Наталья Скоробогатова
Артефакт. Ритуал на крови

Глава четвёртая

Время неизвестно. Место: предположительно средневековая Англия

– Эй, ты чего тут разлёгся? Крыс кормить? – Я очнулся от того, что меня кто-то пнул в бок. – Том, глянь, может, у него кошель есть.

– Я вам покажу кошель, – открыл глаза и зашевелился я, пытаясь принять максимально вертикальное положение, хотя бы сидя. – Я вам такой кошель покажу.

Мальчишки, грязные, ободранные, в одежде, больше подходящей средневековой Европе, окружившие меня, прыснули в стороны. Так обычно бегут либо от очень страшных, либо от вооружённых. Страшным я, надеюсь, не был, да и оружия при мне не нашлось. Я даже специально ощупал себя, заодно проверив, что всё цело. Так чего они тогда убежали?

Оглядевшись, я понял, что нахожусь в каком-то переулке, зажатом с двух сторон высокими почти чёрными от времени каменными стенами. Перевернувшись, я встал на колени, упёрся в одну из стен и поднялся. Спина гудела, словно я до этого полдня вагоны разгружал – было и такое, – бок, в который пару минут назад прилетел ботинок, болел, пусть и несильно, голова кружилась, но видел я при этом достаточно чётко.

Одна сторона переулка в нескольких шагах от меня превращалась в тупик, заваленный грудой мусора с копошащимся в нём крысами. А я-то подумал, чего тут так воняет помойкой? Другая была более светлой и, похоже, выходила на достаточно широкую улицу. Обычный вариант. И можно пойти туда, только слишком всё просто. Не мог Ху перебросить меня сюда, чтобы я тут просто по улицам гулял.

Кстати, а где мальчишки, которые побежали в сторону тупика? Я ещё раз внимательно вгляделся в ту сторону и в полутьме, возникшей из-за слишком близко нависших друг над другом соседних крыш, заметил приоткрытую дверь. Что ж, пойду гляну, может, помешаю этой шпане ограбить честных людей. Или за чем другим меня Ху сюда отправил?

Держась рукой за стену, я прошёл до двери, отмечая, что боль и скованность в теле постепенно проходят, спина выпрямляется, а ногам, которые до этого казались мне негнущимися чурбаками, становится довольно комфортно. Вообще возникло ощущение, будто бы я помолодел лет на десять минимум. Ну, да этого просто не могло быть.

Я заглянул в щель между стеной и дверью. В помещении никого не было, только на одной из деревянных полок стояла масляная лампа, огонь которой почти ничего не освещал. И где же тогда…

Резко обернувшись на звук, я присел и нырнул в сторону, уходя от удара. Огромное, как мне показалось, блюдо врезалось в стену рядом с тем местом, где я только что стоял, и по переулку разнёсся громкий звон. А после – нецензурная ругань.

Выставив перед собой руку, пытаясь не подпустить идущую на меня женщину с тем самым блюдом наперевес, я начал подниматься. Она не отступала, загоняя в кучу мусора, и мне пришлось остановиться, стоило только наступить на что-то, что противно хрустнуло.

– Стой! – заговорил я, параллельно думая, как бы мне выйти из этой ситуации так, чтобы и себе не навредить, и ей. – Я же ничего не сделал. Я просто очнулся, а тут мальчишки. Думал, они в ту дверь вломились, решил проверить, вдруг грабят…

– Мальчишки! – Женщина опустила руки, вжав кулак одной в бок. – А то я не знаю, что ты у них за главного. Вы не ко мне первой вломиться пытаетесь, но я вам не старый Сонни.

– Ты ошибаешься. Я тут ни при чём! Я просто тут очнулся, не помню ничего до этого момента.

Ну не стану же я рассказывать ей, что попал сюда то ли из будущего, то ли из другого мира. Точно сочтут либо сумасшедшим, либо дураком, и последнее вернее.

