Наталья Александрова
Печать Иоганна Гутенберга
© Александрова Н.Н., 2020
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
* * *
– Евгения! – Женя вздрогнула, оторвалась от своей корректуры и подняла голову.
Софья Петровна строго смотрела на нее поверх очков.
– Евгения, – повторила она недовольным, как обычно, голосом. – Нужно на склад сходить. Нужно принести Роману Васильевичу две пачки. Ну, ты знаешь.
Роман Васильевич, их постоянный автор, унылый и занудный тип лет пятидесяти с зачесанными на лысину жидкими волосами, бросил на Женю тусклый взгляд. Точнее, не на нее, а сквозь нее. Женю он принципиально не замечал, видимо, считал ее предметом офисной мебели или оргтехники. Перед ним лежала коробка дешевых конфет – он каждый раз приносил такую Софье Петровне, это называлось у него «подсластить жизнь». Коробки были всегда одинаковые – видно, купил по случаю целую партию. Наверняка конфеты давно засохли.
– Почему я? – проговорила Женя, уже зная ответ. – У меня еще работа не закончена!
– У всех работа! – сухо ответила Софья Петровна. – Кроме того, у Настасьи Ильиничны, как ты знаешь, радикулит, у Леры сосудистая дистония, а у меня… – она не закончила фразу, громко закашлявшись. Ну да, у нее то ли хронический бронхит, то ли трахеит, то ли еще что-то в этом роде.
Женя вздохнула и поднялась. Она знала, что все равно придется идти, и лениво отбивалась без надежды на успех, скорее по привычке. И еще она отлично знала, в чем настоящая причина того, что никто из ее коллег не хочет идти на склад. В том, что при этом волей-неволей придется пройти через Третий Цех.
Женя вздохнула, взяла в углу тележку, вышла в коридор, огляделась по сторонам.
Возле лифта, прямо под табличкой «курение запрещено», курил охранник из «Алиби» Георгий. Увидев Женю с тележкой, Георгий плотоядно ухмыльнулся и проговорил:
– Что, опять на склад?
Женя взглянула на него исподлобья – зачем спрашивать? Что, так не видно?
А Георгий не унимался:
– Через Третий Цех пойдешь?
– А что – ты знаешь другую дорогу?
– А ты знаешь, что там случилось тридцать лет назад?
Женя тяжело вздохнула и закатила глаза. Началось! Она ушла бы, но нужно дождаться лифта.
А Георгий не хотел лишить себя удовольствия, рассказать ужастик вроде тех, что рассказывают перед сном друг другу дети.
– Один инженер-ботаник задержался после конца смены, что-то ему надо было то ли проверить, то ли измерить, и уронил в чан с кислотой очки. Попытался достать их, наклонился над чаном, у него от испарений закружилась голова, и он – бултых! Так от него – представляешь – через пять минут ничего не осталось. Совсем ничего! Но с тех пор каждый вечер его призрак появляется в Третьем Цеху, ходит по цеху и повторяет: «Где мои очки?! Где мои очки?!»
Женя слышала эту историю уже десятки раз, причем в самых разных вариантах, но Георгий последние слова произнес очень артистично, с жуткими подвываниями, так что у Жени озноб пробежал по спине. Чего этот тип и добивался.
К счастью, в это время подошел лифт, и Женя шагнула вперед.
Она спустилась на первый этаж, прошла по пустому полутемному коридору, толкнула железную дверь.
Дверь отворилась с громким надрывным скрипом. Точнее, даже стоном. Тоскливым, унылым, душераздирающим. Точнее даже, стоном. Но открылась не до конца – что-то ей мешало.
Третий Цех.
Женя протиснулась внутрь, протащила тележку, пошла вперед, стараясь не поднимать глаза и не отклоняться от узкой тропинки, проторенной между старыми, ломаными станками и пустыми фанерными ящиками.
Ей казалось, что она идет по заколдованному лесу, где за каждым деревом таится что-то загадочное и опасное, где из-за каждого куста за ней следит чей-то враждебный взгляд, и не дай бог сойти с тропинки – тут же тебя схватят липкие руки…
Но тут справа раздался едва слышный шорох, и она не выдержала, подняла глаза, посмотрела в направлении этого звука, хоть и знала, что этого не нужно делать.
