Наталья Вильчинская
Я дома
Посвящается моим горячо любимым детям Максиму, Раде и Мие, с которыми даже самые тёмные дни обретают смысл и свет.
Глава 1
– Я дома!
Раздалось над ухом у Майи, заставив ее вздрогнуть от неожиданности. Эта такая простая и понятная фраза, стремительно разрезала воздух и устремилась вглубь ее тела, обволакивая встречающиеся на пути органы и ткани, а когда наконец-то достигла своей цели, остановилась в самом центре и, нежно обняв сердце девушки, замерла. Майя почувствовала, как внутри нее разлилось приятное и успокаивающее тепло. «Он дома, а я рядом с ним», – подумала она, украдкой взглянув на стоявшего рядом с ней мужчину.
Затем боязливо переступила порог, аккуратно поставила сумку с вещами на пол и робко осмотрелась. Судя по открывающемуся из коридора виду, это был просторный и светлый дом, построенный из толстых и увесистых сосновых бревен. Майя, едва касаясь кончиками пальцев, провела рукой по деревянной стене. Стена была гладкой, но при этом настолько филигранно обработанной, что, несмотря на свои ровные формы, сохранила первозданные прожилки и витиеватые древесные узоры, из которых местами виднелись капли золотистой смолы, застывшие как маленькие янтарные ядрышки. Девушка мгновение поколебалась и, все-таки не сдержав сиюсекундного порыва, понюхала стену. От стены исходил сладкий и немного медовый аромат соснового бора, запах первого похода за грибами в высоких резиновых сапогах и шуршащем на ветру дождевике, а еще от стены пахло предновогодней суетой, деревянной коробкой с игрушками и елочными украшениями. «Ну, конечно! – усмехнулась сама себе Майя. – А чем еще может пахнуть тридцатого декабря?!»
– Костик, наконец-то, – практически пропела низким голосом, вышедшая им навстречу женщина в просторной брючной пижаме, словно позаимствованной с мужского плеча.
Женщина была среднего роста, с русыми до плеч волосами пепельного оттенка и небесно-голубыми глазами. Она подошла к спутнику Майи и, взъерошив ему волосы тонкими длинными пальцами, едва виднеющимися из-под широких рукавов пижамы в бледно-синюю полоску, нежно коснулась его щеки своими чувственными губами.
Константин не смутился от такого теплого приема, а, напротив, ответил женщине взаимностью, зарывшись в ее распущенные волосы. Этот жест показался Майе очень интимным и одновременно таким уютным, что она невольно вздрогнула от кольнувшей сердце ревности. Ее мозг лихорадочно пытался понять, кто эта женщина.
– Ирина, – представилась она и пояснила, не переставая любоваться Костей, – мама этого прекрасного мужчины. А вы, должно быть, Майя?
Майя тут же прокляла себя за глупые мысли и, потупив взгляд, кивнула в знак согласия.
– Очень приятно! – женщина тепло улыбнулась и пожала девушке руку.
Ее пальцы были сухими и холодными, словно она только что зашла в дом с мороза, что ничуть не удивило Майю – она почему-то была уверена, что у такой женщины должны были быть именно такие руки: матовые, будто высеченные из мрамора, с розоватыми коротко стриженными ногтями. На секунду Майе захотелось сжать свои пальцы в кулак, чтобы никто не обратил внимания на ее яркий малиновый лак. В этом светлом доме с мраморной хозяйкой он казался вульгарным и неуместным.
«Ааааа! Он приехал!» – раздалось откуда-то из недр дома, и в ту же секунду в коридоре появился источник шума и радостного визга в лице рыжеволосой девушки, которая практически влетела в коридор и, подбежав к ним, прыгнула Косте на шею.
– Сумасшедшая, какая же ты у меня сумасшедшая, – засмеялся тот в ответ, закружив рыжеволосую красотку.
