Наталья Кочетова
На чаше весов
Глава 1.
…– Главное, что мы должны сейчас сделать – это объединиться. Нужно научиться таким навыкам и качествам… чтобы переживаемая нами эпидемия не разрушила нас. Мы должны заботиться друг о друге, и тогда ситуаций, подобной вчерашней, – этой страшной аварии, унесшей жизни четырнадцати человек, – не будет. Следите не только за своим здоровьем, но и за здоровьем и поведением своих близких, не позволяйте им…
Шарю рукой по постели, и наощупь нахожу пульт, выключаю телевизор и лицо круглолицего политика, проникновенно вещающего с экрана, исчезает.
Так себе начало утра. Пора купить будильник, и отключить таймер на телевизоре. Все равно веселую передачу, будившую меня по утрам, больше не транслируют. Ее место заняли новости. А в настоящее время они в большинстве своем безрадостные и тревожащие, начинать с подобного утро – испортить себе весь день.
Часы на стене показывают шесть утра. Со вздохом встаю с тёплой постели, разминаю затекшую от неправильного положения во сне шею. Сегодня четверг, а значит, так же, как и завтра, я работаю в офисе. В остальное время – дистанционно, на дому. Мне нравится моя работа и возможность зарабатывать, не выходя из дома. С издержками вроде офисной работы дважды в неделю, приходится мириться.
Быстро умываюсь, чищу зубы. Съедаю свой здоровый завтрак и запиваю ровно тремя глотками воды. У меня все рассчитано, каждая капля на счету. Сначала я отмеряла каждое утро по сто грамм в мерном стакане, но после приспособились мерить глотками. С ностальгией вспоминаю, как ещё месяц назад каждое утро выпивала целую чашку кофе. Пусть и без кофеина, но все же… Теперь мне, как и большинству других людей, даже это недоступно.
Сейчас я пью кофе только по пятницам. Пятьдесят грамм отменного бразильского кофе на чистейшей родниковой воде из Германии, в честь окончания рабочей недели – просто волшебной щедрости бонус от руководства всем сотрудникам компании.
У меня прекрасная работа.
Бережно наливаю в двухсотграммовую бутылку воды и кладу её в спортивную сумку, где уже приготовлены со вчерашнего вечера спортивный костюм и кроссовки. Сегодня я выхожу из дома пораньше, чтобы позаниматься с часок в спортзале, расположенном в подвальном помещении нашего бизнес центра, перед началом рабочего дня. Моей силы воли только на это и хватает. Один раз в неделю, один час. Мой кардиолог был бы не доволен, если бы узнал, как злостно я нарушаю его рекомендации об обязательных кардионагрузках.
Перед тем, как открыть дверь и выйти из квартиры, делаю почти ритуальный обряд: три глубоких вдоха, медленных выдоха, и абсолютная концентрация на своих внутренних ощущениях. И только в этом полумедитанивном состоянии я наконец выхожу на улицу. Солнце только встает, ещё очень рано и по пути я не встречаю случайных прохожих, во дворе вижу лишь дворника, подметающего осеннюю листву, да пару облезлых собак, прелаивающихся между собой.
Офис, где я работаю, находится в двадцати минутах ходьбы. Иногда я разрешаю себе подольше поспать, и подъезжаю на автобусе, но стараюсь этим не злоупотреблять: слишком много людей ездит в общественном транспорте в час пик. Слишком много людей – ад для меня.
Ещё только сентябрь, но на улице холодно. Пронизывающий ветер так и норовит забраться за пазуху, поэтому я поднимаю воротник тонкой кожаной куртки и прибавляю шаг. Выхожу со дворов на проспект. Здесь уже более оживленно. Куда-то спешат редкие прохожие, снуют по дороге автомобили. Я подхожу к пешеходному переходу почти одновременно с тем, как загорается зелёный сигнал светофора. Я почти делаю шаг на дорогу, но вдруг останавливаюсь.
