Наталья Мар
Железный Аспид. Книга 2: Мир
2. Глава, в которой андроид нарушает моральный кодекс и межзвездную конвенцию
Безмятежный и размеренный, забытый министерством, а оттого чрезвычайно скучный, институт малопонятных наук до сего утра не видал такого ажиотажа. Только четверо знали, в чем дело. Остальные – недоумевающие лаборанты, научные сотрудники, роботы-ассистенты – передвигались вдоль стенки мимо спецагентов, шарахались от репортеров и боялись лишний раз выйти по нужде. В курилках были заторы из самых нервных. На этаже испытателей кто-то пошутил, что спекулирует опытными образцами тарантула-невидимки, и от него бросились врассыпную. Бюрлен-Дукк продирался сквозь жужжание и гудение сплетен, слухов. Были и те, кто решил, что на доцентов учредили облаву из-за растрат и коррупции. Хотя бюджет НИИ, кажется, не пополнялся еще с Хмерса, и растрачивать в нем, кроме мышей, было нечего. К обеду большинство работников симулировали приступ и отпросились по домам. По коридорам шатались исключительно железные волей: роботы.
Нужный андроид нашелся в отделе кибернетики, где репортеров было меньше всего. Он устроился в кабинете Бена, на стуле Бена и ногами на его столе. Эйден запрокинул стул на две задние ножки, прикрыл глаза и скрестил руки. Мини-Джур вертелся на его плече. За их эквилибристикой наблюдал тихий и чинный Слоун – готовый для наглядной демонстрации: аккуратно подстриженный, одетый с иголочки. Ковыряющий недра уха мизинцем. Как только хозяин кабинета ступил на порог, откуда-то выстрелила паутина безопасности, заключая императора в кольцо. Тот не пошевелился. Слоун же округлил глаза и спрятал некультурный мизинец за спину, а из двух углов рядом с дверью выплыли охранники. Бен понял, что императора перевели на чрезвычайный режим. Не сболтнуть бы лишнего при людях Бритца, решил он.
– Ваше Вели… – куратору показалось, что андроид не слышит, и шагнул ближе, рискуя напороться на сеть. – Ваше Величество!
Он надеялся, что таким образом нарушит равновесие системы стул-высокомерная задница-стол, и оккупант рухнет на пол. Эйден лениво скрипнул:
– Перезагрузка системы. Идет процесс установки обновлений.
– Серьезно?! У меня полный холл репорте…
– Дождитесь полной загрузки приложений.
Слоун припадочно захрюкал.
– Кликни его по мышке, парень, хах!
– Спасибо и заткнитесь, господин как-вас-там из как-там-где. Эммерхейс, ну! Не могу же я выйти к ним без презентации, с голыми руками.
– Почему с голыми-то, а как же я?! – опешил Слоун. – Я ж тут самое чудо! Да меня весь город знает, да как я болел… А тут – сцапали короля, и сразу нате. Здоровей, чем был! Че они, не сопсо… соспо… опсос…тавят А и Бэ-то?
Бен закатил глаза и мысленно сосчитал факториал семи.
– Хорошо. Я намекну им, что есть нечто большее, чем просто везение. Самые ушлые докопаются – рано или поздно! Дойдет и до других планет, а там… Помилуйте, не могу я прямым текстом называть Ваше имя, ведь Харген меня вздернет! Его прямое и недвусмысленное распоряжение – скрыть от совета правящих домов вмешательство империи. И в целом сотрудничество с врагом.
Эммерхейс качнулся и уронил мышь. Хвостик уже мелькал в коридоре, когда андроид встал, чтобы пересесть на край стола. Планшеты Бензера хрустнули под его задницей.
– Все верно. С той лишь разницей, Бен, что меня использовали, а это я – я! – намеревался использовать Харгена. Мне надо свалить с Браны! А сделать я это могу только по приглашению главы дома. Вопрос: на черта я им сдался, если у вас тут… «просто везение». Крутись теперь, как хочешь. Вместо презентации я всю ночь пьянствовал. По мне – чем больше чуши ты там намелешь, тем больше шансов, что советники за спиной Зури начнут интересоваться мной.
