Если бы кто-нибудь спросил меня, чего не стоит делать провинциалке в большом городе, я бы ответила, что не стоит перебирать с коктейлями, заключать пари с сомнительными подругами и выходить замуж за первого встречного миллионера.
Ну и пожалуй, не стоит приезжать в большой город, надеясь, что его бездонная пасть не позарится на твой суповой набор. В расход идут и толстые, и просто пухлые и непозволительно тощие самонадеянные глупышки вроде меня. Аппетит у монстра-мегаполиса огромный, вкус непритязательный, а звук, с которым он выплевывает блюдо, переваренное механическим брюхом – раскатистый. До глубинки, в которую не тянет возвращаться, точно волна дойдет, а потом носи за плечами не только торбу с разрушенными надеждами, но и плащ из пересудов, хвост из сплетен и вуаль из домыслов.
Малопривлекательное зрелище, особенно, если плащ постоянно удлиняется, хвост растет, вуаль густеет, а ты "делаешь лицо" и целуешь смачно на глазах у провинциальной толпы охранника своего мужа-миллионера. Почти бывшего мужа, но даже после грядущего раздела имущества, все еще миллионера. Будь моя воля, я бы оставила его только в оранжевых трусах-боксерах, на улице, в мороз. Как он меня. Ну почти. Я более жалостлива. Мой муж убил в моем чреве ни в чем неповинного ребенка, вырвал у меня клок волос, пока тащил по бесконечным коридорам своего особняка и бросил за воротами, голой, абсолютно, истекающей и харкающей кровью.
Он желал моей смерти, а я снова не оправдала его надежд. И мой красивый, непозволительно богатый муж смирился и пошел на мировую. Он смирился. А я? Печалька, но я очень мстительна. Провинциальный комплекс, пожалуй.
Боюсь, что снова не оправдаю его надежд.
И даже если проиграю ему, что ж…
Один раз я уже умирала под дождливое дыхание осени.
Он смотрит на меня тоскливо, как приблудный пес, и я, повинуясь инстинктам, прикасаюсь к его лицу. Однодневная щетина приятно колет мою ладонь, и я машинально думаю, какие ощущения возникнут, когда его лицо окажется между моих ног. Приятно? Не очень? Щекотно? Или никак?
С Макаром мы любовники два или три месяца, – надо уточнить у него, – а нормального секса еще не было. Был его секс со мной, спящей. Были мои оргазмы с ним, во сне. А как будет в сознании, с моего согласия, по моей инициативе? Я не знаю и немного трушу, что не рискну. Он не догадывается о моих терзаниях и не знает, подпущу ли к себе вообще?
Но это случится.
Сегодня.
Возможно, прямо сейчас.
– Как тебе? – словно почувствовав, Макар делает шаг в сторону. – Это на первое время, потом найду что-нибудь лучше.
Шанс отступить: удерживать силой не станет, по крайней мере, пока я не сплю. Но я не привыкла пятиться, и бегло осмотрев зал с королевским диваном по центру, снова перевожу взгляд на Макара, снова рукой прикасаюсь к его щеке. Он вздрагивает, а я откровенно дрожу.
– Лучше не надо, – отмахиваюсь. – Пока сойдет, а после куплю себе дом.
Прячет взгляд. Да, он знает, в моем доме его не будет. Пока он мне нужен, моим планам, амбициям, моей мести и моему телу, но это пока.
– Голодна?
– Нет, еще не проснулась.
– Чай?
– Нет, не чай.
– Кофе?
– Да, хочу.
Усмешка в зеленых глазах. Макар уходит на кухню, а я смотрю из окна на пустынный в такую рань город, вижу в стекле бледное отражение, и не верю, что это я. Жива. Строю планы, как переспать с мужчиной, вместо того, чтобы лежать по тихому в могиле, гнить, разлагаться, как хотел этого муж. Представляю, как его перекосило, когда узнал, что я выкарабкалась, и как безутешно выли бомондовские сводни, подсылающие к нему в постель своих заграничных дочек. Скольких успел отыметь, пока я валялась в реанимации практически в статусе трупа?
Мой первый любовник.
Но, как оказалось, не лучший.
– Идешь? – Голос Макара и запах кофе манят на кухню.