Майя во второй раз за последние пять минут вытаращила глаза, с недоумением разглядывая девушку, которую теперь сжимал в объятьях ее парень. Такая же тонкая и изящная, как Ирина, с еще более белой и мраморной кожей, практически прозрачной и от этого словно светящейся изнутри легким бледно-голубым сиянием, она олицетворяла собой вечную молодость и какую-то магическую красоту. У нее были длинные, слегка волнистые волосы красивого медного оттенка, немного раскосые глаза и пушистые длинные ресницы. Как и встретившая их женщина, девушка была тоже в свободной мужской пижаме в красно-белую клетку, которая подчеркивала красивый цвет ее волос и ненавязчиво обволакивала ее стройную и упругую фигуру.
Майя непроизвольно втянула живот и тут же почувствовала, как кровь прилила к ее лицу, а по позвоночнику пробежал ледяной холод. «Они что здесь, совсем не едят?!» – с легким раздражением подумала она, пытаясь не обращать внимания на то, как противно сосет у нее под ложечкой.
Всю свою сознательную жизнь Майя только и делала, что безуспешно сидела на диетах, попеременно впихивая в себя то гречку на воде, то рис, запивая это противными чаями со вкусом соломы, обещающие ей самый что ни на есть ускоренный метаболизм, максимально глубокое очищение и, естественно, феноменальное похудение. Но несмотря на все эти титанические усилия, Майя по-прежнему оставалась слегка полноватой девушкой, которая могла только мечтать о таком гибком и сухом теле, как у этой рыжеволосой бестии, обвивающей, как лиана, сильное тело ее парня.
– Знакомь, – прыснула по-прежнему восторженная рыжая, которая, наконец-то оторвавшись от Кости, бесцеремонно начала разглядывать Майю.
– А это – Майя, – ответил он чуть неуверенно, почесав затылок.
«Мне кажется или он меня стесняется?» – пронеслось у Майи в голове, в то время как она, натягивая улыбку, зачем-то протянула незнакомке руку и теперь сжимала в ней еще одни холодные мраморные пальцы.
– София, – ответила девушка, широко улыбаясь. – Я сестра этого красавчика, – добавила она смеясь.
«Сестра… Ну конечно же сестра! Он же мне говорил, что у него есть сестра!» – выдохнула Майя с облегчением.
– Давайте заходите и тоже надевайте пижамы! – затараторила София, взяв Костю за руки. – Мы решили сегодня ничего не делать и весь вечер смотреть в пижамах кино, поглощая шампанское с икрой и мандаринками! Майя, у тебя же есть пижама? – спросила она мимоходом и, не дождавшись ответа, тут же продолжила, – Ну, а если нет, то мы возьмем у папы. Он сегодня всем выдает свои пижамы, – звонко засмеялась она, коснувшись ворота своей широкой рубашки в клетку.
– Твоя сестра запретила нам сегодня готовить, а я решила не сопротивляться, – пропела Ирина, уткнувшись в Костино плечо. – Так что, надеюсь, вы не сильно голодные, – усмехнулась она.
Майя в очередной раз удивилась низкому тембру ее голоса и той легкости, с которой она рассказывает им про планы на вечер. В ее консервативной семье все было гораздо более традиционно, и если бы она сказала своей маме, что приедет к ней в канун Нового года с парнем, то та бы непременно провела пару дней на кухне за готовкой холодца, нарезанием салатов и выпеканием пирогов. Она бы сгорела со стыда и предпочла бы публичную казнь, чем встречать потенциального зятя шампанским с мандаринами. Майя усмехнулась, представив лицо своей матери, окажись она на месте Ирины.
– София может запрещать тебе все что угодно, но сын устал и хочет есть, – проворчал Костя, нежно отстранив маму.
– Так, что за столпотворение, бездельники? Почему все застряли в коридоре? Софийка, тащи всех в дом!
Майя повернулась на голос. В широком двустворчатом дверном проеме, широко расставив ноги и засунув руки в карманы пижамных брюк, стоял высокий подтянутый мужчина лет сорока пяти. У него были темные волнистые волосы, чуть тронутые сединой на висках, ровные и симметричные черты лица и пронзительные темные глаза.