– Чуши намолоть? Тогда я возьму таракана. Технологии конвисфер – легендарно-имперские, и как сказал наш бродяга, «че они… не опсоставят?»
– Первый разумный план за неделю. Действительно, забирай таракана.
Модель насекомого рисковала стать пресс-бомбой, но управляться с отвратительной тушей Бен не умел. Мог разве что «перелистать» стадии болезни, но для восторга репортеров и этого было достаточно. Два зайца уже оттягивали ему карман: и долгожданное повышение, и интерес домов к имперцу – а это возможность убрать его подальше с Браны. Своеобразный третий заяц, бонусный.
– А как его…
– Просто бери и неси.
– А нельзя его уменьшить? Он же… лошадь такая.
– Зачем? Ты жаловался на толкучку в коридоре – с таким багажом тебе мигом очистят дорогу.
Бен покрутил головой в поисках лаборанта. Не обнаружив ни намека на Аспера (когда надо было смыться, тот неплохо соображал) и содрогаясь от омерзения, он ткнул пальцем в цифровое чучело и направил его к выходу. Слоун захватил кепку, забавно раскланялся перед андроидом и засеменил следом. В самом проеме таракан вдруг зашевелился. Поднял брюшко и запутался лапкой в волосах кибернетика.
– Черт! Твою мать!
Пулей отскочив от насекомого, Бюрлен-Дукк увидел биоскоп в руках Эйдена.
– Ты забыл. – робот коснулся биоскопа, и насекомое зашуршало бодрее.
– Дайте сюда. Пожалуйста.
– Сеть отключи.
– Не положено.
Таракан мигом упал на пол и пополз к Бену, шевеля метровыми усами. Слоун взлетел на стул ногами. Кибернетик возмутился на охрану:
– Вы чего стоите, олухи!
– Он же ненастоящий, – был ответ. – Энергии конвисферы не хватит, чтобы нанести физический вред человеку.
– Уберите его от меня!
– Мы здесь для безопасности: а – препарата и бэ – андроида. Таково дословное распоряжение капитана.
– Ладно. Ладно… – Бен отключил сеть безопасности. Таракан к тому времени успел загнать кибернетика в угол и шуршал там по его ботинкам.
– Меняю пульт на биоскоп. Только биоскоп вперед!
– Другое дело, – кивнул Эйден, завершая сделку.
После ухода всех шумных андроид занялся препаратом для Бритца. Все готовые капсулы Шима сдал безопасникам для анализов, всевозможных тестов и сертификации. На самом деле – для лечения больных первой волны: знакомых председателя из тех, кто не мог ждать официального релиза лекарства. Поэтому для двух неучтенных пациентов нужно было изготовить препарат самому, то есть заново. Эйден открыл контейнер с червями уробороса, достал несколько. Белесые тельца были вялыми, набухшими – полные личинок, они готовились к живорождению.
– Парни, как на ваш взгляд, – робот прищурился и склонил голову набок, крутя червей. – Какие из этих на подходящей стадии?
– Не компетентны. – промычали из углов.
– Ясно.
Он просто оставил двух самых жирных. Затем пришла очередь вирмалина: червя из турмалиновой шахты. Вернее, его генома. Нуклеовизор Самины построил модель его ДНК, а Эйден передал ее своим ботам. Андроид брал нано-ботов с новым геномом и предлагал их беременным самкам. Те поедали ботов с привычным аппетитом и в нужном порядке. Их личинки вскоре менялись под действием программ и становились зародышами вирмалин.
Первым делом малютки ели мать, а позже, окрепшие и голодные, отправлялись в тело больного – убивать других паразитов. Червей уробороса. Имперские нано-боты копировали сами себя, чтобы выполнять вторую часть своей программы. Они восстанавливали поврежденные ткани пациента. Как только черви-паразиты были съедены подчистую, вирмалины грустили и покидали тело человека. Или эзера, ведь в данном случае Эйден готовил препарат для капитана Бритца.