– Не помнишь? – Женщина чуть наклонила голову вбок, став на самую каплю похожей на сову, и большие чёрные глаза делали это сходство сильнее.

– Нет. – Я сначала замотал головой, а потом закивал ею же. – Не помню.

– Имя-то хоть помнишь?

– Имя… – Решив, что в этом нет секрета, я произнёс: – Алекс.

– Хорошее имя. Не бедное.

– В каком смысле? – Я сделал шаг вперёд, стараясь отойти от мусора, от «аромата» которого к горлу подкатил комок.

– Аристократов так называют. Слушай, а ты не из аббатства случаем?

– Не помню.

– Так, ладно, будем считать, что я тебе поверила. – Женщина оглянулась на выход из проулка. – А свой человек среди высших мне не помешает. Пошли, – она махнула мне рукой, приглашая за собой в дверь. – Не забудь на пороге обувь вытереть, у меня прислуги нет за тобой помои убирать.

Я обтёр странного вида сапоги, которые на мне оказались, кинутой в меня тряпкой, и двинулся на свет той самой лампы, выходя из небольшого помещения, оказавшегося чем-то вроде прихожей. Дверь позади меня тут же захлопнулась, послышался стук чего-то, похожего на засов. Интересно, если она – эта женщина – шла впереди, то кто был сзади? Словно бы отвечая на этот вопрос, мимо проскользнул мальчишка лет десяти.

– Фиби! – Женщина повернулась и прикрикнула на ту, которую я принял за мальчишку. Сейчас, на свету, я увидел, что для него её черты лица были слишком мягкими, глаза – слишком большими, а губы – слишком пухлыми. Впрочем, в моё время и таким мальчишкам никто не удивлялся.

– Мам! – Девчонка схватила со стола в центре комнаты кусок хлеба и рванула по находящейся здесь же в углу лестнице наверх.

– Хулиганка. Связалась на мою голову… Весь город судачит.

Женщина опустилась на не самый аккуратно сколоченный деревянный табурет и положила на стол блюдо. И сейчас я смог рассмотреть её. Лет тридцать. Откровенные признаки старения на когда-то довольно миловидном лице, юной копией которого была только что сбежавшая Фиби. Руки в небольших морщинках. Платье… Я бы не смог сказать, какой это точно век, но если она говорила про аббатство, то наверняка что-то из средних веков в Англии. И вся её поза сейчас была какой-то усталой, совсем не похожей на ту, в проулке.

– Не нравлюсь? – усмехнулась женщина, глядя на то, как я её рассматриваю.

– Я такого не говорил. Как тебя зовут?

– Тебе зачем?

– Буду знать хоть что-то кроме своего имени.

– Холли.

– Холли. – Я покатал имя на языке, запоминая. – Хорошее имя. Хвала Господу.

– Я же говорила, что из аббатства. И одежда у тебя как раз их.

Только в этот момент я сообразил осмотреть себя целиком, а не только отметить странный рукав и непонятные сапоги. На мне оказалась светло-серая из грубо сотканной ткани рубаха с завязками у горла, тёмно-коричневые штаны, снизу заправленные в голенища чёрных кожаных сапог, и серая накидка. Ряса? Мантия? Я что, монах? Но для чего?

– Расскажи ему… – Холли встала. – Некогда мне тут с тобой разговаривать. Скоро открываться, а у меня ничего толком не сделано. Сижу тут с тобой.

– Тогда давай я помогу? А ты мне взамен расскажешь.

– Когда закроемся.

– Хорошо.

* * *

Бозер – так назвала своё заведение Холли, а по мне это был обычный паб. Она стояла за широкой стойкой, резво принимая заказы, выдавая кружки с элем, дух которого тут ощущался ещё до открытия, и отвечала на дежурные комплименты от посетителей. Ими в основном были местные, зашедшие выпить и поговорить после того, как окончили все работы.

