Наталья Гунина
Йарахонг. Город тысячи храмов
– Хм, – Бурунг Ханту задумалась, – Оглянись, юноша. Сейчас ты ее видишь?
Игнасий посмотрел по сторонам и покачал головой. Глаза Бурунг Ханту полыхнули янтарем.
– Не думаю, что она наша, – медленно проговорила она, – а теперь иди, юноша, и все-таки будь осторожен. Это важно, особенно в такой неспокойный день, как сегодня.
Игнасий кивнул и попрощался.
Как только он миновал стену кустарника, окаймлявшую храм богини птиц, чей-то взгляд лег ему на затылок. Игнасий огляделся. Вот она, галка. Комок из чёрных перьев и внимательных глаз. К храму приближаться не стала, предпочла дождаться здесь.
– Ты так и будешь за мной летать? Других дел нет?
Птичий взгляд стал безразличным, пустым. Галка склонила голову набок и что-то клюнула. Жука? Прикидывается обычной птицей? Ну и пусть. Он все равно ничего не мог сделать, не гоняться же за ней. Галка хлопнула крыльями и взлетела. Солнечный луч, отразившийся от цветных стекол соседнего строения, на миг осветил её грудь, и Игнасию показалось, что между перьями что-то блеснуло. Вот и еще одна деталь. Галка не так проста, как пытается казаться.
Пожалуй, стоило наведаться в башню божества Искажений, а затем в городскую библиотеку. Время, отпущенное до заката, убегало все быстрей.
* * *
Божество искажений Нанутлишочи в городе не любили. Одни считали его чересчур чудаковатым. Другие подозрительно мирным: притворяется, гад! Третьи открыто ворчали, что место его храма должно быть не в центре города, а в небытие, вместе с прочими порождениями мрака. Остальных в войну уничтожили, жрецов истребили до последнего, постройки сравняли с землёй, а этот – полюбуйтесь – стоит и хоть бы хны! И не важно, что никто не видел, чтобы они сражались на стороне поверженных! По крайней мере, явно. Все говорящие сходились в одном: Божество искажений Нанутлишочи было откровенно жутким. Как и его храм-башня.
Её можно было отыскать, если свернуть с широкой центральной улицы Йарахонга, пройти по одной из боковых, поуже, и немного попетлять в тесных проулках. Тогда, после очередного поворота, путнику внезапно откроется она. Сложная неестественная форма, ни одного прямого угла, ни одной четкой линии. Она, казалось, не была построена, а однажды выросла сама по себе, наплевав на законы зодчества и здравого смысла, и с тех пор держалась кое-как, решая то ли рухнуть, то ли взлететь над горами. Поговаривали, что башня тайком, пока никто не видит, меняет форму, но никто не смог этого доказать. Несколько раз ее пытались зарисовать, безуспешно. Через короткое время у рисовальщиков мутнело в глазах и начинала раскалываться голова.
Впрочем, крыльцо выглядело вполне устойчивым, и дверь смотрелась почти обыкновенной, хотя, как и стены, ее заливали зелено-розовые полосы и пятна. Игнасий помедлил, натянул перчатки и постучал.
Его встретили неприязненно.
– Что на этот раз нам приписывают? – вместо приветствия буркнул хмурый парень лет пятнадцати с волосами как цыплячий пух.
– А если ты про ту овцу, то её никто не искажал, и даже не пугал. Ей самой что-то примерещилось! – добавил второй, похожий на него как брат, чуть старше, с ярко-салатовыми кудрями. Его бледное лицо стремительно багровело.
– Мир вам и вашему божеству, – вставил вежливое приветствие Игнасий, – Я хотел поговорить совсем о другом. Я могу войти, или будем беседовать через порог?
Ребята переглянулись и посторонились.
– Ладно. Мрак с тобой, заходи.
Игнасий раньше никогда не бывал в храме Искажений. Внутри всё выглядело не менее странно, чем снаружи. Искривленные белые стены из непонятного материала перетекали одна в другую, увенчиваясь высоким конусообразным потолком. Сквозь узкую щель окна из-под самого верха лился свет. На горизонтальных выступах из стен – скамьях? – и в центре пола были расстелены разноцветные плетеные ковры. Парадоксальным образом они придавали всему интерьеру устойчивость. Пахло мятой и озоном. Разглядывать комнату дольше было неприличным, и Игнасий перевёл взгляд на послушников.
