– Тусь, – Танька тронула меня за руку, – сядь, а? Налить тебе валидольчику? Или пару капель чего покрепче? У меня есть, я сбегаю.
– Я не пью.
Сев за стол напротив Таньки, я подперла подбородок рукой и посмотрела на соседку. Сказать, что я её хорошо знаю, значит соврать. Просто так получилось, что пару месяцев назад она заехала в наш подъезд, в квартиру под моей, и я почти сразу умудрилась испортить её дорогой ремонт. Поставила наливаться воду в чайник, а сама села за комп и потерялась. Опомнилась только когда в мою дверь начали ломиться с криками, что я всё испортила и теперь должна сто тысяч миллионов – в нецензурных выражениях. Ломились тётка Ира и незнакомая мне краля лет двадцати «на понтах»: с розовыми волосами, маникюром длинной в километр, накачанными губами и ресницами объемом даже не пять, а скорее – все двадцать пять дэ. Ну и в процессе исправления моего косяка мы как-то с этой кралей подружились, что ли? Ну, по-соседски.
– Я не знала. Может, тогда врача вызвать? Что-то ты нехорошо выглядишь. – Она заискивающе заглянула мне в глаза.
– Ага, Игорь Юрича позови, – поддела её я. – Он нам тут как раз поможет.
– Какого Игорь Юрича? – Она так непонимающе уставилась на меня, что я почти поверила. Очень хотелось поверить, но я же не такая. Я привыкла доверять, но проверять.
– Тань, а что ты делаешь завтра вечером? – спросила я, вставая и щёлкая кнопкой включения чайника.
– Завтра? Не знаю. Наверное, пойду гулять. Хочешь, пойдём вместе.
– Не смеши мои копыта. Тебе лет сколько? И как ты будешь выглядеть, гуляющая рядом с такой, как я, тёткой? Все парни от тебя шарахаться начнут. – Я ухмыльнулась, демонстративно положила на стол мобильник, который до сих пор держала в руке, и скривилась. – Ладно, что-то мне действительно нехорошо. Давление, наверное. Пойду умоюсь.
Я, хромая, вышла из кухни и, открыв кран в ванной, осторожно вернулась, встав так, чтобы Танька меня не заметила, благо, ниша, в которой раньше была кладовка, теперь используемая под гардероб, этому способствовала. И не зря. У Таньки в руках был мой мобильник, и она в нём усиленно ковырялась. Вот ведь зараза! Так я и знала!
С криком:
– Вот ты и попалась, поганка такая! – я выскочила из своей засады, теперь уже по-настоящему скривилась – от боли в вывихнутой ноге, которой неаккуратно наступила на порожек между кухней и коридором, упала и, ударившись головой о стену, отключилась.
– Твою мать!
Я потрогала шишку на затылке и открыла глаза, предполагая, что, если следовать логике происходящего, сейчас окажусь в той больничной палате. На крайний случай – в своей квартире с хлопочущей вокруг Танькой. Ошиблась. Нет, Танька была, правда, не хлопотала, а сидела в нескольких шагах от меня на диванчике рядом с мужиком, до которого я дозвонилась.
Диванчик был белым, стоял на белом в окружении белого. И Танька с мужиком тоже были белыми. Ну как, на ней что-то вроде белого сарафана и белые туфли на высоком каблуке, на нём – привычный глазу белый костюм с белыми же жилеткой и рубашкой и белые туфли. Ощущение, словно их неплохо так в белилах искупали. Хорошо хоть, я к этой цветовой вакханалии отношения не имела.
– А крылышки? – не думая, ляпнула я.
– А крылышки нужно заслужить, – ответила Танька и похлопала ресницами. Чёрными.
Скривившись от этого зрелища и боли в подвёрнутой лодыжке, я подтянулась и села, осматриваясь. Да, всё белое, но оттенки-то и у этого цвета бывают. Как там? Молочный, снежный, льняной… Аж голова разболелась от попытки вспомнить то, чему в детстве учили в художке.
– Болит? – Танька встала с диванчика и присела передо мной на колени.
– Тебя бы так! – проворчала я. – Пить есть?
– Пить или есть? – Она улыбнулась, и в её руке материализовалась бутылка Аква Минерале. Газированной.
– А если… – тут же загорелась я.
– А если – нет, – покачала головой Танька. – Пей, папа с тобой поговорить хочет.
– Папа? – Я перевела взгляд на мужчину и заметила, что они с Танькой действительно чем-то неуловимо похожи.
– Да нет, – проследив за моим взглядом, Танька шлёпнула меня по руке, в которой я держала бутылку, – это Дем. Пей давай уже.
Ничего не поняв, я открутила крышку и сделала несколько больших глотков. Откашлялась. Поднялась и подала бутылку Таньке.
– Ну рассказывай, соседка, – последнее слово я произнесла с таким ядовитым сарказмом, что, кажется, даже самый белый в мире пол подо мной прогнулся.
Танька ничего не ответила, только повернулась и посмотрела на того, кого назвала Демом, известным мне как «мужик, сбивший меня на переходе». Тот кивнул, и я оказалась сидящей за столом, на котором стоял обычный бытовой проектор, а в паре метров перед нами прямо в воздухе висел экран, поразительно напоминавший натянутую на стене парадную бабушкину простыню.
– Меня эти ваши волшебные штуки уже задрали! – Я огляделась, но вокруг больше ничего и никого не было. Я, стол с проектором, экран и всё та же белизна, от которой уже начинали слезиться глаза. – В конце концов, либо вниз, либо кончайте! Я уже двое суток не ела, если что!
– Полчаса, – раздался голос… Ладно, пусть будет Дема. Кстати, интересно, это полное имя или сокращение такое странное?
– Что – полчаса?
– Не ела всего полчаса, и да, это сокращение – от демиурга.
– Вон оно что! – Я прислушалась к урчащему желудку. – Тогда, товарищ создатель, создай мне что-нибудь пожевать. Это у вас полчаса прошло, а я на работе побывала, потом дома посидела, после в больнице лежала…
– Этого не было. – Дем материализовался у стола и прислонился к нему бедром, глядя на меня сверху вниз.
– Слушай, я своему желудку верю больше, чем тебе. Сбил ты меня или не сбил – сейчас волнует мало. Во-первых, поесть и попить, а потом уже говорить будем. Или возвращай обратно: как я сказала, мне ваши с Танькой игры поперёк горла уже.