Ничего, конечно, не увидела, кроме груды полуистлевшей бумаги, но на всякий случай тихонько произнесла:
– Это я! Ты как здесь?
В ответ в углу снова что-то зашуршало.
«Может быть, это просто кошка?! – подумала Женя. – Ну, или крыса… тоже, конечно, неприятно».
Шорох не прекратился, более того – из угла донесся едва слышный шепот.
Едва слышный, невнятный – но Жене показалось, что она разобрала в этом шепоте различимое слово:
– Пос-спеш-ши…
Женя закусила нижнюю губу, дошла до знакомого ящика, положила на него заранее припасенную конфетку, снова опустила глаза и пошла дальше.
Она каждый раз оставляла на этом ящике какое-нибудь небогатое приношение – конфету, пирожок из ближней пекарни, бутерброд с сыром… ей казалось, что таким образом она наладит отношения с таинственным обитателем Третьего Цеха. Может быть, даже подружится с ним. Но все равно ей было страшно.
Потому что на самом деле она понимала, что все это плод ее воображения, что на самом деле никто не верит, что в Третьем Цеху водится привидение. Ну как можно в двадцать первом веке верить в привидения? Это же не Средневековье замшелое… А дурак Георгий просто пугает ее, причем только ее, поскольку больше никто давно уже не ведется на его байки.
Но что Женя может поделать, если ей действительно страшно? И она придумала такой нехитрый ритуал. Как будто она верит в того, кто обитает в Третьем Цехе, кто бы он ни был. И каждый раз она оставляла ему гостинец в знак дружбы. И, разумеется, никому и никогда об этом не рассказывает, еще не хватало, засмеют ведь совсем… Так что пускай это будет их общий секрет.
До следующей двери оставалось совсем недалеко, может быть, шагов десять, но тут справа от тропинки снова раздался шорох. Женя опасливо вскинула взгляд…
И застыла на месте, как громом пораженная.
На сером бетонном полу, на пятачке свободного места между громоздким прессом и грудой ржавых деталей лежал человек. То есть не живой человек, а труп. Труп мужчины лет сорока, с темными, с проседью волосами.
Он был, несомненно, мертв – открытые, близко посаженные, обращенные к потолку глаза были затянуты мутной бессмысленной пленкой, голова повернута под немыслимым, невозможным углом. Правую бровь пересекал старый белесый шрам.
– Мама! – пискнула Женя, похолодев от ужаса, и стрелой кинулась вперед.
В секунду она добежала до второй двери, толкнула ее, вылетела в коридор, пробежала еще пару десятков метров и остановилась перед дверью склада, перевела дыхание.
Так. Главное – успокоиться… главное – взять себя в руки… чтобы никто не заметил, в каком она состоянии…
Она толкнула дверь, вошла на склад.
И нос к носу столкнулась с Валентиной.
Валентина, их кладовщица, была женщина язвительная и вредная. Ей ничто не доставляло такого удовольствия, как чужой испуг и растерянность. Крупная, плечистая, с круглым красным лицом, она стояла напротив двери, уперев руки в бока.
– Там… – выпалила Женя, безуспешно ловя воздух ртом, – там, в Третьем Цеху…
Она не смогла договорить, ей не хватило воздуха – да Валентина и не ждала от нее ничего внятного и членораздельного. Она наслаждалась ее ужасом.
– А что это на тебе лица нет? – проговорила она насмешливо. – Ты что, привидение встретила?
– Никого я не встретила! – выпалила Женя.
Ей не хотелось подыгрывать Валентине. Не хотелось доставлять ей такое удовольствие. И от этого чувства она даже пришла в себя и немного успокоилась. Во всяком случае, сердце перестало колотиться где-то у горла, и руки не дрожали.
– Точно не встретила? – недоверчиво переспросила кладовщица. – Может, видела ту девчонку?
– Ка… какую девчонку? – против своего желания переспросила Женя. – Почему девчонку?