– Наслышан о ваших неприятностях. Возможно, я смогу чем-то помочь?
– Они грозятся собрать совет и добиться нашего изгнания, – после затянувшегося молчания мрачно проговорил один, – объявят темными – и кирдык.
– Кишка тонка, – огрызнулся второй, – со Старшей спорить.
– Да и не виновны мы ни в чем. Милостью Нанутлишочи искажаем только себя и храм. А если кому что почудилось, мы за это не в ответе.
– А нечего было незваными к нам соваться! К пламени, небось, просто так ворваться не посмеют.
– Но то искажение уже спало, и двух часов не продержалось.
– Вы не лжете, – кивнул Игнасий, мягкое тепло в средоточии подтверждало их правоту, – и если будет необходимость, я готов свидетельствовать об этом публично.
Парни заметно выдохнули. Но задавать им вопросы напрямую, похоже, было бесполезно. Воспримут в штыки.
– Я хотел проконсультироваться с вами по одному вопросу, – продолжил Игнасий после паузы, – но, может, стоит дождаться Старшую? Когда она вернётся?
– Спрашивай сейчас! – тряхнул головой зеленоволосый.
Второй насупился, но промолчал.
– Насколько широки возможности Искажений?
– Ты! Что ты, нахрен, задумал? – мгновенно ощетинились оба.
Запах озона усилился. Воздух стал тяжелым и душным, как перед грозой. Игнасий на миг прикрыл глаза. Ошибся. Божество Нанутлишочи слыло взбалмошным и вспыльчивым. Не стоит привлекать его излишнее внимание, если не хочешь щеголять искаженным обликом. Пусть даже всего пару часов.
– Ничего не задумал. И ничего не собираюсь у вас просить. Мне надо знать, возможно ли для кого-то стать птицей, чтобы следить за человеком несколько часов.
Младший из ребят нервно хохотнул, раскинул руки, его силуэт подернулся рябью. Спустя секунду с этого места взмыла большая желтая птица, перекувырнулась под потолком и спикировала вниз. В момент приземления в пол ударили уже не птичьи ноги, а подошвы ботинок. Воздух слегка посвежел.
– Вот, – серьёзно проговорил парень, – но только в этих стенах.
– А Старшая?
– Она может. Но не станет, – отрезал он.
– А кто-то другой? С помощью предмета или чего-то подобного?
– Нет, – нахмурился один.
– Да, возможно, – возразил второй, – Старшая упоминала, что раньше был артефакт, но мы не знаем деталей.
Первый ткнул говорившего локтем в бок и скорчил рожу.
– Тебе надо дождаться её, – в один голос проговорили оба, – если это и было, то слишком давно. Мы ничего не знаем.
– С вашего позволения я зайду позже. Надеюсь, мне удастся ее застать.
Он попрощался и вышел. Отойдя на несколько шагов, Игнасий стянул перчатки и потер переносицу. Такие беседы чудовищно утомляли, но пора было двигаться дальше. Он обязательно сюда вернется, но перед этим заглянет в городскую библиотеку. Возможно, там, в архиве, ему удастся найти записи об артефактах, утерянных в прошлом.
Игнасий перебирал в голове найденные сегодня факты, как цветные камушки, которые могут оказаться драгоценностями, а могут и простым стеклом. Оружие, спрятанное под плащом жреца-пророка. Тайные встречи, замаскированные под прогулку. Галка, чью тайну он еще не разгадал, но которая могла быть связана и с богом пророков Ахирратом, и с утерянным артефактом изменчивого Нанутлишочи.
Интерлюдия 1
Ты стонешь и мечешься во сне. Что тебе чудится там, за закрытыми веками? Что ты видишь?