Не сразу понимаю, что происходит. Сначала я чувствую панику. Нет, не панику, а… ПАНИКУ. Кричащую, парализующую. Я останавливаюсь как вкопанная у края тротуара. Умом понимаю, что это не мой страх – ничего не могло бы вдруг так сильно меня напугать – но тело ведет себя так, будто я в опасности, будто это мои собственные чувства. Я замираю, не в силах пошевелиться, скованная тисками животного ужаса. Только потом, через несколько секунд, я слышу визг шин, а еще через секунду боковым зрением – движение. По дороге прямо на красный сигнал светофора несется чёрный седан. Виляет, дергается, но продолжает ехать. Он проносится прямо передо мной, и мое сердце едва не вылетает из груди. Автомобиль пролетает ещё несколько метров, и, не в состоянии войти в поворот, врезается в опору рекламного баннера. Через несколько секунд из машины выбирается водитель, хватается за голову, ругается матом. Вместе с ним я чувствую, как страх потихоньку отступает, тело ненадолго расслабляется, испытывая облегчение от того, что все закончилось, но уже через несколько секунд место страха занимает злость. Снова не моя.
Не знаю, что случилось с этим мужчиной. То ли его автомобиль неисправен, то ли у водителя проблемы со зрением. Ничему уже не удивляюсь в нынешней ситуации.
Последний месяц ДТП участились, умножились в несколько раз. Число инфицированных растет, а вместе с ним и число происшествий на почве полной или частичной потери зрения. В новостях говорят о том, что количество аварий в сутки исчисляется теперь уже в тысячах. Власти призывают быть бдительными и при малейших признаках инфицирования, будь то потеря зрения или просто сложности с ориентацией в пространстве, оставаться дома. Вызывать врача и ни при каких обстоятельствах не выходить на улицу. Но люди не внемлют призывам. Им нужно на что-то жить, нужно работать. Сейчас, чтобы купить минимальный набор продуктов на неделю, требуется месячная зарплата. И это я не говорю о воде. Если вам повезет вы получите свою норму утром в воскресенье, если нет – не останется ничего другого, как влезать в кредит.
Я перевожу дыхание, стараясь отстраниться, снова максимально погрузиться в себя, но меня продолжает потряхивать из-за произошедшего.
Если бы я не почувствовала неладное, не запнулась на тротуаре, этот автомобиль размазал бы меня по асфальту. Это первый и единственный раз, когда мое проклятие сослужило мне хорошую службу. Буквально спасло мне жизнь. Всего лишь какой-то шаг на пешеходный переход, и я была бы мертва. Это был бы мой последний шаг. Роковой шаг.
Я делаю глубокий вдох и спешу убраться подальше от исходящего злостью мужчины и пешеходного перехода, едва не отобравшего мою жизнь. Тогда я еще не знаю, что через несколько часов пожалею о том, что не сделала тот роковой шаг.
Глава 2.
Вхожу в спортзал, но понимаю, что не смогу заниматься – чувствую тошноту и головокружение – обычная постреакция на чью-то сильную эмоцию. Делаю крошечный глоток воды и заставляю себя влезть на беговую дорожку. Пробегаю всего лишь три километра, и останавливаюсь. Пот льет с меня ручьем, пить хочется невыносимо и я осушаю почти всю бутылку разом. Зажимаю рот рукой, давя в себе рвотный позыв. Черт. Давно со мной такого не было.
Я постаралась устроить свою жизнь так, чтобы сталкиваться с как можно меньшим количеством людей: я не завожу отношений, у меня нет друзей или приятелей, я не общаюсь с соседями, коллегами, и не хожу на тим-билдинг-тусовки. Я сознательно отказалась от общения, чтобы оставаться в себе, и чувствовать только то, что моё. Но совсем избежать ситуаций, подобной сегодняшней, не удается. В автобусе, в магазине, на улице, на работе рано или поздно случаются разные происшествия, вызывающие у людей яркие эмоции. И будь то страх, горе, радость или восторг, неважно, как бы не ощущалась эта эмоция во время ее проживания, после – я чувствую себя просто отвратительно. Вот, как сейчас.
Жалею, что вообще спустилась в зал, лучше бы прогулялась на свежем воздухе, знала же, что буду не в состоянии, так теперь еще и до вечера у меня совсем не осталось питьевой воды.