Она хотела рассказать о мертвеце, которого видела в Третьем Цехе, но насмешливый голос и ехидный взгляд Валентины отбили у нее всякую охоту. Лучше бы рассказать кому-нибудь другому… или вообще промолчать… пусть уж кто-нибудь другой…
– Что – не знаешь? Ты ведь через Третий Цех шла?
– Конечно, через третий, – Женя быстро взглянула на кладовщицу. Та явно наслаждалась ее страхом, и Женя мысленно поклялась, что не даст слабину.
– Ну да, через Третий, – повторила она твердо. – Будто ты не знаешь, что здесь нет другого пути.
Другой путь вообще-то был. Можно было выйти из склада на улицу и снова войти в здание через главный вход, но для этого пришлось бы каждый раз оформлять пропуск на все книги и бумаги, которые везешь со склада. А кто же его оформит, если можно пройти внутри здания? Вот и приходилось идти через Третий Цех…
– А ты что – разве не знаешь, какая история случилась в Третьем Цеху сорок лет назад?
– Сорок? – переспросила Женя. – Разве не тридцать?
– Сорок, я точно знаю! В Третьем Цеху работала одна девчонка, лет двадцати. То есть, когда она устраивалась, она себя выдала за парня. Потому что здесь было вредное производство, и женщин на него не брали. Зато платили очень хорошо. И еще молоко выдавали за вредность. В общем, предъявила она документы своего хахаля, они на лицо были немножко похожи, только у нее волосы длинные, так она их заколола гребенкой и спрятала под шапку…
Валентина сделала паузу, взглянула на Женю, чтобы убедиться, что та слушает, и продолжила:
– А потом, когда она работала на прессе, шапку сняла, потому что жарко, а гребенка выпала, и волосы длинные распустились, и их затянуло в пресс. Она, конечно, попыталась остановить пресс, выключить мотор, но не смогла дотянуться до рубильника… в общем, ей голову оторвало. Хрясь – и нету!
– О господи! – не выдержала Женя. И увидела, как круглое лицо Валентины еще больше расплылось от удовольствия.
– Все вокруг кровью залило! – продолжала она, смакуя подробности. – Месяц не могли отмыть! Да что месяц! Еще несколько лет эта кровь на полу проступала! Чем только не отмывали! А призрак той девчонки с тех пор каждый вечер появляется в Третьем Цеху, ходит и повторяет: «Где моя гребенка? Где моя гребенка? Отдайте мою гребенку!» – последние слова Валентина проговорила так артистично, что у Жени снова перехватило дыхание.
– Ладно, ты зачем пришла? – Валентина получила свою порцию удовольствия и успокоилась.
– Две пачки номера семьсот четыре! – выпалила Женя, радуясь возможности сменить тему.
– Семьсот четвертая – это у нас здесь… – Валентина пошла в угол, легко подхватила две пачки, уложила их в Женину тележку. – Только две пачки? Может, больше? Чтобы лишний раз не ходить? – Валентина ухмыльнулась.
– Только две, – Женя опасливо покосилась на дверь. Ей хотелось скорее уйти от Валентины, но страшно было снова идти через Третий Цех, страшно было снова увидеть труп.
Однако делать нечего. Она собрала волю в кулак и покатила тележку обратно к двери.
Прошла по коридору, остановилась перед дверью Третьего Цеха… набрала в грудь воздуха, закусила губу, толкнула дверь и решительно вошла в цех.
Только не смотреть туда… туда, где лежало это… этот…
Все было напрасно. Глаза сами уставились на то место, где она видела труп.
И что?
И ничего.
Трупа на прежнем месте не было.
Женя повертела головой.
Может быть, он лежал не здесь, а чуть правее или левее? Да нет, у нее в мозгу отчетливо отпечаталась эта картина – он лежал именно здесь, между грудой ржавых железяк и сломанным прессом. Она запомнила даже темное пятно на полу… вот оно, это пятно. А трупа нет.
Что же это – ей все померещилось? Привиделось? Может, у нее от страха начались галлюцинации? Или это и есть тот самый призрак, о котором все рассказывают с таким сладким ужасом?
Или тот человек не был мертв, а только потерял сознание, а потом пришел в себя, встал и ушел?
