Наталья Брониславовна Медведская
Незабудка
ГЛАВА 1
Сентябрь 1988 г
Солнечный зайчик странного цвета прыгал со стены на стол, со стола на потолок. Таня оглянулась. В глаза блеснул синий луч. Успела разглядеть, что стекло у зеркальца вымазано синей пастой, заметила смеющееся лицо Сашки. Улыбнулась и погрозила ему кулаком. Тут же почувствовала: сердце забилось чаще, щеки охватило жаром. Голос преподавателя доносился как из тумана. Попыталась сосредоточиться на том, что говорил учитель.
Вот уже месяц, как она и Лукьянов заключили необычный договор. Однажды вечером к дому Васильевых подъехал мотоцикл. Двое парней вызвали Таню на улицу. Каково же было удивление, когда она увидела Сашку и его лучшего друга Сергея. Лукьянов с седьмого класса нравился Тане, но он никогда не обращал на неё внимания и не знал её отношения к нему. Друзьями они тоже не стали, да и жили далеко друг от друга.
«Интересно, что привело ребят к моему дому?» – подумала она.
– Привет.
– Привет, Танюш. У нас к тебе срочное дело, нужна твоя помощь. Выслушай сначала, не отказывайся сразу, – обратился к ней Сергей.
Лукьянов, молча, кивнул. Ему явно было не по себе. Он старался не смотреть на собеседницу, его смущённый и одновременно сердитый взгляд всё время ускользал в сторону. На скулах алели пятна румянца.
Таня насторожилась.
– Говори, а уж я решу.
– Серега, твоя затея глупая, я только что это понял. – Повернувшись к растерянной однокласснице, добавил: – Извини, мы сейчас уедем. – Он надел шлем и завёл мотоцикл.
– Ничего не глупая, а гениальная. Я знаю женщин. Лариса проглотит наживку. – Сергей обеими руками схватил руль мотоцикла, останавливая друга.
– Интересно, откуда познания? – улыбнулась Таня.
– Личный опыт, – хмыкнул Сергей. – Выслушай, Васильева, будь человеком. Ты, наверное, знаешь, что Сашка интересуется одной особой в вашем классе?
– Это все знают, – усмехнулась она. Ей ли не знать! Сколько досады и боли испытала, наблюдая ухаживания Лукьянова за Ларисой.
– Пока у него ничего не выходит. Ледовская крутит, вертит им. – Он покосился на друга. – Ни да, ни нет. К ноге, пошел вон!
– Ну, ты, не очень-то! – Сашка слез с мотоцикла и попытался дать Сергею подзатыльник.
Тот увернулся смеясь.
– Хорошо, хорошо… успокойся! Я тебе эту Ларису на блюдечке с голубой каемочкой…как обещал. Тут особый подход нужен.
– То есть, по-русски говоря, Александр, не равнодушен к Ледовской и хочет добиться её внимания по-другому, но я-то тут причем? – поинтересовалась Таня.
Сергей схватил её за руку и крепко пожал.
– Какая ты умница! В самую точку. Сразу ухватила суть. С тобой приятно иметь дело. – Он отвесил шутовской поклон, громко чмокнул, делая вид, что целует Танины пальцы. – Идея такая: Саня для вида, но очень убедительно заводит дружбу с тобой. Красиво, на зависть всем, как у Ромео и Джули. А Лариса…
– Ну, ну, – перебила она его вдохновенную речь.
– А Лариса ещё та змея… – не смущаясь, продолжил он.
– Получишь в лоб, – пригрозил Лукьянов.
Таня покосилась на Сашку. Его высокие скулы вовсю полыхали румянцем.
– Спокойно, Саня. – Сергей изобразил испуг. – Повторяю, Лариса сразу клюнет и попытается всеми способами вернуть бывшего воздыхателя. – Он закатил глаза, делая вид, что не замечает недовольства на лице друга. – У неё с детского сада конфету нельзя было забрать, а делиться она, ох, как не любит. А тут поклонника отбили. Все знали, как он её обожал…
Отчего-то Сашке до ужаса стало неловко, хотя до этого разговора, он полностью одобрял идею друга.
– Прекрати.