Ругаю себя и с тяжелым вздохом иду в раздевалку. Принимаю контрастный душ, чтобы хоть немного привести себя в норму. Одеваюсь и отправляюсь на шестой этаж, где расположена фирма, на которой я работаю. Перед тем как открыть дверь, снова закрываю глаза и концентрируюсь на внутренних ощущениях. Мысленно проговариваю, что это сознание только мое, я не пущу в него чужие чувства. Делаю глубокий вдох и вхожу в офис. Здороваюсь с коллегами и быстро шагаю к своему кабинету.
Нет, на самом деле, кабинет не мой, конечно. Он закреплен за Борей. Боря – фактически мой начальник. Он создатель и главный разработчик программы, над которой мы с ним, и еще пара сотрудников на дистанционке, трудимся.
Боря – мозг. Я – скорее руки.
Он скидывает мне те участки кодов, над которыми ему работать не хочется, скучно, муторно и слишком просто. Я же – разработчик-юниор без особого опыта работы, справляюсь с поставленными задачами не без труда и, порой, не без его помощи.
– Привет, Борь. – Бросаю согнувшемуся у монитора парню. До начала рабочего дня еще пол часа, а он уже трудится. Ночевал что ли здесь?..
– Доброе утро, Мария. – Через время отзывается Боря, даже не поднимая на меня глаз.
– Ты домой-то вообще ходишь? – Спрашиваю, усаживаясь за свой стол и подперев рукой подбородок, смотрю на парня. Тот снова не сразу реагирует, слишком поглощен процессом. Но я уже привыкла, просто сижу и смотрю на него. На лице щетина, волосы как обычно в творческом беспорядке. Вообще-то он очень даже симпатичный молодой человек, но на уход за собой, судя по всему, тратить время не любит.
– Конечно, Маш, хожу. Просто этой ночью не успел. – Наконец отзывается Борис и тянется за чашкой с кофе.
Хмыкаю и закатываю глаза. Тяну носом волшебный аромат его напитка. Молча завидую. Не знаю, есть ли у него семья, скорее всего, нет. Он практически живет на работе, и пьет так много кофе, что на это, наверное, уходит вся его зарплата. Не то, чтобы я любила считать чужие деньги, но простой подсчет выпитых им чашек кофе в день, привел меня к выводу, что его доходы в несколько раз превосходят мои. Но какими бы не были его доходы, будь у него жена или хотя бы девушка, не уверенна, что она простила бы ему такую кофейную дыру в бюджете.
Глотаю слюну, наполнившую рот, напоминая себе, что завтра пятница и волшебный напиток снизойдет и до меня – простой смертной.
Включаю свой компьютер и пока тот загружается, распускаю волосы, расчесываюсь и мажу губы бальзамом. Вот и вся моя подготовка к рабочему дню. Ни макияжа, ни прически. Не люблю привлекать к себе лишнего внимания, и поэтому, давно не трачу время на всю эту ерунду. Наверное, мы с Борей чем-то похожи. Не зря так легко сработались.
Помню, как однажды на планерке, наш босс – проджект-менеджер, объявил о новом заказе, и Борька первый за него ухватился, по комнате прошлась волна вздохов. Почему-то Бориса здесь не очень любили. Необщительный, угрюмый, слишком зацикленный на своей работе. С таким ни посплетничать, ни в бар сходить. И пока все отмалчивались, прикидывая перспективы работы с Борисом, босс назначил ему в помощники меня.
И вот, мы работаем уже больше месяца, и, как бы к нему не относились мои коллеги, лично я его обожаю. С ним я легко могу отпустить контроль и расслабиться, не переживая о том, что на меня вдруг обрушится какая-то слишком болезненная эмоция. Боря – настоящий подарок, отрешенный, безэмоциональный, восхитительно флегматичный. Практически робот. Единственное, что от него может исходить – это краткие вспышки радости от вдруг постигшего инсайта, или легкое, почти невесомое удовлетворение от проделанной работы.
Я рада с ним работать. Он позволяет мне работать так, как мне удобно, считается с моими заскоками и не требует от меня больше, чем я могу. Разработчик из меня так себе, но, если бы было можно, подписала бы с Борисом пожизненный контракт.