Нет, Женя была твердо уверена, что он был мертв.
Не бывает у живых таких мутных, пустых глаз… и такого безумного поворота шеи не бывает…
Так что же это было?
Женя подняла голову, внимательно огляделась, повторила вслух, хотя и негромко:
– Что это было?
И снова, как прошлый раз, из-за груды ржавых деталей донесся едва слышный шепот:
– Не с-спеш-ши…
Но она не послушалась этого шепота, она устремилась вперед, к двери… но по дороге не удержалась, бросила мимолетный взгляд на ящик, где оставила свое скромное приношение.
Конфетки не было. То есть, на прежнем месте лежал пустой фантик. Значит, он принял ее подношение… Конфету съел, а фантик оставил.
Женя машинально схватила фантик, и почувствовала, что он не пустой, что в нем что-то завернуто. Значит, тот, кто живет в Третьем Цеху, не принял ее угощение? Как странно…
Женя почувствовала, что, если она останется здесь еще чуть-чуть, у нее просто съедет крыша. Нет, нужно искать другую работу… так она долго не выдержит…
Она хотела выбросить фантик, но тут он сам собой развернулся, и на Жениной ладони оказалась странная вещь. Довольно тяжелая, сверху была плотная бомбошка из твердого темного дерева, а под ней…
Женя перевернула эту штуку и сразу поняла, что она очень старая, потому что ручка была отполирована прикосновениями множества рук. Под бомбошкой был такой кругляшок, судя по тяжести, металлический, скорее всего бронзовый, потемневший, старый… а на нем… на нем были вырезаны какие-то разводы, сложный орнамент из переплетающихся линий, может быть, из диковинных, экзотических растений. А может, Жене так показалось, поскольку, когда она снова посмотрела, то на кругляшке были уже какие-то вензеля.
На что это похоже? Женя покрутила вещицу так и этак. Да это же печать! Ну да, старинная печать, а уж как она сюда попала… В этом цеху работали когда-то старые печатные станки, так может…
Женя отогнала от себя неуютную мысль, что печать-то могла валяться здесь хоть сто лет, но вот кто завернул ее в фантик от конфеты? От ее конфеты…
– Что это такое? – спросила Женя, оглянувшись. – Зачем ты мне это дал?
И тут вдруг тусклые лампы в железных намордниках, которые кое-где горели, стали гаснуть. То есть сначала освещение стало слабеть, как бывает в кинотеатре, а потом наступила кромешная тьма.
– П-постой-й… – прозвучало в темноте, – не спеши-и…
Дикий страх овладел Женей, ей казалось, что оттуда, из темноты, тянутся к ней длинные руки, которые сейчас схватят ее и навсегда оставят здесь, в этом подвале.
Женя не помнила, как рванула на себя дверь, и очухалась, увидев свет в коридоре.
Она пробежала остаток пути, толкая перед собой тележку, вылетела в коридор первого этажа, подбежала к лифту.
Кабина, к счастью, была на первом этаже.
В лифте Женя отдышалась и осознала, что все еще сжимает в руке эту странную печать. Ну, не бросать же ее здесь… И она сунула ее в карман джинсов.
«Нет, нужно искать другую работу», – подумала Женя, нажимая кнопку своего четвертого этажа. Тем более что скоро их всех и так уволят. На их четвертом этаже располагалось несколько мелких фирмочек, и постепенно всех их выжила одна компания, которой приглянулось это место под офис. Так что кто-то ушел сам, кто-то разорился.
Их издательство никуда не могло уйти – тут рядом склад, где еще такое место найдешь? Но владелица Елена Сергеевна была уже сильно немолода, к тому же болела, так что, когда ей сделали предложение о продаже издательства, она долго не думала.
«Все равно, – сказала она, – работать не дадут, опять же кризис».
И купил издательство тот самый господин Ушаков, чей офис на их этаже. Однако выяснилось, что по каким-то там законам или по уставу перепрофилировать или закрыть фирму он сможет только через год, не раньше.
Ну вот, осталось несколько месяцев, и тогда все они пойдут на улицу, как говорит Настасья Ильинична и тут же добавляет, что ее-то дети прокормят. Софья Петровна в ответ поджимает губы и горестно кашляет: она-то одинока как перст.
