Наталья Гимон
Снегурочка. Книга 1. Сказка для Светланки
* * *
И даже лицо подошедшего показалось ей знакомым. Кажется, такое она наблюдала у одного из тех кошмаров наяву, которые напали на них с Морозом. Только сейчас оно было более человеческим, без пучков сосулек вместо бороды и волос и без звериного жуткого оскала. Девочка так увлеклась разглядыванием и сравниванием этого воина с тем давешним ужасом, что даже пропустила недолгую приветственную речь подошедшего и опомнилась только тогда, когда оба – и синекожий воин, и дед Мороз – повернули к ней головы.
– Так вот она какая, пропажа твоя бесценная, – оглядывая маленькую фигурку, улыбнулся синекожий.
Растерявшись, Светланка опустила глаза и еле слышно проговорила:
– Здравствуйте.
– Что-то она не слишком у тебя приветлива, – усмехнувшись, глянул великан на чародея из-за Края.
– Я бы посмотрел, как ты улыбался и языком мёл, если бы тебя куда-нибудь в центр Москвы закинуло, – спокойно ответил тот. – Где народу побольше. На Арбат, например, али на Красную площадь.
Воин коротко хохотнул.
– Не, не надобно мне такого. Я чудом отмороженным выглядеть не хочу. Без обид. – И они крепко пожали друг другу руки. Только не за ладони, как привыкла девочка, а за запястья. – Рад видеть тебя, брат.
– Рад видеть тебя, Во́лтанг, – эхом откликнулся Мороз, повторив произнесённые синекожим слова. А Светланка почувствовала, что ни капли лжи не было в их словах.
Неожиданно дед поднял к небу голову и совсем другим голосом произнёс:
– Пора. – Он обернулся к девочке и серьёзно спросил: – Не испугаешься здесь внизу остаться или со мной пойдёшь?
Та взглянула на сани в поисках новых приятелей, но те словно в воздухе растаяли. И среди стоящих рядом жителей города их тоже не обнаружилось.
– Ступай, я присмотрю за ней, – опуская крепкую ладонь на плечо в белом шитом серебром тулупчике, пообещал тот, кого снежный чародей назвал Волтангом.
– Извините, – тут же отошла от него Светланка, – я лучше с дедушкой пойду.
– Боишься? – сузил глаза воин, но девочка твёрдо тряхнула головой:
– Рядом с ним мне спокойнее. Вдруг помогу чем. А кроме того, думаю, там будет интереснее.
Ровный ряд белых зубов обнажился в одобрительной улыбке. Великан кивнул и отступил на несколько шагов, произнеся всего одно слово:
– Кирия.
Мороз тоже усмехнулся, протянул спутнице руку и стукнул посохом оземь. И тотчас же уже знакомая ей позёмка завьюжила под ногами, и снежное облачко понесло повелителя снегов и морозов и стоящую рядом девочку вверх, туда, где в погасшем почти чёрном небе ледяными иглами возвышались белые башни замка.
– Дедушка, – позвала Светланка, крепко вцепившись в его руку и стараясь не опускать глаза вниз, – а ты сейчас разрезать что-то будешь?
– Скорее уж наоборот, латать, – улыбнулся тот. Но увидев растерянные огромные глаза девочки, задумался. – Как бы тебе объяснить… Помнишь, мы с тобой землю с тулупчиком сравнивали? – она сосредоточенно кивнула. – Так вот, твой мир расположен на лицевой стороне, а Заокраинный Север спрятан в кармашке. Но ведь остаётся ещё и изнанка, верно? – снова кивок. – И вот на изнанке той обитают те, кому рядом с людьми делать нечего.
– Вампиры, оборотни, демоны? – сразу же перечислило дитё своего времени всех, кого так часто можно было увидеть на экранах телевизоров.
– Не совсем, – качнул головой старец. – Вампиры и оборотни – это зараза, которая людей поражает, захватывает их тела и в которую люди потом после смерти сами оборачиваются. Нежить это, в общем. А вот демоны – это ближе к правде. Только правильнее будет назвать их духами. Духами умерших и тёмными духами.