Когда я только устроилась на эту работу, мне приходилось каждый день находиться в большом коллективе. Это тяжело. Чем больше людей, тем мне тяжелее держать свои блоки. То и дело проскакивают чьи-то чувства: у кого-то неразделённая любовь, у кого-то беспокойство о больном ребенке, у кого-то зависть, у кого-то раздражение. И так бесконечно, винегрет из разных чувств к концу дня истощал меня и порой доводил до мигрени.
Нет, вообще-то сильные эмоции, такие которые ударной волной могут задеть и меня, люди испытывают нечасто. Но с обнаружением новой инфекции с дурацким названием Калидус, переживания людей возросли в несколько раз, так что мне находиться среди людей стало в разы тяжелее. Страх, непонимание, злость, беспокойство, неверие, уныние. С каждым днем градус этих чувств нарастает все сильнее. Но на вершине конечно же страх. Страх неизвестности, неопределенности. Страх потери здоровья и жизни. С каждым днем паника все сильнее затмевает разумы людей.
Все началось месяц назад, когда в больницы один за одним стали поступать пациенты с жалобами на зрительные галлюцинации, искажения, пробелы, пятна и даже полную потерю зрения. Люди продолжали поступать с каждым днем все больше, и пока ученые вирусологи и микробиологи из кожи вон лезли, чтобы найти возможную причину, люди продолжали жить обычной жизнью. Они продолжали пить воду, которая, как выяснилось только через две недели, была заражена новой, неисследованной, но такой опасной бактерией. В стране была объявлена эпидемия и наложен абсолютный запрет на употребление воды из любых природных источников страны. Но сколько людей за время поисков было заражено, до сих пор никто не может подсчитать. Симптомы продолжают появляться, зараженных все больше, не смотря на меры, предпринятые властями.
Ученые выяснили, что бактерия, попадая в организм поражает затылочную долю мозга, но до сих пор не могут выяснить как быстро эта бактерия начинает свое губительное воздействие с момента попадания в организм человека. Возможно, она бездействует месяцами, но ученые настаивают на том, что поражение мозга начинается в течении двух-трех дней. Однако если это так, почему регулярно появляются все новые и новые заражённые? До сих пор, спустя месяц. Есть подозрение, что люди, неспособные оплатить безумно дорогую по нынешним временам воду, продолжают брать ее из водопровода.
И это совсем не кажется мне удивительным. У людей с низкими доходами, выбор невелик: выстоять километровую очередь в воскресенье, и получить воду от заботливого правительства, из расчета три литра на человека на неделю, или продолжать пить воду из крана. У них нет выхода. Они пытаются выжить.
Да и что такое – три литра на неделю? Это четыреста миллилитров воды в день. И куда же подевались пресловутые нормы в два литра? Канули в лета. Как только с водой начались проблемы, и ученые и врачи быстренько все переосмыслили и пришли к единому мнению, что четырехсот грамм воды в день для выживания и полноценной работы организма вполне достаточно.
И да, кстати говоря, даже если вы выстоите двух-трехчасовую очередь за бесплатной импортной водой, никто не гарантирует вам, что вы ее получите. Вода в цистерне бывает заканчивается еще до того, как половина стоящих в очереди людей наполнит свои бутылки. Хотя, знаете, даже получив свою порцию, никто не гарантирует вам и того, что вы спокойно и безопасно дойдете с ней домой. У вас легко ее могут отобрать те, кому не досталось в прошлый раз. Справедливость уже не та.
– Поменяй вот этот участок. – Выдергивает меня из моих мыслей Борис, тыкая пальцем на участок кода на своем компьютере. Объясняет суть задачи и, дождавшись пока я наконец вразумлю, что от меня требуется, снова углубляется в свой процесс.
Сажусь прямо, запускаю нужную программу и принимаюсь за работу.
Стараюсь как могу, но мне никак не удается сосредоточится. Сглатываю слюну, чтобы хоть как-то смочить пересохшее горло. Ужасно хочется пить. Чувствую, что снова начинает подташнивать, а в висках дико пульсирует. Заставляю себя вникнуть в код, отвлечь себя работой, но это не помогает. Жажда так навязчива, что я не могу от нее отделаться. До обеда, я точно не выдержу. То и дело кошусь в сторону Бориного стола, где стоит уже остывший кофе и пол-литровая бутылка воды. Почти полная. Смотрю на нее, и жажда усиливается. Мне кажется, что у меня пересыхает не только горло, а и желудок.
