Наталья Брониславовна Медведская
Горькая брусника 2 Дар ведьмы
Глава 1
Я смотрела на Матвея, лежащего рядом со мной, и пока он спал, любовалась его лицом. Думаю, мне никогда не надоест смотреть на него. И спустя два года наших отношений я так и не сумела привыкнуть, что этот красивый мужчина мой. Полуденное солнце лило расплавленное золото сквозь неплотную крону берёз на шелковистую траву под ними, лучи скользили по загорелой гладкой коже Матвея, заставляя его веки смыкаться плотнее. Я заметила: часто мужчины являются обладателями длинных ресниц. Матвей не исключение – глядя на его ресницы, я иногда досадовала расточительности природы. Мало того, что она одарила его замечательными зелёными глазами, так ещё и украсила их шикарными ресницами. Даже когда я сердилась, не могла отыскать недостатков в его внешности. Прямой нос, чёткого рисунка подбородок, высокие скулы и вдобавок к этому умопомрачительно соблазнительные губы. Конечно, я отдаю себе отчёт, что смотрю на него глазами влюблённой женщины, только вот, к сожалению, красивым его считаю не я одна, а большинство представителей слабой половины человечества. Стоит им столкнуться с ним, как они уже не спускают с него горящих взоров. Меня это жутко злит и раздражает, я стараюсь не показывать вида, но изредка срываюсь: мне очень трудно контролировать свой темперамент. Матвей не понимает, почему я так долго и упорно отказываюсь узаконить наши отношения. Не хочу ему признаваться, что время – это некая проверка долгосрочности наших чувств. Глубоко в душе, до конца не верю в его любовь. Да, я хорошенькая, но и только. Из-за занятий танцами у меня отличная фигура, но сейчас большинство девушек следит за собой, поэтому хорошей фигурой никого не удивишь.
Я приподнялась на локте, осторожно прикоснулась пальцем к щеке Матвея и смахнула серёжку-самолетик, упавшую с берёзы. Его густые чёрные волосы шевелил тёплый июньский ветерок, я наклонилась и вдохнула запах, присущий лишь одному человеку на земле: моему любимому мужчине. Моё сердце замерло на секунду, а потом убыстрило свой бег. Вот же ненормальная! Не прошло и получаса с момента, как он обладал мной, а желание уже проснулось и волной прокатилось по телу. Я вздохнула и откинулась на спину. В горячем жёлтом мареве, будто в замедленной съёмке, лениво вздымали крылья бабочки, словно миниатюрный вертолётик пролетела крупная стрекоза. Неожиданно покой леса потревожила оглушительная соловьиная трель. Певец, опустившись на тонкую ветку, покачиваясь на ней будто на качелях, продолжил выводить рулады. Матвей повернулся на бок, лицом ко мне, сморщил нос: песня соловья потревожила сон, но не позволила проснуться окончательно. Я протянула руку и кончиками пальцев разгладила морщинки. Губы Матвея тронула лёгкая улыбка, он дышал почти неслышно, его грудь вздымалась размеренно и спокойно. Я тоже легла на бок, укрыла себя ситцевой простыней, набросила её и на бёдра Матвея. Я не боялась, что нас увидят посторонние, этот молодой лесок находился сразу за Чёртовым логовом, имеющим дурную славу у местных. Ходить сюда для практичных жителей села Вереева было незачем: в берёзовой рощице ещё не завелись грибы и ягоды. Лесок не представлял интереса для пронырливых туристов и отдыхающих с турбаз, зато для меня и Матвея это было самое любимое место. По тропе, известной лишь нам, мы могли добраться сюда за каких-то двадцать минут. Сначала пробовали уединяться днём в домике на турбазе, но нам вечно кто-то мешал. Я не могла расслабиться, чутко прислушивалась к любому звуку – Матвей, посмотрев на мою зажатость и мучения, отвёл меня в этот лесок. Здесь отыскалось уютное местечко: две берёзы, переплетённые между собой стволами, понурив макушки, опускали гибкие ветви до самой земли. Этот зелёный шатёр стал нашим прибежищем и любовным ложем в тёплое время года.