– А разве плохо, когда души умерших родственников за тобой приглядывают, тебе помогают? – удивилась Светланка.
– Почему же? Это хорошо, конечно. Только они за тобой приглядывать должны на расстоянии, не приближаясь. С небес, как вы говорите.
– Почему?
– Ну, как же? Понимаешь, в духах умерших жизни нет. И сам воздух, и пространство вокруг них тоже неживой, а значит больной, нездоровый, для всего живого вредный. А что будет, если люди будут дышать нездоровым воздухом?
– Наверное, тоже болеть начнут? – неуверенно полувопросом ответила девочка, и сказочный дед согласно кивнул:
– Верно. Оттого они рядом с нами находиться и не должны. В мире живых они тоже нежитью становятся и кроме бед ничего не приносят…
Тем временем снежное облако поднялось так высоко, что весь город у подножья, вдруг засветившийся с наступлением ночной тьмы белым с голубыми и фиолетовыми тенями, стал совсем маленьким, словно нарисованная на большом листке бумаги карта. На ней прямыми линиями на восемь сторон разбегались прямые лучи широких главных улиц. Волшебно вылепленные из снега дома и домики больше не поражали своими узорами, но белые крыши, играя в пятнашки с отбрасываемыми ими тенями, разрисовывали город причудливой росписью и превращали в неземного исполнения филигранно сотканную гигантскую снежинку.
– Прибыли. – Мороз легонько сжал руку спутницы, привлекая внимание.
Сплетённый из играющей под ногами позёмки ковёр, остановился прямо над широкой площадкой, венчавшей самую высокую башню замка, а затем привычно рассыпался по гладкой поверхности хрустким покрывалом. Все шпили остались внизу. Здесь же ровная, открытая всем ветрам, которых здесь почему-то не наблюдалось, и бездонному небу терраса была обнесена лишь тонкими, будто лишь условными перилами.
– А кто такие тёмные духи? – вдруг спросила Светланка, не торопясь отпустить надёжную ладонь белобородого волшебника.
– А это те, кто питается теплом и счастьем живых людей. Да можно сказать, прямо их жизнью и питается: злыдни, шиши, дрекава́ки. Да много кто. Их ещё тёмной нечистью называют.
– А что, она ещё и светлой бывает?
– А как же! Берегини, домовые, водяные. Их тоже немало. Правда, не всегда они в хорошем настроении бывают. Могут и набедокурить, набедовать, ежели с человеком не поладят.
– Хм, – девочка насупила брови и пробормотала: – Злыдни, шиши… я о таких даже не слышала.
– И хорошо это, – рука Мороза ободряюще потрепала её по голове. – Они, правда, всё равно пробираются в явий мир, но нечасто. Оттого о них и знают мало. А вот чтобы вся эта тьма тьмущая валом в твой мир не повалила, надобно мне каждый год здесь, в земле, где солнце над горизонтом своё око не кажет, небесный край чинить, латать, подновлять и заново закрывать. Иначе прогрызёт моровая нечисть исхудалый барьер, как моль тулупчик, и хлынет черноводью в живой мир. Сначала сюда, в кармашек, а уж отсюда до мира людей – только тропы расплести, и тогда всего шаг сделать останется. – Сказочный воин вздохнул, расправил плечи и поднял глаза к небу: – Ну, что ж. Время – что вода, удержать сложно. Ты, Светлана, стой рядом и ничего не бойся. Чай, не впервой мне, – молвил старец и вдруг с улыбкой оглянулся на девочку: – И смотри не исчезай никуда в этот раз.
– Куда же я отсюда… – тихо откликнулась та, подозревая, что добрый дедушка над ней пошутить решил. Ибо с этой площадки дорога была только одна – вниз и минут через пять на изнанку мира, в новобранцы к тёмным духам. Так сказать, прибыл для прохождения бессрочной службы, ага.
Дед Мороз прищурился и внимательно вгляделся в побледневшее личико, на котором двумя круглыми озёрами синели испуганные глазёнки, высматривая по сторонам невесть каких чудищ. Чародей мысленно породнил себя со старыми лесными пнями, благо умом он, видать, от них недалеко ушёл, и присел на корточки перед девочкой.
