Наталья Брониславовна Медведская
Листья мушмулы

Юлька изо всех сил хотела казаться весёлой и бесшабашной. Усердно гнала от себя тревогу и страх быть пойманной на задворках школы вместе с другими прогульщиками. Она отчаянно завидовала спокойствию Тони Симаковой и Нади Калугиной. Одноклассницы сидели на поперечине, оставшейся от деревянного забора. Штакетины в заборе, огораживающем школьный двор, в этом дальнем углу давно выломали, теперь он напоминал рот старца с пеньками вместо зубов. Пока Тоня и Надя спокойно болтали о фильме, Юлька, стараясь делать незаметно, озиралась по сторонам. В душе она ругала себя за слабоволие и желание казаться круче, чем есть на самом деле. Ей совершенно не нравилось то состояние, в котором она находилась.

«Такой трусихе, как я, не стоит прогуливать уроки. Лучше бы спокойно сидела в классе. Зачем повелась на предложение Надьки прогулять химию? Мне-то чего трястись? Вот дура, захотела стать нарушителем дисциплины и спокойствия? Ну и как – нравится? А если кто из учителей сюда заявится? Тогда точно к директору вызовут. Ещё и матери позвонят. Ладно, мать узнает, а если отец? – Юлька поёжилась, вспомнив жутко вспыльчивого родителя. Он сначала наказывал, и только потом разбирался. – И почему я не могу, как Евдоха, отвечать? Ленка не боится казаться слишком умной. И никто её не считает занудой или серой массой».

Весьма самостоятельная, не по годам серьёзная Лена Евдокимова смело шла наперекор общему мнению и совершенно не боялась, что может стать изгоем в классе. Юлька втайне завидовала Евдокимовой, она не умела, как Лена, не поддаваться чужому влиянию. Это, конечно, не означало, что Юлькой можно руководить или легко подтолкнуть к серьёзным проступкам, но она была очень чувствительна к тому, как к ней относятся в классе. Юлька страдала бы, понимая: её с трудом терпят, избегают, не хотят дружить. Это отличнику Валере Маркову совершенно наплевать на отношение одноклассников, на всех он смотрел свысока, считая себя – и не без основания – самым умным. Она бы так не смогла.

Юлька с ненавистью посмотрела на круглое, щекастое лицо Тоньки, на её голубые, чуть навыкате, глаза. «Вот зараза, ржёт как ни в чём не бывало. Кино обсуждает. Урок не выучила – двойки в четверти боится. Надька по той же причине прогулять решила. А я чего?».

Она как-то по-новому глянула на одноклассниц и только сейчас заметила: закадычные подружки при всей однотипности совершенно не походили друг на друга. Хотя обе натуральные блондинки, с голубыми глазами, белёсыми бровями и ресницами. Но Симакова за последний год поднабрала килограммов десять и стала похожа на крупнотелую взрослую женщину. Надька же даже при её чуть излишней полноте всё равно казалась девочкой – и очень симпатичной.

Никогда ещё урок не длился так долго. Минуты тянулись, будто жвачка между пальцев. В укромный уголок за котельную к сломанному забору пришли несколько старшеклассников, они с насмешкой смотрели на прогульщиц.

– Привет, Сима, – помахал рукой высокий черноволосый парень. – От контрольной спасаетесь?

Щёки Симаковой заполыхали маками.

– Привет, Стас. Да так… неохота огребать зря.

Юлька вытаращила глаза. Тоня запросто общалась с взрослым парнем. Да ещё с кем? Десятиклассник Станислав Чёрный и его дружок Ян Горохов считались авторитетами в школе. Под ироничным взглядом Яна Юльке хотелось провалиться сквозь землю. Она не знала, как себя вести.

– Я смотрю, ты в ваш дружный тандем новенькую добавила? Что, Сима, – с малолетками связалась?

До Юльки дошло: это её Горохов счёл малолеткой. Она подозревала: с виду так и было. По сравнению с физически развитыми сверстницами Юлька выглядела ровно на свои тринадцать лет и едва наметившимися женственными формами сильно уступала объёмам подружек.

– Не скажи, Ян. Юлька молоток, никогда ябедой не была. Верно, Алхазова? – с толикой ехидства задала вопрос Тоня.