Когда Борис отходит в туалет, я снова с вожделением смотрю на бутылку воды, стоящую у него на столе. Смотрю и презираю себя за то, что собираюсь сделать. От стыда хочется со всей силы стукнуться головой о стол, но колеблюсь я недолго – едва за Борей закрывается дверь, хватаю бутылку и делаю пару жадных глотков. Ставлю обратно и сажусь на свое место. Тру лицо руками. Боже, до чего я дошла? Я ворую воду. Просто блеск.
Мне очень-очень стыдно, правда. Я буду гореть в аду. Но что поделать, отчаянные времена требуют отчаянных мер. Буквально пару недель назад, сосед, с которым я всегда вежливо здоровалась при встрече, отобрал у меня бутылку воды, потому что ему, видите ли, нечем кормить детей. Ладно, это была одна литровая бутылка из трех, но он ее отобрал, а ведь это была моя вода. Моя!
Он украл воду у меня, теперь я ворую у Бориса. Круговорот воды в природе теперь тоже понимают иначе.
До обеда работаю, не поднимая головы, и едва часы показывают 13:00, стыдливо смотрю на Бориса и, как всегда, спрашиваю, что ему купить. Бургер и кофе – как всегда отвечает Боря, и я отправляюсь в столовую.
По пути меня догоняет наш тестировщик Дима:
– Мань, привет. Слышала, три четвертых страны уже в зоне поражения? Сегодня в новостях говорили. – Возбужденно тараторит Дима и прикасается к моему плечу. Одергиваю руку и отрицательно качаю головой. Плохие новости. Калидус распространяется. Я расстроенно морщусь и тяжело вздыхаю.
– Конец близок, Манька, скоро весь мир будет заражен. Чистой воды не останется, и мы все умрем. Мы умрем, так и не сходив на свидание. – Протягивает Дима, заставляя меня усмехнуться. Хороший парень. Забавный. Ничто не повергает его в уныние. И его симпатия ощущается приятно. Она легкая и чистая, незамысловатая. Жаль, что я не завожу отношений.
– Не волнуйся, Дим. До того, как весь мир будет заражен, ученые найдут способ фильтрации и разработают лекарство от инфекции. Мы не умрем еще очень долго. – Отвечаю парню, подходя к столовой и толкаю дверь.
– А если нет, Маш? Что, если нет? – Продолжает тараторить Дима, волочась следом за мной к раздаточному прилавку. – Ты умрешь так и не узнав, что такое любовь. – Высокопарно произносит Дима, и я скептически хмыкаю.
Смотрю на меню и вздыхаю. Выбор как всегда невелик. Раньше здесь был большой ассортимент – и первое и второе, и третье, сейчас же – лишь те блюда, на которые требуется минимум затрат. Заказываю тушеные овощи и березовый сок. Терпеть его не могу, но это единственная недорогая альтернатива воде.
– Пойдем сегодня в ресторан? Я куплю тебе суп. – Произносит Дима где-то возле моего уха и прикасается ладонью к моей пояснице. Дергаю плечом, отталкивая его руку и выразительно смотрю ему в глаза. Не переношу неожиданные прикосновения и Диме это известно.
– Суп – это прекрасно, но я откажусь. – Говорю категорично, но перед глазами так и стоит тарелка с ароматным бульоном. Сглатываю, беру поднос и сажусь за свободный столик. Дима конечно же садится рядом. – Пригласи Лену, она хочет с тобой пойти.
– Лену? – Выпучивает глаза Дима. – Лена не достойна есть со мной суп, она маргин от паддинга не способна отличить.
Улыбаюсь. Все айтишники странные.
– Она и не должна. Она ведь секретарь. – Подняв бровь, парирую я.
– Вот именно. – Фыркает Дима, будто бы это все объясняет, и набрасывается на свой ход-дог.
Я ковыряю вилкой безвкусные овощи, и раздумываю над предложением Димы. Сто лет не была в ресторане. На свидании – и того больше. Мне не помешало бы развеяться. Но мне не хочется дарить парню напрасные надежды. Ведь я не позволю ему себя даже поцеловать. Позволить ему влюбиться в меня, а потом испытывать его страдания от безответной любви, каждый раз пересекаясь с ним на работе, – последнее что мне нужно.