– Она всех своих воздыхателей возле себя держит. И не нужны они, а выбросить жалко. С подружками поделиться жадность не позволяет. Гарантирую: её псих накроет, когда она вас вдвоём увидит.
Лукьянов чувствовал, как горит лицо, и был готов провалиться сквозь землю.
Сергей прижал обе ладони к груди.
– Саня, она сама предложит тебе руку и сердце! – закончил он торжественную речь. И совсем тихо пробормотал: – Если конечно у неё есть сердце. Никогда не мог понять, что ты в ней нашел?
– Я не хочу в этом участвовать, – разозлилась Таня, догадываясь в какую глупую авантюру хотят втянуть ребята. Мельком глянула на Сашку. Ожидала, что тот скажет: «Ну и ладно. Нет, так нет».
Но он удивил. Взял за руку, пристально посмотрел своими сумасшедше-синими глазами и попросил:
– Что тебе стоит? Месяц, два, сыграем в любовь, а потом будто поссоримся. И всё – ты свободна! – Лукьянов не понимал себя. Минуту назад он собирался отказаться от затеи, но произнёс совсем другие слова. Будто кто-то внутри него всё решил по-другому.
Таня вырвала руку. Горло сжало от обиды.
– Что стоит? В это не играют!
Сергей посмотрел на неё с подозрением. Неожиданная мысль о тайной симпатии Васильевой к другу запала ему в голову.
– Танюх, ты чего? Тебя помочь просят.
– А почему я? Девчонок много, может, другая согласится.
– Ты самая подходящая кандидатура. Это я предложил выбрать тебя, – пояснил Лукьянов и озадачился: «А ведь точно, никто кроме Тани не пришёл мне в голову».
Ей стало интересно.
– В каком смысле?
Сергей рассматривал девушку, будто увидел впервые. «А она необычная…и красивая. Глаза странные, вытянутые к вискам. Кого-то она мне напоминает…»
– Ты не такая как все. Вроде не выросла ещё, в детстве… – смущённо пробормотал Сашка.
– Ну, спасибо, – обиделась Таня и дёрнула плечом.
– Да нет же, я не это имел в виду, – попытался объяснить Лукьянов. – Все девчонки уже дружат, гуляют с парнями. А ты… Кто сунется к тебе, так отвечаешь, что больше не захочется подойти. Всё язвишь, высмеиваешь.
Таня фыркнула.
– Понятно, отстала в развитии. И по причине моей дремучести ты меня выбрал, что бы у всех глаза на лоб полезли. Ни с кем и вдруг с Лукьяновым!
Сашка покосился на возмущённую одноклассницу и крепче сжал руль мотоцикла.
– Ты меня неправильно поняла. С другой девушкой не получится красиво дружить – это будет обычное времяпрепровождение. Никого не убедишь, а главное Лариса не поверит. С тобой же просто гулять нельзя, все так считают. Только по-настоящему.
Лицо Тани сделалось грустным и озадаченным одновременно.
– Ясно, всё для того, чтобы Ледовскую убедить.
Разговор начал надоедать. Настроение испортилось, почему-то захотелось плакать или накричать на кого-нибудь.
– Ну наконец-то, – вздохнул Сергей облегчённо.
Сашка заволновался:
– Так ты согласна?
– Ну, если ты так её любишь, надо помочь твоему горю, – неожиданно для самой себя ответила она и подумала: «Что это со мной? Сдурела окончательно, согласившись участвовать в этом идиотском спектакле».
– Здорово! Только надо так сыграть, чтобы Лариса поверила! – обрадовался Сашка, ощущая странный раздрай в чувствах.