Юлька от смущения даже собственную фамилию не услышала, только быстро кивнула. Она мгновенно позабыла неприязнь, которую только что испытывала к одноклассницам, подначившим её на неблаговидный поступок.

Ян небрежно откинул назад длинную чёлку, падавшую на глаза. Его необычные синие глаза с любопытством вперились в миловидное лицо девочки. С лёгкой улыбкой, явно подражая кому-то, он задержал взгляд на ярких от природы губах Юльки, буквально заглянул в зрачки её тёмно-карих глаз. Достал из кармана ветровки сигарету, прикурил от изящной зажигалки в форме пистолета. Потом словно спохватившись, предложил собеседницам.

– Прошу, дамы.

Тоня и Надя взяли по сигарете, Ян щёлкнул зажигалкой.

– А ты, Алхазова?

Юлька покачала головой. Она сейчас ужасно жалела, что не умеет вот так красиво, как подруги, держать сигарету двумя пальцами и, прищурив глаза, пускать дым с задумчивым видом, будто ей ведомо что-то важное и значительное. Когда Юльке исполнилось десять лет, она, стащив у деда Лёвы две папиросы, попробовала закурить. Мало того, что попало от родителей, учуявших запах табака, но ещё и в горле драло и мутило от дыма. Сейчас, рядом с ровесницами, она ощущала себя малозначительной и неинтересной. Ян наклонился, вытянув губы трубочкой, пустил дым ей прямо в лицо.

– Надо научить малышку. Стас, как считаешь?

Юлька, закашлявшись, отступила в сторону. С удивлением увидела злое выражение на лице Калугиной. Взяв Яна под руку, та наигранно засмеялась.

– Лучше меня научи.

Стас со странной ухмылкой заявил:

– Тебя, Наденька, он уже всему обучил, а эта свеженькая.

Пока Юлька пыталась понять подоплёку этого заявления, зазвенел долгожданный звонок. Стас чмокнул Тоню в щёку.

– Пока, Сима, увидимся вечером.

Юлька подхватила сумку. Теперь главное, затерявшись в толпе, проникнуть в класс. Задворки начали наполняться школьниками. Кто-то, строя из себя бывалых и взрослых, курил, кто-то делился впечатлениями о фильмах и клипах. Обычная речь без конца перемежалась матом. Прогульщицы пересекли школьный двор, прошли длинным коридором в самый конец. И тут им не повезло. По какой-то причине химичка Полина Ивановна задержалась в классе, и они столкнулись с ней на пороге. При взгляде на закадычных подружек Калугину и Симакову губы на породистом интеллигентном лице химички брезгливо скривились.

– Думаете, избежали самостоятельной работы? А двойки я исправлять буду? Завтра же решения всех задач из нового материала мне на стол, или кол в четверти вам гарантирован.

Юлька, до поры невидимая за спинами высокорослых одноклассниц, мечтала провалиться сквозь пол. Глазастая Полина Ивановна, уловив метания Юльки, отодвинула Симакову в сторону.

– Ну а ты, Алхазова, почему не присутствовала на уроке? Опоздала? Заболела? Проспала?

Юлька обычно не лезла за словом в карман, но тут растерялась. Химичка, однако, быстро разобралась в ситуации.

– Какие у тебя с ними общие интересы?

Юлька промолчала.

– Что ж, сама напросилась. Все решения к завтрашнему дню, но лично для тебя – из дополнительного задания. И ещё. – Она подцепила пальцем ремень сумки, висящей на плече школьницы, тихо добавила: – С чего вдруг бунтовать вздумала?

Полина Ивановна окинула взглядом троицу прогульщиц, застрявшую в дверях, отступила в сторону, пропуская их в класс. С досадой посмотрела вслед Калугиной и Симаковой. Обе девочки по всем предметам с трудом тянули на тройки. А Симаковой, если б могла, и вовсе поставила бы двойку. Но нет. Обязана дотянуть лентяйку до девятого класса. А там уж пусть идёт на все четыре стороны… А вот то, что Алхазова с ними – плохо. Надо поговорить с девочкой. Юля очень способная, правда, тоже лентяйка. Не напрягаясь, решает задачи по математике, физике и химии, так же без труда пишет неплохие сочинения. Лёгкость в усвоении материала сыграла с ней злую шутку, Алхазова не желает прилагать усилия, бегает по верхам. На олимпиаду по точным наукам её не пошлёшь, на конкурс по литературе тоже. Хорошие пишет сочинения, но всё же не выдающиеся. Вот бы уговорить её позаниматься дополнительно, поднатаскать по химии – тогда можно и на олимпиаду ехать.

