Наталья Филатова
Искушение
"Нет! Не хочу так!" – всполохнуло внутри, вытолкнуло из подсознания заветные слова о помощи Великой матери. Молю о милосердии и прощении. Открылось нежное сияние, призывая воспоминания. Светлые, радостные. Доченька родимая, светятся рыжие волосы, как золотой нимб. Темное октябрьское небо расступилось, открывает дорогу солнцу. Бежит дочурка мне навстречу, смешно семеня ножками: "Мама, вернись". Голос ее вырвал из тьмы забвения.
Неведомая сила выбросила в другую реальность. Стою посреди избушки, всхлипывая, трясясь от испуга. Что происходит?
Сквозь пелену слез проступают бревенчатые стены, увешанные пучками разнотравья. В углу – беленая печь разинула горнило. Пляшут по горнице огненные всполохи от догорающих поленьев. У едва различимого слюдяного оконца застыла тень. Тихий вздох отделил ее от стены, приблизил – превратил в старушку. Голова подвязана платком, сверху кика рогатая. Лен рубахи спрятан за расшитым сарафаном. Угрюма, а глаза добрые, ласковые. Светятся, как васильки в золоте пшеничного поля.
– Не девка, не молодка, а все о любви – мечта, – хмурится старушка, – знаешь, кого своей тоской призвала? Огненного змея! Выест он всю тебя изнутри, да вселит нежить ледяную. Будет тогда горе.
– Все равно, все равно мне, – отчаяние разжигает злость, – нет моченьки, нет сил моих! Печет, жжёт все внутри. Нет давно меня, заблудилась в безвремени. Хоть раз! Ещё раз увидеть его ненаглядного.
– Вот, дурища, – сплюнула бабка через плечо, – говорю – морок тебя ест. Не человек, не милый твой. Обман. Тать ночной – любака – змеище, искуситель. Приходит к тем, кто в тоске о любимом мается.
– Почему? Почему именно я, – простонала, смотря в потолок, надеясь, что услышат намного выше.
– Твой дар для любаки, как изысканное лакомство. Ведь он сам пробирается в сознание, смущает искушением, потому что умеет мысли узнавать и желания угадывать. Твоя энергия – для него лучшая подпитка, – старушка накинула на меня пуховый платок. Тепло шерсти, а может – любовь, которую вплела в плат мастерица, согрели меня. Зрение немного прояснилось, я разглядела широкую деревянную лавку и без спроса рухнула на нее.
– Жаль мне тебя, – старушка поджала губы, сомневаясь в правильности своего решения, – Помогу, но помни! Нельзя оглядываться назад. Съест тебя твое прошлое! Утонешь в трясине безвременья. Поняла?
Что я могла понять? В тело вселилась лихорадка. Жгло от воспоминаний и силы адского прикосновения. В тумане, опадающем на пол запахом скисшего молока, слышалось причмокивание любаки, тянущего мою кровь. Челюсти от страха сжала – не разжать. Прикусила язык. Соленая отрава кровавого дурмана застыла во рту. Словно кляп воткнули в рот. Хотела кричать, но не было сил избавиться от морока.
Старушка засуетилась, принесла из-за печи склянки, свечи, сборы трав. Задумчиво, с укором посмотрела на меня, словно взвешивая и прикидывая дозу отвара или помощи. Не доложить – не дать силы к борьбе, но и избыток может навредить. Вылила в миску пахучую жидкость, поднесла к моим губам.
