отдельном проходят, а план, скорее всего, будет лежать в сейфе у Алекса. Мы думали, что ты поближе к нему будешь, ключ на тот момент узнаешь где, но ты же вон каким путем пошла. Теперь включай мозги свои, дочка, но документы добудь.
– Добуду, – с уверенностью проговорила я. – А почему такими важными делами занимается Алекс, а не оберст?
– Точно сказать не могу, он продвигает вроде как Алекса по служебной лестнице, уж чего у них там толком не знаю. Кто говорит, что Алекс ему жизнь спас, кто что он Алекса на свое место пророчит. Черт их знает, этих фрицев. Да это и не столь важно.
– Не скажи, Марта, каждая мелочь важна. Вот я, например, заметила, что здесь сквозь пальцы смотрят на шашни офицерского состава с нашими женщинами. Даже то, как Габриель ведет себя со мной открыто, становится ясно, что в этом тылу что-то не так. Как же, о, великая голубая кровь? А оказалось, что у их оберста любовь-морковь здесь. Он никого не трогает, никто ни на кого не доносит и вся немчура довольна. И никого, по большому счету не волнует здесь их теория о высшем происхождении, даже СС, все сквозь пальцы. Так что знать всякие мелкие нюансы из окружающей жизни очень важно.
– Засиделись в тылу, черти, просто уже. Корни пускать начали, вот от того оно так, Катенька.
– Ну ничего, наши придут и повыдерут их с этими корнями, Марта, и очень надеюсь, что скоро.
– Так оно и будет, дочка.
– Марта, а ты-то как сюда попала?
– Да мы с Аидой еще с гражданской вместе рука об руку шли. Много чего было, из таких передряг вытаскивали друг друга, потеряли с ней тоже много. В общем, когда она меня попросила помочь, я не смогла отказать. Кто подумает чего на пожилую повариху? Да и за молодой козой присмотреть надо, чтоб чего не натворила, – она ласково потрепала меня по щеке.
– То есть я у вас коза? – смеясь спросила я.
– Коза, а кто ж еще?
– А почему ты поварихой пошла к фон Вольфу, если я должна была быть приставлена к Алексу?
– Он отказался от домработницы, пришлось искать того, кто ближе всего к нему, так вот и работаю теперь. Господь так управил, наверное. Знал же, поди, что тебя не туда занесет.
– Да, знал, – задумчиво протянула я и допив чай с бутербродом пошла в гостиную.
На столе лежала коробка, в которой я нашла красивое строгое платье темно-зеленого цвета, надев которое, произнесла себе в зеркало:
– Ну, привет, переводчик Катерина Дмитриевна.
Взяв с собой сумку с документами, я вышла из дома и села в машину к Гансу. Немец сегодня был все такой же наполовину испуганный.
– Слушай, ты чего на меня так косишься, будто пока ты будешь меня везти, я тебе сзади в горло вопьюсь? – спросила я, поскольку меня это порядком уже раздражало.
– Господин фон Вольф сказал, что вы очень опасная женщина и я должен быть осторожен с вами, – ответил мне фриц.
Я расхохоталась. Габриель мог подшутить над людьми.
Выйдя из машины, я зашла в здание немецкого штаба.
– Ваши документы, мадам, – проговорил мне строгий солдат на входе.
Я молча протянула ему документы.
– Переводчица?
– Да, – промолвила я улыбаясь во все тридцать два.
– Проходите, второй этаж и третья дверь направо.
– Спасибо, – все так же улыбаясь я засекла время и пошла к кабинету Габриеля.
«Минута обычным шагом, если быстро, то вполовину меньше. Среда. Часовой на входе, три на первом этаже, один на втором, – бормотала я про себя, запоминая нужные мне детали, – сумку проверяют тщательно, одежду тоже».
Подойдя к кабинету, где работал Габриель, я прислушалась. За дверью было тихо и я постучала, услышав в ответ жесткое: «Проходите». Габриель сидел за столом, обложенный кучей бумаг. Подняв голову и увидев меня, он сказал:
– Проходи, Катя, ты опоздала на пятнадцать минут. На первый раз будем считать я не заметил, но больше такого быть не должно.
Я надула губы и проговорила:
– Я передумала, пойду обратно бренчать на пианино, – скорчив обиженную рожицу я сделала вид будто ухожу.