Полина Ивановна ушла. Юлька пробралась на своё место у окна. Соседка по парте и лучшая подруга Марина тут же начала высказывать обиду.

– Алхазик, ты с ума сошла? Из-за тебя я не написала самостоятельную. Да и остальные на тебя надеялись.

Юльке не требовалось зубрить и старательно заучивать правила и теоремы, прочитав один раз или внимательно выслушав учителя, быстро всё запоминала. К умению вычленить главное, понять суть, добавлялась лёгкость изложения. Она не понимала, как некоторым одноклассникам хватает терпения по нескольку часов сидеть за уроками, так же не понимала тех, кто совсем не разбирался, по её мнению, в элементарных предметах. Что там сложного-то? Так уж повелось с пятого класса, Юлька быстро решала примеры и задачи, передавала листок по классу, а потом до конца урока усердно изображала умственный процесс. Как-то Валера Марков поинтересовался у неё.

– Тебе не жалко своего труда? Зачем даёшь списывать половине класса? Пусть сами решают.

Юлька беспечно заявила:

– Не жалко. Какой там труд. Пусть списывают.

Валера сузил глаза цвета чернослива, скривил узкие губы.

– Зарабатываешь дешёвую популярность?

– Да не нужна мне популярность. В отличие от тебя я не жадина, вот и всё.

Хотя, честно сказать, втайне досадовала. Иногда ей не хотелось делиться результатами задания, злилась, когда списавшие получали такие же оценки, как и она. Но отказать как Валера, не умела – духу не хватало. А признаваться в этом не желала даже себе.

– А ты не подумала, что оказываешь медвежью услугу ребятам? Они бы хоть изредка за книги брались, а так на тебя да на Серёгу Антонова надеются.

Юлька обычно решала первый вариант задания, а Сергей Антонов – второй. Так сказать, охватывали всех желающих списать.

– Можно подумать, я не даю им учиться, – рассердилась она.

Больше Валера не общался с ней, демонстративно игнорировал, чем доводил эмоциональную Юльку до белого каления.

Марина толкнула её авторучкой в бок, оставляя на белой кофте синий след от пасты.

– Чего молчишь? Хоть бы предупредила. Полкласса теперь двойки схлопочут. Инка чего-то там нарешала, но провозилась долго – не все успели списать. А Валерка, сволочь, помочь не захотел.

Юлька посмотрела на пятно от шариковой ручки, с досадой ответила:

– Я вам что, нянька?

В круглых светло-карих почти жёлтых глазах Марины промелькнула обида, удлинённое лицо вытянулось ещё больше.

– Но предупредить-то могла! Я бы сегодня в школу не пошла. А ты чего прогуляла?

– Да так… Не хотелось идти на урок, – Юлька не могла признаться подруге, что попросту сглупила.

– Алхазова, ну ты и подставу устроила, – хлопнул её по плечу Гай Климов.

Юлька подняла голову.

– Климов, иногда полезно и своей головой думать.

Гай наклонился к её лицу и вдруг брезгливо сморщился.

– Фу, как из помойки несёт! Алхазова, тебе тоже мозги надо включать.

Он хотел что-то добавить, но, махнув рукой, отошёл. Марина принюхалась к подруге, жёлтые глаза расширились.

– От тебя действительно воняет. Ты курила?

– Ничего подобного. Это Ян на меня дохнул.

– Горохов? – И без того большие глаза подруги увеличились ещё. – Ты разговаривала с Яном? Прямо рядом-рядом стояла?