– На суп ты не соблазнилась. Даже не знаю, что еще я могу предложить… – Дожевав, со вздохом произносит Дима. – Кино? Театр? Музей? Зоопарк?..
– Завязывай, Дим. – Прерываю его с усмешкой. – Ничего не выйдет.
Быстро доедаю и выпиваю сок. Молча встаю из-за стола и иду снова к прилавку, чтобы купить обед Борису.
– Когда-нибудь ты согласишься. – Громко бросает мне в спину Дима.
Грустно улыбаюсь, качаю головой и, расплатившись за бургер с кофе, возвращаюсь в офис.
Глава 3.
Едва открываю дверь в кабинет, понимаю, что что-то не так. Борис, подняв на меня взгляд тут же вскакивает со стула и в два счета оказывается рядом.
– Маша, во что ты вляпалась? – Говорит нервно громким шепотом, нависая надо мной.
– Ты о чем? – Спрашиваю дрогнувшим голосом и непонимающе уставившись на Борю. Сую ему в руки его обед, но тот, даже не глядя, бросает его на стол. Его нервозность и волнение передается мне, я сглатываю и чувствую, как начинают дрожать руки.
– Почему тебя ищут власти? – Еще сильнее понизив голос, почти шипит Боря, хватая меня за плечи.
– Что? – Прыскаю я, и нервно улыбаюсь. Никогда его таким не видела и даже не подозревала, что он может быть так импульсивен. Разбаловал он меня своим вечным спокойствием, так что я оказалась очень неготова к подобным проявлениям эмоций. Но о чем он говорит? Какие к черту власти?
– В кабинете у Эдика тебя ожидает какой-то мужик из службы безопасности. Капитан ГСУ, Маш. – Глаза Бори смотрят на меня, через стекла очков в тонкой оправе, со смесью беспокойства и волнения.
Я высвобождаюсь из его рук и нервно дергаю плечом, иду к своему столу.
– Это какое-то недоразумение. – Бормочу себе под нос, пытаясь заслониться от Бориной тревоги. Отворачиваюсь, чтобы он не видел моего лица, закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Не помогает. Его волнение уже пустило в меня свои щупальца. Черт, плохо. Я уже не понимаю нервничает он или я, где его чувства, а где мои. Ненавижу это. – Пойду… выясню. Наверняка, это какая-то ошибка.
– Ага. – Отзывается Борис и внимательно смотрит на меня. – Пойди.
Я поджимаю губы, сглатываю и выхожу из кабинета. Закрываю дверь и чувствую, что становится немного легче. Ну и дела. С чего бы Борису так переживать за меня? Чем же мог его так напугать этот неизвестный капитан?..
Мотаю головой, пытаясь стряхнуть налипшие чужие эмоции, расправляю плечи и шагаю к кабинету босса. Чувствую легкое головокружение. Чертов Борис со своим чертовым волнением.
Останавливаюсь у двери и тру виски. Позволяю себе немного перевести дух и наконец вхожу.
Переступаю порог, закрывая за собой дверь, вижу босса и перевожу взгляд на мужчину, стоящего лицом к нему, ко мне – боком. Лишь мельком вижу его профиль и вдруг цепенею.
Мне кажется, что мое сердце останавливается и больше никогда не застучит снова. Голова начинает кружиться сильнее. Я настолько не хочу верить в то, что вижу, что мой мозг, защищаясь, тут же выдает наилучшее объяснение: у меня Калидус и это просто зрительная галлюцинация. Да, точно.
Галлюцинация поворачивается ко мне корпусом и низким голосом произносит:
– Здравствуй, Агата.
Что-то внутри меня сжимается. Где-то глубоко, в области солнечного сплетения. Сжимается и тут же летит вниз.
Рвано вдыхаю воздух. Чувствую, как холодеют ноги. Галлюцинация не может знать мое настоящее имя.
Он реален. Он здесь, стоит в двух метрах и смотрит на меня.
Такой же.
Другой.
Знакомый незнакомец.