Чуть поодаль за ним стоял еще один мужчина – моложе, ниже ростом и немного шире в плечах. Он был коротко стрижен «под ежика», мускулист, красив и очень уверен в себе. Майя встречала таких парней в клубах, но никогда не была знакома ни с кем из них близко. Такие парни приезжали обычно на дорогих машинах, держались особняком, никогда не танцевали и лишь надменно окидывали взглядом публику, а под утро уезжали в неизвестном направлении с парочкой высоченных красавиц. На таких девушек, как Майя, они даже не смотрели. Их, как правило, сторонились, побаивались и за глаза называли «качками», «хулиганами» или «бандитами». Несмотря на то, что незнакомец был, как и все члены этой семьи, в пижаме и босиком, интуиция подсказала Майе, что парень не имеет к этой семье прямого отношения и он здесь, скорее всего, такой же гость, как и она. И поначалу стушевавшаяся Майя немного успокоилась и робко улыбнулась.
– А это мой Олег, – проворковала София, проследив за взглядом Майи.
Олег посмотрел на Майю без особого интереса и равнодушно кивнул.
– Майя, раздевайтесь и скорее проходите. У нас тут, как видите, пижамный маскарад, – пошутил высокий брюнет с седыми висками. – Владимир, как говорится, глава и опора святого семейства.
Владимир был вежлив, приветлив и очень радушен. Майя окончательно расслабилась и выдохнула.
– Очень приятно, Майя.
– Константин, покажи гостье дом, а я пока соображу, чем вас можно накормить, раз уж мои благоверная жена и драгоценная дочь решили устроить сегодня гастрономическую забастовку.
Майя захихикала, не переставая улыбаться этому зрелому мужчине. Они были очень похожи с Костей – оба рослые, темноволосые, с красивой кожей бронзового оттенка, но было кое-что особенное в облике Владимира, что отличало его от Кости, да и вообще от всех мужчин, которых когда-либо встречала Майя: его глаза. Это были на редкость живые, умные и добрые глаза. Они пытливо изучали, дерзко спорили, чарующе околдовывали, задиристо манили и лукаво испытывали. Эти глаза заглядывали в самую душу, проникновенно смотрели и внимательно слушали. Практически черные, миндалевидные, в обрамлении длинных пушистых ресниц глаза влюбляли в себя и очаровывали. Им хотелось безоговорочно верить, доверять самые сокровенные мысли и делиться своими секретами. Они были настоящими, понимающими и очень глубокими. Майя никогда прежде не встречала таких глаз.
Она с трудом отвела взгляд от их обладателя, почувствовав непривычное волнение и возбуждение. Это пугало и одновременно будоражило, потому что Владимир был вдвое ее старше, а у нее ни разу не было интимной связи с таким зрелым мужчиной, более того, она всегда считала, что такая разница вульгарна и неприемлема. Но утонув в фантастических глазах этого мужчины, она на мгновение позволила себе допустить такую фантазию.
– Ты чего зависла? – удивился Костя. – Пошли на экскурсию.
– Извини, немного задумалась.
Майя попыталась взять себя в руки, пока бурное воображение окончательно не утащило ее в темную бездну этих глаз. Отец Кости, который все это время за ней наблюдал, загадочно улыбнулся и подмигнул – словно прочитал ее непристойные мысли и нашел их забавными и невинными. Майя стушевалась и поскорее засеменила вслед за Костей. Проходя мимо его отца, она то ли случайно, то ли намеренно коснулась его руки. Рука была теплая и мягкая – не такая мраморная и холодная, как у его супруги и дочери. Будто эту руку сделали, как и весь дом, из благородной древесной породы. По коже Майи побежали мурашки.
– Дом на самом деле небольшой, вариант выходного дня – на первом этаже гостиная с кухонной зоной и кабинет, на втором – три маленькие спальни. На каждом этаже санузел, а на улице баня. В городе у нас дом попросторнее, а здесь – ничего лишнего, – подытожил Костя.