Я сидел в углу, за стойкой, и потягивал тёмное пиво пол-литровой кружки. Оно не было каким-то особенным. Градус в нём был точно больший, чем мне было привычно, а сильный солодовый дух шибал в нос так, что один он только мог сбить с ног. Мантию я снял – она мешала расставлять столы и табуреты, приняв от Холли что-то вроде жилета, у которого вместо пуговиц были завязки. Ходить в рубахе, как сказала она, неприлично. Больше ни о чём мы не разговаривали.

В какой-то момент дверь с улицы – да, главная, как оказалась, выходила именно на улицу, ту самую, которую я видел из проулка – открылась, и в паб вошли трое мужчин в таких же накидках, как и моя. Капюшоны всех были накинуты так, что рассмотреть лица не удалось. Я подобрался, не зная, как на них реагировать, но они скользнули по мне взглядами и прошли в дальний угол, усаживаясь за до сих пор пустой стол.

– Это их место, – тут же шёпотом пояснила Холли. – Его никто не занимает, знают.

– Каждый день приходят?

– Нет, но если придут, а тут занято, могут устроить драку.

– Драку? Они же вроде не должны. Запреты там, грех.

– Я не знаю, что у них там на самом деле, а в последний раз Теду-могильщику ухо оторвали. Так и ходит теперь не могильщик, а безухий.

Она отвлеклась на очередного посетителя, а я задумался. Если Ху отправил меня сюда, ничего не рассказав, значит, предполагал, что пойму и без этого. На мне одежда, как у этих монахов – так я мысленно обозвал троицу, они ведут себя не так, как положено принявшим Слово Господа. Вполне возможно, именно к ним я должен примкнуть, чтобы разобраться в происходящем.

Только как это сделать? Вдруг они знают друг друга в лицо? Надо попробовать влиться в ряды послушников, кажется, так называются новички. Но не выгляжу ли я староватым для такого? Обычно в послушники идёт молодёжь, а мне уже считай сорок.

– Замени свечи на столах, – вновь обратилась ко мне Холли. – Там, – она мотнула головой в кладовую, дверь в которую находилась как раз рядом со мной, – на полке.

Согласно кивнув, я набрал те в подвернувшуюся под руки чашу и пошёл по залу, убирая огарки и расставляя новые свечи. Казалось странным, но здесь почти не пахло дымом, несмотря на то, что одновременно их горело больше тридцати. На меня почти не обращали внимание, будто я здесь был привычным, а не новичком в городе, где все скорее всего знали друг друга.

– …с северного въезда.

Подойдя к столу монахов, я принялся за своё дело, внимательно прислушиваясь к их разговору.

– Кто встречать будет?

– Джейкоб.

– Один?

– Отец Этельверд отправил так.

Я нечаянно толкнул огарок, с которого на столь тут же натекла приличная лужа воска, извинился:

– Простите, – и в ответ получил лишь молчание. Пришлось быстро закончить со всем и вернуться на своё место.

Узнать, что или кого будут встречать монахи и когда, не получилось. С другой стороны, а что бы мне это дало?

– Эй, – я поднял взгляд и увидел стоящего перед стойкой прямо напротив меня мужчину примерно моего возраста, в почти такой же монашеской накидке, но с откинутым капюшоном. Почти, потому что она была привычного коричневого цвета.

– Да, – поднялся я.

– Кружку эля налей. А где Холли?

Я оглянулся. Её действительно не было.

– Вышла, наверное. – Взяв кружку, я подошёл к одной из бочек и повернул кран. Пока эль наливался, пенясь и распространяя вокруг хлебный аромат, я смотрел на него и думал, а что, если этот монах не из тех монахов? И что, если получится его разговорить?

– Вот. – Я поставил перед ним кружку, и тут как раз появилась Холли. – Составить компанию?

– Почему нет? – Монах улыбнулся. – Хорошая компания только во благо.

Долив себе пива и поймав укоризненный взгляд Холли, я прошёл за монахом к одному из столов, где нам тут же освободили место. Похоже, мой новый знакомый пользовался тут авторитетом.