Не люблю красный цвет, режет глаза, но здесь мне почему-то уютно: шкафчики, холодильник, барная стойка, выдвижной маленький стол матово-однотонны. Макар смотрится хозяином, я – его гостьей, возможно, потому, что я бледная, а он в тон? Красный свитер под горло, черные брюки, глаза с лопнувшими сосудами. Нелегко ему было разрываться между мной и работой, но сегодня у него выходной; у меня – целый день вне больничных стен.
Праздник.
– Шампанское есть? – поддаюсь порыву.
Чашка с кофе стынет под взглядом Макара, я растягиваю губы в улыбке. Мойка. Два шага к холодильнику, два бокала, всплеск… Ощущение, будто в иллюзорном мире, а вокруг киносъемка. В главной роли я? Или он? И когда кульминационная сцена?
– За тебя, – предлагает тост.
– За нас, – поправляю и сбиваю его растерянность: – Нам многое предстоит сделать вместе.
Его бокал отправляется в мойку, следом за чашкой, нетронутым.
– Не связывайся с ним, он тебе не по силам.
Не связываться с ним? Поздно. Раньше, если бы кто-то предупредил меня раньше, до свадьбы, а лучше до того, как я познакомилась с Яром…
Почти полгода прошло, а такое ощущение, что вчера, и я стою перед ним и его приятелем, усмехаюсь нагло от избытка вкусных коктейлей, и предлагаю:
– Мне двадцать два, высшее образование, я девственница, у врача можем проверить. Так что, когда свадьба?
В голове приятно шумит от выпитого, негромкой клубной музыки, адреналина и цепкого взгляда темных глаз. В кабинке бара такие высокие спинки, что посетителям не видно ни меня, ни тех, что заключили пари. Собственно, о пари никто, кроме меня и подруги не знает. Мы просто оказались за соседним столиком, у меня просто хороший слух, а эти двое мужчин просто ожесточенно спорили. Один из них считал, что мало шансов встретить девственницу старше шестнадцати, почти нереально, если ей восемнадцать и не бывает таких, которым бы перевалило за двадцать. Тем более, если девушка с высшим образованием, потому что институт – кузница шлюх.
Второй, посмеиваясь, сказал, что если бы встретил такую, что и не малолетка, и с высшим образованием, и девственница – невзирая на внешность найденыша, затащил ее в загс.
– Не верю, что ты согласишься жениться, – усомнился первый, и я, слыша их диалог, мысленно согласилась.
– Почему нет? Другой вопрос, что таких не бывает.
– Ну да, а если бы…
– Хоть сейчас.
– И тебя не заденет, что ей нужны только твои деньги?
– Тебе тоже нужны мои деньги, и что? С тобой я даже не сплю.
Лариса услышала мой смешок и теперь от нее невозможно отвертеться. Пересказываю мужской разговор, она сбегает под предлогом проветриться в дамской комнате. Дефилирует, осматривается у барной стойки, возвращается с бесплатными коктейлями лично от бармена и новостями.
– Тот, что спиной к тебе, очень хорош. Светлые волосы, глаз не видно – только что выразительные. Не франт, но такой весь из себя… при деньгах, в общем. Второй темноволосый, худой, намного красивей. Какой из них хотел на девственнице жениться? Он?
Ее глаза недовольно сужаются, имитируя ревность, и я едва сдерживаю смех. Я придумываю сказки и записываю в тетрадь, Лариса придумывает и живет ими в реальности.
– Тот, что спиной ко мне, – успокаиваю ее взбунтовавшие чувства.
– Фух, – она принимается за коктейль. Допивает, еще раз прохаживается в дамскую комнату, возвращается с таким загадочным видом, что в пору спасаться. – А знаешь…
Жаль оставлять коктейль, но лучше сбежать до того, как Лариса втянет меня в очередную авантюру. Она мастер по неприятностям, а у меня еще гудят ноги от кросса на каблуках по булыжной мостовой и в ушах до сих пор звон разбитой витрины и ментовских сирен. Вчера был внезапный протест против буржуев, потому что приличному человеку никогда не собрать на такую шубу, а что будет сегодня, мне знать не хочется.
– Нет, постой! Это же шедеврально! – Лариса хватает меня за руку. – Злата, только представь! Ты! Замужем! За богачом!
Представляю. Не впечатляет.
– И ты в шуубе! – тянет с восхищением подруга, ее глаза загораются, будто она уже видит меня в мехах, и как я по-царски сбрасываю их и передариваю ей. Впечатляет еще меньше.
– Пока.
Лариса догоняет меня почти у выхода.