Лера как всегда улыбается отстраненно, ее ничего не волнует. Женя пожимает плечами, в большом городе она работу рано или поздно найдет: хотя хотелось бы все-таки по профилю, не в школу же преподавать идти…
А пока суд да дело, на место Елены Сергеевны прислал господин Ушаков Альбину. Ну, это что-то…
Сразу себя показала, хотя в работе ничего не понимает. Всем дала понять, что у нее с хозяином свои особые отношения – может, и правда, Жене все равно. Но держится Альбина нагло.
«Нет, все же надо заняться поисками работы», – в который раз подумала Женя, выволакивая тележку из лифта.
С Альбиной она столкнулась в дверях, та была в пальто, стало быть, на обед собралась. Зыркнула на Женю и прошипела что-то насчет того, что смотреть надо, а то некоторые прутся прямо по ногам грязными колесами. Что было совершеннейшей неправдой, Женя ясно видела, что никого не задела. Ну, такой уж у Альбины характер.
– Ой, девочки! – радостно закричала Настасья Ильинична, когда дверь закрылась за автором, получившим свою нетленку. – Давайте скорее чайку попьем, пока нашей нету!
– Тише ты! – хрипло сказала Софья Петровна. – Еще услышит… не дай бог…
– А что, нам перерыв не полагается? Сама-то она, небось, каждый день на ланч ходит! Да не в «Макдоналдс» небось… Женя, ставь чайник-то, я пирожков принесла. Ох, и наломалась вчера у плиты, поясница отваливается…
Женя достала тщательно спрятанный чайник и чашки. Подошла Лера, сладко грезившая о чем-то в дальнем углу комнаты. Женя сунула пакетики в три чашки, Софья Петровна пила свой, из термоса. Она добавляла в чай какую-то травку от кашля. Женя как-то попробовала – вкус ужасный, просто отрава. Правда, и этот чай, из пакетиков, тоже отдает пареным веником, ну да ладно.
– Кушайте! – Настасья щедрой рукой высыпала на тарелку румяные пирожки.
Пирожки у нее были вкусные, но Женя осознала, что совершенно не хочет есть. Вспомнилось пустое полутемное помещение и труп, скорчившийся в углу. Надо же, как натурально он выглядел…
Ее передернуло.
Лера отщипнула крошечный кусочек пирожка и деликатно отправила его в рот.
– Очень вкусно… – прошелестела она под неодобрительным взглядом Настасьи Ильиничны, всем своим видом выражая, что она не может проглотить ни кусочка и жует только из вежливости.
– Женя, Лера у нас девушка хрупкая, питается воздухом, хоть ты поешь нормально!
И только Женя надкусила пирожок, как открылась дверь и они услышали ненавистный голос Альбины:
– Куда все делись? Опять дверь открытой оставили?
Это была вопиющая ложь, никогда они так не делали, если уходили, то всегда кто-нибудь оставался на дежурстве. Да и куда им ходить-то? В кафе внизу подают только кофе, чай и черствые булочки. Так уж лучше Настасьины пирожки…
Но Альбина строго-настрого запретила пить чай на рабочем месте, еще хорошо, что их столик от двери никак не видно.
Настасья Ильинична мигом убрала пирожки и чайник, Женя торопливо глотнула чаю, обожгла нёбо, едва не закашлялась. Софья Петровна со всей силы хлопнула ее по спине, одна Лера как обычно застыла в испуге с театрально поднятыми руками.
Когда Альбина появилась рядом, следы преступления были убраны, на столе только сиротливо томился термос Софьи Петровны с лекарственной бурдой.
Альбина, увидев термос, подняла левую бровь, и Софья демонстративно закашлялась. Альбина брезгливо поморщилась, отчего ее лицо с правильными в общем чертами и тщательно наложенным макияжем стало если не уродливым, то весьма непривлекательным, но по поводу термоса ничего не сказала. Развернулась на каблуках и прошла в свой кабинет, печатая шаг, как солдат на плацу.