Робот еще возился с мелюзгой, когда в кабинет вошла Сиби. Охрана не отреагировала: в институте, заполненном репортерами, как когда-то Слоун паразитами, пресс-секретарь не вызвала удивления. Дрожь придавала ее голосу журчание. Никогда еще страх и тревога не звучали так мелодично:
– Милорд, я понимаю, что не имею никакого морального права обращаться к Вам с надеждой на откровенный ответ, но…
Андроид остался сосредоточен на биоскопе, кончиком которого он подцеплял вирмалин, чтобы перенести в желатиновые капсулы. Сиби почувствовала себя дурно. Она собралась с силами и подошла ближе. Длинная юбка мягко шуршала, аромат чайных листьев и гвоздики тянул свой шлейф.
Он точно заметил ее присутствие, вот только не реагировал.
– Ваше Величество, мой сын…
– Вы заводите разговор, – произнес император, аккуратно запаивая готовые капсулы, – не с той стороны, леди Зури.
– Я пришла сюда не как политик, не как дипломат. А просто как… мать. Я не вычисляла, с какой стороны подойти к Вам, чтобы…
Эйден обернулся к ней с улыбкой:
– С правой, Сиби. В прямом смысле: с недавних пор слева я ничего не вижу.
– Простите. Я в настоящем отчаянии.
– Надо же, вторая Зури за месяц, и тоже в отчаянии. – хмыкнул робот и вернулся к вирмалинам.
Синтетик успел отметить, как она красива. Зная об условном родстве с Саминой, андроид невольно сравнил ее с падчерицей. Самина оказалась совершенно на нее не похожа: красота младшей леди Зури была неординарна – холодная и бледная, дикая и растрепанная. Острая. Резкая. Утонченная Сиби с ее гладкими локонами, изнеженной кожей и манерностью была неестественно хороша. Как фарфоровая куколка, что тронь – и разобьется.
– Должно быть, я давно противна Вам заочно. В последние годы, используя положение, я лепила из императора образ чудовища.
– Мои комплименты гению пера. Но признаюсь, наши сплетни о первой леди были куда циничнее. Да и порою сам герцог проявлял дюже скабрезную фантазию. У него, кстати, Ваш портрет в тире. В гальюне, то есть. Так что мы квиты, Сибирити. Смелее.
Леди Зури вздохнула поглубже и перешла к делу:
– Орис пропал на границе с огневым рубежом. Между сектором Браны и нейтральной зоной.
– Я знаю.
Он знает?..
– Какова, по-Вашему, вероятность, что имперцы его…
– Сто процентов! Вурис, мерзавец, вечно палит прежде, чем спрашивает. У нас и огневой рычаг расположен ближе, чем коммуникатор.
Привыкший к здравому реализму Самины, андроид едва успел подхватить Сиби, когда та всхлипнула и покачнулась. Она позволила усадить себя и проверить мельком пульс, после чего робот задержал ее руку в своей. При всей блестящей упаковке леди Зури давно треснула внутри. Шрамы последних лет были надежно скрыты, но в темных глазах Эйден увидел, насколько они с ней похожи: разница между их ранами состояла только в том, что робота они покрывали снаружи, а Сиби внутри. Поди разбери, что хуже.
– Я ведь только процитировал одну из Ваших статей. Ни к чему сейчас тревожиться. Может, Орису повезло. Если случилось чудо, и его захватили живьем – империя, а не ваши пираты – то после непродолжительных пыток…
Эйден и сам знал, что он за сволочь.
Сиби беззвучно рыдала, пока ее ладонь дрожала в ладони Эйдена. Словно под гипнозом, она не могла вернуть себе власть над рукой. И вдруг ощетинилась:
– Разве по имперским меркам он уже не ребенок? Что ж такого может знать восемнадцатилетний сопляк?
«О, милочка, конкретно твой сопляк знает теперь куда больше, чем следует».
Волшебным образом появилась салфетка – белая, прохладная. Коснулась щек Сиби, утерла дорожки слез. Таким же чудом она исчезла из пальцев робота. Кажется, от переживаний леди, мягко скажем, рехнулась.