Распластанное на мозаичном полу тело. Спутанные, залитые красным, волосы. Мама? Это не должно, не может быть твоей матерью! Ты хочешь бежать к ней, но ноги не держат, колени превратились в вату. Ты отчаянно цепляешься за дверной косяк – только бы не упасть! Шершавая древесина – единственное настоящее здесь, всё остальное – морок, ложь. Неправда. И когда ты почти убеждаешь себя, что такого не может быть, а это всего лишь куча тряпья, она шевелится и хрипит. Кто-то из стоящих над ней, бьет железным оконечьем посоха. Летят темные брызги. Ты явственно видишь у себя в голове, что этот, страшный, сейчас обернется и заметит тебя, и начинаешь беззвучно пятиться. Назад, во тьму коридора. Уже оттуда, из темноты, ты слышишь голос:
– Все. Теперь это пророчество не сбудется. Жаль, что оно указало на неё, но ничего не изменишь. Впереди нас ждет только удача.
– А где её щенок? На кухне?
Ты поворачиваешься и бежишь по узким коридорам, снова, как тогда, как каждую ночь. Приоткрытая дверь оглушительно скрипит, когда ты ее толкаешь, и сердце падает вниз – все, все слышат этот звук! И позади топот множества ног, а земля во дворе хватает за ступни, и колени снова слабеют.
Ты просыпаешься с отчаянно бьющимся сердцем. Нищенская подстилка липнет к потной коже. Лицо мокрое. Ты судорожно хватаешь ртом воздух и рыдаешь беззвучно, так, чтобы тебя не услышали, хотя здесь, в темноте, ты один.
От ледяного ночного ветра тебя бросает в дрожь. Ты снова кутаешься в рванье и крепко сжимаешь засаленную соломенную лошадку – единственное, что у тебя осталось. Суешь палец с обгрызенным ногтем в рот, покачиваешься взад-вперед и внезапно вздрагиваешь, ощутив затылком движение воздуха, тёплое, как дыхание. Ты обнимаешь сам себя за плечи, так, как обнимала тебя мама, и шепчешь: «Я отомщу им всем. Я отомщу». Ты не чувствуешь, как ещё один неразличимый шепот сливается с твоим. Мы отомстим.
Глава 3. Потерявшийся
День для Юржина начался с дождя. Чуть ниже городского плато ливень шел стеной, падал потоками со скальных выступов, вырывал с корнями цепляющуюся за камни траву. Выше, на тропе к Благословенному городу, морось висела в воздухе плотной влажной пеленой, так что каждый, очутившийся там, враз оказался бы мокрым.
Ближе к обеду облака иссякли, истратив запас воды. Сквозь них проглянуло солнце. Караван паломников, переждавший ливень на стоянке ниже по склону, входил в Город тысячи храмов. Сверкали кольца на уздечках лошадей и мулов, подпрыгивали на брусчатке колеса повозок, звенели колокольцы в гривах, блестели белозубые улыбки, копыта выбивали из луж брызги и солнечных зайчиков. Лучи искрились в лужах, куполах и золоченых барельефах, играли в витражах, оживляли бликами лица статуй.
Юржин глазел по сторонам. Его восхищало всё. Диковинная резьба на стенах. Замысловатые окошки и фронтоны. Улыбающиеся прохожие в цветастых нарядах. И, конечно, храмы – множество и множество. От пышных, изукрашенных золотом и цветной эмалью, до нарочито простых, будто вырубленных из куска скалы.
– Не вертись, Юржин. У тебя, что, ветер в голове? Ты не дикарь. Веди себя с достоинством.
Дядя ехал верхом, высоко задрав подбородок, словно его ничто не интересовало. Он, конечно, многое видел, и даже однажды побывал здесь. Вот и сейчас он проделал долгий путь, чтобы принести дары Оммале, покровителю торговли, поклониться ему, бросив в огонь ладана, белой смолы и камфоры, и вымолить удачи в делах для всего купеческого рода и коммерческого таланта лично для бестолкового племянника.