– Катя, тут штаб, будь, пожалуйста, серьезней.
Я вернулась и подошла к нему, присев на край стола и краем глаза пытаясь разглядеть лежащие документы протянула ангельским голоском:
– Я думала, что у меня будут поблажки, раз я сплю со своим начальником.
Габриель откинулся на стул и вздохнул:
– Катерина Дмитриевна, ваша личная жизнь должна оставаться за пределами вашей работы.
Я же, задрав платье уселась Габриелю на колени и одарив его страстным поцелуем томно прошептала:
– Ох, господин офицер, боюсь рядом с вами это невозможно.
Пока Габриель отвечал мне на поцелуй, я стащила какую-то бумажонку у него со стола и заткнула себе за пояс.
– Катя, я безмерно счастлив, что ты будешь рядом, но здесь мне нужна ты в качестве переводчицы, – Габриель отстранился и уже строгим тоном оборвал мои поползновения.
– Скучный ты, Габриель, – я надула губки и слезла с него. – Да ладно, я шучу. Знаю, здесь все страшно серьезно и нет места развлечениям, поэтому я готова работать.
– Умница, – усмехнулся Габриель. – Пойдем со мной, я познакомлю тебя с еще одной переводчицей.
Мы вышли в коридор и направились в сторону кабинета, из которого доносился ритмичный стук пишущей машинки. Молодая девушка лет двадцати пяти сидела за столом. Увидев нас она быстро вскочила и протараторила:
– Господин майор, я закончу минут через пятнадцать, извините, машинка вышла из строя, нужно было отремонтировать.
– Ничего, Хелена, – произнес он имя Лены на немецкий манер. – Я привел вам напарницу, знакомьтесь, это Катя, – указал он на меня. – Введите ее в курс дела, покажите здесь все, а потом можете доделать свою работу.
– Да, конечно, – ответила Лена, улыбнувшись мне.
Габриель кивнул головой и вышел.
– Хелена, – передразнила я его, когда дверь закрылась.
Лена безразлично махнула рукой:
– Да ну их, все хотят здесь на свой лад перекроить, даже имена наши.
И тут в кабинет влетел Габриель и вытащил меня в коридор:
– Катерина, – зашипел он, – бумагу сюда!
Я с наивным видом вытащила бумажку из-за пояса и оглядевшись по сторонам, никто ли нас не видит, встала на носки и, нежно поцеловав Габриеля, прошептала:
– Господин офицер, вы имеете дело с хитрой и опасной женщиной, поэтому помните, если эта женщина чего-то хочет, то она это должна получить, – сказала я, резко подтянув его за пояс к себе и воткнув ему бумажку в карман.
Затем я показала ему язык и пошла в кабинет, за спиной услышав возглас: «О, Господи, дай мне терпения!»
Лена сидела в кабинете совершенно не удивленная.
– Марта сказала? – спросила я ее шепотом, кивая в сторону кабинета Габриеля.
Девушка только улыбнулась в ответ.
– Так, Лена, введи меня в курс дела, что переводить и прочее.
– Да на тебе особо много работы не будет. Ты при офицерах будешь, когда нужен будет устный перевод, в деревню если поехать надо будет какую, или допрос, или из местных придет вдруг кто к ним. Герман делал это все до тебя, но его того, – она показала жест, означавший, что его убили.
– Покажи мне здание, – серьезным тоном попросила я Лену.
Она понимающе кивнула и мы вышли в коридор.
– Здесь у нас туалет, здесь кладовая, вот тут комната отдыха, ну если чай попить или перекусить в обед захочешь. Тут комната охраны, они там раздеваются, вещи оставляют.
– Так, хорошо. Теперь, где кто у нас сидит?
– Ну, кабинет майора фон Вольфа ты знаешь, фон Рихтер через два кабинета направо от него.
– А оберст?
– Он на третьем этаже.
– Кабинет переговоров?
– Здесь, – она провела меня в конец коридора и показала на дверь.
– Переводчики заходят в кабинет переговоров, хоть когда-нибудь?
– Нет, немцы там только тогда, когда что-то важное обсуждают, там собираются в основном свои.
– То есть ты не знаешь, как выглядит кабинет вообще?
– Не знаю, ни разу там не была, он всегда закрыт.