Вот удивительно даже: такая, в общем-то, стройная, подтянутая женщина, а… походка тяжелая, ступает, как будто весит центнер.
«Это от злости», – бросила как-то в сердцах Настасья Ильинична.
Да уж, как ни посмотри, а директриса у них самая настоящая стерва, таких в кино показывают.
Альбина скрылась в кабинете и через минуту появилась снова в меховой жилетке. Если и была у сотрудников надежда, что Альбина просто что-то забыла и сейчас снова уйдет, то, увидев жилетку, все приуныли: это надолго.
Кабинетик у Альбины был крошечный, у них вообще издательство маленькое, всего две комнаты, тесно заставленные рабочими столами и стеллажами с книгами. Прежняя владелица издательства, Елена Сергеевна, дверь своего кабинета постоянно держала открытой. Так ей удобнее было работать: лишний раз словами по делу переброситься, опять же воздуха больше. Альбина же все время в кабинете закрывалась, чтобы сотрудники, не дай бог, не услышали, о чем она разговаривает по телефону. Да больно надо!
Так или иначе в кабинете было Альбине душно, и она установила кондиционер, из которого немилосердно дуло, поскольку кабинетик, как уже говорилось, был крошечный. И Альбина принесла меховую жилетку. Жилетка была норковая, фирменная и вызывала у сотрудников еще большую ненависть к начальнице.
– Нет бы как все люди, – ворчала Настасья Ильинична, – носочки шерстяные и жилеточку вязаную из дома принести, а она на-ка! – в меха вырядилась!
– Или уж вообще бы с кондиционером не заморачивалась, – хрипела Софья Петровна, – мне от ее двери и то дует!
Даже Лера, которую по наблюдению сотрудников вообще не интересовало ничто земное, негодующе фыркнула.
Теперь, увидев Альбину в жилетке, сотрудники поняли, что Альбина никуда не уйдет, нынче, значит, без обеда останется. На диету, что ли, села? Это плохо: и так заразой была, а от голода совершенно озвереет, кусаться начнет.
Женя вздохнула и пожала плечами. Что ж, если не суждено сегодня чаю попить, значит, так тому и быть.
И только было она уселась за свой стол, чтобы поработать над редактурой, как из кабинета послышался голос Альбины:
– Евгения, зайдите ко мне!
Вот еще тоже загадка: вроде бы Альбина не визжит и не орет, а голос противный.
Женя поймала сочувствующий взгляд Настасьи Ильиничны: «ужо тебе влетит ни за что!» И поняла, что так и будет. Хотя дела у нее вроде бы в порядке, от Альбины хорошего ждать не приходится. Ох, надо другую работу искать…
– Закройте дверь! – сказала Альбина, не поднимая головы, когда Женя вошла в кабинет.
Сесть, разумеется, не предложила, да она нарочно поставила такой стул неудобный, чтобы людям и в голову не пришло на него садиться. Лучше уж постоять.
– Значит, вы сейчас возьмете вот этот конверт и отвезете его по адресу… – Альбина протянула Жене бумажку с адресом, Женя разглядела только улицу, точнее, набережную Екатерининского канала, – и передадите Андрею Федоровичу в собственные руки.
– Кому? – растерялась Женя.
– Андрею Федоровичу Ушакову, – отчеканила Альбина, – да-да, именно тому самому. Вы все поняли?
– Но, Альбина Николаевна, – растерялась Женя, – но я… но мне… но у меня…
«В самом деле, – подумала она, – что еще за новости?»
Она сотрудник издательства, у нее работы непочатый край, а тут велят ехать неизвестно куда, то есть известно, конечно, но на это ведь полдня уйдет! В конце концов, можно ведь с обычным курьером документы послать, а в ее обязанности это не входит!
Разумеется, все слова застряли у нее в горле, как только она встретилась со взглядом Альбины.
Ну и взгляд у нее, просто как у Медузы Горгоны, от такого запросто окаменеть можно. Или уж на Женю она так действует.
Язык примерз к гортани, даже обожженное нёбо перестало болеть.
– Так вы все поняли? – повторила Альбина, и Женя против воли кивнула.