– Палачи могут вытянуть даже то, о чем Орис и не догадывается. Им интересно все: привычки отца, планы его перелетов, устройство органов восприятия у первоклассных машин класса С-КР-Т, гороскоп на неделю.
Эйден отстранился, выпуская Сиби из тисков своего влияния. И у нее в голове взорвалось: четыре «первоклассные машины класса С-КР-Т» – из ее же собственной цитаты о секьюрити! – стояли по углам комнаты и вели запись всего, что видели и слышали. Умно, Ваше Величество. Значит, все, что Вы говорите, можно смело делить на порядок. Сиби возвращалась к реальности.
– Я ничем не могу Вам помочь, – андроид поднялся, чтобы вернуться к малюткам вирмалинам. – Мой совет – просто ждите новостей.
– Это тяжело сейчас – когда их впервые делаю не я.
– Да. Но в отличие от Ваших, у этих есть шанс стать хорошими.
Сиби поднялась, расправила складки и встрепенулась.
– Да, я… забыла сказать. Может, Вы не знали, но к этому причастен…
– Ябедничаешь?
За спиной у нее возник Бритц. Он дал знак охране выйти и выразительно посмотрел на Сиби. Женщина смолчала, но осталась.
– Господин риз Эммерхейс, по распоряжению совета Вам надлежит явиться к председателю Зури. Для беседы. – мимолетный взгляд на женщину. – Это связано с исчезновением его сына.
– Тогда мне нужно чуть-чуть правды. Но совершенно нет времени…
Эйден взял капсулы и, не выпуская из рук, протащил их вдоль столешницы, приближаясь к эзеру. Тот не мог оторвать взгляд от лекарства. И упустил момент для обращения. Андроид толкнул эзера к стене и острым стержнем биоскопа пришпилил к карте звездного неба. Кайнорт захрипел и попытался обернуться целиком, но только усугубил дело. Стержень, прошедший сквозь мышцы шеи человека, в теле стрекозы целился прямиком в глаз. Частичное превращение тоже не помогло. Он лишь царапнул робота тремя лапами, а тот в ответ проткнул ему плечо.
– У меня есть третий биоскоп. Поэтому хвостом не шали – сам знаешь, куда угодит последняя шпилька. – пригрозил Эйден, и Бритц угомонился.
– Что тебе понадобилось от Ориса? Куда ты его послал? Что с ним теперь?
Кайнорт закашлялся кровью. Он уже потерял ее больше, чем выпил из той рабыни. Его страховка опять подорожает. И обед пошел насмарку.
– Вообще-то… – начал он и снова поперхнулся. – Вообще-то я и так собирался рассказать все по дороге. Нормально с ним все! Я посадил в его корабль с остатками карминцев… Вместо того, чтобы отправить их на Урьюи…
– Вот это новости! Ты что же, подцепил мозгового паразита?
– Все правда, Эйден! Я отправил его к границе. Вынудить твоих… захватить корабль и отослать карминцев… домой.
– И ты использовал Ориса, а не кого-то еще, чтобы… черт, хотел помочь тебе, но прости, у меня нет версий. Ты же мог вынудить кого угодно. Почему Орис?
– Чтобы если не выйдет… и попадется своим, Харген… Харген не…
– Харген не казнил бы его, пожалев сына?
– М-м…
Верить или нет? Верить? Нет? Сказки. Фантастика.
– Ладно. Верю.
Но затолкал стержни поглубже в эзера. Под его хриплые проклятия он оставил капсулы на дальнем конце стола.
– Твое лекарство. Как обещал.
– Что здесь происхо… о, продолжайте.
Эйден обернулся на голос.
– Самина. Самина… В этой сцене у меня на тебя уже нет сил. Здесь у нас не будет диалога.
Отлично.
Андроид молча вышел в холл, где его ждал конвой, чтобы доставить к Харгену. А энтоморф все гипнотизировал капсулы. Попытки выцарапать из себя иглы оказались не так чтоб слишком успешны. Он чувствовал, что раны не смертельны. Но было крайне унизительно торчать здесь, будто на энтомологической выставке.
– Так-так. – Самина взяла лекарство и посмотрела на свет сквозь нити вирмалин. – Думаешь, ему это очень нужно?