– Злата! – трясет за плечи, по глазам вижу, не верит, что ухожу. – Тебе что, совсем наплевать на деньги?! Такой шанс, дуура! Два мужика навеселе, всерьез поспорили, такие словами на ветер не бросаются, раз сказал, что женится, значит, женится, а ты…
– Предложи им себя!
– А что я предложу им вместо твоей девственности?!
Она почти кричит мне в ухо, но я счастлива, что если и оглохну, то в одиночестве. Не хотелось бы разделить эту участь с другими посетителями бара. Что они подумают, узнав, что я девственница? Правильно, что со мной что-то не так. Лариса не отвяжется, а мне надоело торчать у всех на виду, в дверях. Кажется, все прислушиваются к маленькой тайне, которую громко шепчет подруга.
– Чего ты от меня хочешь?
– Чтобы ты перестала быть дурой! – Отпускает мою руку, кивает в сторону, где сидят те двое. – Спорим, что это не развод? Ты ведь не веришь, да? Спорим, что они говорили всерьез?
– Да, не верю, но какой мне смысл спорить?
– А главный приз – свадьба с богачом тебя не прельщает? Ах, да, ты же не веришь… Хорошо. Если все это развод, и они дадут тебе от ворот поворот, ты три месяца не платишь за квартиру. Ну как?
Серьезная экономия и весомый аргумент. Квартплата съедает большую часть заработка, несмотря на то, что Лариса берет с меня по-Божески. За три месяца я могла бы собрать на пальто, но вслух этого не говорю, не хочется в очередной раз услышать, что я дура, и думаю о пальто, когда могу выти замуж и ходить в шуубе.
– Думаешь, я не подойду?
– Думаю, что ты провинциальная и закомплексованная клуша.
– Как и ты! – вспыхиваю и под насмешливым взглядом подруги марширую к столику двух разболтавшихся незнакомцев. Злюсь на них, на себя, на бамбуковые заросли, за которыми их не видно. А если это правда, и один из них согласится на мне жениться?
Спотыкаюсь, чудом не падаю, слышу смешок Ларисы, – идет следом, – но не оглядываюсь. Три месяца без квартплаты… Три месяца без квартплаты… Моя новая мантра…
Мужчины при моем появлении замолкают. Перевожу взгляд на того, что с пшеничными волосами: хорош, черт! Волна жара, идущая от него, бьет по коленным чашечкам. Хватаюсь за стол, копирую Ларискину наглую улыбку и выдавливаю из пересохшего горла… хрип. Глоток из чужого бокала, решаюсь и, боясь, что взбунтуются коктейли и только что опробованный коньяк, выпаливаю на одном дыхании:
– Мне двадцать два, высшее образование, я девственница, у врача можем проверить. Так что, когда свадьба?
Лариса притихла за соседним столиком. Мужчины смотрят на меня как на сумасшедшую и молчат, а я повторяю мысленно свою мантру: три месяца без квартплаты, три месяца без квартплаты…
– Расцениваю как отказ, – облегченно улыбаюсь, машу разочарованной подруге рукой и иду к выходу. Июньский ночной ветер успокаивает разгоряченную кожу. Не верится, что я смогла устоять на ногах после бреда, который несла и после взгляда этого незнакомца.
Приваливаюсь к стенке бара, у входа.
Пшеничные волосы и темные глаза – как-то неправильно… Прикоснись он ко мне – я бы упала в обморок. И что говорить о свадьбе?
Смеюсь.
Хорошо, что он отказал мне. И вдруг слышу вкрадчивый мужской голос, совсем рядом, у левого уха:
– И куда так спешить? Мой врач и загсы не работают за полночь.
Нервная дрожь проходит, мне становится интересно, как далеко готов зайти незнакомец? Как далеко готова зайти я? Если не врет и согласен жениться, согласна ли я? Повернув голову, встречаюсь с ним взглядом, и тут же ускользаю прочь, к пшеничным волосам, которые при фонарном свете кажутся почти каштановыми, к расстегнутому вороту синей рубахи, к закатанным рукавам и длинным пальцам, которые медленно тянутся к моим локонам. Накручивают спиралью, отпускают. Вспыхиваю, когда взгляды встречаются снова и радуюсь, что он не заметит моего смущения.
Его пальцы исследуют мое лицо, спускаются к шее – мой пульс замирает и ускоряется в бешеной гонке. Губы его складываются в довольную улыбку, наверное, ему нравится то, что он видит. Не то, чтобы мне было важно, просто… почему-то приятно. Впервые мне хочется нравиться мужчине, впервые мне его хочется.