– За Господа! – Усевшись, монах поднял кружку и сделал несколько глотков.

– За Господа! – хором ответили все, кто сидел с нами, и я последовал их примеру. Свежее пиво поверх выдохшегося вкуса не добавило, но мне нужно было поговорить с монахом.

Без часов было сложно ориентироваться во времени, но спустя по моим прикидкам час за столом остались только мы вдвоём. Да и паб начал пустеть. Я принёс монаху, которого, как оказалось, звали отцом Калебом, ещё кружку пива и решил, что теперь можно и поговорить.

– А скажите, отец Калеб, почему у вас с теми монахами, которые тут были, разное облачение? Вы же вроде из одного аббатства.

– Ты неверно понимаешь. Я служу церкви Святого Петра. Оно официально относится к аббатству, но мы самостоятельны и их главному, аббату Этельверду Справедливому, – на этом месте отец Калеб скривился и сделал глоток пива, – не подчиняемся.

– Интересно как. – Я тоже выпил. – А почему?

– Когда-то мы были все одно, – отец Калеб вздохнул, – а потом приехал он. Разогнал наших послушников, набрал своих… Говорят, они там совсем не Господу молятся.

– Дьяволу? – Я сделал вид, что испуган, и снова хлебнул пива.

– Не знаю уж, кому, говорят разное. Но люди у них пропадают.

– Расскажите, отец Калеб! – тут же подобрался я, понимая, что, кажется, действительно напал на нужный мне след.

2018 год. Июль. Нежнин

Потоптавшись на месте, Игорь всё же решил, что тратить деньги на одежду, которой и без того завалена половина квартиры, не стоит. Время уже упущено. Кирька если в чём-то виноват, то сбежал ещё вчера, и торопиться некуда.

Половина квартиры – это, конечно, было преувеличение, но иногда Игорь представлял себя главным героем старого сериала «Притворщик», используя для каждого дела новый образ и новую одежду. Часто она даже не была новой в изначальном смысле этого слова. Он ходил по барахолкам, сэконд-хэндам, рылся на сайтах по продаже подержанных вещей и находил там то, что требовалось. Ведь странно будет выглядеть, если к тебе приходит сантехник, работающий в придомовой управляйке якобы уже несколько лет, а на нём одежда только что из магазина.

Одев рубашку без рукавов с намёком на глажку, уже ношенные после стирки и утюга классические серые брюки, коричневые кожаные сандалии поверх белых носок, взяв в руки коричневую же, но уже другого оттенка папку из дешёвого дерматина – да, и такое в его арсенале тоже было, – и нацепив на нос очки в толстой оправе, но без диоптрий, Игорь отправился по названному Тимофеем Витальевичем адресу.

Дверь в подъезд оказалась закрыта, и Игорь набрал номер квартиры.

– Кто? – почти сразу раздался мужской голос.

– Извините, мне нужна Елена Сергеевна.

– Её нет дома.

Домофон отключился, и Игорю пришлось снова набрать номер.

– Что?

– Извините, а вы не подскажете, где она?

– Вам какое дело?

– Я из заводоуправления. У нас тут акция была, и Елена Сергеевна заняла второе место. Меня отправили вручить ей подарочный сертификат…

Не успел Игорь договорить, как замок на двери в подъезд щёлкнул. Ну вот, первый этап пройден. Осталось попасть в квартиру и организовать беседу с этим Кирюхой.

Делая вид, что не очень дружит с равновесием, Игорь аккуратно поднялся на первый этаж, где в дверях одного из карманов его ждал невысокий худой парень.

– Давайте, – протянул он руку.

– Нет, – покачал головой Игорь и поправил очки, – откуда я знаю, кто вы? Может, вы Елене Сергеевне никто, а я вам отдам. Потом меня уволят, а у меня дети. Трое. И жена беременная. И деньги придётся возвращать. – На слове «деньги» он увидел, что у Кирюхи буквально загорелись глаза.