Горохов с недавних пор стал недосягаемой мечтой Марины. В её альбоме фото Яна окружали сердечки. Подруга обратила на него внимание в сентябре на школьной линейке, хотя до этого видела его по сто раз на дню у себя дома. Ян учился в одном классе со старшим братом Марины Александром. До злополучной линейки Марина не замечала Яна и вполне спокойно общалась, когда он снисходил до разговора с младшей сестрёнкой друга. После того, как её пристукнуло любовью – по-другому это не назовешь – Марина могла смотреть на Яна только издали.

– Так, перекинулись парой фраз. По-моему, Калугина к нему неровно дышит.

Перед глазами Юльки стояло лицо Гая. Выражение отвращения, которое появилось, как только он уловил сигаретный дым, очень беспокоило. Она прекрасно знала: Гай терпеть не может курящих девушек и женщин. Надо же, как меняется её отношение к этой вредной привычке… Рядом с Яном она хотела казаться взрослее, и сигареты в руках одноклассниц не смущали. Если посмотреть глазами Гая – это отвратительно. А ей мнение Климова важнее. Неужели всё зависит от того, чьё мнение важнее? Она чуть повернула голову налево, скосила глаза на четвёртую парту в среднем ряду. Тут же её глаза встретились с глазами Гая, уголки его губ чуть дёрнулись в ехидной усмешке. Чёрт! Зачем смотрела? Теперь будет думать, что она за ним наблюдает. Тут же дала себе слово, что до конца уроков в его сторону даже не глянет.

После уроков Марина побежала на дополнительные занятия по английскому, а Юлька стала неспешно собирать учебники в сумку. Она всячески тянула, ожидая, когда Климов выйдет из класса. За четыре урока и три перемены у неё буквально шею свело от напряжения. Голова так и норовила повернуться в сторону Гая. Он тоже не сводил с неё глаз и был жутко зол. Мало того, что дружбу завела с Симаковой и Калугиной, так ещё пропахла дымом, наверное, курила с ними за котельной.

– Гай, ты идёшь? – поинтересовался Степа Тарасов, не понимая, чего друг ждёт. – Не забыл, нам сегодня на тренировку?

– Пошли. – Гай решительно повесил рюкзак на плечо и направился к выходу из класса.

– Алхазик, – окликнула Юльку Тоня.

Симакова уже подготовилась к выходу в свет, иначе говоря, к выходу из школы, подвела чёрным карандашом глаза, накрасила яркой помадой губы.

– Ты же понимаешь, как важно выполнить задание химички? Она давно к нам придирается. Будь другом, помоги, – Тонька, нагнувшись, на манер заводной куклы похлопала ресницами, умильно заглядывая в лицо Юльки.

– А меня мать достанет нотациями, бывает, часа по два пилит, – добавила Надя. – Если приволоку двойку – прощай новый планшет. Юль, тебе ведь не трудно решить?

– Хорошо, – смирилась Юлька, выкладывая учебник из портфеля. – Я попробую вам объяснить.

Надя всплеснула руками.

– Это замечательно, но нас ребята ждут. Ты давай сама. А мы в пятницу перед уроками перепишем. Спасибо, спасибо, Юльчик.

Тоня добавила радостно:

– Ты настоящий друг, даже не представляешь, как выручила.

Одноклассницы ушли. Юлька вздохнула: «И кто я после этого? Слабачка». Особенно ей было противно от того, что она знала: задание для них сделает в любом случае.

В расстроенных чувствах она брела по улице. «Как будто грязной тряпкой по лицу мазнули. Почему я не отвечу, как Марков? Он был прав: я трусиха и приспособленка».

***

Семья Алхазовых проживала в двухэтажном доме, построенным дедушками и отцом Юльки. Она очень любила свой уютный дом и всегда с удовольствием в него возвращалась. На первом этаже располагалась кухня-столовая, ванная комната, гараж и кладовая, на втором три спальни: её, родителей и младшего брата. А ещё под домом располагался замечательный подвал с множеством полок, на которых стояли банки с вареньем, соленьями и маринованными овощами. Всё лето Юлька помогала маме консервировать излишки урожая огорода и сада. Первые три года после посадки деревьев Юлька с братом внимательно следили за появлением плодов и усердно делили первую редкую добычу с груш и яблонь. На четвёртый год карликовые штамбовые деревья дали полновесный урожай, и плоды считать перестали.