Хотя лёгкий ветерок и остудил разгорячённую кожу, над верхней губой Матвея всё же выступил пот. Прозрачные капельки, будто крохотные бриллианты, поблёскивали в солнечных лучах. Я, придвинулась ближе, совсем близко, осторожно, словно утреннюю росу, сняла капли языком, и хотела также неслышно отодвинуться, но Матвей неожиданно открыл глаза.
– Ты думаешь, что после этого останешься безнаказанной? – произнёс он хриплым от сна голосом. – Я долго спал?
Он слегка толкнул меня в плечо, укладывая на спину, навис надо мной тучей. Я попыталась упереться ладонями в его грудь.
– Полчаса. Нам нужно возвращаться на турбазу. Обеденный перерыв окончен. Как бы мне ни хотелось получить наказание, у нас на это нет времени.
Из-за близкого расстояния я видела, как зрачки Матвея расширяются, заменяя чернотой зелёную радужку.
– Не стоило меня провоцировать. Знаешь же, как я соскучился по тебе. Из-за твоей дипломной работы мы не виделись целых две недели. Я должен наверстать упущенное.
Сначала он одарил меня лёгким поцелуем, едва прикоснувшись губами к моим губам, но уже через секунду приник к ним и начал целовать так, что у меня появился звон в ушах. Сквозь пелену страсти мне показалось: Матвей превратился в многорукое существо, его пальцы ласкали мою кожу сразу в нескольких местах. Она немела и покалывала иглами, заставляя меня непроизвольно подаваться навстречу его прикосновениям. Я забыла о времени, о месте, обо всём на свете. Мир вокруг перестал существовать, я ощущала лишь Матвея, слышала его голос, дыхание и стук сердца. Здесь со мной был лишь мой любимый, его губы, руки и тело, дарящее сладость и освобождение от всех тревог и волнений. Ни искр, ни фейерверков в голове или перед глазами как описывают в книгах, я не видела, но вот чувство полного слияния и единения появлялось после близости всякий раз. Думаю, мой любимый чувствовал то же самое: он всегда прижимал меня к себе, не позволяя отодвинуться.
– Ещё немного, и нас начнут разыскивать, – прошептала я в шею Матвея. – Тебе ведь ещё нужно провести туристам инструктаж, подготовиться к походу.
– Знаю. Но так не хочется тебя отпускать. Лишь в такие минуты ты всецело моя – на душе становится спокойно. В остальное время ты ускользаешь, отдаляешься и мне не принадлежишь.
Он часто называл меня переменчивым ветром или ртутью, которую сложно поймать и контролировать. Отчего я вызывала такие у него ассоциации непонятно. Матвей знал о моей любви к нему, для него не было секретом и то, что мне с ним необыкновенно хорошо. Почему он по-прежнему испытывал беспокойство, не понимала. Как не разделяла его желание как можно скорее пожениться. Впервые о браке Матвей заговорил спустя два месяца после знакомства, чем поразил меня до глубины души. В то лето два года назад мы прошли через многое, и эти месяцы, насыщенные событиями, стоили нескольких лет. Видимо, из-за этого возникло понимание: мы нашли друг друга неслучайно – расставаться нам нельзя.
Вернулись мы на турбазу с десятиминутным опозданием. Туристы успели пообедать и сидели на брёвнах у кострища, от скуки рассматривая окрестности и потухшие угольки меж камней. Матвей приложил руку к груди в жесте извинения. От взгляда на нас на лицах мужчин возникли улыбки понимания и одобрения, а вот в глазах некоторых женщин вспыхнуло возмущение, обида и злость. Я почти привыкла к тому, что Матвей вызывал у дам, девушек и даже девочек восхищение и желание его покорить. Пока они не подозревали о моём присутствии в его жизни, могли свободно предаваться мечтам и конкурировать за внимание Матвея друг с другом, но как только я появлялась рядом с ним, большинству хотелось прибить меня и причём немедленно. По их виду можно было легко прочесть один единственный вопрос: почему именно она? Самые храбрые задавали этот вопрос вслух. Однажды, совершенно случайно, я услышала его ответ.
– Настя будто кусочек пламени, который не поймать и не приручить, но им можно вечно любоваться.