Юржин насупился, попытался состроить непроницаемое выражение лица, как у дяди, но продержался недолго. Как можно не вертеться, когда вокруг такое! Он немного замедлил шаг, чтобы дяде стало неудобно за ним следить. Потом ещё чуть-чуть. И ещё. Никакого вреда не будет, если он отстанет от каравана всего на пару минут и посмотрит на расписанную диковинными зверями стену. А там было на кого посмотреть! И гривастый лев, и пятнистый толстоногий зверь единорог, и многолапая шестиголовая сцилла, и свернутый кольцами длинный леопард со змеиным жалом на хвосте. Юржин дотронулся пальцем до выпуклой краски. Осмелел и провел ладонью. Часть мазков на ощупь были гладкими и плотными, а другие шершавились, как кошачий язык.
Когда Юржин сумел оторваться от удивительной росписи, караван исчез. Должно быть, свернул в одну из боковых улиц. Оттуда все еще слышался отзвук колокольчиков, и Юржин поспешил.
За поворотом было пестро, многоцветно и шумно. Звенели бубенцы и мониста, звучал смех. Шествие, должно быть, посвящалось божеству бабочек. Девушки взмахивали огромными бумажными крыльями, жутковатые маски с круглыми глазами поблескивали лаком. Юржина закружило и понесло, так что скоро он уже не мог вспомнить, с какой стороны пришел.
Вырвавшись из смеющегося вихря, он отошёл в сторону и почесал макушку, взъерошив и без того встрепанные волосы. Юржин помнил – они с дядей должны были остановиться на постоялом дворе для паломников, чтобы на рассвете понести в храм Оммалы благовония. Но как же этот двор назывался? Свинья и кувшин? Совиный джинн? Соленый аршин? Дядя говорил, да Юржин не расслышал. Ищи его теперь.
И Юржин пошел наугад.
Улицы вели его от одной диковины к другой. Барельефы, росписи, цветные одежды мелькали, как стеклышки в калейдоскопе. На завалявшуюся в кармане монетку Юржин купил пирожок, и бродить стало веселей. Вряд ли ему удастся еще раз вот так погулять, сколько вздумается – дядя не отпустит. «Ответственность и достоинство, а не пустые развлечения – вот что отличает воспитанного человека». Так что Юржин пользовался свободой, пока мог. Он разглядывал статуи и витражи, гулял в благоуханном саду божества Плодородия, полном диковинных фруктов, а потом даже взобрался на самый верх башни богини Облаков. Благо, паломников туда пускали свободно.
День катился к вечеру. Солнце уже не висело над самой головой, а упорно клонилось к западным горам. Высоко-высоко в небе невесомым пухом парили клочья облаков. Живот подводило от голода. Пирожок давно забылся. Юржин снова начал оглядываться, пытаясь найти кого-нибудь, у кого можно узнать дорогу.
Возле стены одного из храмов прямо на мостовой сидела девушка в шафранно-желтой накидке. Гладкий каменный балкончик бросал на нее тень. Юржин широко ей улыбнулся.
– Да воссияет солнце над вашей головой! Вам случайно не знаком постоялый двор «Свинья и джинн»? Или может не совсем так…
Она на миг задумалась и кивнула.
– Знаю-знаю, он как раз поблизости. Надо пройти чуть дальше, вон за тем оливковым деревом свернуть налево, а у Цветочного святилища направо. А там спросишь, любой укажет дорогу.
– Спасибо, вы меня спасли! – восхитился Юржин. – Как вас зовут? Может, я тоже могу чем-то помочь вам?
Она опустила глаза, а потом быстро проговорила:
– На самом деле, можешь. Мне надо доставить послание из моего храма Искр главному жрецу Росы. Прямиком из рук в руки. Но я подвернула ногу и не могу идти.
– Я помогу вам. Держитесь за меня.
Она попыталась подняться, но охнула и схватилась за лодыжку. Виновато улыбнулась.
– Кажется, я совсем не могу идти.
– Давайте, я отнесу ваше послание.
– Мне запрещено доверять его случайному человеку.
– Но я же не случайный, я не подведу вас, вот увидите. Сбегаю и вернусь. Только скажите, в какую сторону мне идти и как узнать этот храм?
Девушка улыбнулась.
– О, он на том же пути, и его невозможно пропустить. Он весь отделан стёклами, круглыми, как капли воды. Ладно, я доверюсь – ты кажешься честным человеком. Возьми это, – и она передала Юржину небольшую богато изукрашенную коробочку. На тёмно-синем фоне блестели золотистые искорки.