В течение полугода, пока возводился дом, все жили у родителей матери. Эти шесть месяцев Юлька вспоминает, как самое счастливое время. Бабушка Калерия Ивановна, бывшая воспитательница детского сада, привыкшая повелевать малышами, почти так же, лаской и понуканием, руководила вдруг резко увеличившейся семьёй. Нико, брат Юльки, и через восемь лет вспоминал, как весело играть в мяч сразу с двумя дедушками, хотя в то время был совсем крохой и, по её мнению, просто не мог этого помнить.

– Почему люди не хотят жить вместе? – вопрошал десятилетний Нико. – Ведь так интересно, когда семья большая! Есть с кем пообщаться, поиграть. А сейчас? Мама вечно на работе, папа тоже, ты не хочешь…

– У меня нет времени, – отбивалась от назойливого братца Юлька. – Но сама с тоской вспоминала поздние ужины и беседы за столом. А ведь они и правда с того времени редко собирались вместе.

Дедушка Дамир сразу же вернулся в Южную Осетию, в родной дом, чудом сохранившийся посреди разрушенного квартала. Он наотрез, несмотря на все уговоры, отказался поселиться в доме сына.

– Не проси Алан, старому дереву трудно прижиться на новом месте, обрезанные корни не прирастают. Да и не могу я находиться далеко от Зарины.

Сын опустил голову. Мать погибла от шальной пули, залетевшей во двор. Выбежала из подвала набрать воды для маленького Нико и упала прямо у колонки. Он и отец в это время находились на южной окраине Цхинвала, пытаясь защитить город от грузинской армии, напавшей на бывших соседей. Над их головами летели снаряды, круша каменные дома, простоявшие больше века. Так тёплым августовским вечером две тысячи восьмого года люди шагнули из спокойной жизни в ад, пусть и недолгой, но страшной войны. Грузинская армия стала обстреливать миномётами и гранатомётами Цхинвал и близлежащие села. Женщины и дети, которые отказались эвакуироваться, спустились в подвалы, а мужчины, организовав оборону, встали на защиту своих родных. В половине четвёртого утра начался штурм Цхинвала с применением танков, завязались уличные бои. Спустя два дня восемь сёл Гальского района, приграничного с Грузией, пали под натиском регулярных войск. Неизвестно, что произошло бы с Осетией, если бы не российские войска – уже к десятому августу они вынудили Грузию уйти из республики, а двенадцатого эта странная война закончилась. Осетия за пять дней потеряла убитыми почти полторы тысячи человек, множество было ранено, остались разрушенные до основания села и городские кварталы Цхинвала.

После похорон матери Алан заметил: жена перестала нормально спать по ночам. Неупокоенным привидением она бродила по саду меж черешен и яблонь, посечённых осколками снарядов. Ещё хуже было с пятилетней дочкой. Она просыпалась от кошмаров почти каждую ночь и ужасно кричала. Он мог только догадываться, что снилось Юле, ставшей свидетелем гибели любимой бабушки. За полгода состояние дочери не улучшилось, она превратилась в нервного и плаксивого ребёнка. Вот тогда Алан и предложил переехать в Ставропольский край к родителям жены. Спустя месяц в станицу Петровскую прибыл отец, чтобы помочь в постройке дома. Впервые за свою жизнь, не считая службы в армии, он покинул родной, осиротевший без жены дом. Стояла ранняя весна. Дамир сразу заявил сыну:

– До осени нужно поставить дом, потом я вернусь к себе.

Вот так получилось: три поколения сошлись на одной территории, навсегда оставив у всех самые светлые воспоминания о том времени. После новоселья мама Юльки Ирина Львовна, следуя семейной традиции, устроилась воспитательницей в детский сад. И теперь, прибегая с работы, с тяпкой наперевес бросалась в сад, огород. В частном доме с приусадебным участком всегда имелось много дел. Папа Алан Дамирович почти без выходных трудился шофёром, развозил грузы по всей России на тяжёлом грузовике. Каждый приезд отца становился праздником. Увидев поворачивающую к дому огромную фуру, Нико с радостным криком скатывался с лестницы. Потом гордо шёл впереди отца с пакетом подарков и продуктов на кухню.