Дом и вправду оказался очень компактным, уютным и теплым. Пара мягких диванов и кресел с нарочито оставленными пледами, чтобы можно было в них завернуться; торшеры с приятным приглушенным светом, так и манящим примоститься неподалеку с книгой; длинный основательный дубовый стол, за которым с легкостью могли разместиться десять человек; двуспальные кровати и аккуратные комоды для одежды в спальнях; и функциональная зона для готовки – никаких рюшек, вазочек и цветочков. Все просто и лаконично.
Костя рассказал, что они построили этот дом много лет назад, задолго до появления в нем Майи. Когда-то давным-давно здесь была деревня, в которой родился дедушка Кости, – небольшие домики, скот, пасека… Со временем большинство жителей перебрались в крупные города за лучшей жизнью, а опустевшие дома стали заброшенными и никому не нужными, и постепенно остатки некогда маленького, но очень уютного мира поглотил величественный лес. И, быть может, эта деревня так бы и растворилась в лесной чаще, если бы не зов сердца людей, которые родились в этом месте. Их тянуло на родину. Так на смену обветшалым домишкам пришли новенькие и нарядные коттеджи с аккуратными лужайками и беседками, а вместо сараев для скотины появились гаражи для скутеров, снегоходов и лодок. Лес сдался, испугавшись звонкого смеха и рева моторов, и трусливо отступил.
Майя слушала, затаив дыхание. Ей все еще не верилось, что волею случая она будет встречать Новый год вместе с Костей и его красивой семьей. Но когда они наконец-то закончили экскурсию по дому и оказались в выделенной им спальне, Майя почувствовала неловкость. Они еще ни разу не ночевали вместе, да и в принципе оставались наедине считанное количество раз, поэтому предоставленная близость смущала и немного сковывала. Майя переживала за свой лишний вес, запах изо рта и неизбежность того, что нужно будет смыть косметику и лечь с этим парнем в одну кровать, а утром в ней же проснуться.
– Я могу лечь на диване в гостиной, – неожиданно предложил Костя. Видимо, ему тоже стало неловко.
– Да нет, – пролепетала Майя. – Все в порядке. Дай мне пару минут.
Костя кивнул, но выходить из комнаты не стал. Не глядя друг на друга, толкаясь и тут же извиняясь, они переоделись в предоставленные им пижамы и спустились к остальным.
Вся семья Кости уже сидела за столом: его статный отец Владимир, утонченная и изящная мама Ирина, грациозная и пластичная сестра София и ее накачанный и брутальный парень Олег. Окинув взглядом этих красивых и стройных людей, Майя испытала облегчение от того, что на ней была широкая рубашка от пижамы и такие же широкие и свободные брюки: в этом обличии никто не мог разглядеть и посчитать ее многочисленные складочки и лишние килограммы.
– Как вы добрались? – поинтересовалась мама Кости.
– Хорошо, спасибо, – вежливо ответила Майя, располагаясь на свободном стуле.
На самом же деле по дороге к родителям Кости возникло одно обстоятельство, которое никак не давало ей покоя: они сбили кошку. И это было совсем не хорошо.
Костя заехал за Майей около семи, когда на улице практически стемнело. Майя очень волновалась и примерно с обеда напрочь потеряла аппетит, а когда Костя наконец-то позвонил и сказал, что подъезжает, она уже была на улице и, ежась от пронизывающего декабрьского ветра, нервно мерила шагами двор, до последнего не веря, что будет встречать Новый год в компании Кости и его семьи.
Она плюхнулась на переднее сиденье, неуклюже чмокнула его куда-то между щекой и ухом и, вцепившись в сумочку, уставилась на дорогу. Костя же, наоборот, был в предпраздничном настроении, без умолку шутил и рассказывал ей занимательные истории из юридической практики, щедро снабжая их анекдотами по теме, и то ли на самом деле не замечал, то ли делал вид, что не замечает нервозного состояния Майи.
Они отъехали от города примерно километров сто, когда началась метель. Крупные снежные хлопья беспрестанно падали на лобовое стекло, вызывая неописуемое раздражение у стеклоочистителей, которые не справлялись со снегом и от этого вся яростнее и яростнее молотили по стеклу, издавая противный скрип.