– Да ты чего, пичужка моя синеокая, испугалась что ль? – русые косички, выглядывающие из-под шапочки, замотались из стороны в сторону, едва поспевая за качающей головой хозяйкой. Но старец и так всё видел. – Обманывать не хорошо. – Покрасневшее личико попыталось спрятаться в меховом воротнике тулупчика. Получилось, но не полностью. – Прости меня, старого, – вдруг произнёс дед таким голосом, что Светланка невольно вздрогнула и подняла на него глаза. Волшебник смотрел на неё и девочке вдруг почудилось, что на щеке его блеснула крошечная звёздочка. – Это для меня всё привычно и понятно, а тебе… Отвык я оттого, что рядом кто-то находится. Отвык, что защищать кого-то нужно. Что за спиной беззащитная душа скрывается. Только… – Он обхватил ладонями худенькие плечи. – Это всё не про тебя. Ты любая, но только не слабая. И бояться тебе здесь нечего, совсем. Это скорее уж мне дрожать надо при мысли одной, что не справлюсь. Я же ведь с ними на равных буду. Кто проворнее, тот и победит. А я стою, как истукан. Из года в год ведь одно и тоже дело делаю. По минутам ведь уже рассказать могу, что да как будет. Наверное, привык уже.
– Так ты что, с ними тоже драться будешь? – наконец подала голос девочка, и Мороз улыбнулся и поднялся:
– Сама всё увидишь. Но уж драться мне с ними точно не с руки будет.
– Дедушка, – робко позвала Светланка, не зная, как спросить о самом главном, – а они точно меня… ну, это… есть не станут? Я для них точно несъедобная?
Белобородый воин изумлённо опустил на неё взгляд, как будто спрашивая: «смеёшься?», а после залихватски подмигнул:
– Подавятся. Скорее уж, ты их. – Та даже икнула от такого предположения. А чародей пояснил, перехватывая поудобнее посох и начиная выписывать им в воздухе невидимые вензеля: – Ты о себе, я смотрю, ничегошеньки не ведаешь. Тьма – она солнечных лучей боится. А у тебя теперь при себе всегда солнышка кусочек имеется, да такой, что ежели какой злыдень заблудший вдруг где поблизости появится, к тебе он точно не сунется.
– Точно! – оживилась Светланка. – Я же теперь этот… фонарик на ножках! Даже нет – целый прожектор!
– Это ещё что! – подначил её дед. – Ты ещё многого не знаешь. – И тут он вдруг внезапно поднял свой посох и легко стукнул им об пол. Звонкий сухой звук птицей сорвался с поднебесной террасы и понёсся куда-то в ночную тьму. А прямо перед стоящими на вершине Ледяного замка старцем и девочкой в воздухе вспыхнула гигантская светящаяся чистым холодным светом восьмилучевая то ли звезда, то ли снежинка. Она плавно покачивалась, словно нанизанная на тоненькую спицу, и оттого казалась живым существом, неуверенно парящим на крыльях несуществующего ветра.
Светланка смотрела на знакомый ей узор, на то, как постепенно наливаются белым сиянием лучи звезды. Смотрела с удивлением, узнавая в волшебном рисунке простенький цветок о восьми лепестках, который изредка, задумавшись, вычерчивала её мама и который так нравился и ей самой. Нравился настолько, что девочка украшала им свои школьные тетради и выводила целые орнаменты, вплетая восьмилучевых красавиц в замысловатую вязь цветных линий. Почему-то ей становилось тепло и спокойно и исчезали страхи и волнения, когда очередной цветок расцветал в уголках расчерченных клеткой листов. Правда, с некоторых пор по просьбе учителя листы эти со сказочными садами, нарисованными детской рукой, теперь жили отдельно от тетрадок, боле не внося красочную легкомысленность в строгий порядок изучения школьных предметов.