– Я первый услышал шум мотора! – хвастался он.

Вымазанная в мазуте кепка отца украшала его белобрысую голову. Если не обращать внимания на светлую шевелюру Нико, становилось ясно: он очень похож на родителя. Те же чёрные глаза, прямой нос с лёгкой горбинкой, правильный овал лица и будто высеченные резцом губы. Юлька, в отличие от брата, пору блондинистости прошла к десяти годам, волосы потемнели, стали густыми и вьющимися. На узком лице тёмные глаза стали казаться больше. Нос с горбинкой, как у отца и брата, выдавал кавказские корни и приносил ей много огорчений. На все стенания о носе, по её мнению, уродующем лицо, мать сердито фыркала:

– Глупая! Это твоя изюминка. Маленькая горбинка совсем не портит его, а делает загадочным и романтичным.

– Это у мужчин горбинка – украшение. А мне хочется, как у тебя – курносый нос и светлые волосы. Мама, ты в курсе, что джентльмены предпочитают блондинок?

Ирина Львовна машинально провела по своим обесцвеченным волосам.

– А тебе не рано об этом думать?

– Не рано…

Мать засмеялась, понимая, что дочь собирается сказать.

– Вот только не надо втюхивать мне о Ромео и Джульетте. Старая песня. В те времена выходили замуж в тринадцать, рожали в пятнадцать, умирали в тридцать. Сейчас время другое. Теперь некоторые только к тридцати годам заводят детей.

– Ага. Как домашних питомцев, чтобы тапочки приносили.

Ирина Львовна не больно шлёпнула дочь полотенцем по мягкому месту.

– Иди питомец, зови отца и брата к ужину.

Свернув на улицу Ореховую, Юлька издалека увидела красную крышу своего дома. Ей ужасно нравилось сочетание белых оконных переплётов и ставень с ярким цветом крыши. Стены дома, обложенные кофейного оттенка кирпичом, только подчёркивали сочные краски черепицы и белоснежность окон. Она потянула защёлку, калитка неслышно отворилась. С детской площадки между домами раздавались громкие голоса мальчишек. Опять братец с друзьями в футбол гоняет. Юлька прошла по узкой бетонной дорожке к крыльцу, встала на цыпочки, потянулась за ключом, спрятанным за цветочным горшком, висящим на стене. «Так… нужно быстро поесть и бежать на занятия в театральный кружок».

На кухне Юлька обнаружила записку матери. «Протереть пол, вымыть посуду, прополоть десять грядок картофеля».

– Только не это, – огорчилась она. – Когда я всё успею? А ещё задачи по химии.

Приоткрыла холодильник. «Фу! Фасолевый суп». Подвинув мусорное ведро, собралась уже вылить в него пару половников супа, но притормозила. Сверху белых фасолин и картошки лежала бумажка. Развернув, обнаружила записку матери для Нико. «Семь рядов картошки, вычистить хоздвор, полить морковь, перец и баклажаны».

Удовлетворённо хмыкнула: «Правильно. По-честному. Вот только братец полный дурак, вылил суп прямо поверх мусора, так мама увидит и сразу догадается, что первое никто не ел. Ох, ругаться будет!».

Юлька щедро выплеснула несколько половников супа в мусор, вытащила пакет из ведра, плотно завязала его и вынесла в бак для отходов.

«Порядок!».

Налила в кружку компот, отрезала толстый ломоть колбасы, положила на хлеб. Хлопнула входная дверь. Нико, не снимая кроссовок, примчался на кухню.

– Мелкий, совсем обнаглел. Посмотри, следы оставляешь, – разозлилась Юлька, показывая на пыльные отпечатки на сером кафеле.

– Пить хочу сильно. А тебе всё равно полы мыть. – Он схватил бутылку минеральной воды со стола.

– А хоздвор уже вычистил?

– И полил, и грядки прополол – пацаны помогли.

Юлька завистливо протянула:

– Везёт тебе.

Нико выпил почти половину бутылки, прихватил со стола ещё одну.

– Ребятам, – пояснил он. – Нас пятеро – мы команда.

Юлька лихорадочно соображала, что предложить команде за грядки.

– Математику сделали? Русский?

– Успеем.