– Да сын я её. Давайте уже.

– А документы ваши?

– Да вашу мать! – Кирюха развернулся и через плечо произнёс: – Стойте тут, я сейчас вынесу.

«Да сейчас!» – подумал Игорь и втолкнул парня в квартиру, роняя на пол, вставая коленом ему на спину и фиксируя его руки за спиной вынутой из кармана пластиковой стяжкой. Как хорошо, что появились такие штуки, и уже не нужно возиться с наручниками или верёвкой. Раз, и готово!

– Ты кто? – захрипел Кирюха.

– Конь в пальто! – ответил Игорь, поднимая его на ноги и пинками загоняя в большую комнату. – Где мой друг?

– Кто?

– Вчера к тебе приходил мужчина. Где он?

– Это придурок что ли?

– Где он?

– А я откуда знаю?!

– Говори! – Игорь толкнул Кирилла, и тот со всего размаху уселся на потрёпанный диван. Пружины под парнем громко скрипнули.

– А что говорить-то? Он пришёл, я побежал, он за мной. А потом пропал.

– Где пропал?

– Там, – Кирюха мотнул головой в сторону окна. – Я бежал через дорогу на красный. Он за мной. Я уже на тротуаре был, с той стороны, оглянулся, а его нет.

– Как нет?

– Ну нет и всё. Словно сквозь землю провалился. Я потом ещё немного пробежался, но он за мной не бежал, и я вернулся домой.

– Пропал, значит… – Игорь зашагал по комнате. – Неужели снова китаец?

– Да какой китаец? Это всё Ратников. Он мне заплатил, чтобы я его квартиру типа продал. Десять процентов обещал, и нагрел, сука! – Кирюха плюнул на пол, который и без этого не отличался чистотой.

– Ратников? – Игорь остановился, посмотрел на него: – А, да. Ратников, – и вышел из квартиры, оставив парня лежать со связанными руками. Больше до него Игорю дела не было.

Глава пятая

Время неизвестно. Место: предположительно средневековая Англия

Истории о пропавших людях, о найденных после в лесу неподалёку трупах без рук, ног, с ободранной кожей, отсутствующими глазами, рассказанные отцом Калебом, долго не давали заснуть. Не скажу, что отреагировал на них как девица, никогда в жизни и пальца не порезавшая, но узнать такое о тех, кто должен был противиться такому, оказалось непросто. Я не святоша, и в Бога не верю, но высшие силы всё-таки должны существовать. Хотя бы для того, чтобы вот такие, как Этельвердская кодла по нашей земле не ходила.

Поначалу мне показалось, что это горячий солнечный луч просочился сквозь неплотно закрытые ставни, согревая камень, который во время перемещения никуда не делся и так и болтался у меня на шее, а через него распространяя тепло по груди. Но внезапно тепло обрело вес, и меня чуть толкнули, заставляя сдвинуться на и без того неширокой койке, прижаться спиной к стене. Я подчинился, и освободившийся рядом матрас тут же прогнулся под тяжестью второго тела.

Я открыл глаза. Холли смотрела на меня, не отрываясь, почти не моргая.

– Зачем? – спросил я. Она не ответила, приложила указательный палец к моим губам, заставляя замолчать, после прижалась ко мне, обнимая, и закрыла глаза.

Я лежал, словно деревянный, боясь пошевелиться, и слушал её тяжёлое дыхание, постепенно выровнявшееся, ставшее глубоким и тихим. Почти бесшумным.

«Не нравлюсь?» – вспомнился её вопрос. Холли не Марта, я и не мог их сравнивать. Марта – тёплая, солнечная, даже когда грустила или сердилась, смешная от того, как пыталась казаться серьёзной – доктор наук всё-таки в её-то возрасте, завкафедрой, и такая, от которой не хотелось отрываться. А Холли… Я не знаю её, совсем не знаю. Почему в её возрасте выглядит лет на десять старше, почему тянет на себе такое хозяйство, которое и мужчине одному в тягость, почему одна, почему… Сплошные вопросы, на которые у меня нет ответов.