Этот ответ лишь подтвердил моё опасение: со мной он чувствует беспокойство и не уверен в крепости наших отношений. Я не понимала, как ещё убедить, что люблю его. Неужели штамп в паспорте так много для него значит? И почему у него такие мысли.
В некотором роде я понимала туристок, липнущих к красивому инструктору. Сама потеряла голову от Матвея буквально в первую же встречу. Как бы нам, женщинам, ни нравились нежные, улыбчивые принцы, больше всего нас привлекают холодные плохиши. Матвей производил именно такое впечатление: неразговорчивый, серьёзный и жёсткий. Как он умеет смеяться, знала только я и его близкие друзья. Но как раз его эта холодность раззадоривала дам и заставляла бросаться на абордаж. Самых активных он осаживал, говоря, что его сердце прочно занято. Олег, лучший друг Матвея, сначала корил его за нелюбезность с туристками, но потом махнул рукой: всё равно поклонниц меньше не становилось.
Оставив Матвея проводить инструктаж, я отправилась в домик, ставший нашим жилищем. Небольшое деревянное строение на три комнаты: спальня, кухня и зал мне нравились своим уютом и некоторой камерностью. От стен, пола и потолка, обшитых доской из дуба и липы едва уловимо пахло лесом и травами. В каждой комнате имелось по одному окну, но они были большими, поэтому делали комнаты празднично светлыми. Этот дом мне нравился, в нём я чувствовал себя умиротворённо и спокойно.
Приняв душ, я стала готовить ужин. Можно было поесть и в столовой на турбазе, местные повара вкусно готовили, но мне захотелось жареных лисичек с картошкой, и я стала обирать травинки и листья с оранжевых шляпок грибов. Сегодня Матвей снова упомянул о сюрпризе, который собирался сделать мне в субботу. Получается, сразу после возвращения из двухдневного похода к дольменам и водопадам. Поставив кушанье в духовку, я решила немного прибраться. Мы оба любили ходить босиком по гладкому отполированному полу – любая крошка или пыль сразу ощущалась ступнями. Я догадывалась, что за сюрприз собирался устроить Матвей, поэтому находилась в странном состоянии радости и тревоги. Предчувствие, что скоро нас закрутит водоворот не только добрых, но и плохих событий, усиливалось с каждым днём. Мне уже дважды снилась Марина… Протирая окно в спальне, я унеслась мыслями в прошлое.
Полтора года назад один единственный звонок перевернул всю мою жизнь. Из дома пришло известие: пропала моя сестра Алёна. В полиции отцу сообщили: есть версия, что она стала очередной жертвой вереевского маньяка, который каждый июль убивал по одной девушке. Причём выбирал только приезжих. На берегу реки обнаружились вещи Алёны и её окровавленный носовой платок. Я не могла поверить, что сестры больше нет. Просто ждать окончания расследования было не в моей натуре. Не слушая возражений отца, я решила выяснить всё сама. Ещё в Краснодаре до отъезда я узнала: квартира, которой хвалилась Алёна и где собиралась поселиться со своим будущим мужем Вадимом Веденеевым, не взята в ипотеку, а оплачена наличными. К тому же оказалось, Вадим погиб в автокатастрофе в тот же день, что исчезла и Алёна. Странности стали накапливаться, будто снежный ком. Я выяснила, деньги на квартиру сестре дал Веденеев. В больнице, где работал Вадим, о нём отзывались, как о беспринципном, жадном человеке. Знала бы мама, не чаявшая души в будущем зяте, что он брал деньги за операции, может, не восхищалась бы им так. Ради спасения жизни люди продавали машины, квартиры, чтобы оплатить лечение. Таким путём предприимчивый Веденеев и накопил на дорогую квартиру. Потом я узнала, моя милая сестричка и её жених время от времени не гнушались поработать курьерами наркомафии. В пропаже сестры и гибели Вадима стало накапливаться всё больше вопросов. Когда я обнаружила странный белый порошок под плиткой у порога квартиры, мой мозг совсем вскипел. Я отправилась в Вереево в поисках пропавшей сестры.