– Хотите, я сделаю, а вы мне прополете картошку? Баш на баш.

– Два варианта?

– Да хоть три, – ухмыльнулась Юлька.

– Щас у пацанов спрошу.

Она допила компот, съела бутерброд.

Минут через десять брат притащил учебники.

– Вот это упражнение, и эти задачи. И… – он замялся.

Юлька посмотрела на его хитрую мордочку.

– Чего ещё?

– Описать картину, – он подсунул сестре репродукцию знаменитых «Грачей».

– Сколько предложений?

– Штук пять-десять.

– Ладно, сделаю. Только грядки полоть хорошо. Листочки с решением на кухне оставлю.

Юлька включила музыку громче. Быстро вымыла посуду и, напевая, протёрла полы. С домашними уроками за четвёртый класс она справилась за сорок минут. Поднялась в свою комнату на втором этаже, уселась на широкий подоконник и стала учить роль. Снизу, с кухни слышался весёлый гомон мальчишек. Мать она заметила почти у калитки, вихрем слетела по ступенькам.

– Быстро убрали черновики, сейчас поймаетесь.

Мальчишки спрятали её листочки.

При появлении матери Юлька сделала невинное лицо. Ирина Львовна сняла обувь, оглядела компанию.

– Привет. Ой, как вас много. Чем занимаетесь?

Ребятня вразнобой сообщили:

– Уроки делаем.

– Молодцы.

Нико вылез вперёд с сообщением.

– Мы все твои задания выполнили.

Ирина Львовна взлохматила волосы на голове сына, который старательно уворачивался от этой ласки.

– Замечательно. Заканчивайте с уроками, я приготовлю вам оладьи с мёдом.

Мальчишки радостно загудели.

– А у тебя, дочь, как дела в школе?

Юлька пожала плечами.

– Нормально.

–Худая, аж светишься вся. Суп ела?

– А как же. Вкусный.

Юлька побежала наверх переодеваться. На кровати лежал наряд: короткая джинсовая юбка и крохотный топик на бретельках. Топик она выпросила у Инки Кнопочкиной, своей подружки номер два. Хотя Инна младше на полгода, из-за широкой кости была крупнее и массивнее её. Этот топик со стразами подружка натягивала с трудом, а ей он оказался впору. Увидев своё отражение в зеркале, Юлька показалась себе просто неотразимой. Серёжка обязательно заметит её в этом наряде и уж точно обратит внимание. Собрала волосы в хвост, завязала его на макушке. Прицепила аляповатую заколку, посчитав её суперской, повесила сумочку на плечо. Готова!

Одноклассники Сергей Антонов и Гай Климов оказались невольными соперниками за сердце Юльки. Конечно, сами они об этом даже не подозревали, но борьба шла нешуточная. Оба мальчика нравились ей, она не могла определить, кому отдать первенство. Слабый физически, почти по-девичьи красивый Серёжа напоминал принца из сказки: огромными голубыми глазами, длинными ресницами и нежным румянцем. Гая же Юлька ассоциировала с лошадью, вернее с конём. Сильными ногами, всем телом, состоящим из сплошных мышц, он походил на это благородное животное. И глаза у Гая не хуже Сережкиных – жаль, что ехидные, но такие же красивые.

Довольная собой, Юлька проскакала по лестнице вниз, ничто не предвещало неприятности. На её беду, кроме мальчишек и мамы, за столом оказался отец. Зная, что он дома, она бы не рискнула попасться ему на глаза в этом наряде, выбралась бы через окно. Прямо напротив спальни росло замечательное, огромное ореховое дерево, его сохранили при постройке дома. Месяц назад Юлька обнаружила, что может спокойно по нему спускаться и незамеченной под прикрытием кроны, перелезать через забор на улицу, минуя калитку.

– Юлия! – послышался грозный окрик.

Отец назвал её полным именем – ничего хорошего это не предвещало. У неё зачесалось между лопаток, ещё одно предупреждение грядущих неприятностей. Там, откуда, по мнению людей, у ангелов растут крылья, у Юльки находился центр предчувствия всех невзгод.

– Куда это, позволь поинтересоваться, ты намылилась в таком виде?