– Самина, поставь. – мягко попросила Сиби.
– Да ты что, мам? Он шантажировал Ориса! Он убивает людей! Он мучает их, он…
Мачеха забрала из ее рук капсулы и вернула на стол.
– Просто оставь их здесь. Объяснять долго.
– И не надо, я даже не собираюсь вникать! Я видела, каков он, во всей красе! Ладно. Ваше дело. Может, еще освободишь его?
– Нет. Даже если станет умолять… но он не станет.
Самина припомнила нужное слово на греческом:
– А у меня либеллофобия.
Они ушли. Экспонат без бирки остался болтаться на стене в одиночестве.
3. Глава, в которой Джуру водить
Тварь на потолке ощерилась. Орис уже знал, чем это закончится, и присмотрел себе укрытие. Его предшественник был настолько мил, что оставил после себя обглоданный скелет и ошметки мяса в углу. Гнилое нутро воняло так, что волосы шевелились, но делать нечего: шлепая по вязкой жиже, юноша на полусогнутых пробрался к скелету и юркнул между ребер. Кто бы ни был обитатель этой камеры при жизни, он оказался широк в кости. Тварь наверху зарокотала и раззявила круглую пасть. Орис не мог отвести от нее взгляд, хоть зрелище было омерзительным. Ему казалось, что зажмурься он, и тотчас гадина обнаружит его и набросится. Нет, пусть чует, что он за ней следит.
Пасть раскрылась, как у лягушки, и вот обнажились два ряда зубов, потом четыре, шесть… Тварь выворачивалась наизнанку. Ее внутренний мир был сплошь усеян зубами: тело вразнобой покрывали клыки, моляры, кариозные резцы. Человечьи, волчьи, даже рыбьи. Те, что без корней, отрывались и падали, скакали по ребрам укрытия Ориса. Юноша стряхнул с куртки пару молочных и съежился. Теперь закрыть уши, вспомнил он. С прошлого раза в голове еще звенело.
Тварь вывернулась целиком, как грязный носок. Медленно, смакуя процесс. И внезапно все повернуло вспять! Черная кожа стремительно катила обратно – от хвоста к пасти, ряды зубов стучали и щелкали друг о друга. Какие-то дымились, какие-то искрили. Громче, еще громче и… бац! Сомкнув последний ряд, тварь испустила плотный клубок огня. В камере стало нестерпимо светло и жарко, но только на минуту. Шар растаял над убежищем Ориса, а тварь еще тлела. Правда, недолго. Когда она угасла, потекли страшные минуты в темноте. Сколько – он не мог сказать точно, ведь комм у него отобрали. Может, и не слишком долго. В отблесках углей на загривке твари ему казалось, что та подбирается ближе. В тюрьме пахло тухлым от лужи с бурой жижей и от слизи, что сочилась из трещин повсюду. Капли где-то громко ударяли в пол. Тварь наверху чавкала и трясла складками на брюхе.
Сколько его тут продержат? Сразу после принудительной стыковки Ориса, минуя адаптационный блок, доставили в этот карцер. Кто его привел, невозможно было различить из-за имперских скафандров: черная форма принимала вид безликой тени и окутывала тело целиком. Снаружи все были черными призраками без опознавательных знаков и даже лиц. Точно как в его детских кошмарах. Из чего состоял костюм, никто на Бране толком не знал. Но на вид это была мельчайшая темно-графитовая сетка, то ли из малоизвестного пластика, то ли из жидкого металла. Скафандр был второй кожей и абсолютно стирал различия. Как имперцы узнавали друг друга? Орис приметил: костюм реагировал на прикосновение к офицерской пластине или камню на воротнике.
Пить хотелось еще с отлета. Во рту пересохло, как только он выскочил из вормхолла. Здесь пацан от страха проглотил язык, а как только ему присвоили статус военнопленного и зачитали права, то затолкали в карцер и испарились. Нет, еще процедили на общеимперском что-то вроде «успокойтесь» или «не стоит волноваться» – Орис был недостаточно хорош в языках.