– Во имя жизни, да защитит Алатырь-камень мир Яви ото зла и мора! – вдруг зарокотал над землёй нестерпимо громкий голос Мороза – Светланка даже вздрогнула от неожиданности и инстинктивно сделала несколько шажков в сторону. И от его звучания хотелось пригнуться к земле, прижаться, распластаться: такая сила плескалась в нём. И будто бы весь мир затих и замер, внимая этим словам. – Да укрепит он грань между светом и тьмой, меж началом и концом! Да станет непреодолимой скрепой врат для духов Нави! Силой первородного холода и именем Триединого Отца нашего повелеваю: да будет так!
На последних словах могучий старец вдруг осторожно, но ловко подцепил посохом вытканную из холода чудо-снежинку и, подняв её над головой, подбросил вверх. Во все стороны тут же рванул порыв ледяного ветра, да такой силы, что стоящая рядом Светланка едва не потеряла равновесие. Дед замер, запрокинув голову и едва заметно вращая концом посоха, от чего взлетевшая в чёрное поднебесье звезда, поднимаясь всё выше, тоже начала медленно кружиться и расти, расти, стремясь закрыть собой всё небо. И это было бы сказочное, невероятно красивое зрелище, если бы у девочки против воли внезапно не возникло ощущение, что вся эта красота в любой момент может рухнуть обратно вниз, погребя под собой и ледяной город, и его окрестности. Ну, и её заодно, маленькую иномирянку, так мечтавшую о сказке, но по ошибке, похоже, попавшей в триллер. Ага, на роль первого таракана, прихлопнутого волшебной тапкой.
Светланка поморщилась и поправила шапочку. Что-то назойливо лезло в уши, и в первы секунды она даже не поняла, что не так. Ей внезапно начало казаться, что где-то совсем рядом вдруг зашумел огромный древний лес. И шум его становился всё громче и громче. А поскольку у них под ногами был виден один лишь город, а всё остальное надёжно укрыла своим непроглядным плащом глубокая ночь, девочка невольно постаралась припомнить, не попадался ли по дороге ей на глаза где поблизости старый ельник или другая какая посадка подходящих размеров. Но гул усиливался, в нём появился тихий, но противный, поднимающий толпы мурашек по коже скрип. И вдруг в этом шуме она явно услышала визгливый шёпот: «Быстрее!» Потом нетерпеливый, глухой, еле сдерживаемый рык и тихое едва слышное «Ещё! Ещё», от которого волосы зашевелились под шапочкой на макушке. Светланка оглянулась. Никого. А дальше, словно сломав тонкую преграду, в голову её со всех сторон хлынули голоса, шёпот, шипение, взвизгивание. От них несло нечеловеческим голодом, жаждой, нетерпением и таким ужасом, что девочка невольно зажмурилась и зажала уши руками, пытаясь спастись от жгучего желания закричать и броситься прочь. Всё равно куда, лишь бы подальше отсюда, от этих голосов, всхрипов, хихиканья, которые никак не могли принадлежать живому человеку и резали мысли и нервы, захлёстывали чёрной водой и топили в страхе, выстужая кровь и заставляя сердце заходиться в припадке ужаса.
Неожиданно сквозь накрывшую Светланку какофонию, пробился негромкий, но ясный натужный стон. Словно кто-то рядом из последних сил держал на плечах скальный осколок.
– Триединый, помоги!
Девочка, часто моргая, взглянула на Мороза, потом вскинула голову к небу. Старый чародей стоял со всё так же поднятыми вверх руками, но теперь они отчётливо подрагивали от напряжения, а сам он ссутулился, как будто пытался удержать неумолимо опускающийся на него потолок. Звезда, закрывавшая собой почти всё небо, больше не крутилась. И Светланке показалось, что она словно чуть завалилась на бок. Раздался тоненький болезненный звон, и затянутое страхом и неотвратимостью детское воображение тут же нарисовало узкую, в волос толщиной трещину на светящейся холодным светом поверхности. Словно почувствовав то же самое, те, кто так рвался в этот мир, другие, буквально взвыли, уже празднуя победу. И теперь девочка отчётливо поняла, откуда слышит она эти голоса.
– Да! Да!!! Ещё!
– Жрать! Наконец-то жрать!