С того вечера прошел месяц. Одноклассники, преодолев первое изумление, стали считать их парой. Вечерами, если Лукьянов не находился на тренировке в секции по самбо, они гуляли по улицам или шли в кино. Притворство Сашки было мукой для Тани: ведь для неё их отношения – не игра. Она приняла условия договора только затем, чтобы хоть на время побыть его девушкой. Но если бы знала, что предстоит выдержать, не согласилась бы. Лукьянова волновало одно: куда смотрит Лариса? Как она себя ведёт? Если Ледовская наблюдала за ними, он становился нежным, ласковым и внимательным. Ей хотелось убить его за это. Душевную боль становилось всё труднее и труднее терпеть. С Таней творилось что-то невообразимое: она не могла без Лукьянова жить, дышать. Если Сашка не присутствовал на уроке, всё казалось скучным, неинтересным, пустым. Когда их никто не видел, он становился самим собой: остроумным, весёлым, хорошим собеседником без всякого актерства. Его немного колючие рассказы всегда оказывались сдобрены юмором. От природы Лукьянову досталось редкое качество: находить смешное в повседневности и судить об этом с юмором. Таня замечала, что украдкой им любуется. Ей нравилось в нем всё: спортивное телосложение, твёрдый подбородок, высокие, резкие скулы, чётко очерченные губы. Но самое замечательное в лице Сашки – это глаза, меняющие цвет. Они становились то зелёными под цвет его свитера, то ярко-синими, как рубашка. Если глаза вдруг бледнели до стального оттенка, это означало: он злится. На его правой щеке расположилась ямочка. Хотелось дотронуться до неё. Она мечтала взъерошить его пушистые светло-русые волосы. Боялась, что однажды не удержится и коснется их. Без Сашки для неё не было полноты жизни, одна ущербность. Таню томила и пугала сильная тяга к нему. Она ходила, дышала, спала, но всё это было второстепенным. Главное – он! Возможность видеть, быть рядом. Раньше Лукьянов нравился ей потаённо, тихо. В глубине души пряталось светлое, радостно-мучительное чувство, столько времени сдерживаемое оно прорвалось и нахлынуло на неё лавиной. Таня изо всех сил пыталась скрыть свою любовь. Со страхом ждала: скоро их игра закончится. Придется снова сидеть в одиночестве на лавочке, мечтая о нем. Только одна мысль, что больше не будет бродить с ним по вечерним улицам, слушать его истории, держась за руки, приводила в отчаяние. Когда он в первый раз взял её руку, их тряхнуло током.
«Синтетика, будь она не ладна», – засмеялся Сашка.
«Притяжение», – подумала она.
Лариса, как и предсказал Сергей, сначала с удивлением наблюдала за ними, потом стала относиться к сопернице с ревнивой неприязнью. Ледовская применила все уловки, чтобы вернуть бывшего поклонника. Лукьянов всё замечал, но делал вид: она его прошлое. Иногда Тане казалось: он играет обеими, наслаждаясь сложившейся ситуацией. Иначе как объяснить его странное поведение? Цель достигнута – уходи к Ледовской. А он, как привязанный, по-прежнему рядом с ней.
ГЛАВА 2
Александр проснулся рано. За окном чуть забрезжил рассвет. Он лежал, закрыв глаза, боялся вспугнуть ощущение неведомого раньше тихого покоя и счастья. Ему приснилась Таня. Во сне они шли, держась за руки, по огромному полю, усеянному васильками и маками. Она что-то говорила ему. Улыбка скользила по нежным губам девушки. Присели отдохнуть. Пшеница с васильками оказалась огромной почти до неба. Колосья, как деревья, качались над головой. Яркие шапки цветов величиной с подсолнух склонились над ними. Застывший воздух жаркий и тягучий пропах созревающим зерном. Ослепительное солнце сияло сквозь синие лепестки цветов. Его блики бегали по лицу Тани, и оно светилось.
«Ты, мой Василёк», – шептал он. И так радостно было на душе! Так явственно распирало от счастья грудь. Ему хотелось петь, кричать. Проснувшись, Сашка обнаружил: сердце бешено колотилось. Не верилось, что это был лишь сон.
Раньше ему Таня не снилась. Теперь же стал часто о ней думать, напрочь забывая Ларису. Чем ближе узнавал, тем больше понимал: они совершенно разные. Пытаясь разобраться, задавал Тане те же вопросы, что и Ледовской. Хотел знать, что она ответит? Как поведет себя в той или иной ситуации? Изучал Таню и заметил: его отношение изменилось. Осознал: его тянет к ней. Всё время хочется быть рядом, слышать голос, видеть её лицо, чувствуя волнение в крови. Много раз Лукьянов собирался поцеловать Таню, еле сдерживался. А ведь вначале он действительно просто так приходил. Мечтал о Ларисе, а стал думать и ждать встречи с Таней. Это удивило и даже разозлило, но он ничего не мог с собой поделать. За какой-то месяц одна девушка, полностью вытеснила из его сердца другую.
