Наталья Ленская
В четыре руки
Сева, сдержанно улыбаясь сомкнутыми губами, наконец-то откинулся на спинку дивана и положил на колени большую подушку. Дождался, пока Катя устроится на ней, и слегка помешкав, замкнул руки на груди.
Происходящее на экране было пронзительно, как музыка, которую влюблёнными в каждую клавишу пальцами извлекал из рояля главный герой. В доме напротив под неё трепетали неисправным светом подъездные окна.
Сева не смотрел кино. Он смотрел на Катю. Она иногда глубоко вздыхала и по-детски, чуть приподняв плечо, обнимала подушку. Еë шею закрывали волосы, а одна непослушная прядка касалась щеки и норовила зацепиться за длинные Катины ресницы. Сева несколько раз заносил руку, чтобы это предотвратить. И наконец одним пальцем неловко заправил выбившуюся хулиганку за Катино ухо.
А потом вдруг сразу как-то порывисто положил целую ладонь ей на плечо.
«Как хорошо, что в комнату смотрит фонарь! И совсем не неловко», – пронеслось в Катиной голове, и она опять вдохнула Севин запах.
Его рука так весь фильм и пролежала на Катином плече. И только в самом финале Севины пальцы сыграли на нëм что-то отчаянно нежное.
Последний кадр фильма разнёс в клочья зрительские надежды на счастливый конец.