Юлька твёрдо знала, отец не позволит в обтягивающем топике, в бюстгальтере с бретельками, торчащими наружу, выйти на улицу. Скорее всего, слишком короткая юбка, едва прикрывающая ягодицы, тоже возмутила его. Но из упрямства всё же попыталась переубедить родителя.

– Я в театральный кружок, на занятия. Папуль, сейчас все девочки так ходят.

– Да мне плевать, в чём ходят другие! Их отцам, видимо, все равно, как выглядят их дочери. – Он повысил голос. – Я же тебя люблю. И мне не всё равно! Поэтому изволь снять эти тряпки. Я ещё спрошу у твоей матери, – он бросил сердитый взгляд на жену. – Откуда взялись эти вещи?

– Ну, папа! Пожалуйста. У тебя устаревшие понятия. Почему всем можно так ходить, а мне нет?

– Я сказал – ты должна услышать. Или переодеваешься, или никакого кружка.

Юлька давно усвоила: с отцом бесполезно спорить, ныть или уговаривать, могло получиться только хуже. От обиды у неё задрожали губы. Её никто не понимает! Каждый норовит дать указания, никто не желает слушать её мнения. Что за жизнь такая? Злющая Юлька вернулась в комнату, сбросила с себя топик, швырнула на кровать. Синтетическая тряпочка, скользнув по покрывалу, упала в зазор между кроватью и стеной. Чертыхаясь, девочка отодвинула кровать, вытащила топик в паутине и пыли.

«Чёрт! – отряхнула его. Обида на весь свет жгла душу. – Везёт Инке, ей родители разрешают одеваться по-современному, я же, как монашка, должна ходить. Когда у меня появится дочка, я не стану ей запрещать. Наоборот пойму и поддержу. И вообще буду самой продвинутой и современной мамой».

Юлька одела футболку с дурацкими рукавами «фонарик». Она чуть нагнулась, чтобы взять с полки бриджи, в зеркале напротив шкафа заметила, как мелькнули из-под короткой юбки трусики. Да уж! Не хотела бы, неловко повернувшись, светить детским бельём. А как ещё назвать это безобразие? Такое бельё она носила с детства, только размер менялся. Юлька давно пыталась убедить мать: ей пора переходить на современные вещи, например – стринги. Но та даже думать запретила о них.

«Девочке-подростку вредно ходить в них. Твоё здоровье важнее сиюминутной моды. Ты сама мне потом спасибо скажешь», – заявила мать, отбирая вожделенное шёлковое чудо со стразами, которое дочь выбрала в магазине.

«Как же – скажу, – думала Юлька, – какой вред может быть от такой красоты?»

Она видела: большинство одноклассниц, переодеваясь на занятия по физкультуре, щеголяли в стрингах. А она, и ещё пара тройка девочек носили обычное бельё. Честно говоря, ей не очень нравилось, что любительницы стрингов светили голыми попами, но сам факт: им можно, а ей нельзя, доводил Юльку до белого каления. Со вздохом глянула на себя в зеркало – совершенно обыденный вид. Серёжка сто раз видел её в этом наряде, второй раз и не посмотрит. Она тоже до какого-то времени не обращала на него внимания. Многих одноклассников, как облупленных, Юлька знала ещё с детского сада. Хоть и находилась в нём всего полтора года, успела перезнакомиться со всеми воспитанниками. Они стали для неё привычны и неинтересны. И Серёжку Антонова она бы не замечала, если бы он вдруг не стал пользоваться популярностью у «бэшек». Девочки с параллельного «Б» подкарауливали Антонова у входа в школу, передавали ему записки на переменах. Юлька пригляделась и обнаружила: Сергей и правда похож на принца. Теперь оставалось чем-то поразить его, чтобы он тоже её отметил. Только вот чем? Она вышла из своей комнаты и через затворённую неплотно дверь, услышала разговор родителей.

– Как ты могла купить подобное уродство дочери? – ворчал отец.

Мама возмутилась.

– Я не покупала.

– Тогда откуда у неё эти возмутительные вещи? Дочь выглядела, как… – голос отца дрогнул.

Юлька знала, он никогда не назовёт её плохим словом и с любопытством навострила уши. Как же отец выкрутится?

– Как возмутительница спокойствия.