Это село оказалось полным тайн, загадок и странных личностей. Я познакомилась с бабкой Феодорой, которую местные жители называли ведьмой. Необычная старуха потрясла меня не только видом настоящей бабы-яги, но и странной речью. Она первая подтвердила мою догадку, что Алёна жива. Потом я столкнулась в лесу с липовыми колдуньями и самозваным лешим. Во время поисков я познакомилась с харизматичным следователем мафии Сергеем, он тоже не верил в смерть Веденеева и Алёны. Пока я нарывалась на неприятности и крутилась под носом убийцы, трижды успела столкнуться с Матвеем, и в каждую встречу показывалась перед ним в самом непрезентабельном виде. То едва не попала под копыта коня и облила себя йогуртом, то сидя на скамейке, пила водку прямо из горлышка в компании бомжеватого мужичка, то вся в прелых листьях и земле на четвереньках вылезла из дольмена. После, конечно, он узнал: так я пыталась прийти в себя, водку пила после опознания предположительно тела сестры. В результате всех приключений, я чуть не погибла от руки убийцы. Однако, с моей неуклюжей помощью полиция поймала маньяка. Сестра обнаружилась живой и здоровой, вместе со своим женихом она оказалась замешанной в гибели одной из девушек. Именно её Веденеев пытался выдать за Алёну. Таким образом они путали следы, собираясь скрыться с наркотиками. Не жалею, что разрушила их планы, я не могла простить Алёне гибели Марины. Единственной виной девушки было сходство с сестрой, и то, что в её жилах текла одна с ней группа крови. Веденин всё взял на себя, доказательств причастности сестры к убийству не обнаружили. Алёна вышла сухой из воды, а Вадим сел в тюрьму на пятнадцать лет.
То тяжёлое время стало для меня одновременно и трагичным, и счастливым: я познакомилась с Матвеем Ангелом. Насмешливая судьба сводила нас в самых нелепых ситуациях, словно проверяла на прочность будущие отношения. Обоюдная симпатия быстро переросла в страсть. К моменту моего возвращения в Краснодар на учёбу я оказалась по уши влюблена в Матвея и уже не чаяла жизни без него. Остатков моего разума хватило лишь на то, чтобы отказаться от скорого замужества, предложенного им. Держалась из последних сил: на самом деле мне жутко хотелось стать его женой. Я попросила отсрочки брака до окончания института. Тогда впервые увидела Матвея разочарованным и обиженным. Смирившись, он поставил условие: во время учёбы я должна жить в квартире его родителей.
– Теперь ты моя женщина, я отвечаю за тебя, – заявил он, отметая мои возражения. – Всё равно квартира пустует, из Ирана родители вернутся не скоро. Мама говорила, их контракт закончится через год. А у тебя, как я понимаю, финансовые возможности ограничены.
Меня слегка покоробило упоминание о деньгах, о своих затруднениях я не любила говорить. Но он сумел сделать выводы из той крохи информации о моей семье, что я успела выдать в порыве откровенности.
– Пока мы лишь встречаемся, не рановато ли поселяться у тебя дома. Сама справлюсь.
Зеленющие глаза Матвея потемнели, тогда я ещё не научилась распознавать эти признаки гнева и недовольства, однако, его голос прозвучал спокойно и даже холодно.
– Я думал, мы стали близки и дороги друг другу.
Я смутилась, не зная, как реагировать. Куда уж ближе. Почти месяц я прожила в его домике на турбазе. Он стал моим первым мужчиной. С ним я познала близость. Я стеснялась своей неопытности, а он наоборот откровенно этому радовался. Мою девственность принял как личную награду, до ужаса смутив меня этим. Я не подозревала в нём столь дремучего чувства собственника: при первой встрече он показался мне весьма раскрепощённым и современным парнем. Я не стала его разубеждать. Пусть думает, будто и вправду хранила себя для одного единственного человека: будущего мужа. Не объяснять же, что мне до него никто по-настоящему не приглянулся и не заставил потерять голову. Не я такая трепетная и хорошая, просто раньше мне не встретился именно мой мужчина. Ведь когда появился Матвей, от моей скромности не осталось и следа. Скорее всего, нашему стремительному сближению способствовало и то, что я побывала на грани смерти, а он успел ощутить ужас потери. Мы не желали терять ни минуты из отведённых нам судьбой. Не сговариваясь, решили насладиться любовью, обрушившейся на нас ураганом.