И которые я точно не буду задавать, потому что не моё это дело. Я вернусь в мой мир, в мою жизнь, к моей Марте, а она останется и будет так же покрикивать на непослушную дочку – свою уменьшенную копию, разливать пиво платящим за него и…

Мысль додумать я не успел – уснул, а когда проснулся, солнце уже вовсю светило в открытое нараспашку окно, а на табурете у койки стоял кувшин с водой и лежал кусок горячего хлеба. И в комнате я был один.

Быстро приведя себя в порядок, я прошёл на кухню, где ждал завтрак. Или обед? Тот же хлеб, что лежал сейчас у меня в кармане, творог в большой чашке, обильно политый чем-то сладким, вкус чего я не распознал, нарезанное большими ломтями вяленое мясо и кувшин с молоком.

– А есть горячая вода? – спросил я, выглянув в зал.

– Умыться?

– Хотел чаю налить.

– Чаю? – Холли прекратила натирать стойку и удивлённо посмотрела на меня.

– Извини, до вас же его ещё не довезли.

– Что это?

– Это заваренные на кипятке травы.

– А, – потянула она, – шалфейная настойка. Подожди.

Я вернулся за стол, и через пару минут Холли поставила передо мной большую кружку с жидкостью, очень сильно пахнущей мёдом и… шалфеем. А что я хотел, когда услышал название? Вот только она тоже была прохладной, а хотелось чего-то горячего. Но, похоже, придётся перетерпеть.

– Тебе нужна помощь? – спросил я у Холли, которая теперь стояла рядом со мной и смотрела, как я жую мясо, запивая его настойкой.

– Нет, мне Фиби поможет.

– Тогда я пройдусь. Хочу посмотреть на ваш город. Ты не против? – я показал ей на вчерашний жилет, который одел и сегодня.

– Нет. Тебе не стоит ходить в балахоне.

Балахон! Точно! А я вспоминал, как эта накидка-мантия называется.

– Подскажи ещё, как дойти до церкви?

– К отцу Калебу? Выйдешь, поверни направо. Там до площади, и увидишь.

– Спасибо!

Встав, я, почти не осознавая, что делаю, наклонился и поцеловал Холли в щёку. Она почти не отреагировала, только пожала плечами, а после отвернулась, подошла к печи и начала что-то в ней ковырять большой кочергой. Что ж, видимо, ночью всё-таки ничего не случилось. Или случилось, но я не понимаю, что и как на это реагировать. В любом случае, пиво у неё очень уж крепкое, и пить его я больше не буду – память мне нужна.

Я бывал в старой Европе, а ещё изучал историю и поэтому представлял, как должен выглядеть этот городок, но всё равно то, что видел, было неожиданно и неприятно. Нет, в моём веке по всему миру тоже хватает грязных улиц, заваленных мусором и нечистотами, но они всё это, как правило, ожидаемо с учётом уровня развития государства и народа. Здесь же… Мне приходилось идти, не разглядывая здания и людей, а смотря под ноги, чтобы не наступить на что-то, что потом будет невозможно отмыть, и придётся либо вонять вместе с сапогами, либо выбрасывать их и тратить деньги на новые.

Кстати о деньгах. Что там, в горном Китае, что сейчас, как я предполагаю, в западной Англии, их у меня не было. И если в лесу платить ни за что не требовалось, то в городе почти всегда есть необходимость в приобретении каких-то вещей. Или информации. Первые вполне можно получить в порядке обмена, а вот со второй такое обычно не проходит. И как быть?

А информация мне сейчас была ох как нужна. Если я правильно понял, Ху меня сюда отправил, чтобы я решил проблему с той кликой, которая поселилась в аббатстве. И в первую очередь – с аббатом Этельвердом. Справедливый – он так себя называет. Вроде как, только он честно и без каких-либо грешных мыслей чинит суд над людьми божьими в этом месте. Послушал я вчера отца Калеба и других, кто сидел с нами за одним столом.