Удержать, взять, отдаться…
Не внешность, вернее, не только внешность притягивает, как магнитом. Есть что-то магнетическое в нем самом. Пульсирующая сила, аура власти, богатства. Не деньги – нет, что мне с его денег? Он на меня их не тратит. А именно притяжение человека, который их себе подчиняет. Я раньше не встречала таких – в глубинке, где я выросла, таких не бывает. А, может, он один такой. Я не знаю. Не хочу знать. Он здесь, рядом, прикасается ко мне, и я тоже к нему прикасаюсь.
Хочу…
Наваждение…
Исследую его лицо нервными пальцами, он ласкает ладонью мое. Его больше интересуют мои глаза, меня – его губы. Обвожу пальцем по контуру, неожиданно проскальзываю в жаркую влажность и льну к нему, отодвигаюсь от прохладных камней стенки.
Улыбка незнакомца становится шире, одно быстрое движение и я снова чувствую за спиной прохладу, а перед собой жар. Мой палец отпускают на волю, а губы берут в плен, и я подаюсь вперед, делая выбор в сторону жара. Руки самовольно запутываются в пшеничных волосах, дыхание сбивается, иногда вырываясь с предательским стоном. Я хочу его. Здесь. Сейчас. Все равно…
Но он отстраняется. Смотрит дико, будто хочет того же, что я, или… ударить. Не понимаю его, а хочу не меньше, чем секунду назад. Но не могу просить, не могу унижаться. Дыхание восстанавливается, мысли и взор, несмотря на коктейли, избавляются от мутного наваждения. Моя рука соскальзывает с его плеча – свободен, иди, не держу тебя.
– Решил проверить на совместимость? – услышав голос за спиной незнакомца, понимаю, почему он оборвал поцелуй. Отворачиваюсь, чтобы его приятель не видел моих глаз, губ; хочу сбежать, но сильные руки прижимают к себе.
– Это уже не твое дело.
– Ну да, конечно, но по ходу, тебе досталась горячая цыпочка на ночь благодаря мне.
Рука незнакомца поглаживает мою напряженную спину, и я притворяюсь, что словесный укус не жалит. К тому же, я хочу эту ночь с ним.
– Тебе пора, – тон моего незнакомца невозмутим.
– Намек ясен, пока!
– Отвези ее подругу, куда она попросит.
– А… она?
Обжигающий взгляд, многозначительная улыбка.
– Ее отвезу я.
– Да, шеф! – шутливо бросает второй незнакомец, слышу его шаги, слышу голос Ларисы, их дружный смех, звук отъезжающей со стоянки машины. Лариса на каблуках, хорошо, что ее подвезут – почему-то думаю о пустяках, о подруге, а не о том, что осталась один на один с незнакомцем и чем закончится эта ночь. Я ужасно боюсь: того, что случится и того, что мужчина, которого я хочу, скажет, что шутка окончена.
Он берет меня за руку и ведет к вишневой машине. Дверь со стороны водителя открывается, крепко сложенный молодой человек поспешно распахивает дверь для задних сидений. В салоне пахнет сандаловым деревом и грейпфрутом – мой любимый аромат, делаю глубокий вдох, еще один и смущенно смотрю на мужчину рядом. Склоняю к нему голову, вдох… Краснею, как школьница, так и есть – это его запах.
Широкая ладонь не позволяет мне отклониться, и я покорно прижимаюсь лицом к синей рубахе, и дышу, дышу, не могу надышаться. Повернув чуть голову, замечаю случайный взгляд водителя – он видит, как я липну к его хозяину, наверняка, видел, как липла к нему у бара, и стыд заливает щеки. Я еду с мужчиной, имени которого не знаю, к нему домой – но не уверена точно; зато я и все остальные четко знают, зачем.
– Тебе холодно?
Он убирает руку, но я все равно не поднимаю голову, так и сижу, уткнувшись носом ему в грудь.
– Нет, – говорю, – наоборот.
– Макар, в машине жарко.
– Да, шеф.
Наверное, он понизил температуру кондиционера – или как там это называется в иномарках? – и я едва сдерживаю смешок. Мне жарко не потому, что лето, не из-за температуры в машине, мне жарко из-за… из-за… эм…
– Как тебя зовут?