– Жизнью! Пахнет жизнью! Тёплой плотью! И Силой!
– Уничтожить! Выпить! Сожрать Привратника!..
Светланка прищурилась, пытаясь разглядеть тех, кто наверху пытался сломать удерживающие их запоры, но чернота над лучами созданной Морозом звезды была непроглядной, точно смола, и надёжно скрывала до срока лица тех, кто собирался поглотить всё на своём пути. И великанов, и людей, и доброго волшебника из сказок её мира. И доброго Снорри, и неугомонного Сегьира, и… и всех остальных. И даже маму с папой…
Перед глазами всё поплыло, а по настывшей детской щеке тёплой дорожкой скатилась первая одинокая слезинка.
– Светлана, – часто с присвистом дыша, вдруг произнёс скомканный тяжестью кудесник. – Внученька, слушай меня внимательно. Ты должна сей же час уйти отсюда. Снежень тебя домой отвезёт. Он у меня самый быстрый.
– Но…
– И не перечь! – прикрикнул он, начиная прогибаться уже в коленях.
Мягкая морда нетерпеливо ткнулась в плечо девочки. Она не глядя погладила породистую голову, перебирая в пальцах шёлковую чёлку. Удивляться, откуда взялся здесь верный скакун Белого Воина времени не было.
– А ты? Что будет с тобой? – по-прежнему не сводя глаз с Мороза, спросила Светланка и почувствовала, как крепкие конские зубы, осторожно уцепившись за рукав тулупчика, тянут её за собой. Она упрямо высвободилась и шагнула ближе к деду.
– А ничего. – Он ясно улыбнулся, будто пушистый снежок блеснул на морозном солнышке. – Я же чистая сила. Первородный холод. Не по зубам им меня уничтожить. Я обязательно ворочусь.
– А… а они? – Светланка кивнула головой куда-то вниз за край площадки.
– Милая, последние крохи времени на исходе. Прошу тебя, ступай, – почти взмолился снежный чародей. – Не ведаю, что там творится и откуда у тёмного мира такая сила, но не смогу я их дольше держать. А ежели случиться с тобой что, никогда себе не прощу. И Весняна не простит… И ещё. Родителям своим обязательно обо всём, что здесь увидела, расскажи. Не забудь. Пусть знают.
Новый хрустальный звон почти на границе слуха всхлипнул над землёй снежных великанов. Мороз оскалился и зажмурил глаза, падая на одно колено, но всё равно не опуская рук со вскинутым посохом. Рёв разноголосый вспорол воздух. Пахнуло затхлым холодом.
– Дедушка! – девочка бросилась к старику, обняла его за плечи и почувствовала, как из последних сил дрожит каждый мускул в его совсем недавно сильном, а ныне едва живом теле. И неожиданно такая злость поднялась откуда-то из глубины человеческой души. – Да чтоб вас… растопило и заморозило! – выкрикнула в небо Светланка первое, что пришло ей в голову. И в груди у неё внезапно что-то ухнуло, и по ощущениям, словно небольшая питарда взорвалась за рёбрами, выгрызая всё, что было внутри, и оставляя одну пустоту. Но боли не было. Только показалось на мгновенье, что нечем дышать, и оттого стало жутко. А следом из самого центра этой пустоты в вены, в кровь девочки хлынула сила. Та самая, уже знакомая. Но на этот раз холод и жар не разбились на две реки. Они, наоборот, свились в единый поток, бурлящий и рвущийся наружу, в котором ледяная стужа и яростный огонь переплетались, как начало и конец всего на земле, как супруги, дарующие начало новой жизни.