Справедливый! Повесил местного коневода только за то, что лошадь, которую он несколько лет назад продал, родила мёртвого жеребёнка. А того нынешний хозяин лошади продал ещё в утробе и денег несостоявшемуся владельцу возвращать не собирался, обвинив во всём коневода. Он, мол, с ведьмой связался и специально так сделал, чтобы пришлось новую кобылу у него покупать. А ведьмой назвал сестру коневода, которая вдовая жила в деревушке неподалёку и помогала людям в хвори целебными сборами да заговорами. Сестру ту, кстати, утопили. Публично. И это была не единственная история.

Сколько смертей на руках этого аббата, я даже считать не стал, не моё дело – рядить, сам не святой. Но я всегда прежде разбирался, что принесёт моя работа, и отказывался, если видел, что ничего хорошего. Этот же… С другой стороны, если я правильно понял, сейчас как раз начинается то самое время, которое у нас называют охотой на ведьм, и мораль тут совсем не та, что у нас. Мир не тот.

– Алекс!

Я поднял взгляд от земли и увидел отца Калеба. Он помахал мне рукой, приглашая войти в церковь – старую, из серого камня, почти до половины высоты здания покрытого мхом. На островерхом коньке был закреплён чуть наклонившийся вбок деревянный крест, потемневший от влаги и времени. Окон с этой стороны я не увидел.

– Добрый день, отец Калеб! – Я наклонил голову, отдавая дань уважения этому человеку и прошёл мимо него в притвор.

– Хорошо чувствуете себя? – спросил он, обходя меня и идя дальше.

– Да, – соврал я. Голова всё ещё гудела, а половину из того, что он рассказал вчера, я и не помнил.

– Присядем, – он указал на одну из скамей, рядами стоящих в нефе.

Я сел, чуть поёжившись. Здесь было пусто и гулко, так, что казалось, даже дыхание отдаётся в стены, заставляя воздух гудеть. И только колонны по периметру создавали завершённость этому месту.

– Говори.

– О чём?

– Ну, ты же не просто так пришёл сюда.

Я задумался. Действительно – зачем? Чтобы разобраться с аббатом, причём сделать это без осечек, нужно составить план, а для плана нужна информация. Та самая, о которой думал, когда размышлял об отсутствии у меня денег. Та самая, которую бесплатно могут дать лишь те, кто тоже заинтересован в освобождении аббатства от Этельверда. Но это освобождение… оно предполагает смерть, в ином случае скорее всего станет лишь временным, а значит – убийство, которое грех. Смертельный грех. И могу ли я об этом сказать священнику?

– Отец Калеб, – я внимательно посмотрел в его глаза, и он не отвёл взгляд, показывая, что готов слушать, – я убийца. – На это моё заявление отец Калеб лишь удивлённо приподнял бровь, продолжая слушать, и я продолжил: – Я сейчас вам расскажу историю, и, возможно, вы сочтёте меня сумасшедшим, но просто поверьте – это правда. Расскажу, а после попрошу о помощи. Это будет ваше решение, и если вы откажетесь, я буду искать её в другом месте и больше об этом с вами не заговорю.

– Рассказывай, – кивнул он. – А я сам решу.

– Я родился восемнадцатого декабря одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года в городе Нежнине, являющемся областным центром в Российской Федеративной Республике. РФР, если коротко. Вырос в полной семье, у меня есть сестра и два племянника. Я закончил школу – это место, где у нас обучаются все дети с шести до восемнадцати лет. Изучают грамоту, математику, историю и другие науки. Потом служил в армии. Сначала это была обязательная служба. Потом я заключил контракт. Договор, и служил своему государству. Потом контракт закончился, и я начал решать проблемы людей. В том числе убивать. За деньги. Это и у нас считается грехом, – тут же сообщил я, – но когда ты ничего другого не умеешь…