– Я думал, ты спросишь после свадьбы.
Он не улыбается, но я вижу смешинки в его глазах. Все еще не могу определить их четкий цвет – не карие, не черные, похоже на синеву наступающей ночи. Впервые вижу такой оттенок – наверное, виной освещение.
– Ярослав.
– Яр, – произношу я, мне нравится его имя. Я думаю, он спросит мое, но он молчит, всматривается в мои глаза и молчит, а смешинки так и кружатся в наблюдающей ночи.
– Больше ничего обо мне не хочешь узнать?
– Что, например?
– Кто я? Чем занимаюсь? Сколько зарабатываю?
Он продолжает шутить насчет свадьбы, я притворяюсь, что верю, но одно дело строить из себя наивняк и другое – полную дурочку.
– На тебе брюки от Армани, рубашка Стефано Риччи, перстень с массивным камнем – черный бриллиант? Нет? В камнях и часах не разбираюсь, но камни в часах похожи на те, что в перстне. От тебя за версту несет богатством и властью. Логично предположить, что ты зарабатываешь достаточно.
– И логично предположить, что ты отметила все это до того, как сделала мне предложение.
В его словах нет вопроса, нет осуждения, я не обязана перед ним оправдываться, даже если и так. Чувствую, что лучше смолчать, но есть такой неизлечимый изъян, как язык без костей, поэтому я говорю в лоб.
– Увы, через бамбуковую стену кабинки в баре слышно великолепно, но видно отвратно. Да и во время поцелуя я видела все как в тумане. Но в машине ты близко, думаешь о своем, твои губы не одурманивают, а я, извини, не слепая.
Ехать куда-либо расхотелось. Вот так, несколько слов и притяжения как не бывало, врут, утверждая, что женщина любит ушами. Лучше, когда мужчина молчит, да и самой лучше помалкивать. Смотрю в окно на пробегающий наперегонки с фонарями асфальт, жду, когда Яр прикажет остановить машину.
Попросить высадить меня на ближайшей трамвайной остановке? Перебьется, да и трамваи уже, наверное, не ходят.
Подсчитываю мысленно, сколько у меня денег и подскакиваю с криком:
– Моя сумочка!
Игнорируя все признаки близящейся истерики, Яр делает звонок по мобильному.
– Стас, где сумочка девушки?.. Не той, которую ты повез домой, – быстрый взгляд в мою сторону. – Да, той, что со мной… Понятно… – И уже мне: – Сумку взяла твоя подруга, все нормально.
Как сказать, я почему-то так не считаю. С сожалением смотрю, как проносимся мимо пустующей остановки трамвая. Попрошусь выйти из принципа – выйду, а вот дойду ли до дома? Туфли говорят "нет", гордость – "куда денешься?", я трусливо выбираю нейтралитет и говорю:
– Отвези меня домой, пожалуйста.
– Уверена?
– Да.
– Хорошо, – соглашается легко, отдает распоряжение водителю, но смотрит при этом как-то странно. Машина резко сворачивает вправо, я облегченно выдыхаю, благодарю себя за храбрость, закрываю глаза и… видимо, засыпаю.
На руках у Яра тепло, уютно, надежно, совсем не хочется просыпаться и уходить. Малодушно позволяю себе понежиться еще минутку и говорю, снова закрыв глаза:
– Второй этаж.
Тихий смешок. Не бросил, несет – странно. Прижимаюсь к нему – запах сандала с грейпфрутом. Почти мурлыча, вдыхаю, мне позволительна некая вольность, я почти сплю. Поворот, щелчок (парадное?), еще поворот, коридор. Шагов не слышно, но в ушах у меня начинает стучать. Какой поворот?! Какой коридор?! Где пролет и лестница?!
Открываю глаза и чувствую под спиной мягкий диван одновременно. Торшер вспыхивает от хлопка ладоней. Незнакомая комната, незнакомый дом, насмешливое лицо наблюдающего за моей реакцией мужчины с пшеничными волосами.
– Где я?
– Я хотел отвезти тебя в одну из своих квартир, но ты попросила домой. Помнишь?
Я хотела домой к себе, то есть, в квартиру Ларисы, в комнату, которую я у нее арендую….
– Ты не сказала адрес, а единственный дом, адрес которого я точно знаю – мой.
Логично, справедливо, вот только…
Какое-то время мы молча рассматриваем друг друга, но мой взгляд то и дело соскальзывает к его губам. Какая разница, в конце концов, что он не спросил мое имя? Его имя тоже сотрется из памяти, а ночь на двоих останется.