Но какого ж бозона? Не стоит волноваться… Об этой твари наверху, об останках соседа, о жажде или мучительной смерти? Угли на холке твари еще тлели, и в их свете лужа в углу показалась не так чтобы сильно противной. На карачках Орис выполз из-под ребер и двинулся к луже. Загреб в ладони жижи и принюхался: однозначно НЕТ.
Он вернулся в свое убежище и подумал, насколько же оно позорное. В целом положение героя было позорным от начала и до конца. Вонючее брюхо, склизкий пол, холод и голод. Тварь на потолке скалится… опять выворачиваться будет. Орис лег ничком в слизь и закрыл глаза. Пусть жрет. Он выдохся.
* * *
Для разговора с Харгеном андроида увезли далеко от города, в тот самый зал суда. На ту самую арену. Он даже понервничал в карфлайте, но зря. Так уж вышло, что в целой столице единственным местом, достойным официальной встречи больших шишек, оказался эшафот. Одиннадцать представителей от правящих домов молчали в своих креслах, в своих мыслях. Даже не переглядывались. Когда Эйдена подвели к председателю, тот не шелохнулся. Вниманием Зури владели экраны, где в ту минуту шла трансляция из карцера Ориса. Изображение зубастой твари над юношей расползлось на всю стену зала. Харген опустил плечи и казался меньше, чем всегда.
– Что ты хочешь за то, чтобы приказать им улучшить условия для моего сына в плену?
Оказывается, председатель умел вести дела цивилизованно. Синтетик безучастно наблюдал трансляцию, где юноша ползал у грязной лужи.
– Опусти меня на Роркс.
– Зачем?
– У них эпидемия в сети, как раз по моей части.
Роркс, значит. Так близко к наводчику – паранойя, замысел или совпадение? И цифровые диски явно сочувствуют искусственному интеллекту этого дьявола. Харген вздохнул.
– Послушай… Я могу устроить обмен пленными. Ты вернешься к своим, а я получу сына назад.
– Не хочу возвращаться на работу.
– Что?!
– Отпусти меня на Роркс, и сопляку выдадут пуф, какао, плед и даже кошку. Это все.
– Нет!
Андроид встал нос к носу с врагом, и охрана взвела крименганы.
– Еще я прикажу своим отступить. Но Орис останется там, а я – в Альянсе.
– И война закончится?
– Вытащи мой чип обрыва кротовин и организуй переговоры с герцогом.
– Вытащу после. Если договоримся.
Ко связи с вражеским флагманом Харген был готов с самого утра. Имперские голограммы не могли пробиться из космоса в гиперпространственный карман, и обе стороны удовлетворились экраном. Джур был не один. В экстренных случаях ему на хвост садились адмиралы и парламентарии. Герцог был напряжен из-за соглядатаев за спиной, из-за первого разговора с Эйденом за сто прошедших лет.
А теперь из-за его отказа вернуться на Ибрион.
– Мы создадим Орису условия, зеркальные тем, которыми обеспечат Его Величество на Бране. – процедил риз Авир.
– И мы должны отступить.
– Что? – брови герцога взлетели вверх. – Что, Эйден?..
– Отступить по всем секторам. Мы приостановим конфликт между империей и альянсом.
Глаза Вуриса позади друга округлились, как блюдца. Риз Авир дернулся, будто хотел оглянуться на геронтов совета миров, но передумал. Чужие пусть видят его замешательство. Свои – никогда. Он заговорил неторопливо.
– Ты знаешь основной закон, Эйден. Только император лично – лично! – вправе начать войну и объявить перемирие. Тебя здесь нет. Я же – увы, не вправе отдавать такие приказы.
– Есть еще закон. О королевских наследниках первой очереди. В присутствии геронтов совета миров и канцлера имперского парламента я отрекаюсь от власти. Если дело лишь за правом подписи, Джур, – тебе водить.