Видимость на дороге становилась все хуже и хуже, и Майя испуганно вжалась в сиденье. Когда под капотом раздался глухой удар, Майя вскрикнула от неожиданности. Костя резко нажал на тормоза, отчего машину слегка занесло, и выскочил наружу. Майя поспешила следом за ним. Чуть поодаль от автомобиля лежала черная кошка с размозженным черепом. Видимо, удар машиной пришелся ей прямо в голову.
– Тьфу ты! – в сердцах сплюнул Костя. – Глупое животное.
Майя застыла при виде маленького черного комочка с красным месивом на том месте, где у обычных животных бывает морда с усами и две пары ушей.
– Испугалась?
Майя кивнула.
– Да ладно. Это всего лишь кошка – не медведь.
Майя опять кивнула и ничего не ответила, потому что прекрасно знала, что сбитая кошка сулит неприятности. А если ее сбил мужчина, то это может означать предательство, размолвки, несчастья в личной жизни и, что самое ужасное, – недолгий брак. И хотя она еще не была законной супругой Кости, ключевым здесь было «еще», поскольку Майя, как и любая нормальная девушка, расценивала их совместную поездку к его родителям как очередной шаг на пути к потенциально предстоящему замужеству. И сбитая кошка была совсем некстати. Игнорировать такой знак судьбы Майя никак не могла, поэтому в абсолютно расстроенных чувствах погрузилась в полное отчаяние, промолчав весь оставшийся путь.
Костя, который, естественно, еще не знал о планах Майи и их предстоящей свадьбе, расценил ее молчание как обостренную женскую чувствительность и ранимость и, чтобы хоть как-то сгладить обстановку, положил ей руку на коленку и так ее там и оставил, пока они не доехали до места назначения. Отчего Майя пришла к выводу, что игнорировать знаки судьбы, конечно, не стоит, но если вовремя предпринять меры, примету можно нейтрализовать, поэтому она решила не делиться за столом этим неприятным обстоятельством.
– Расскажите, как вы познакомились, – полюбопытствовала София, в предвкушении потирая руки. – Нам всем так интересно!
– Я в него врезалась, – смущенно призналась Майя.
– Ага, на машине автоинструктора, – добавил Костя, усмехаясь.
Ирина округлила глаза.
– И что же с машиной, сынок?
– Да все в порядке – что ей будет. Немцы умеют делать автомобили, а вот тому корыту, на котором ехала Майя, пришлось гораздо хуже.
– То есть вы были за рулем машины автошколы, а инструктор сидел рядом? – уточнил у нее Владимир.
Майя утвердительно покивала.
– А на ком в таких случаях лежит ответственность? – поинтересовалась Ирина.
– В теории, – начал объяснять Костя, – ученика во время вождения должен контролировать инструктор, но этот олень сидел в телефоне и ничего не видел. Майка начала поздно тормозить и въехала мне в зад. По идее, ответственность при аварии должна лежать на инструкторе, но регламентирующих такие ситуации законов нет, поэтому когда в машине находятся двое водителей, может возникнуть спорный момент, кто из водителей виноват, исход которого решает суд. Ну и плюс некоторые школы добавляют мелким шрифтов в договор с учеником пункт, в соответствии с которым вся материальная ответственность при ДТП ложится на ученика.
– Ничего себе! – возмутилась София. – И теперь Майя должна компенсировать ремонт?
– Майя ничего не должна, – усмехнулся Костя. – Потому что когда случилась авария, инструктор начал крыть ее четырехэтажным матом, Майя в слезы, а я, как вы знаете, не переношу женских слез… Пришлось вмешаться. Там в чем основной момент? – спросил он, и тут же сам дал ответ: – Если машина оборудована дублирующими педалями и дополнительными зеркалами, то при любом раскладе виноват инструктор, что бы они ни писали в своих бумажках. Пришлось объяснить этому чайнику, что если он решил повесить ДТП на Майку, то у него будут проблемы, так как такие действия противоречат Гражданскому кодексу и ПДД, – закончил Костя довольный собой.