Я знаю эти черты лица: высокий лоб; квадратный подбородок, покрытый теперь уже не щетиной, как раньше, а ухоженной короткой бородой; прямой нос; серые, будто затянутые льдом глаза. Но весь мужчина целиком как будто мне незнаком. Широкие плечи упакованы в белоснежную рубашку под классическим черный костюмом, он твердо стоит на ногах, сложив руки на груди и смотрит на меня прямым взглядом.
О, нет, этого мужчину я не знаю. Он кажется настолько… монументальным, что эта комната, похоже, слишком мала, чтобы вместить все его величие. От него буквально веет уверенностью и каким-то необъяснимым могуществом, которое можно почувствовать лишь интуитивно. С виду он обычный человек, но что-то в его осанке, взгляде, позе выдает имеющуюся в его руках власть.
Бросаю взгляд на своего босса, тот смотрит на гостя широко открытыми глазами, наверняка чувствуя страх и чуть ли не раболепие. Я бы смогла прочесть его эмоции, если бы мои собственные не забивали все эфиры.
– Здравствуй… Вадим. – Отзываюсь внезапно осипшим голосом и сглатываю. Смотрю на него, не моргая, отказываясь верить в происходящее. Не могу понять, что твориться внутри меня, не могу разложить на составляющие и дать название всем своим чувствам. Во мне словно разорвалась огромная мина и все разворотила в щепки.
Вадим бросает косой взгляд на Эдика и тот тут же вскакивает.
– Я вас оставлю. – Говорит босс и ретируется, а Вадим опирается задом о его стол, скрещивая ноги.
– Ты изменилась. – Протягивает Вадим и окидывает меня взглядом почти без интереса.
– Ты тоже. – Отзываюсь я, с трудом отлепив язык от нёба. Стараюсь выглядеть невозмутимо, но сомневаюсь, что у меня получается – внутри меня полный раздрай. – Главное следственное управление? Ого. – Делаю вид, будто впечатлена, но на самом деле нет. Мне не сложно поверить, что из младшего лейтенанта из захолустного городишки он за восемь лет смог дослужиться до таких высот. Когда ему что-то нужно, он умеет идти по головам.
Вадим не отвечает. Рассматривает мое лицо. Скользит взглядом, наверное, отмечая произошедшие со мной возрастные изменения.
– Как ты меня нашел? – Спрашиваю, прочистив горло.
– Я тебя никогда не терял, Агата. – Тут же отвечает Вадим и ухмыляется. – А ты разве пряталась?
Открываю рот и тут же захлопываю его.
Черт бы его побрал, да. Я пряталась. И это прекрасно ему известно. Я сменила имя, фамилию, уехала на другой край страны и даже маме не сообщила куда именно. Первые два года звонила ей исключительно с таксофонов и ни разу, ни разу за восемь лет не приезжала в родной город, чтобы ее навестить. Да, я скрывалась, черт возьми. Скрывалась, наивно полагая, что он меня ищет. А он, выходит не искал. На тот момент, когда я решилась уехать, я уже была ему не нужна. Ведь если он так легко нашел меня сейчас, так же легко мог бы найти и раньше. Выходит, все зря.
– Нет. – Тихо отвечаю я, и опускаю глаза. Не хочу смотреть на его ухмыляющуюся физиономию. Но и выглядеть нашкодившим ребенком, которого журит всезнающий родитель, мне тоже не хочется. Поэтому я набираю в грудь побольше воздуха и задрав кверху нос спрашиваю. – Итак… Что тебе нужно?
Знаю, его приход не предвещает для меня ничего хорошего. Предчувствие скорой беды сжимает тисками грудь. Но я хочу знать наверняка, поэтому я просто стою, вопросительно смотрю на лицо напротив и жду ответа, который почти наверняка сломает меня.
Вадим не торопится отвечать, тянет время, будто хочет меня помучить. С минуту изучает мое лицо, затем отталкивается от стола и подходит ближе. Склоняется надо мной с высоты своего почти двухметрового роста и ровным голосом произносит:
– Мне нужна твоя помощь, Агата.
Мне кажется, что он всаживает пулю куда-то в район моего сердца.
Мне нужна твоя помощь, Агата.
Мне нужна твоя помощь, Агата.