– Нет.
Качает головой, будто прочел мои мысли. Но мне все равно. Я хочу его, как никого другого, хочу узнать вкус не только манящих губ. Но только успеваю подняться и сделать шаг, слышу повторное:
– Нет.
Не веря, смотрю, как поворачивается спиной, идет к двери… На пороге останавливается.
– Тебе принесут постельное и во что переодеться.
Оборачивается. Я все еще надеюсь, что он останется.
– В доме есть слуги, охранники, – изучающий взгляд. – Моя комната на втором этаже, на первом, рядом с твоей – комната для охраны. Она никогда не пустует.
Не понимаю, зачем он мне это рассказывает, я не планирую взламывать сейф.
– Все охранники крепкого телосложения, повариха и горничные находят их привлекательными… Если захочешь уйти, они не станут тебя удерживать.
Понимаю его еще меньше, но киваю.
– Если ты не лгала насчет девственности… Словом, ты можешь уйти, охрана не станет тебя удерживать. Можешь избавиться от девственности за эту ночь и тебя не стану удерживать я. Или можешь лечь спать, а завтра, после осмотра моего врача, если твои слова подтвердятся, мы поженимся.
Он переступает порог.
– Увидимся? – вопрос, не уверен, что застанет, когда проснется.
Уходит, не оглядываясь. А я опускаюсь на ковер, у открытой двери, смотрю в пустой коридор, и думаю, чего я хочу больше? Догнать его, ударить, расплакаться или выйти за него замуж?
Напротив останавливаются чьи-то ноги, в ступоре рассматриваю рыжие ботинки.
– Что с вами?
С неохотой перевожу взгляд от ботинок к лицу – тот самый водитель. Смотрит с сочувствием, в голосе тревога, но мне чудится, что он здесь по приказу Яра, чтобы лишить меня девственности. Подтягиваюсь и хлопаю дверью перед его носом. Быстро щелкаю замком, приваливаюсь к двери.
– У вас все хорошо? – не унимается.
Молчу, дрожу от страха и нервов и думаю, скорей бы рассвет, скорей бы начали ходить трамваи, чтобы сбежать в привычную безопасность. Но это все напускное, морок. Красной вспышкой пронзает явь: никуда не уйду без объятий и поцелуев Яра!
Прислушиваюсь – тихо за дверью. Выжидаю минуту, чтобы наверняка, открываю дверь и выскальзываю в коридор. Приглушенные голоса, шаги в штабе охраны. Как воришка крадусь мимо, потом озаряет: дом, наверняка, нашпигован камерами! Останавливаюсь, выпрямляю спину, нос кверху. Прогуливаюсь, да, наверх, да, в комнату их хозяина. Видят – и что? Их это не касается!
Только если насчет меня оставлены четкие инструкции…
Жду, что выбегут, скрутят руки, крикнут: "Назад! Не велено!", как в боевиках, но никто не выходит, руки свободны, и ноги мои несут на второй этаж. Первая дверь? Вторая? Прохожу мимо, тянет почему-то к третьей. Мне кажется, я улавливаю нотки сандала.
Открываю дверь, взгляд упирается в мужскую спину на фоне окна в пол. Полумрак, как в средневековье вместо освещения канделябры и свечи. Прикрываю за собой дверь. Иду по ковролину белоснежного цвета.
Наверняка слышал, что кто-то вошел, слышал, но не оборачивается.
Молчит.
Делаю шаг к нему, второй, третий, утыкаюсь лицом в напряженную спину, вдыхаю так волнующий меня запах.
– Ты что-то хотела?
Сколько прошло времени в полном молчании? Час? Два? Или минута? Мне хорошо с ним, говорить совершенно не хочется, объяснять очевидное тянет еще меньше.
– Да, – говорю я, – хотела.
И снова молчим.
– Что? – наконец, спрашивает.
Мои руки лианами оплетают его торс, одна спускается вниз, вторая ползет к твердой груди. Он все еще ждет ответа? Или уже догадался? Я думаю, он знал его еще до моего прихода, а сейчас, как и в баре, играет.
А я джокер и делаю, что хочу, поэтому обхожу его, становлюсь напротив, смело встречаю предупреждение ночи и, потянув пальцами за пшеничные волосы, выдыхаю в губы:
– Тебя.