«Тряпка, – сердился на себя Лукьянов, – ну и что мне теперь делать? Как выпутаться из этого положения? Вдруг Васильева не захочет по-настоящему быть со мной? Что если я ей безразличен?»
Впервые трусил признаться девушке в своих чувствах. Боялся потерять её и запутывался ещё больше. Где-то в глубине души догадывался: Таня тоже неравнодушна к нему. Помнил её смущение, редкие, обжигающие взгляды. Не мог понять: почему раньше не обращал на неё внимания?
Сашка сомневался: «Кто разберет этих девчонок. Вдруг она уйдет, едва признаюсь, что хочу быть с ней… – Трусил принять решение: – А-а-а, как-нибудь всё утрясется. Буду надеяться на случай».
ГЛАВА 3
Десятый «А» не был дружным классом, он весь состоял из группок. Шесть девочек под предводительством Ларисы относили себя к «высшему обществу». Они редко снисходили до других учениц. Одни казались им слишком заумными, другие – скучными и глупыми, третьи – некрасивыми. Мальчики тоже разделились на группы: маменькины сынки, изгои и все остальные. Таня не попадала ни в какую группу, общалась со всеми, но близко не дружила ни с кем. По своему характеру она просто не могла быть никому задушевной подружкой, такой, какие бывают только в юности. С Женей Болотиной они жили рядом, вместе играли, но так и не стали близки по духу. С Васильевой общались все одноклассницы из «высшего общества», но не признавали за свою, ведь она «водилась» и с другими девочками, которых они презирали. Бедная Женька всерьёз страдала от «неправильного» поведения подруги. Болотина мечтала попасть в кружок школьных красавиц. А Тане не нравилось это разделение, она специально не примыкала ни к одной из групп. Внутреннюю жизнь класса не замечали учителя. Было смешно, когда ученицу из «низшего общества» ставили в пример ученице из «высшего».
«Может, выкинут из головы своё мнимое превосходство», – хмыкала Таня.
***
Начало октября. Впереди целый учебный год, но десятый «А» грустно встречал школьные торжества. Словно какой-то колокольчик отзванивал: для них всё в последний раз. Второго октября школа отмечала День выпускника. Приезжали бывшие ученики. В актовом зале с утра гремела музыка. Коридоры, классы, холл украшались цветами, шарами, гирляндами флагами. В этот день школа напоминала большой муравейник: столько народу толпилось в ней. Обычно празднества начинались с награды победителей разных конкурсов, олимпиад, состязаний, проводившихся летом в спортивно-трудовом лагере. Ребята работали и отдыхали в нём целое лето. В октябре подводились итоги, зачитывались телеграммы, приветствия от тех, кто не смог приехать. В десять часов начиналась концертная программа: выступал школьный хор, танцевальный ансамбль, драмкружок показывал смешные сценки. После часа дня в каждом классе устраивалось чаепитие, принимали гостей – бывших учеников школы. Слушали их рассказы о различных профессиях. Выпускники подсказывали, куда лучше поступать, где выгоднее или интереснее работать. Праздник продолжался до вечера. В восемнадцать часов из актового зала убирались стулья, и начиналась дискотека.
В этом празднике сливалось столько всего трогательно-торжественного, искреннего, радостного и печального одновременно. Смех малышей первоклашек смешивался с серьезными голосами взрослых. Дурашливость подростков со слезами радости бывших одноклассников, увидевших друг друга спустя много лет после окончания школы.
Вечером, перед праздником, в десятом «А» устанавливали столы, украшали стены. Школьники находились в приподнятом настроении. Смех, перекатываясь хрустальным шариком, вспыхивал то в одном углу класса, то в другом. Таня сердилась на себя: всем весело, а она злится. Какое ей дело до Лукьянова? Разговаривает с Ларисой, ну и что с того? Всё время, пока прихорашивали класс, Ледовская крутилась возле него. Помогала ему вешать шары, подавала нитки, ножницы. Она носилась по классу легко, весело, словно большая красивая бабочка. Успевала шутить со всеми. От её кружения становилось шумно и празднично. Таня, держалась, как могла, улыбалась, скрывая раздражение. А в душе ругала и себя, и Сашку, втянувшего её в глупый договор. Женя Болотина, подружка с детского садика, соседка по парте, подливала масла в огонь.