Светланка сперва оторопела от кипящей внутри неё бури, а потом вдруг ошалело улыбнулась и, недолго думая, вцепилась в волшебный посох чуть повыше слабеющих пальцев снежного чародея и закричала, срывая голос. В то же мгновенье, повинуясь её воле, подгоняемая, подталкиваемая, будто поршнем, рвущим горло напряжением, из маленьких ладоней на белое древко хлынул ледяной огонь. Он стремительно покрывал гладкую рукоять золотыми и льдисто-хрустальными всполохами, подбираясь к навершию. А потом, собравшись с силами как живое существо, прянул вверх, вонзаясь яркой ослепительной иглой силы в самое сердце умирающей руны. Волны двуцветного пламени, обгоняя друг друга, помчались во все стороны, вспыхивая при каждом толчке. И Звезда жадно пила их, постепенно светлела и напитывалась до самых кончиков своих лучей. А когда все её линии снова сияли первородной мощью, вливаемая безудержная сила вдруг вырвалась из всех восьми вершин и понеслась быстрыми реками в стороны, окончательно разгоняя черноту неба. И спустя всего несколько мгновений руну заключило в объятья белое морозное кольцо, от которого, словно солнечные лучики на детском рисунке, брызнули золотые змейки, маленькие и подлиннее. Проросли и замерли, превратив небесные врата между двух миров в снежную звезду, сияющую внутри жарко-золотого солнышка.
По началу девочка глаз не могла отвести от дела рук своих. Она осторожно и медленно отцепила от посоха одну ладонь, готовая, если что, сразу же вцепиться обратно. Но увидев, что кожа на них белая теперь только от напряжения и не имеет ничего общего с огнём, буквально только что выплёскиваемым наружу, отняла и вторую. Кое-где потемневший, будто бы местами его коснулись языки пламени, посох потерял опору и начал заваливаться на землю. Пальцы Мороза соскользнули с древка, а сам волшебник тяжело осел на оба колена, роняя голову на грудь.
– Дедушка! – Испуганно вскрикнула Светланка, стараясь удержать его, и услышала хриплое дыхание. Глаза старца были закрыты. Лицо сливалось по цвету с седыми волосами. И весь он сейчас больше напоминал вылепленное из снега безжизненное изваяние, чем могучего воина, пышущего здоровьем и дышащего морозной силой снежного севера.
Посох звонко упал на пол площадки и, мелко подпрыгивая и выбивая частую дробь, откатился в сторону. Только тут девочка вдруг осознала, какая тишина стоит кругом. Ни рёва, ни воплей, ни смеха – ничего. Только тишь. И ещё тени становятся всё чётче и наливаются чернотой. Она подняла голову вверх и увидела вдруг, что висящий над землёй рисунок всё ещё наливается светом. И вскоре на него стало больно смотреть, но в то же время там, в глубинах тьмы, таящихся над ним, ясному детскому взгляду померещилось движение. В тот же миг с неба на землю упал и раскатился невидимыми бусинами эха резкий сухой звук сломанной деревяшки. И напитанная до предела силой руна тут же вспыхнула и взорвалась в вышине огненным, выжигающим глаза беззвучным салютом, заставляя маленькую фигурку внизу на круглой вершине ледяной башни съёжиться, зажмуриться, закрыть голову руками. А сотни голосов наверху ревели стенали, выли, не желая признавать своё поражение в почти уже выигранной битве.
Светланка не удержалась и, щурясь, взглянула туда. Небеса теперь от края до края словно затуманенное стекло закрывала белёсая, медленно затухающая пелена, отделяя мир живых от мира мёртвых. И по ту её сторону девочка, словно сквозь увеличительное стекло или на экране в кинотеатре, разглядела бессчётное множество движущихся едва различимых теней. Они клубились, извивались, точно дымы от костров, тревожимые ветром. Иногда в их сплетениях и изломах на мгновение угадывались очертания гротескных фигур – с огромными головами, или совсем без оных, но распахнутая пасть провалом зияла посреди живота; худых и невероятно высоких, будто жердь или наоборот необъятно толстых; маленьких, почти карманных, или напротив вдруг занимающих почти половину небосвода. И вместо лиц у всех этих призраков можно было различить лишь тёмные провалы глаз, но, казалось, что все они смотрят только на оцепеневшую от страха Светланку. И среди этих держащихся на почтительном расстоянии теней во тьме потустороннего мира одиноко стоял человек.