– Помните, в конверте очень важные документы, вы должны отдать их Ушакову в собственные руки. Только ему, никому ничего не оставлять и не передавать. Да, вот еще что, там охрана внизу в холле, так вы скажите, что вы – Альбина Королькова, вас пропустят.
«Это еще зачем?» – подумала Женя, но вслух, разумеется, ничего не сказала, а пошла к двери.
– И поторапливайтесь! – крикнула вслед Альбина. – В магазинах по дороге не застревайте и кофе не распивайте!
– Да я вовсе не собиралась, – не выдержала Женя, – а если не доверяете, то пошлите кого-нибудь другого, вот хоть Леру.
– Или сейчас, немедленно едешь по адресу, или ты здесь больше не работаешь! – прошипела Альбина, и Женя всерьез испугалась, увидев ее лицо.
Там была такая неприкрытая ненависть, что она отпрянула, как будто ее ударили по лицу. Мелькнула мысль бросить конверт на стол и уйти. Собрать свои немногочисленные пожитки – чашку, ложку, кое-что из косметики и блокнот для рабочих записей, сложить все в пакет и идти домой. А утром получить расчет и искать работу. Да, но где ее теперь найдешь? Кризис, издательства закрываются, здесь хоть какие-то деньги платят.
Она чуть помедлила и поняла, что Альбина победила.
– Головой за конверт отвечаешь! – прошипела Альбина ей вслед. – И чтобы не смела тут никому трепать, куда едешь!
«Да пошла ты», – подумала Женя.
Сотрудники сидели тихо, как мышки, даже Софья не кашляла. Никто не задал Жене никакого вопроса, она накинула куртку и вышла, запихнув в сумку конверт. Хорошо, что сумка большая, Женя привыкла таскать в ней рукописи.
В метро было по дневному времени свободно, Женя уселась в уголке, прижимая к себе сумку с документами, и задумалась, как дошла она до жизни такой.
Работала она в нескольких издательствах: у нее все-таки диплом филфака университета, вполне приличный английский, так что работу она нашла легко. И вот, крупное издательство, где ей нравилось работать и платили вполне приличные деньги, неожиданно не то чтобы разорилось, просто его хозяин совершенно переквалифицировался на другой бизнес и потерял интерес к книгоизданию. Потому как дохода это стало приносить гораздо меньше.
Издательство осталось, но сотрудников сократили втрое и урезали оставшимся зарплату. После чего издательство стало тихо умирать.
Женя этого уже не застала, она перешла в это крошечное издательство, поскольку выбирать уже не приходилось. Одно слово – кризис…
В первое время Жене было все непривычно в этом крошечном мирке, где сотрудники выполняли все сами, вплоть до таскания тяжелых пачек книг со склада. Хорошо, что склад был тут же, в подвале.
Бизнес-центр, где издательство занимало две комнаты на четвертом этаже, был перестроен из старого завода печатных машин. Завод этот был построен в начале прошлого века, так что стены оставили прежние, мощные, как в крепости, раньше умели строить. Оставили также и подвалы, где расположились склады. Подвалы были огромные, никто толком их не изучал, ходило про них множество слухов, вот как раз сегодня Жене снова рассказывали страшные истории. Некоторые всерьез утверждали, что в подвалах обитает привидение.
Женя не раз слышала в Третьем Цеху подозрительные шумы и шорохи, а сегодня вообще видела покойника. Да, но потом он исчез. Это от страха ей показалось, уверила себя Женя.
Нужно искать работу. Тем более что Альбина совершенно распоясалась. Если она будет использовать Женю, как курьера, то что дальше будет? Сегодня – документы отвези, завтра – кофе принеси, а потом вообще белье стирать заставит! А полы ей помыть не надо? Нет, пора, пора искать новую работу…
С такими мыслями Женя дошла по набережной Екатерининского канала до нужного дома и остановилась перед коваными воротами. Ворота были новые, красивые и абсолютно неприступные. Над воротами висела камера.
Женя потопталась немного перед воротами и заметила рядом маленькую калиточку. Калитка тоже была заперта, и не было видно никакого замка. Зато Женя увидела самую обычную кнопку. Нажала и подождала. Ничего не изменилось. Она подождала еще немного. Никакого эффекта.