Майя посмотрела на него с благодарностью и восхищением. Она пошла учиться на права за компанию с подругой – Майя вообще часто что-то делала за компанию. Маме эта затея показалась авантюрной и бесполезной:
– Ну скажи мне, зачем тебе права, если у тебя нет машины?
– Ни у кого нет машины, когда идут в автошколу, – резонно заметила Майя.
– Ну у тебя же и после не будет! – не успокаивалась мама. – У тебя даже велосипеда нет!
– Мам, а вдруг появится?
– Ну о чем ты говоришь! На голову, что ли, тебе свалится? Откуда у нас такие деньги?! Нужно жить по средствам! Лучше бы на бухгалтерские курсы записалась, и то толку бы было больше…
Мама Майи была женщиной консервативной и заурядной. Она привыкла жить скромно и без излишеств, умеренно выражая свои чувства и желания. Экономно вела хозяйство, одевалась практично и незатейливо, мыслила тихо и сдержанно, будучи уверенной, что каждому дано по силам и возможностям. Майя ее взгляды не разделяла.
– Майя, у вас такое редкое и красивое имя! – оторвал ее от размышлений папа Кости. – Никогда не был знаком ни с одной Майей. На ум приходит только Плисецкая!
– Честно говоря, меня в честь нее и назвали, – смутилась девушка. – Папе очень нравилась Плисецкая, и он даже хотел, чтобы я тоже стала балериной, но как-то не сложилось…
Майя втянула живот и ощутила до боли знакомое с детства чувство вины, когда она в очередной раз не смогла оправдать надежды отца.
– Папа смог это пережить? – лукаво поинтересовалась София.
– Да, вполне, – туманно ответила девушка.
Сидящие за столом рассмеялись.
– Позвольте полюбопытствовать, чем занимаются ваши родители, Майя? – обратилась к ней Ирина.
– Мама работает на чайной фабрике, а папа, он в другом городе. Родители развелись, когда я была маленькой.
Родители Майи развелись ровно в тот год, когда Майя пошла в первый класс… У них была самая обычная семья с простыми радостями и понятными ценностями, мелкими спорами и незначительными ссорами. Но вот стоило только отцу уйти от них, как Майя почувствовала невероятное облегчение. Словно с ее плеч сняли непосильную ношу.
Не сказать, что папа Майи был плохим или жестоким человеком. Сложным – да, но никак не жестоким. Тем не менее Майе с папой было непросто. Во всей округе не было ни одного такого отца, который бы столько времени проводил со своей дочерью – водил ее на балет и в бассейн, учил читать и считать, бегал на скорость вокруг дома и заучивал наизусть стихи. Но как бы Майя ни старалась, у нее ничего не получалось. На балете она была самой полной и неповоротливой девочкой; в бассейне обязательно умудрялась наглотаться воды с хлоркой, отчего ее потом сильно тошнило; стихи, как и, впрочем, буквы и цифры, давались ей крайне тяжело и никак не хотели запоминаться; а с бегом было и того хуже – она задыхалась, хваталась за бока и со слезами на глазах просила разрешить ей просто погулять. Папа злился, настаивал, ворчал, громко сопел, а потом раздраженно произносил: «Матрешка бестолковая!» И не было ничего хуже для Майи, чем слышать два этих слова, брошенных то ли сквозь разочарование, то ли от равнодушия. Лучше бы отец ее бил!
А с уходом папы ушла из жизни Майи и мама… Нет, она не собрала вещи и не закрыла за собой дверь, как это сделал отец. Она по-прежнему жила с ней в одной квартире, готовила еду, стирала вещи, но вот только практически не разговаривала и больше не улыбалась, и совсем перестала смеяться. Словно папа Майи по ошибке унес с собой ее голос, а может быть, и сердце, оставив ее с зияющей в груди пустотой. Мама все чаще закрывалась в ванной и тихонько плакала, часами сидела на кухне, уставившись в одну точку, и о чем-то думала, но никогда не делилась с Майей своими мыслями. А потом она тоже начала уходить. Молча. Украдкой. По ночам.