Он был очень красив и строен, точно герой со старинной картины. Но от его красоты, от его идеальности веяло такой жутью, как будто в открытую могилу заглядываешь. Тонкое лицо, обрамлённое белыми спускающимися на плечи волосами с аккуратно постриженной короткой бородкой кого-то напомнило маленькой. Вот только не помнила она ни у кого из своих знакомых таких холодных словно неживых глаз и такого выражения брезгливости с примесью раздражённого любопытства. Будто таракана рассматривает. Даже на какую-то короткую чёрную жердину для удобства одной рукой опёрся. Девочка невольно оправила одежду и пригладила выбившиеся из косичек волосы, чтобы быть похожей если не на махаона, то хотя бы на капустницу. Но только не на таракана, в самом-то деле! Выражение взирающего на неё лица не изменилось ни на гран. «Ну, и ладно, – вздохнула про себя Светланка. – Пусть на таракана. Зато очень редкой породы – «хомо тараканиус».
Незнакомец внезапно усмехнулся и, распрямившись, произнёс словно самому себе:
– Так вот кто у нас здесь. Надо же, какая. Прошёл бы мимо – не признал. – Он говорил спокойно, даже с улыбкой, но почему-то у девочки от его улыбки вдруг появилось такое чувство, что её вот прямо сейчас внесли в какой-то список, причём явно не на получение медальки, и поставили чуть ли не первой. По знакомству, так сказать. Очень захотелось откреститься от такой чести, вот прямо крест на крест огненными росчерками по ухмыляющейся роже, чтобы перепуганные мурашки перестали, наконец, бегать по спине из стороны в сторону с бешеной скоростью, шевеля сквозняком волосы под шапкой. Однако ладошки даже не думали нагреваться, предательски похолодев и мелко подрагивая и не предвидя ничего хорошего от подобной встречи. А в том, что они с мужчиной знакомы, маленькая почему-то не сомневалась. По крайней мере незнакомец её точно узнал. И от этого становилось ещё тоскливее и холоднее на сердце.
– Вы меня знаете? – сиплым голосом надорванного горла спросила Светланка.
Мужчина прищурился, вглядываясь в маленькую фигурку с синими глубокими как небо глазами и заулыбался ещё шире.
– А ты меня нет? – А потом его брови вдруг поползли вверх. – Так ты и себя не знаешь? Однако! – Он неспеша развернулся к девочке спиной и шагнул прочь, исчезая в наползающей тьме почти полностью погасшего свечения. И только отсалютовал напоследок какой-то серой странной штуковиной, да долетели последние его слова: – Матушке поклон передавай.
Светланке показалось, что из лёгких у неё мгновенно исчез весь воздух. Что значит «матушке»?! Они что же, тоже знакомы?!
– Стойте! Вы кто?! – подскочив на ноги, закричала девочка. Но небеса в ответ почернели окончательно и замерли, оставляя у себя все ответы. – Дедушка! Дедушка, очнись! – Светланка торопливо опустилась перед по-прежнему сидящим на коленях с опущенной головой Морозом и осторожно потрясла его за плечи. Волшебник сипло и коротко дышал, но не пошевелился. Лицо его было снежнобелым, и казалось, что голубые морозные тени его черт падают не на человеческую кожу, а на январский сугроб. Тут уж не вопросы ему задавать нужно было, а Господа Бога о чуде молить, чтобы он сам жив остался. – Дедушка, – всхлипнула маленькая. Её руки скользнули к толстым рукавицам, скрывавшим ладони старика, сжали безвольные пальцы и почувствовали в ответ почти мёртвенный холод. Снежень стоял рядом белым призраком, встревоженно обнюхивая голову хозяина и тихо и горестно всхрапывая и ржа. И казалось, будто животное тоже негромко зовёт своего господина, еле сдерживая слёзы.
Девочка подняла руку старца и прижалась к ней лбом. Ей было больно. Точно сказочный чародей был очень дорог её сердцу. Как мама или папа. Как близкий друг. И одна мысль о том, что с ним может случиться несчастье, была просто невыносима для Светланки.