– Неси аккуратно. И помни, – это послание от храма Искр, не перепутай.
Юржин кивнул и поспешил в ту сторону, куда указала собеседница. Он отнесет коробочку и быстро вернётся. Не дело оставлять женщину одну с болящей ногой. Он что-нибудь придумает и поможет ей дойти обратно.
Как только Юржин скрылся за оливой, девушка легко поднялась и скользнула в щель между зданиями. Накидка осталась лежать на мостовой.
Шкатулку покрывала тонкая резьба. Юржин ощущал ее кончиками пальцев. Выступающие грани были теплыми, деревянными, с четкими твердыми линиями. Промежутки между ними заполняла гладкая прохладная глазурь, покрытая сетью трещин.
Он отметил это походя, невзначай. Все его внимание занимали окружающие постройки. Приземистая тяжелая коробка с узкими окошками-щелями. Не то. Деревянная ломаная пирамида, вся состоящая из кривых треугольников. Снова не то. Витая белая башенка с двумя ярко-желтыми куполками. Неужели он где-то пропустил нужный храм? Или ошибся и свернул не туда? Неужели ему сейчас придется возвращаться, начинать поиск с предыдущей развилки и заставлять незнакомку ждать? Да и желудок все явственнее напоминал о своей пустоте. А если…
Но тут из-за очередного здания показалась небольшая постройка, вся покрытая круглыми, полированными как кабошоны, стёклами. Это оно! Точно! Юржин ускорился, миновал небольшой дворик, засаженный голубыми цветами, и вежливо постучал. Ему открыла невысокая служительница с миловидным, но невыразительным лицом.
– Это же храм Росы? – уточнил Юржин, хотя чем-то иным он вряд ли мог бы быть.
– Верно, – небрежно бросила женщина, – но паломников мы сегодня не принимаем, заходи завтра.
– Я принёс послание от храма Искр, – он протянул ей коробочку.
Внутри что-то зашуршало. Бумага?
– Не похож ты на их последователя, – с сомнением ответила она, не спеша брать предмет.
– Меня просили передать, лично вашему верховному.
– Кто просил?
– Жрица Искр. Она подвернула ногу, вон там, на той улице, и я предложил ей помощь.
Из глубины храма появился тучный мужчина в струящихся бирюзовых одеждах с вышивкой в виде серебряных капель.
– Что, от Искр? Ну наконец-то они одумались! Пошли на попятную, да? Что ты держишь его на пороге, Мальда? Парень, заходи-заходи.
Служительница виновато склонила голову. Юржин почтительно протянул коробочку.
– Я не могу здесь задерживаться, простите.
– Что ж, ничего, ничего. Благодарю тебя. Пусть не иссохнут родники в твоем жилище. Мальда, дай ему яблоко. Парень выглядит голодным.
Юржину в ладонь сунули прохладный гладкий фрукт. Он вежливо поклонился и поспешил обратно, туда, где его ждала незнакомка с больной лодыжкой. К дяде в «Свинину и джин» он ещё успеет, тем более, что девушка говорила: этот постоялый двор совсем недалеко. Гораздо важнее сейчас помочь ей в беде.
Он, разумеется, уже не видел, как во внутреннем помещении храма Росы верховный жрец вскрывал коробочку-послание. Крышка сидела туго. Ногтями не подцеплялась, потайных защелок тоже было не видать. Верховный жрец ощупал ее целиком, простукал стенки и запятнанное недорисованным кружком дно, но так ничего и не нашел. Ему пришлось колупнуть щель между крышкой и корпусом ножом для писем, и тогда она поддалась.
Во все стороны прыснули злые колючие огоньки. Ударили в лицо, шею, руки, заскакали, прожигая деревянный пол. Завоняло горелым мясом. Жрец заорал и затрясся. В углах комнаты занимался пожар. Внезапно повеяло свежестью, потолок потемнел, набух влагой и пролился коротким крупным дождем.
Пронзительный вопль сотряс стены храма. Пара полированных стеклышек сорвалась с покатой стены и разлетелась брызгами.