– Смотри, отобьёт Лариска Лукьянова. Ходит за ним, как привязанная.
Женька посмотрела на своё отражение в стеклянной дверце шкафа. Она недавно сделала мокрую химию на волосы чуть ниже плеч и ещё не привыкла к новому облику. Подруга напоминала живой шарик ртути, кругленькая, подвижная и шумная.
«Сказать бы тебе, – подумала Таня, – что со мной он понарошку, может, не капала бы мне на нервы». А вслух произнесла:
– Пусть попробует.
Глаза подруги заинтересованно заблестели.
– Ты так уверена в себе? За ней знаешь, как парни бегают. Давно ли твой Сашка следом ходил.
Но Таня разочаровала её своим спокойствием.
– Это было раньше. Давай прекратим этот разговор.
Болотина не могла простить себе, что не уловила момент, когда подруга и Лукьянов стали симпатизировать друг другу. У Женьки был один грешок – неуёмное любопытство. Она и не подозревала, что ничего не пропустила. О договоре Таня ей не рассказала. Зря сентиментальная Женька сожалела, что упустила начало романа. Любимые фильмы Болотиной – мелодрамы с хорошим концом, любимые книги – женские романы. Даже песни предпочитала о счастливой любви. Женька сердилась на скрытность подруги, у неё же душа была нараспашку.
***
Утром Таня проспала. Теперь спешила, бегала из кухни в спальню, на ходу хватая завтрак со стола. Сбитый во время хаотичных перемещений стул произвёл чудовищный грохот.
«Хорошо, что дом небольшой, – порадовалась она, – меньше километров намотаю.
Дом пятнадцать лет назад отец, Антон Сергеевич, построил сам, за два года, пока молодая семья жила на квартире. Строение, возведённое из белого кирпича, получилось нарядным. На фасаде расположились три высоких окна в обрамлении голубых ставень, служащих защитой от сильных зимних ветров. Он специально сделал большую светлую кухню, в ней теперь они проводили основную часть времени. Зал сделал такого же размера, как кухня, но эта комната часто пустовала. Имелись ещё две спальни, их и дочери. К дому примыкала холодная застеклённая веранда.
Таня собиралась, каждую секунду поглядывая на часы. Время приближалось к девяти, а бежать в школу почти километр. В половине десятого начинался праздник. Она суетилась так бестолково, что Анна Ивановна не выдержала:
– Успокойся, не мельтеши!
Мать лежала на диване с мокрым полотенцем на голове.
Если бы не лёгкое серебро в чёрных густых волосах матери, её можно было бы принять за девушку. Возраст Анны Ивановны приближался к тридцати восьми, но она сохранила стройную фигуру и яркие краски лица: губы не поблекли, кожа по-прежнему упруга, тёмные глаза влажно блестели. Внешне дочь пошла в неё. Таня надеялась, что к своим сорока годам будет выглядеть также.
Тошнота по утрам измучила Анну Ивановну. После рождения дочери, она долго не могла забеременеть, и вот спустя шестнадцать лет – получилось. Ещё ничего не было видно, но четырехмесячное создание в животе уже вовсю заявляло о себе.
«Надо бы купить косметику, – Тане захотелось подкрасить ресницы. – Они и так густые и длинные, но стали бы красивее».
Она покрутила головой, рассматривая смуглую гладкую кожу, вытянутые к вискам тёмно-карие глаза.
«И подводку пора приобрести. Одноклассницы давно потихоньку пользуются и тенями и помадой», – она вздохнула, вспоминая, что мать против использования любой косметики.
Таня быстро заплела косу
– Вы с папой придете в школу?
– Хотелось бы увидеть одноклассников, но у меня просто нет сил. К тому же папа очень занят. А ты беги – опоздаешь.
Она чмокнула мать в щеку и побежала в коридор обуваться.
– Отдыхай, ничего не делай. Я завтра постираю и уберу в доме, – крикнула дочь уже со двора.