Мои глаза расширяются. Чувствую, как сдавливает горло, огромный тошнотворный комок перекрывает мне кислород. Я не верю, что он это говорит.
Это удар ниже пояса.
Взорвавшаяся петарда в моей голове.
Пуля в моем сердце.
Он не может снова это делать. Сукин сын. Он не имеет права просить у меня помощи. Он не имеет права называть это так.
– Помощь?.. – Выплевываю я, чуть не задохнувшись. Не могу скрыть боли на своем лице, сцепляю зубы, чувствую, как раздуваются ноздри и дрожит подбородок. Я не заплачу. Я не заплачу. – Опять??? – Не могу контролировать дрожь в голосе. Судорожно вдыхаю воздух, чувствуя, как подгибаются колени. Смотрю в серые холодные глаза, не выдающие ни единой мысли в его голове, и тщетно пытаюсь взять себя в руки.
– Нет. – Отвечает Вадим, сжимая челюсть. Усмешка пропадает с его лица, теперь он выглядит серьезно. – Я хочу предложить тебе… работу.
Из моего рта вырывается истерический смешок.
– Работу??? Ты? Мне? – Повышаю голос, почти кричу. Я уже понимаю, что это конец. Я уже понимаю, что ничего не смогу сделать, ничего не смогу предпринять, но все еще надеюсь, что смогу поторговаться. – Ты предлагаешь… Предложение предполагает выбор. У меня есть выбор, Вадим? – С ненавистью выплевываю ему в лицо, подавшись вперед. – Я могу сказать «нет»?
Вадим не шевелится, смотрит на меня сверху вниз, и в его глазах нет ни снисхождения, ни жалости. Лёд. Холод. Мутное бесчувственное стекло. Пустое и хладнокровное.
– Нет. – Отвечает через несколько секунд. Твердо. Безапелляционно. Ставя точку.
– Конечно, нет. – Повторяю за ним, но уже тише. Обреченно опускаю плечи, отшатываюсь. Чувствую спазм в горле и жжение в носу. Я не заплачу. Не заплачу.
Мне больно. Мне очень больно. Но мне, как будто, этого недостаточно. И я решаю узнать, что он приготовил для меня на тот случай, если я буду упираться. Я хочу знать, чем он будет мне угрожать. Хочу знать, стал ли он еще большим чудовищем за эти восемь лет. Я хочу, чтобы он окончательно упал в моих глаза. Я хочу его ненавидеть. Еще сильнее. Всегда.
– А если я все-таки откажусь?
– Агата. – С предупреждением произносит Вадим. В его голосе появляются стальные нотки, но я вместо того, чтобы испугаться, поднимаю выше голову и смотрю прямо в его глаза. – Не заставляй меня браться за кнут. – Добавляет Вадим, и я не могу удержать рвущийся из груди горький смех.
Кнут и пряник. Пряник – это работа, которую он хочет мне дать. Наверняка работа хорошая, высокооплачиваемая. Жаль, что обязанности на этой работе слишком быстро меня убьют.
– У тебя будет все. Вода, еда, жилье, деньги. Все что тебе будет нужно. – Подтверждает мои догадки Вадим.
– И все же, я хочу знать. – Стою на своем, сжав зубы так, что челюсть начинает болеть. – Что ты сделаешь, если я откажусь? – Добавляю, четко разделяя слова.
Вадим недовольно вздыхает и отводит взгляд. Отворачивается и шагает по комнате. Его молчание длится, кажется, бесконечно, но я жду. Жду терпеливо. Жду, будто приговор.
– Ты убийца, Агата. – Наконец произносит Вадим тихо, но отчетливо, глядя куда-то в сторону.
Еще одна пуля. Прямо в сердце.
Почему я до сих пор жива? Почему я все еще чувствую боль?
Холодею от ужаса. Липкий страх ползет по спине, забирается мне в голову и вызывает шум в ушах. Меня бросает то в жар, то в холод. Сердце едва ли не выпрыгивает из груди. Смотрю на него во все глаза. «Ты не убийца, Агата, ты ни в чем не виновата» – Звучит в голове его голос. Этот голос моложе на восемь лет, но это ЕГО голос. Это ЕГО слова.