– Догнать! Привести! Допросить!
Тяжёлые ботинки прогрохотали по полу, хлопнула дверь. Покои Росы заполнила тишина, перемежаемая всхлипами и невнятным бормотанием.
– У, выродки. Сколько можно терпеть. Ох, больно-то как. Ну, они у меня попляшут. Кровью умоются. А я этому паразиту еще и яблоко! Вот ублюдок – невинным прикинулся. У, покажу выродкам!
* * *
Яблоко было круглым, большим, зеленовато-желтым. Юржин с хрустом прокусил кожуру, и рот наполнился сочной кисловато-сладкой мякотью. Он шёл, почти не глядя по сторонам. Обратный путь показался ему гораздо короче и закончился одновременно с яблоком.
Девушки из храма Искр на прежнем месте не было. На краю мостовой ярким пятном желтела брошенная накидка.
Юржин завертел головой. Поблизости тоже оказалось пусто. Что ж, возможно, она почувствовала себя лучше и не стала дожидаться его, а накидку уронила и забыла. Или ей помог кто-то другой. Вряд ли здесь, в благословенном Йарахонге, с ней могло произойти что-то дурное.
Юржин пожал плечами. Стоило все-таки поторопиться и найти постоялый двор, где его ждет дядя. Ох, и влетит ему за такую долгую прогулку! Юржин поежился и развернулся. Как там она говорила? Сразу за большой оливой налево, а потом… Он резко остановился. Навстречу ему из-за поворота выбежали четверо в бирюзовом с вышитыми каплями. Роса? Что им нужно?
– Это он! – выкрикнула Мальда, – Недалеко ушел, гад!
– Да не ори ты! – рявкнул ее спутник с перекошенным от гнева лицом.
Кто-то из прохожих обернулся. Юржину бы бежать, но он остолбенел и не мог сдвинуться с места. Его обступили со всех сторон, крепко ухватили за руки и повели. Он дернулся было, но впустую.
* * *
В обеденном зале «Сурового кувшина» было просторно. Свет лился сквозь широкие окна. Тщательно выскобленные деревянные столы радовали чистотой. На беленых стенах красовались натюрморты с фруктами и дичью. Линкей давно переоделся из дорожного костюма в городской, поел и теперь ждал, сцепив пальцы в замок. Спутники Линкея сидели тут же, неподалеку, на широкой скамье.
Вскоре стало смеркаться, свет из окон окрасился красным. Работники постоялого двора зажгли десятки толстых свечей, укрепленных на огромном, в полтора человеческих роста, кованом колесе, и подняли его к потолку на четырех цепях. Служанка принесла мелко колотые полешки и разожгла камин. Поднялись язычки рыжего пламени.
Линкей нервно барабанил пальцами по столу. Мальчика все не было. Юржин, бестолковый племянник, исчез. Сначала Линкей был даже рад, что тот потерялся. Юржин уже давно не ребёнок. Побродит, может, немного испугается, да отыщет дорогу – только на пользу пойдет. Глядишь, внимательней станет, меньше будет зевать по сторонам. Йарахонг, город тысячи храмов, всегда слыл безопасным и гостеприимным к чужакам.
Линкей не раз упоминал при мальчике, на каком постоялом дворе планирует остановиться, поэтому был уверен, что Юржин вспомнит название. Но время шло, а ребёнок всё не появлялся. Линкей снова сцепил пальцы, усилием воли прекратив стучать. Что ж, воспитательный момент откладывался. Решено.
Линкей встал из-за стола и хлопнул в ладоши, подзывая спутников.
– Арам, ты пойдёшь со мной, а ты, Герх, останешься здесь, на случай, если мальчик вернется сам.
Молчаливый, великанского роста, Арам, кивнул и пошёл к выходу. Ему пришлось склонить голову снова, проходя через слишком низкий для него дверной проём.
В небе над Благословенным Йарахонгом солнце клонилось к горизонту, окрашивая стены, купола и мостовые в тревожный багряный цвет. Пахло пряностями, спелыми фруктами и жареным мясом. Внезапно налетел ветер, бросив Линкею в лицо горсть пыли и запах далекого дыма.