– А кто туда из персонала заходит?
– Кроме уборщицы – никто. Убирает один раз, утром в восемь часов.
– Ясно, – и, увидев приближающегося к нам Алекса, я прощебетала. – О, мадмуазель Хелена, я тоже рада, что могу работать во славу третьего рейха.
Девушка еле сдержала улыбку и гордо кивнула мне.
– Катерина, рад вас видеть, – как всегда галантный немец поцеловал мне руку. – Как вам новое место работы?
– Выполнять такую важную работу для меня честь, – улыбнулась я в ответ. – Мадмуазель Хелена знакомит меня с правилами и показывает помещение.
– Позже зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет. Мне нужна ваша помощь. А сейчас не буду вам мешать, – он наклонил голову в знак уважения и ушел.
– Конечно, господин офицер, – ответила я сделав небольшой реверанс.
– С тобой, смотрю, не соскучишься, – усмехнулась Лена.
– Да уж, скучать не придется нам в ближайшее время – это точно.
Тут с третьего этажа послышались шаги.
– Оберст, – проговорила Лена и в коридор вошел высокий статный офицер с легкой сединой на висках, прошел мимо нас, лишь слегка кивнув головой в знак приветствия, и скрылся в кабинете Габриеля.
– О, птичка видно голубых кровей, – прошептала я с интересом смотря ему вслед.
– Кать, пойдем в кабинет, еще услышит кто.
Зайдя в кабинет, я плюхнулась в стоящее в углу кресло.
– Я печатать буду, надо документы отдать, у немцев с порядком строго, не любят, когда что-то делается не вовремя. Но ты спрашивай, я буду рассказывать.
– Может тебе чем помочь?
– Нет, спасибо, тут долго объяснять, быстрее самой.
– Ну как хочешь. Расскажи мне про оберста.
– Ну что рассказать. Строгий как начальник, немцы его уважают очень, офицеры у него как дети, за всех горой всегда. Порядок железный везде, не подкопаешься, все с точностью до секунды – смена караула, обход часового, отчеты, отправки, задержек никогда нет практически. Во всем разбирается досконально, никогда не рубит с плеча. Хорошая, тыловая такая крыска, – шепотом закончила Лена.
– Кто в фаворе у него?
– Фон Рихтер, фон Вольф, они ближе всего.
– Женщина?
– Там железно прям все, говорят даже в Германию с собой заберет.
– Не женат?
– Жена умерла.
– У них тут что, клуб вдовцов? – усмехнулась я. – Рейхскомиссар будет сегодня?
– Нет, отдыхает он. Любитель выпить, вчера перебрал, говорят, видно отходит.
– Кто говорит?
– Да немцы, они тут знаешь болтливые какие! Я же здесь давно уже, они на меня практически и внимания не обращают, прохожу мимо – никто не замолкает никогда.
– Молодец, – усмехнулась я. – Секретарша есть у оберста?
– Так вот секретаршу то он и повезет в Германию, – многозначительно приподняв брови сказала Лена.
– Ладно, ты тут печатай, а я пойду посмотрю, что там Алекс от меня хочет, – поправив свою прическу перед зеркалом я вышла в коридор и направилась к кабинету.
Постучавшись я просунула голову в дверь, но увидев, что Алекс в кабинете не один, а с Габриелем и оберстом, испуганно пробормотав извинение хотела уходить, как оберст повернулся и проговорил:
– Проходите, Катрин.
– Катерина, господин оберст, извините, – пройдя в комнату поправила я мужчину.
Габриель закатил глаза под лоб от такой фразы, Алекс едва сдержал улыбку, а оберст внимательно на меня посмотрел, приподняв бровь.
– Вы уверены, господа офицеры, что с этой девушкой не будет проблем? – не сводя с меня глаз спросил он.
– Не будет, проблем не будет, я вам обещаю, немецкий я знаю в совершенстве, – опередила я ответ.
– Я не про немецкий.
– Господин оберст, я молодая, веселая, мне все интересно, я всему быстро учусь. Не скажу, что смогу ходить тут с видом чопорной немки, но обязуюсь придерживаться должного порядка и соответствовать занимаемой должности. Я поправила вас, когда вы назвали меня Катрин, не потому, что не уважаю вас или немецкие нюансы произнесения женских имен. Просто я – Катерина. Меня назвали так мои покойные родители и я, чтя их память, хотела бы ею и оставаться. Немецкая форма имени, Катрин, мне чужда.