Майя была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что у мамы кто-то появился, кто-то, кто никак не хочет с ней познакомиться и поиграть, а потом ласково потрепать по волосам, пока мама готовит для них обед. Этот «кто-то» встал между ней и мамой безмолвной тенью, вынуждая ту раз за разом оставлять дочь одну в квартире и уходить куда-то, прикрываясь сумерками.
Майя просила маму не уходить, умоляла не оставлять ее одну, угрожала, что тоже уйдет куда-нибудь из дома ночью, но та грустно вздыхала, что-то бормотала про то, что дочь уже большая девочка, а маме нужно подумать о себе. Майя никак не могла понять, почему вдруг их жизни стали существовать по отдельности, отказывалась слушать эти неубедительные доводы и в отчаянии билась в истерике каждый раз, когда ее мама растворялась в ночи. Мама хмурилась, просила больше себя так не вести, а на следующий день снова уходила…
Майя плакала. Плакала и никому об этом не рассказывала. Плакала, зарываясь лицом в подушку, чтобы никто ее не услышал в пустой квартире. Плакала от одиночества, плакала от обиды, плакала от любви, которая навсегда покинула их дом. Плакала до тех пор, пока не пообещала сама себе, что если кто-то разрушит ее семью, она создаст себе свою собственную, где будут папа и мама, и много детей, и обязательно большой стол, и, конечно же, звонкий смех и радость…
И вот Майя, как и мечтала много лет подряд, наконец-то оказалась за тем самым большим столом, где есть мама и папа, и дети, и слышится звонкий смех и радость… Она улыбнулась сидящим рядом с ней людям и, прикрыв от удовольствия глаза, сделала большой глоток ледяного шампанского.
– Костя сказал, ваша мама, Майя, куда-то уехала, и вы остались совсем одна на Новый год? – обратилась к ней София.
Майя вздрогнула. София смотрела на нее немигающим взглядом.
– Да, так и есть, – Майя почувствовала, как ее лицо заливается краской.
– А куда она уехала? – не унималась София.
– За город, – туманно ответила Майя, сжимая под столом руки.
– Просто за город? Или это какая-то тайна? – София явно не планировала сдаваться.
– Софийка, да что ты привязалась к человеку! – вступился за Майю Владимир. – Сказали тебе – уехала, значит, уехала.
– Просто Майя нам ничего не рассказывает, а я, как и все женщины, питаю особую слабость к тайнам, даже таким маленьким, – София мило улыбнулась отцу.
– Мама уехала за город к школьной подруге, – наконец-то вымолвила Майя, переведя дух и собравшись с мыслями. – Я просто не знаю, к своему стыду, куда именно. Мама давно не общалась с этой подругой.
– Это что-то в стиле встречи одноклассников? – опять прицепилась к ней София.
– Можно и так сказать, – промямлила Майя.
– Майя, если бы вы только знали, какая у нас Софийка была любопытная в детстве! Ни одна тайна не проходила мимо нее. Выражение «ушки на макушке» придумали, наблюдая за маленькой Софией, – засмеялся Володя.
– И пару раз нас всех дружно подставляла, – оживился Костя. – Помнишь, мы были у деда в гостях, и ты увидела, как мама с папой тихонечко курят? Тебе тогда сказали, что это секрет и никому ни в коем случае нельзя об этом рассказывать. Ты очень серьезно кивнула и, едва успев перешагнуть порог дома, закричала во все горло: «Дед, Ба, я вам ни за что не расскажу секрет о том, что мама с папой курят!» У деда аж глаза на лоб полезли.
– А когда я попыталась выкрутиться и сослаться на то, что Софии показалось, – продолжила сквозь смех Ирина, – папа, конечно же, мне поверил, проворчав, что курят только проститутки. А свою любимую дочь он ну никак к этим дамам не хотел приписывать. София же насупилась и громко возразила: «Моя мама не проститутка!»
Все, включая Майю, покатились со смеху.
– И что вы сделали Софии? – спросила Майя, все еще смеясь.
– Конечно же ничего! – ответила за маму София. – Родители нас никогда ни за что не наказывали.