Риз Авир дрогнул одними ресницами. Да, он изменился и вырос за сто лет. Но и теперь вряд ли понимал, что вообще здесь происходит. В альянсе. В этом зале. В голове у синтетика. Он знал: сейчас любое решение станет кардинальным, но необдуманным. Для размышлений нужно было время, но пока он молчал, с каждой секундой таяло его положение силы. И для работы в одной связке нужен был настоящий разговор, а не лицемерная игра. Герцог разжал зубы и вздернул голову:
– Я принимаю корону. Мне нужен час, чтобы отдать распоряжения флоту.
Новый император сам отключил связь и пропал с экранов. Эйден выдохнул, но так и не обернулся к Харгену. Чего он там не видел – злорадной ухмылки? Еще одной фальшивой бравады? А Джур-то без него становится все лучше. Хорошо. Плевать на все, кроме конечной цели. Через пятьдесят девять минут империя проиграет войну, но выиграет бесценное: время.
* * *
Зубы клацнули, но огненный удар так и не последовал. Пленник уступил любопытству и открыл глаза. Не то чтобы он сильно волновался, не сдохла ли тварь, подавившись молочным зубом, просто затихшие монстры имеют малоприятное свойство возникать позади тебя. И обязательно капать слюной на плечо.
Оказалось, гадина сверху пропала. Теперь свет шел от чьих-то ярких глаз в дырке на потолке, но у зубастой твари глаз не было, а значит, сюда пробрался кто-то другой. Пока некто светил и не показывался, Орис решил не обращать на него внимания. Осмотревшись, юноша обнаружил, что слизь на бетонном полу высохла. Та, что сочилась из стен, желтела и сыпалась на глазах. Орис сухо глотнул, вылез из укрытия и уставился на него растерянно. Это были не ребра. И никогда ими не были, так что ли, выходит? Вместо скелета на полу стояли кривые нары из горбыля. Он поковырял желтушную краску на стене. Лужа просочилась сквозь трещины в полу, и как только воды не осталось – даже самой грязной – пить захотелось еще сильнее.
Ладно. Твари нет, радуйся. Орис забрался на нары, чтобы не сидеть на полу. Только он затих, из дыры на потолке забрезжили лучики света. Оттуда выбрались пауки размером с яблоко и расползлись по стенам. Вместо брюшка у них были человечьи глаза. Чем надышался здесь бедняга Орис, что мерещилась ему такая дрянь? Светились не глазные яблоки, нет. Фонарики были на паучьих пятках, на каждой лапке, и когда они топали, по стенам и потолку мелькали крошечные лучи. Лазерное шоу… Орис когда-то просился у отца на танцы, но его тогда не пустили к плебеям. Что ж, теперь вечеринку ему устроили настоящие патриции. Харген бы с ума сошел. Впрочем, он ведь и так сойдет – как только имперцы используют сына против отца.
От стены рядом откололся кусок. Осталась дыра, не слишком большая, чтобы сбежать, но и не слишком маленькая. Внутри было черно: может, еще одна камера, а может, чья-то могила. Самина тотчас сунула бы туда руку, но Орис дергано отодвинулся и не спускал с дырки глаз. Любопытные пауки направили софиты на дыру, из которой выпала… миска. Орис вытянул шею. Прозрачная клейкая масса дрожала на дне. Ну, здорово: один в один его школьный завтрак. Наверное, это даже можно есть, раз оно в миске. Опередив паука на какие-то пару секунд, юноша сцапал миску и ткнул в нее пальцем. К нему прилипла вязкая жижа. Совершенно без запаха. Орис лизнул ее, потом содрал зубами с пальца, пожевал и заставил себя проглотить. Вкуса она тоже не имела. Кажется, это одновременно была и еда, и вода. Удовольствия от такой трапезы было не больше, чем от пищевых капсул для бедняков на Бране. Те пили биокисель, но и тот имел какое-то подобие вкуса. А тут – вязкий воздух. Интересно, это обычная еда в империи, а может, только военнопленных так балуют?
Пока Орис ел, пауки то светили, то гасли. Раздражали. Он перестал их отпугивать и подпустил к себе одного. Стряхнул ему с пальца каплю жижи, а пока тот кормился, вылил остатки клейстера прямо на него. Паук затормошил ногами, приклеенный к стене киселем. Но жижа была беспощадна, и паук увяз. Софиты на пятках замерли: тогда паук сдался и принялся есть жижу изнутри. Из киселя вышла довольно сильная линза, и Орис приобрел себе не самый бездарный ночник. Другие пауки сбежали через разлом в потолке.