Во взгляде оберста промелькнуло что-то похожее на уважение.
– Умная девушка, и смелая, уважаю и то и другое в женщинах. Хорошо, я одобряю, – проговорил оберст, повернувшись к Габриелю и Алексу.
Габриель едва сдержал вздох облегчения. Боже, а какое облегчение испытала я!
Оберст встал из-за стола и направился к выходу, но остановившись возле меня спросил:
– Такой отменный немецкий, как такое возможно?
– Бабушкина заслуга и прекрасный природный слух.
– Похвально. Я слышал вы играете?
– Да, хорошо играю.
– В субботу я бы хотел попросить вас исполнить что-то. Я буду давать ужин в честь приезда рейхскомиссара, надеюсь, что вы придете тоже. Габриель, сопроводите даму к нам на праздник, хорошо?
– Как прикажете, господин оберст.
– Ну и отлично, – проговорил оберст, еще раз окинув взглядом меня с ног до головы, и вышел из кабинета.
– Катя, у меня такое ощущение, что ты иногда не до конца понимаешь, где порой находишься, – недовольно проговорил Габриель.
– Да ладно тебе, Габриель, она ничего плохого не сказала! Было бы намного хуже, если бы она начала льстить. А так, ты же знаешь, оберст уважает честность. Я думаю она ему понравилась, – заступился за меня Алекс.
– О да, Алекс, главное, чтоб она не начала здесь направо и налево разбрасываться своей «честностью», – с сарказмом проговорил Габриель.
– Ты вспомни какие мы были в ее годы! Смелые, импульсивные, честные, мы думали, что весь мир у наших ног, горы готовы были свернуть. Она такая же, – с уважением в голосе проговорил Алекс.
– Все это хорошо, но в военное время барышням лучше молчать и скромно опускать глазки, когда военный начальник произносит ее имя на немецкий манер, – продолжал меня учить Габриель.
– А еще барышням молоденьким лучше сидеть дома у печки, у мамы под юбкой, а не просыпаться по утрам в постели у мужчины, который вдвое старше нее. Да вот только мамы нет, потому, что немцы убили, и печки нет, потому что дом сгорел, – со слезами на глазах проговорила я Габриелю и выбежала в коридор.
Найдя комнату, где можно было выпить чай, как сказала Лена, я села на стоящий посреди помещения стол и заревела.
Минуты через две дверь открылась и на пороге появился Алекс.
– Чего, опять утешать будешь? – хлюпая носом спросила я.
– Если надо, то буду, – усмехнулся Алекс и сел рядом. – Ты не обижайся на него, он просто за тебя переживает, это же видно.
– Да ему все не так, не так сказала, не то сделала! – прошептала я.
– Он за тебя в ответе теперь.
– Чего это в ответе? У него женщин стая целая в койке побывала, и чего-то ни за одну из них ответ не держит.
– Вот ты и сама дала ответ себе, почему. Потому что ты для него не одна из той вереницы проходящих мимо женщин, – Алекс сжал мою ладонь своей сильной теплой рукой и вышел из комнаты.
Я заревела еще пуще прежнего. Да что ж такое-то! Что вообще такое происходит?! Любовь она для гражданских, тут война. Какое может быть «держит ответ»? Но хорошо поревев я почувствовала себя лучше. Вздохнув, привела себя в порядок, умылась холодной водой и когда перестала быть похожей на кролика с красными глазами, налила две чашки чая и пошла в кабинет к Габриелю.
– Чай будешь? – обиженно пробурчала я, заходя с подносом.
– Буду, – усмехнулся он и убрал со стола бумаги.
– Обещаю больше не дерзить оберсту вашему, – пробормотала я не поднимая глаз.
– Ты сама то веришь в то, что говоришь? – спросил немец.
– Нет, – подумав ответила я и он зашелся звонким смехом.
Затем он притянул меня к себе и усадил на колени.
– Ребенок ты еще, Катерина, ребенок, – задумчиво проговорил он и поцеловал меня в макушку.
Так и прошел мой первый день работы на благо третьего рейха, будь он неладен!