«Плюнуть и уйти, – с тоской подумала Женя, – что, в самом деле, нанималась я, что ли…».
Но тут она вспомнила, с какой ненавистью поглядела на нее Альбина, и поняла, что если она вернется ни с чем, то и правда нужно будет увольняться. Да эта стерва еще и денег не доплатит!
Женя ударила по кнопке кулаком, и тотчас откуда-то сверху послышался голос:
– Чего тебе?
– Документы передать, – Женя вытащила из сумки конверт.
Калитка открылась. Возле нее стояла стеклянная будочка, в которой, как в аквариуме, сидел довольно молодой, хоть и толстый мужик с круглой физиономией. И хоть он прекрасно видел, что Женя вошла, не открыл окошко, а ждал, когда она постучит.
– Ну? – он протянул руку. – Давай свои документы, небось рекламная лабуда какая-нибудь…
– Да счас! – рассердилась Женя. – Велено передать господину Ушакову в собственные руки, так что я неизвестно кому документы важные оставлять не собираюсь.
– Как это – неизвестно кому? – завелся мужик. – Я при исполнении, не велено пускать разных-всяких! Тебя пусти, а ты, может, сопрешь чего по дороге…
«Отчего это, интересно, они все мне тыкают? – задумалась Женя. – Вроде бы приличный дом, люди богатые живут, а нанимают уродов каких-то…».
Тут она сообразила, что охранник просто мается от скуки, а тут все-таки какое-то развлечение, она пришла, он и рад поговорить. А что хамит, так это он так понимает беседу.
Тут с улицы нетерпеливо посигналили, охранник отмахнулся от Жени и важно нажал кнопку, чтобы открыть ворота. Въехал солидный синий автомобиль с тонированными стеклами, охранник проводил его преданным взором.
– Проходи уж, – буркнул он, – не маячь тут. Сама там в холле разбирайся, пустят тебя или не пустят. Еще скажи спасибо, что я сегодня добрый.
– И не собиралась! – окончательно разозлилась Женя.
Она пересекла двор. Он был покрыт плиткой и аккуратно расчерчен под стоянку машин, но абсолютно пуст. То есть стояло, конечно, несколько машин, но ни кустика, ни деревца, ни лавочки, ни качелей детских. Очевидно, обитатели элитного дома выходили во двор, только, чтобы дойти до собственного автомобиля. Подъезд тоже был заперт, да от кого они тут прячутся?..
Женя ничего не стала нажимать, просто помахала перед камерой своим конвертом, и дверь открылась.
Дальше был холл – просторное помещение с огромными зеркалами и кожаными диванами, уставленное комнатными цветами в керамических кадках. Напротив входа была широкая лестница с мраморными ступенями, уходящая куда-то ввысь, по бокам ее возвышались бронзовые светильники, как в музее. Да, богато живет господин Ушаков. Впрочем, кто бы сомневался.
Тут Женю отвлек легкий кашель откуда-то из угла, там стоял небольшой стол с мониторами, и кивнул ей оттуда молодой человек в черном костюме.
– Вы к кому? – спросил он с профессиональной холодной вежливостью.
– К Ушакову в шестую квартиру, – ответила Женя и покосилась на монитор, который молодой человек тотчас от нее отвернул.
– Ваша фамилия?
Женя открыла рот, чтобы назвать свою фамилию, но вспомнила, что Альбина велела назваться ею.
– Королькова, – отчеканила Женя. – Альбина Королькова.
И тут же испугалась, что этот охранник знает Альбину в лицо, раз она сюда часто приходит. Но тот только сделал какую-то отметку в компьютере и сказал, чтобы Женя проходила, его предупреждали.
– Третий этаж, – сказал он, – вызвать вам лифт?
– Сама поднимусь, – сказала Женя мрачно, ей хотелось немного прийти в себя перед встречей с великим и ужасным господином Ушаковым.
Ни на минуту не забывая о молодом человеке внизу, который отлично видит ее на своих мониторах, Женя четким шагом, не останавливаясь и не пялясь по сторонам, миновала площадку второго этажа и поднялась на третий.