– Перестаньте калечить люцерверов!
Орис и не подозревал, что умеет подпрыгивать на одних ягодицах. Перед ним стояла ибрионка – строжайший пучок на затылке, черное платье без излишеств, пуританские ботильоны. Орис вскочил с нар.
– Вы кто такая? Вы как здесь…
Ибрионка поджала губы и наполовину ушла в стену. Так, ясно: голограмма.
– Я – Ри, управляющая флагманом. Система поддержки и контроля. Нет, я не голограмма, я конвисфера и при желании могу дать Вам пинка за порчу светильников.
– Хороши светильники… – юноша покраснел. – Сами измываетесь, а потом дерзите!
Ри бесстрастно моргнула.
– Почему было просто не послушать совета, который Вам дали при заселении?
– Ну да, да! Успокоиться, ха-ха. Настроиться на… как там… конструктивный разговор. Это здесь-то? Да я чуть не умер!
– Не нагнетайте. Вам же нравится погружение в мир страданий и болезненных фантазий. Еда без вкуса, цвета и запаха действительно помогает сосредоточиться. Но зачем же портить реквизит? Насколько я знаю, Вы сюда напросились сами, вот и держите себя в руках.
– Как мне может нравиться погружение в мир болезненных фантазий? Что Вы такое говорите?
– Тут бардак уже третий час. Было б еще на что глянуть. Страхи у Вас, прямо скажем, инфантильные.
Ориса, конечно, и раньше техника подводила, а какая и вовсе недолюбливала, но чтоб так беспардонно язвить – такое случилось впервые. Сам Эммерхейс и рядом не стоял с этой управляющей. Юноша развел руками и просто вернулся на ржавые нары.
– Мой Вам совет – прекращайте. – скрипела Ри. – Или хотите беседовать с герцогом на этой помойке?
– Ладно. Я не понял, чего, но прекращу. Если я пообещаю вести себя хорошо, Вы переведете меня в камеру получше?
– Здесь Вам не тюремный спутник, на флагмане только один пси-блок. Работайте с тем, что есть. Герцог будет рад бризу и конфи из нежирной дичи, Его Высочество давно не был дома. Всего доб…
– Простите, из нежирной дичи здесь только я!
Юноша уже давно не плакал на людях, но сейчас очень хотелось.
– Со скелетом же получилось. И с люцерверами. Не знаю, ну, подумайте наконец о чем-то приятном! Стены будут обваливаться до тех пор, пока Вы не перестанете себя жалеть. И ужин останется клейстером, пока скулите здесь на голых досках.
– То есть… вот это все здесь – иллюзии?
– Для убогих цивилизаций сойдет и такое определение. Пси-блок сконструирован по принципу медитативных тюрем империи, где Вы попадаете в ту среду, которая отражает душевное состояние. Ваша агрессия обернулась вонючей жижей и липкой слизью, а страх – мертвой тушей и пугалом, в которое Вы превратили люцервера.
– Я, значит, превратил?!
– Безусловно. Когда иссякли страх и ненависть – стало легче, не находите? И еда нашлась.
– Это.не.еда.
– Ее лишают вкуса депрессия и чувство вины. У настоящих преступников эта стадия длится годами, иногда не проходит до самой смерти. И не только у преступников. Самобичевание – любимое хобби людей.
Орис задумался.
– Но я ведь предатель, в каком-то смысле.
– В самом прямом!
– Ну, спасибо! Что-то Вы мне не слишком помогаете с… конфи.
– Предатель злодея – герой, юноша. – ибрионка замерцала, получая сигнал извне. – Так-так, у меня совсем нет времени. Герцог вернется через час, а у Вас тут уныние на самом виду. Какой позор! Умейте выдерживать невзгоды с достоинством. У изысканного блюда здесь один ингредиент – Ваши мысли. Чем они лучше, тем вкуснее жизнь. Всего хорошего.