– Так и есть, – поспешила я успокоить внутреннего демона Матвея. – Ты самый главный человек в моей жизни.
– Поэтому теперь я буду заботиться о тебе.
Перед началом учебных занятий Матвей перевёз мои вещи на квартиру своих родителей. Потом по его настоянию мы отправились знакомиться с моими родителями. Я бы предпочла отложить знакомство. В сложившейся ситуации это было совсем не ко времени. Бывший жених сестры находился под следствием, сама Алёна давала показания на суде. Но Матвей заявил:
– Ты не имеешь никакого отношения к делам сестры, это её жизнь, а это наша. Твоё право прощать или не прощать Алёну, сочувствовать или злиться, но что-то откладывать из-за неё, я тебе не позволю. Как не позволю и сбежать. Ты теперь моя. – Он обхватил меня руками, не давая отодвинуться. – Не смей себя казнить и мучить. Ты не заставляла её пойти на преступление, не толкала на неблаговидные поступки. В этом нет твоей вины. Да, вы связаны кровными узами, но сильно сомневаюсь, что у вас имеется душевное родство.
Матвей прав. Хоть Алёна и старше меня всего на восемь лет, между нами всегда была пропасть непонимания и отчуждённости. Мы не только внешне не походили друг на друга, но и характерами. Сестра голубоглазая, светловолосая, фигуристая блондинка, точно мама в молодости, а я кареглазая, с прямыми стрелами бровей и упрямой ямочкой на подбородке. Алёна рассудительная и спокойная, я взрывная и упрямая. Сестра обдумывала каждый свой поступок, умело манипулировала людьми, ей ничего не стоило обаять любого человека. Я же могла ляпнуть, не подумав, а в гневе плохо себя контролировала. Алёна, как говорят в народе, «видная» девушка. Этим она сразу бросалась в глаза. Привлекало внимание не только её красивое лицо, но и роскошные длинные волосы. Когда она заплетала косу, то походила на классическую русскую красавицу. Из моих лёгких и пушистых волос коса не получалась, да и терпения заплетать её я не имела, поэтому носила короткую стрижку. Алёна замечательно пела, мне же от природы досталось умение танцевать. Мы не дружили в детстве, хотя я пыталась бегать за сестрой хвостиком, но и, став взрослыми, тоже не нашли общего языка. А потом произошла беда, разделившая нас окончательно. Я знала, сестра винила меня в крахе их тщательно спланированного плана, в том, что Вадима посадили в тюрьму на долгие годы, в том, что она осталась матерью-одиночкой. Меня же изумляло: Алёна и не думала раскаиваться. Она удивительным образом извратила всю историю, ухитрилась обелить себя перед родителями и друзьями, даже нашла оправдание поступкам Вадима. Чем больше проходило времени, тем более причудливые формы принимал её рассказ о произошедшем с ней и Ведениным. Иногда мне казалось: родители отчаянно боятся посмотреть правде в глаза, им страшно вместо прекрасного лица любимой дочери увидеть оскал монстра. Именно поэтому отказываются слушать меня и не принимают ни моих объяснений, ни моих доводов. Соглашаются лишь со словами Алёны, с её толкованием всей истории. За два года я смирилась, но пропасть отчуждения между мной и родными от этого лишь расширилась.
Знакомство Матвея с моими родителями я не люблю вспоминать. Я уговаривала его отложить это знаменательное мероприятие, но он не согласился.
– Давай сделаем все правильно. Ты моя девушка, у нас близкие отношения. Я должен им представиться.