Всю заботу о доме и хозяйстве они с отцом взяли на себя. Поздняя беременность расшатала здоровье Анны Ивановны. Давление прыгало, ноги отекали, болело сердце. Таня очень переживала за мать.
Она выскочила из дома в девять часов, всю дорогу бежала. Сашку увидела сразу, словно он стоял один, а не в окружении ребят.
«Подойти к нему или пройти мимо?» – Таня замешкалась, не зная, как поступить.
Лукьянов, заметив ее, вышел на встречу.
– Ну где ты бродишь? Там полный зал. Все собрались. Ребята уже на местах, я только тебя ждал.
И потащил через толпу, крепко держа за руку.
Ого, сколько народа! Шум. Смех. Столько радостных лиц. Многие встретились впервые после окончания школы, кто-то вытирает слезы, кто-то обнимается. Рядом три полных дамы в возрасте называли друг друга смешными школьными кличками. Слушая их, Женька зажимала руками рот, чтобы не засмеяться в голос. Тане стало легко и весело. Всю торжественную часть они сидели с Сашкой рядом, он не выпускал её руку из своей. Таня попыталась незаметно вытащить кисть из его ладони. Он засмеялся:
– А я не отпущу.
– Может, хватит? Лариса сюда не смотрит, – произнесла она сердито.
Лукьянов сразу помрачнел и выпустил ладонь.
«Ну кто тянул за язык? Зачем это сказала? Почему у меня такой вредный характер?» – стала казнить себя Таня.
Сразу стало грустно. Праздник как будто затих, угасли краски.
«Было прекрасное настроение и вот, в одну секунду, оно исчезло. Почему девчонки любят всё усложнять? Всегда хотят получить объяснение. Им нужны слова. Хотя по отношению к моему Васильку, я не прав, – размышлял расстроенный Сашка. – Вряд ли ей хочется услышать объяснение в чувствах. Она очень сдержанный человек. Я поставил её в двусмысленное положение. Моё поведение трудно понять. Своего добился: Лариса обратила на меня внимание. Откуда Тане знать, почему так поступаю? Назло Ледовской или потому, что сам так хочу? А я, действительно, хочу. Не нужна мне больше Лариса. Сам удивляюсь, как это произошло. Выберу время, поговорю с ней». Приняв решение, Сашка повеселел.
Друг детства Сергей как-то сказал ему: «Девушки придают слишком большое значение словам. Им кажется, что произнесённое слово закрепляет отношения навечно и больше ничего уже не изменится. Глупости! Сегодня я её люблю и верю в это. Она вытащила из меня признание. Завтра могу разлюбить. Девушка будет упрекать меня во лжи, а я не врал, в тот момент так чувствовал. Пару раз обжёгся, и теперь признание в любви из меня клещами не вытащат!»
Александр следовал совету друга. Действительно, проблем при расставании с очередной девушкой у него никогда не возникало. Но Таня не похожа ни на кого, она – другая. Лукьянов улыбнулся, вспомнив давний случай. Семиклассников повезли на совхозное поле собирать за комбайнами кукурузу. Вместе с початками попадались мыши. Мальчишки, схватив грызунов за хвост, бегали за одноклассницами и пугали их. Они грозили засунуть «чудовище» за пазуху или за шиворот. Девочки истошно визжали, отбивались. Такое развлечение позволяло ребятам безнаказанно дотрагиваться до девочек. Самые храбрые успевали обнять понравившуюся одноклассницу. Сашке тоже попалась маленькая мышь. Крепко держа её за хвост, он наметил ближайшую к нему жертву – ею оказалась Таня. Незаметно подкравшись, он сунул мышь прямо в лицо – и ничего не произошло. Девочка молча смотрела на него глазами цвета тёмного шоколада и улыбалась. Он почувствовал себя круглым дураком. Спасла положение Женька, увидев в его руке мышь, как положено, громко закричала. А ему вдруг расхотелось пугать. Лукьянов выбросил мышку в сторону.
– Ты не боишься?
– Нет, – последовал короткий ответ одноклассницы.
«Я переживаю, а он улыбается», – рассердилась Таня, заметив широченную улыбку на лице парня.
Он повернулся к ней, по-прежнему улыбаясь во весь рот.
– Скажи, ты правда, тогда на кукурузном поле не испугалась мыши?
