Наталья Николаевна Гайдашова
Евангелина и мятный пряник
Я за партой сижу с девчонкой. Маленькая такая, круглая как шарик, и очки на носу. А нос у неё как пуговица. Она локти растопырила на парте, это видите ли её часть. Мне-то смешно, а она губы сжала и сердито смотрит на меня. Страх нагоняет. Я на втором уроке тоже локти расставил и сдвинул её в сторону. Так она вся красная как помидор стала.
– Вера Васильевна, меня новый мальчик толкает.
Испугала! Я же говорю, все девчонки курицы, а училка мне сразу:
– Ну-ка, если ты такой боевой, ответь, как пишется НЕ с глаголами?
Я и ответил, не хотелось, чтобы сразу подумали, что я дурак какой-нибудь. А эта в очках ещё краснее стала. А я как сел за парту, так сразу локти расставил, большую часть занял. Она «пык-мык», и всё на этом. Курица! И фамилия у неё смешная Шишмарева, а имя ничего, обычное – Маша.
Вечером меня мама спросила: «Как в новой школе? Как ребята, учителя, как вёл себя?» Я ответил, что всё хорошо. Не скажу же я ей, что учителя точно такие же, как и в старой школе, и что я подрался на большой перемене. Даже не подрался, а, так, размялся немного с мальчишкой из своего класса. Он у них самый главный, вожак, короче. Да только мне без разницы кто он. Мы сами с усами. Он на меня в столовке налетел, я, видите ли, на его место сел. Я ему вежливо:
– Извини, я новенький не знал.
Он мне:
– Догадаться должен был.
– Так на стуле не написано, что здесь первый придурок в классе сидит, – ответил ему.
Он мне трясь по уху, да только не на того напал, у меня это ухо нечувствительное, точнее привычное. Короче, я ему показал один приёмчик, который Серый на мне отрабатывал, думаю ему не понравилось. Самое-то плохое, что потасовку нашу дежурный учитель видел, вернее начало-то он не видел, когда мне в ухо врезали, увидел только как я «кривого» на пол положил. И началось: «Фамилия, класс». И к классной с жалобой. Короче, нажил я себе сразу врага и репутацию плохую. Врага моего Володькой Тихомировым зовут, а я его «кривым» прозвал. Глаз у него один косит сильно. Хотя парнишка он не слабый. Да только до меня ему далеко. Я такую военную подготовку с братьями прошёл, что ему и в армии так не повезёт. Что-что, а драться-то я умею. Он, видно, это понял. Но настырный! Так всё теперь и норовит мне дорогу перейти. Я ему говорю, ты не пыжься, глаза сначала в кучу собери, а потом войной на меня иди. Короче, объявил он мне, что теперь жизни мне в классе не будет.
Испугал! Мне ваш класс уперся в глаз! Но это всё чушь, по сравнению с тем, что произошло на последней перемене. Воображала эта, которая впереди меня сидит, вдруг повернулась ко мне и говорит:
– Миша, хочешь? И протягивает мне пряник.
А я еще от «кривого» не отошел, брякнул не подумав:
– Че надо, курица!
Я, если честно, и пряник не сразу заметил. Лицо у неё вдруг порозовело, не как у Машки красным сделалось, а именно порозовело. Видно, у рыжих особенность такая. Отвернулась от меня, я по спине её вижу, что обиделась очень. Только не огрызнулась, даже виду не подала. А мне так нехорошо стало, но нельзя перед девчонками слабину показывать. Домой пришёл и всё про этот пряник думаю, надо было взять. Лопух я!
Мамка сейчас в комнату ко мне заходила, говорит:
– Сынок, скушай, – и дает мне пряник.
Я пряник-то взял, а сам есть не могу. Поднёс его к лицу и чувствую, как он мятой пахнет. Так мне вдруг себя жалко стало, потому что…
Не знаю почему, просто жалко. И перед девчонкой этой рыжей стыдно. Она добрая, и имя у неё красивое Евангелина. Первый раз в жизни я такое имя слышу. Пока я раздумывал, в комнату влетел Серый. Выхватил у меня пряник и целиком запихал его в рот. Тю-тю пряник. А у меня потом долго руки мятой пахли.
Ну держись «кривой»! Хочешь войны – будет тебе война».
Глава 3. Нежнейший аромат «Топаза» подходит к рыжим волосам
В комнате у Евангелины стоял полированный секретер светлого цвета. Когда она делала уроки, то откидывала крышку, и получался навесной стол. В самом секретере был идеальный порядок, всё лежало по своим местам. Ей очень нравилось садиться за секретер, раскладывать тетрадки, учебники, и, не торопясь, делать домашнее задание. Домашнюю работу Евангелина всегда делала сначала на черновике, а потом переписывала в рабочую тетрадь.