Услышав из его уст про близкие отношения, я покраснела, моя мама была очень щепетильна и совершенно не признавала интим до брака: в этом смысле она довольно старомодна. Узнав о беременности Алёны, она упала в обморок. Удивительно, но она доверяла Веденину, считала его мужчиной безупречной репутации, отчего-то решила, что даже будучи женихом, тот не прикоснётся к её красавице дочери. А уж если она узнает обо мне и Матвее, то сойдёт с ума. Она с трудом смирилась с положением Алёны, почти неделю оплакивала её несостоявшийся брак. Мне показалось, маму меньше расстроило известие о преступлениях Вадима, больше то, что будущий внук или внучка будут расти без отца. Для моей мамы мать-одиночка – это несмываемое клеймо, которое носят лишь безответственные женщины. Я не собиралась признаваться ей в своём грехопадении, хоть и не считала это предосудительным или чем-то плохим. Для меня отношения с Матвеем были самыми чистыми и прекрасными на свете. Разве любовь может быть грязной? Я давно осознала: внешние приличия для большинства людей главнее внутренней сути событий. К сожалению, моя мама трепетно относилась к общественному мнению, для неё потерять лицо – самый страшный позор. Я лишь однажды видела родительницу смятённой, неухоженной и потерянной, когда она думала, что Алёна погибла. А так моя мама в любое время дня и ночи всегда при параде.
Сначала я позвонила отцу и сообщила, что в субботу приеду не одна, хочу познакомить семью со своим парнем. Папа в Вереево был не единожды и знал Матвея как моего работодателя и невольного спасителя. Я объяснила, что до начала учёбы буду трудиться на турбазе, чтобы заработать немного денег на оплату квартиры. Я не призналась отцу, что осталась из-за огромного желания быть с Матвеем.
– Откуда у тебя взялся парень? – удивился отец. – Неужели Херувимчик Дима перешёл из разряда друзей в парни?
Дмитрий с первого курса являлся моим партнёром по спортивным танцам. Из-за светлых кудрявых волос и миловидного лица к нему приклеилась кличка Херувим. Я звала его по-простому Митяем и лучше всех знала, насколько его облик не соответствует внутреннему содержанию. Димка был большим себялюбцем и бабником, но, как ни странно, верным и замечательным другом.
– Нет. Митяй остался в роли товарища. Со мной приедет Матвей.
– Хозяин «Серой совы»? Когда ты успела с ним сблизиться? Не слишком ли рано знакомить с нами? Ты ведь не знала его до этого лета?
Ох, папа, как объяснить тебе: за пару месяцев твоя доченька не только успела влипнуть в неприятности, натворить бед, но и, влюбившись, стать женщиной. Более того, мне сделали предложение, и я собираюсь жить в квартире его родителей.
– Папа, действительно я познакомилась с Матвеем в Вереево. Но разве много нужно времени, чтобы осознать твой это человек или нет? К тому же Матвей настаивает на знакомстве, я не могу отказать в его просьбе. Пойми меня, пожалуйста.
Я услышала тяжёлый вздох в трубке.
– Как никто тебя понимаю, – пробормотал отец. – Хотя я добивался твоей мамы больше года, уже на восьмой день знакомства твёрдо решил: Тоня будет моей женой. Ты вся в меня. Я лишь опасаюсь: приезд Матвея мать не одобрит. Сейчас её заботит лишь состояние Алёны, и она переживает сильное потрясение от того, что так ошибалась в Вадиме.
– И как мне поступить? – я уже жалела о затеянном разговоре. Сейчас родителям не до моих дел. Я почувствовала себя эгоисткой. В самой глубине души мне было немного стыдно за своё счастье: родные переживают тяжёлое время, а я готова летать от радости. Как долго я должна откладывать и не сообщать им об изменениях в моей жизни? В чём моя вина? Я тряхнула головой. – Пап, что если мы приедем на пару часов. Не надо никакого обеда и приготовлений. Просто попьём чай.
Трубка телефона в моей руке пару минут хранила молчание. Когда наконец я услышала голос отца, даже вздрогнула.
– Будет лучше, если я сам поговорю с мамой, подготовлю её, скажу о вашем приезде. Думаю, удобнее всего назначить встречу на час дня.
Я с облегчением выдохнула: оказывается, всё это время не дышала. Вот чёрт! Даже став взрослой, я так и не научилась разговаривать с матерью. В детстве у нас часто возникало непонимание. Боюсь, теперь всё стало ещё хуже. Недоброе предчувствие холодком проникло в сердце.