– Может, и зря, – резонно заметил Владимир. – Не исключено, что порка пошла бы вам на пользу.
– Милый, об этом не могло быть и речи, – улыбнулась Ирина, накрывая его руку своей. – Они были невозможно очаровательными малышами.
– Да-а-а, – согласился с ней супруг. – Оба розовощекие, пухлые, ласковые и шкодные одновременно. Вы, кстати, знали, Майя, что Костя в детстве жить не мог без двух вещей? Без футбола и без Софии. Они даже спали втроем – Костя, Софийка и футбольный мяч! Представляете?
Майя посмотрела на сидящего рядом с ней Костю, который, скромно потупив глаза, ковырялся вилкой в тарелке.
– Хорошо, что Костя вырос, – вклинился в беседу Олег. – Мне бы вряд ли пришлась по душе перспектива делить с ним кровать.
София театрально закатила глаза и поцеловала своего парня в плечо.
– Это да, – согласилась Ирина. – Котята выросли немножко… Честно говоря, даже слишком быстро. Кажется, еще вчера мы их заносили спящими на руках в дом, аккуратно, чтобы не разбудить, снимали с них ботиночки и укладывали в кроватки, подтыкали одеяла и взбивали подушки, а утром неизменно находили спящих в обнимку в одной кровати. И вот они уже самостоятельные и независимое личности, которые сами знают, чего хотят, и крайне редко обращаются к нам за советом… И наступает осознание, что время крошечных ботиночек и пуховых одеялок безвозвратно прошло… Знаете, – обратилась к своим детям Ирина, – если бы можно было повернуть время вспять, я бы вас вообще никогда не ругала, а только бы холила и лелеяла. Но только с возрастом понимаешь, насколько быстротечно время, а детство твоих детей проносится, как одно мгновение…
– Мамочка, за тебя! – София подняла бокал и, вскочив с места, подлетела к маме, крепко ее обняла и поцеловала в щеку.
– За вас! – подхватила Майя, осушив свой бокал до дня.
В заднем кармане ее джинсов завибрировал телефон. Майя посмотрела, кто ей звонит. Мама. Девушка дернулась, озираясь по сторонам. Мама позвонила еще раз.
– Извините, – обратилась она к присутствующим. – Мне нужно ответить.
Выйдя в коридор, Майя обнаружила, что мама успела отправить ей несколько сообщений: «Доехали?», «Почему не отвечаешь? Я смотрю “Голубой огонек”, сельдь под шубой в этот раз удалась. Приедешь домой, попробуешь», «Майя, ответь. Я волнуюсь».
Майя замерла с телефоном в руках, скованная страхом, что ее застукают на месте преступления, и пока мама не решила предпринять еще одну попытку дозвониться до дочери, быстро напечатала: «Все хорошо. Говорить не могу. Здесь шумно».
«Хорошо. Я ложусь спать», – тут же ответила ей мама.
Майя отрешенно посмотрела на прикрытую дверь гостиной, откуда доносился ласкающий ухо шум голосов, и почему-то вспомнила, как когда-то давно, в какой-то прошлой жизни она связала своему папе шарф – обыкновенный белый шарф. Она очень старалась, чтобы папе понравился ее подарок. Путаясь и пропуская петли, Майя вязала его очень долго и бережно, выпуская один за другим белые ряды пушистого полотна. Шарф получился длинный, неуклюжий, местами немного скукоженный и кривоватый, но такой теплый, что мог бы согреть не одно человеческое сердце холодной зимой. Папа очень обрадовался презенту, поцеловал дочь и, повязав шарф вокруг шеи, пошел на работу. Но уже прямо в подъезде снял подарок и затолкал его в портфель. Откуда папа, выходя на улицу без шарфа, мог знать, что в одном из окон их дома за ним внимательно следит пара детских глаз, которые, увидев торчащий из папиного портфеля белый вязаный шарф, вмиг перестали светиться от счастья и наполнились самыми горькими на свете слезами… Почему-то Майя была уверена, что отец Кости никогда бы не снял подарок своей дочери.