– Как же так? Что же мне делать? – Почему-то захотелось согреть сильную окоченевшую ладонь угасающего воина, и девочка, стащив с неё рукавицу, закрыла глаза и выдохнула своё тепло на сухие ослабшие пальцы. Живое дыхание окутало их руки мягким облаком. – Вставай, пожалуйста, – еле слышно произнесла она, и в голове пронеслись образы снежного белого великана, но не того, который недавно на её глазах выплетал боевые заклинания и разил противников ледяными пульсарами, а другого, из её любимой сказки «Морозко». Невидимого людям исполина, который скачет по лесу с ёлки на ёлку, с сосёнки на сосёнку, одевает стынущие деревца в снежные полушубки, сковывает серые усталые реки голубым льдом, укрывает уснувшую землю пушистым одеялом, да таким чистым, таким ослепительным, что на солнышке от переливов на него смотреть больно и радостно одновременно. И невольная улыбка осветила детское личико. – Ты должен проснуться. Без тебя никак, дедушка…
Рваное дыхание чародея в этот момент вдруг замерло, и сердце Светланки ухнуло в бездну. Но внезапно холодные пальцы сжали обнимающие их ладошки, и могучую грудь наполнил глубокий и такой долгожданный вздох, как у давно и тяжело болеющего и наконец проснувшегося человека.
– Весняна, доченька, – прошептал старец, не открывая глаз, и девочке показалось, что лицо его тронул лёгкий румянец. Она облегчённо выдохнула, правда, тут же замерла в недоумении, когда розовый оттенок кожи деда медленно перетёк в лёгкую изумрудную зелень. Светланка зажмурилась и потрясла головой, прогоняя наваждение, потом снова открыла глаза и увидела, что не только лицо доброго волшебника странно переливается. Всё вокруг – и площадка, и Снежень, и даже сама Светланка – будто попали в комнату с цветомузыкой и теперь плыли в её неспешных переливах, лившихся откуда-то сверху. Девочка запрокинула голову и ахнула.
Там, наверху, жила и рассказывала о всех чудесах мира беззвучная, но немыслимо прекрасная изумрудно-малиновая музыка. И пусть повествование её было окрашено всего в два цвета, но оторваться от игры их оттенков, их переплетения было просто невозможно. Ведь там, сменяя друг друга, вдруг вспыхивали ярко трепещущие дрожащие костры и разливали свои воды неспешные реки, мгновенно вырастали на полнеба и осыпались вниз призрачные кристальные горы и мчались, закручиваясь в спирали, бесшумные далёкие ветры, из конца в край проносились быстрой рябью отражения лучей в россыпи самоцветов и вдруг зацветал дивный сад, наполненный нежностью розовых лепестков в объятьях весенней зелени. Ничего подобного Светланка раньше не видела. И ей хотелось, чтобы это чудо никогда не кончалось…
– Синегурда? – вдруг раздалось в опутавшей мир сказочной тишине такое непривычное имя, и девочка вздрогнула от неожиданности и оглянулась. На краю террасы верхом на брате-близнеце Снежня сидела женщина, невероятно красивая, аж до мурашек. Светлые волосы на непокрытой голове обрамляли правильное, словно в мраморе высеченное резцом скульптора лицо. Белые брови, чуть нахмуренные как от дурного предчувствия, снежными стрелами разлетались к вискам. А удлинённые нечеловеческие белые глаза в пушистых ресницах глядели открыто и бесстрашно, не пряча ничего внутри и не позволяя сокрыть ничего от себя. Секунду они смотрели на Светланку, потом перевели взор на замершего рядом чародея и испуганно расширились.
– Морозко!
Красавица соскочила с коня и, подбежав, опустилась на колени рядом с девочкой, обхватила ладонями и приподняла седовласую голову, заглядывая в измождённое лицо волшебника. Тот приоткрыл глаза и слабо улыбнулся:
– Здравствуй, Зимушка.
Женщина резко выдохнула и коротко расцеловала лицо воина, а потом прижалась к прячущимся в бороде губам.
– Морозко, да как же ты?.. – глухо произнесла она, снова глядя своим снежным взором в синие глаза любимого. Тот поднял свободную руку и успокаивающе сжал тонкое запястье.