– Спасибо, папа.
Утром в субботу это предчувствие грозило перерасти в панику, я уже готова была отменить поездку, но глядя, как серьёзно к ней приготовился Матвей, смирилась. После завтрака он до блеска вымыл машину, уложил в багажник подарки моим родным. Теперь я поняла, зачем он усердно выспрашивал о предпочтениях родителей. Придирчиво оглядев мой спортивный костюм, попросил сменить его на более строгий наряд.
– Зачем? – удивилась я. – Это же не сватовство, а просто знакомство.
– Увидишь, – он махнул рукой и, затащив меня в дом, легонько подтолкнул к шкафу. – Одень моё любимое лиловое.
Я пожала плечами. Не совсем удобно наряжаться в шёлковое платье в дорогу, но раз ему так хочется, то ладно. Платье ласково и прохладно приникло к коже, я причесала волосы и повернулась к Матвею.
– Ух, ты! – вырвалось у меня.
И когда он успел прикупить рубашку в тон моему платью? Даже галстук тёмно-лиловый надел. Наблюдая его облачение в светло-серый костюм, я сглотнула слюну. Матвей выглядел стильно и красиво, даже слишком красиво. Я ни разу не видела его в костюме и подумала, что больше не желаю это лицезреть. Его вид подавлял и убивал моё и так невысокое мнение о собственной внешности.
– Можно обойтись без пиджака, – пробурчала я. – Чересчур торжественно.
– Думаешь? Но мне хотелось бы выглядеть правильно.
Я фыркнула:
– Я чувствую себя Золушкой рядом с принцем.
Матвей засмеялся:
– Если ты и Золушка, то после её преображения крёстной. – Он сбросил пиджак, ухмыльнулся: – Но с галстуком ни за что не расстанусь. – Поцеловав пальцы на моей правой руке, и не заметив помолвочного кольца, возмутился: – Где кольцо? Опять на умывальнике оставила?
Делая мне предложение, Матвей купил кольца. Теперь такое же кольцо, как и моё, только размером больше, всегда красовалось у него на пальце, я же никак не могла привыкнуть к наличию украшения и часто снимала его во время мытья посуды или купания. Зная, как серьёзно он относится к этому знаку нашей принадлежности друг другу, я мысленно отругала себя, поклявшись больше не снимать золотой кружок.
В Павловскую мы приехали за сорок минут до назначенного времени, я предложила Матвею прокатиться по станице.
– Посмотришь школу, где я училась, дом культуры, где занималась танцами.
– Ладно, – согласился он, вытирая пот со лба.
На улице было не жарко, но он явно волновался. Я могла лишь посочувствовать: мне пока не грозило знакомство с его родителями. Вот когда у них закончится контракт и они вернутся в Россию, тогда и буду переживать.
Моя родная станица понравилась Матвею густой зеленью садов и ухоженными палисадниками. На Кубани принято, чтобы каждая уважающая себя хозяйка обязательно разбивала цветник перед домом. Приглянулись ему и широкие улицы, и дороги с двух сторон, засаженные пирамидальными тополями.
– Я ревную к твоему прошлому, – заявил Матвей, разглядывая трёхэтажное здание школы. – Хотелось бы знать тебя ребёнком и подростком школьницей. Наверно, ты была забавной девочкой.
Я усмехнулась.
– Это вряд ли. Я была упёртой и вредной. Вечно спорила с мамой и учителями. Не желая, чтобы меня запихивали в нужные рамки, отвоёвывала личную свободу. В результате собственной глупости постоянно стояла в углу или сидела взаперти в кладовой, в школе же получала игнор. – Посмотрев на часы, я добавила: – Нам пора.
Подъехав к дому, Матвей припарковал «Ниву» у ворот. Сквозь сетчатый забор я разглядела отца, стоящего у мангала. Заметив нас, он поднял голову, помахал рукой. Матвей вытащил из багажника машины два букета цветов, упаковку цветной соломки, торт, коробку с листовым табаком и подарочный набор шампуни. Забрав торт, я встала на цыпочки и чмокнула любимого мужчину в щёку.
– Хватит тревожиться. Разве может кому-то не понравиться такой красавчик как ты.