Теперь и она улыбнулась, вспомнив тот случай.
– Ещё как испугалась, до ужаса. Ты об этом сейчас думал?
– Да. Не знаю, почему вспомнил. Тебе удалось меня обмануть. Тогда я зауважал тебя, врунишка.
– Я воспитывала силу воли, но по отношению к мышам не совсем удачно, – хмыкнула Таня
Сашка взял её за руку и больше не отпускал до конца концерта.
Вечером началась дискотека. Лукьянов играл в школьном ансамбле.
Таня стояла у стены зала рядом с другими девочками и слушала музыку и мучилась: «Почему она стесняется Сашки? Руки, ноги как ватные, не может нормально танцевать, а ему со сцены все видно. Лучше бы его не было здесь, или был, но рядом».
Ловила на себе его взгляды и стеснялась ещё больше. Самой себе казалась неуклюжей и некрасивой. В душе бурлили противоречивые чувства. Большинство девушек в присутствии парней преображаются, ещё лучше выглядят. Только у неё всё не так – стоит как чучело. Играла музыка. Быстрые танцы сменялись медленными. На сердце становилось всё тяжелее. Как, нарочно, никто не приглашал на танец. Лариса же стала королевой бала, её приглашали наперебой. Соперница в вальсе проносилась мимо, бросая в сторону Тани презрительные взгляды, а у неё от негодования и обиды кровь закипала в жилах.
Едва начинался медленный танец, Таня молила: «Только бы не остаться одной у стены, хоть бы кто-нибудь, подошел!»
Ей казалось, Лукьянов видит её поражение. Разве можно сравнить Ларису с ней? Такую красавицу с какой-то замухрышкой. Увлекшись самоуничижением, не заметила, что к ней подошёл незнакомый мужчина. Он выглядел лет на двадцать пять.
– Милая незнакомка, разрешите вас пригласить.
Таня подала руку и позволила отвести её в центр зала.
– Меня зовут Олег. Я окончил институт и вернулся работать в поселок. А как вас величают? – он говорил нарочито старомодно, это выглядело очень забавно.
– Таня, – сообщила она с улыбкой.
– Где же проживает такое неземное создание?
– В обычном доме на Рябиновой улице, – хмыкнула она.
– Рябины действительно растут на улице?
– Не совсем. Возле моего дома орех и около дома подруги орех, но есть и другие деревья. А рябина на всю улицу одна.
– Понятно. Улица чьей-то мечты.
Оказалось, он учился в этой же школе, а живёт в соседнем переулке. Будет работать агрономом в совхозе. Олег развеселил её. Настроение поднялось. Вечер снова стал интересным. Олег не отошел от Тани, когда закончился танец. Стал приглашать на все последующие. Он явно заинтересовался ею. Таня украдкой поглядывала на Лукьянова и поражалась мрачному выражению его лица. Сашка не спускал с неё глаз.
Смутная догадка промелькнула в голове: «Ревнует? Или просто думает, что нарушила договор и теперь злится».
Неожиданно, к началу следующего танца появился Лукьянов и пригласил её танцевать. Олег удивлённо посмотрел на него:
– Эта девушка уже приглашена.
– Может быть, и приглашена, но это моя девушка! – возмутился Сашка и повел Таню к сцене подальше от соперника.
– Ты ничего не перепутал?
– Нет, а ты?
Лукьянов так сильно прижал её к себе, что она уткнулась носом в ворот его расстегнутой рубашки.
– Мне дышать нечем, – пожаловалась Таня.
Сашка немного отстранился.
– Извини, я нечаянно.
Впервые Таня танцевала с ним и была так близко. Голова чуточку закружилась. Она не смотрела ему в лицо, видела только шею и кусочек груди. Запах его кожи показался ей родным и волнующим, будоражил кровь и будил неведомые чувства. Таня ощутила тепло его рук на спине. Она словно превратилась в туго-натянутую звенящую струну, и этот неслышный другим звон уловила его душа. Неровное дыхание Сашки попало точно в такт её дыхания. Сердца забились в унисон, как будто они превратились в единое существо.
«Что с ним? Почему так волнуется? Руки дрожат, как у нервной дамочки. Где его знаменитое хладнокровие, которым так гордился?»