Матвей хмыкнул:
– Есть и такие люди.
Когда мы приблизились к отцу, я заметила на его лице волнение, которое быстро сменилось на выражение приветливости. От нехорошего предчувствия сжалось сердце, я кашлянула.
– Папа, это Матвей. О нём я говорила по телефону.
Матвей слегка поклонился.
– Здравствуйте, Дмитрий Иванович. Приятно познакомиться.
– Здравствуйте, молодой человек. Настя, проводи гостя в дом.
Матвей протянул отцу коробку с табаком.
– Небольшой подарок для вас.
Отец обрадованно присвистнул:
– Ориентал1. Настоящий турецкий табак. Спасибо. Спасибо.
Я усмехнулась.
– Было б лучше, если бы ты бросил курить.
Отец виновато улыбнулся и пригладил ладонью взъерошенные волосы, расположенные венчиком вокруг лысой макушки.
– Доча, позволь иметь хоть одну слабость. Да не стойте тут, проходите.
За круглым столом, накрытым белоснежной накрахмаленной скатертью, заставленном белой посудой и хрусталём, сидели мама и Алёна. При виде моего спутника глаза обеих округлились. Правда, у сестры удивление было более красноречивым. Матвей, вручив букеты и подарки, слегка наклонил голову.
– Рад знакомству, Антонина Яковлевна, Алёна. Как вы уже поняли: я парень Насти Матвей.
Когда мама разглядела подарок, её губы растянулись в слабой улыбке. Обычно осенью папа привозил с поля мешок соломы, мама сама разрезала сухие стебли пшеницы, отпаривала горячим утюгом и потом уже делала из золотых полосок соломы поделки и картины. А тут ей вручили готовый набор соломки, да ещё разного цвета. За полтора месяца, что я не видела мать, она похудела и немного постарела, но выглядела как всегда безупречно. В светлых волосах, красиво уложенных на затылке во что-то наподобие цветка, поблёскивало больше седины, вокруг голубых глаз более резко обозначилась сеточка из мелких морщинок, уголки губ, выкрашенных розовой помадой, немного опустились вниз, но мама по-прежнему выглядела безупречно и элегантно, как и подобает пани польских кровей.
– Спасибо, Матвей. Вижу, вы подготовились, – спокойным тоном произнесла мама. – Поставлю цветы в вазы, а ты, Алёна, приглашай гостей к столу.
Я проводила маму взглядом до кухни, слово «гости» неприятно царапнуло слух. Дома я ведь точно не гость, но ни сестра, ни мама не сделали даже попытки обнять меня. Хотя… что я придираюсь? Мама никогда не отличалась сентиментальностью, я могла по пальцам пересчитать её объятия и поцелуи.
– Настя, не возражаешь, если я выйду во двор и побуду с Дмитрием Ивановичем? Помогу ему пожарить шашлык, – поинтересовался Матвей, снимая пиджак и вручая его мне.
– Хорошо, – кивнула я и повесила пиджак на спинку стула.
Алёна поставила набор шампуни на тумбочку у окна, сложила руки на груди. Дождавшись пока за Матвеем закроется дверь, бросила взгляд в сторону кухни.
– Специально его приволокла, чтобы показать превосходство надо мной, – пробурчала Алёна.
Я опасалась, что сестра неправильно поймёт приезд Матвея, но столь открытого проявления злости не ожидала.
– Это не моё решение, а Матвея. Он хотел познакомиться с вами.
Алёна хмыкнула. В голубых глазах, очень похожих на мамины, проявилось что-то похожее на ненависть. Ей не шла беременность: ранее точёное лицо как-то оплыло, губы и нос словно налились влагой, увеличились в размере, прежде прозрачная светлая кожа покрылась пигментными пятнами. Зная, как трепетно сестра относится к своей внешности, я догадалась, что она явно комплексует из-за своего теперешнего вида. Будь у нас другие отношения, я бы сказала: «Сестрёнка, всё это чепуха. Главное, малыш, что растёт внутри тебя. Как родишь, твоя красота вернётся» Но сейчас я уверена: мои слова ей не нужны, слушать их не желает.