Сашка осознал: он ревновал, дико ревновал. Никто не должен касаться Тани! Плевать ему на Ларису и на всех, кто рядом с Ледовской. Оказывается, ему нужна только эта девушка, колючая и нежная одновременно. Раньше он не ревновал – думал выше этого. И вдруг обнаружил, что готов прибить незнакомого парня только за то, что тот танцевал с ней. Что-то похожее на панику нарастало в его душе: «Что же Василёк со мной сделала?»
Они медленно шли по вечерней улице. Пары обгоняли их. Сашка накинул Тане на плечи свой пиджак. Она куталась, касаясь щекой поднятого воротника, и украдкой вдыхала его запах.
– Я начинаю завидовать этому пиджаку, – улыбнулся он.
Таня смутилась. На высоком орехе возле дома в тумане висели качели.
– На твоей улице растут одни ореховые деревья, а она называется Рябиновой. Почему? – чуть растягивая слова, поинтересовался Сашка, любуясь нежным овалом лица девушки.
– Мне сегодня уже задавали этот вопрос. Видимо собирались посадить рябины, но нашли только ореховые саженцы, – озадачилась она.
Они приблизились к её дому. На толстом суку тополя висели качели. Когда-то отец повесил их для маленькой Тани, но крепкий канат легко выдерживал и взрослого. Они с Женькой до сих пор время от времени садились на отполированную попами дощечку. Она показала на качели.
– Покатаешь?
– За поцелуй, – ответил Сашка и поразился бешеному стуку своего сердца.
Придержал дощечку, пока Таня усаживалась. Он катал, а она вспоминала, сколько вечеров провела на этих качелях, мечтая о нём. Как волновалась душа, ожидая неизведанного и прекрасного. Теперь понимала – это было предчувствие любви. Качели плыли в тумане. Таня находилась в столбе рассеянного света, льющегося из окон дома.
– Ты как на сказочных качелях, – тихо произнёс Сашка, останавливая их. – Красиво, правда? – в этот миг он понимал её полностью.
Она благодарно улыбнулась и впервые за весь вечер посмотрела ему в лицо. От светящихся глаз Лукьянова сердце дало сбой. Сашка наклонился и прикоснулся к её губам. Таня подняла руки, обняла его за шею и дотронулась до волос на затылке.
– Мягкие, как я и думала, – прошептала она, перебирая пальцами завитки.
– Сладкие, как я мечтал.
Его руки на плечах Тани вздрогнули.
– Черт! Голова закружилась, как у барышни, – хрипло засмеялся Сашка.
Она отстранилась от него и заглянула в глаза.
– Это плохо.
Его зрачки расширились, от чего глаза превратились в бездонные
колодца.
– Мне лично, очень хорошо, – он пристально смотрел на неё, – никогда такого не чувствовал.
– А я не знала, что так бывает…
«Зачем призналась? Теперь он понял, что ни с кем ещё не целовалась», – вспыхнула Таня.
Ей показалось: между их душами протянулась прочная невидимая нить. Когда простившись, Сашка уходил домой, её сердце рванулось за ним. Она не знала, что он тоже испытал острую боль от расставания.
На следующий день Таня проснулась рано. Долго лежала с закрытыми глазами. Не заметила вошедшей в комнату матери.
– Что с тобой творится, ты сама не своя?
– Просто хорошо жить. – Она потянулась и обняла мать. – Как ты себя чувствуешь?
– Ужасно, как будто каждое утро меня выворачивают наизнанку. Когда я носила тебя, было легче. И почему ему не сидится спокойно? Как я выдержу ещё пять месяцев, не знаю.
Таня не делилась с матерью секретами, но та будто чувствовала, когда надо помочь. Приходила к ней в комнату, говорила о чём-то. Когда уходила, оказывалось: без расспросов, незаметно давала так необходимый на тот момент совет.
Отец обладал спокойным, уравновешенным характером. Не любил шумных компаний, долгих застолий. В их доме редко бывали гости, но Таня знала: у отца добрая душа. Антон Сергеевич никогда ни на кого не повышал голос. Всегда прощал жене резкие слова, понимая её взрывной характер. Именно он пристрастил дочь к книгам.
