bannerbannerbanner
Макияж для гадюки

Наталья Александрова
Макияж для гадюки

Полная версия

– Ну? – рыкнула она. – Говори, живо!

– С какой стати? – возмутился Соколов. – Некогда мне с тобой разговоры разговаривать, мне нужно ехать вот за той машиной! – Он показал на удаляющуюся черную «БМВ». – А то они сейчас скроются, и тогда…

– Поезжай, – согласилась Надежда, – расскажешь по дороге!

– Да с какой стати… – начал Павел Петрович, выворачивая в левый ряд и устремляясь за черной машиной, но, непонятно почему, все же начал рассказывать Надежде о своем вчерашнем приключении. Надежда задавала вопросы исключительно по существу.

– И вот теперь у меня срывается поездка! – огорченно проговорил он в заключение, резко выворачивая руль. – Самолет во вторник, а у меня нет приглашения! Просить повторное неудобно, да и не успеть: пока пришлют, пока оформят визу, будет уже поздно… а такая интересная конференция!

Надежда все это уже знала, но притворилась, что слышит в первый раз, – ей было стыдно признаться, что вчера она подслушивала на балконе.

– Да, в Париже сейчас, наверное, здорово… – мечтательно протянула она.

– Один доклад профессора Верже чего стоит! – вздохнул Павел Петрович. – Я давно мечтал с ней познакомиться!

– С ней? – переспросила Надежда. – Это что – женщина?

– Ну да. – Соколов пожал плечами. – Жаклин Верже, замечательный специалист по системам слежения…

– Паша, ты просто неисправим! – усмехнулась Надежда. – Впрочем, это не мое дело…

– Вот именно, – ехидно ответил Павел, – поскольку профессору Верже шестьдесят четыре года, она уже свой возраст не скрывает.

– Так или иначе, ее система слежения нам бы сейчас не помешала, а то я уже потеряла из виду ту черную машину!

– Она свернула на Киевскую, – пробормотал Павел Петрович, поворачивая следом.

– Девушки своей, я так понимаю, ты не видел, – начала Надежда, – а в той машине…

– Они схватили того мужика, что был с ней вчера! Просто запихнули в машину и увезли!

– Бандиты? – уточнила Надежда.

– А знаешь, как-то они на бандитов не похожи… – протянул Павел Петрович. – Те здоровые такие, затылки бритые, цепи золотые, а эти все в черном…

– В такую жару? – поразилась Надежда.

– Вот именно. И с виду некрупные, один так и вообще маленького роста, рыжеватый такой…

– Это плохо, – заметила Надежда, – потому что раз крепкий и относительно молодой мужчина не сумел отбиться от двух мелковатых парней, стало быть, эти двое – профессионалы.

– Ох, Надя, чует мое сердце, что не бывать мне этим летом в Париже! – вздохнул Павел Петрович.

Надежда тоже уверилась, что дело тут непростое, но вслух сказала, чтобы Павел не отчаивался, а следил за машиной, – может, что и удастся выведать.

Они увидели, как в дальнем конце улицы черный автомобиль свернул с проезжей части и въехал в ворота. Павел Петрович подъехал туда же и остановился. Перед ним были опущенный шлагбаум и будка охранника.

В окошко выглянул заспанный хмурый мужик и недовольно проговорил:

– Пропуск!

За воротами виднелись складские корпуса, пандусы, заросшие травой подъездные пути. Черная машина мелькнула последний раз и скрылась за одноэтажным кирпичным зданием.

– Пропуск! – повторил охранник, багровея.

Павел Петрович принялся мямлить что-то невразумительное. Сзади подъехала длинная грузовая фура, ее водитель начал нетерпеливо сигналить.

– Или срочно предъявляй пропуск, или освобождай проезд! – рявкнул страж ворот.

Соколов вывернул руль, отъезжая в сторону.

– Ну вот, – протянул он, – последняя ниточка оборвалась!

– Паша, а какие бумаги в той папке, которую оставила у тебя вчерашняя девушка? – поинтересовалась Надежда. – Может быть, по ним можно выяснить ее координаты?

– Вот смотри, – Соколов остановил машину возле тротуара и протянул Надежде прозрачную папку, – какой-то список…

Надежда отстегнула кнопочку и вытряхнула из пластиковой папки единственный листок. На нем в колонку были отпечатаны несколько фамилий и адресов.

– Севрюгина Л.Б., – прочитала Надежда, – улица Сверхсрочников, дом семь, квартира двадцать восемь… Варенец О.Т., Фиолетовый бульвар, дом шестнадцать… Туманян А.А., поселок Веселое… и еще несколько фамилий. – Надежда пересчитала. – Всего десять человек.

– Ну и что мне делать с этим списком? – растерянно проговорил Павел Петрович. – Приходить к людям и спрашивать – не знаете ли вы такую девушку?.. Да меня в лучшем случае за дверь выставят, скажут – зачем этот старый хрыч девчонку разыскивает?

– Действительно, – проговорила Надежда Николаевна, проглядывая список по второму разу. – То есть ты, конечно, вовсе не старый хрыч, но вряд ли нам так что-то удастся разузнать… мы даже не знаем, о чем спрашивать людей. Что это за список? Кто такие эти люди?

– Может быть, сотрудники ее фирмы? – предположил Павел Петрович. – И одна из этих фамилий – ее? Например, Севрюгина…

– Может быть, – с сомнением протянула Надежда, – но только я почему-то сомневаюсь. Ты же сказал, что эта девушка очень бережно обращалась со своей папкой, как будто это что-то очень важное. Вряд ли она так носилась бы со списком собственных сослуживцев! Нет, здесь что-то более серьезное… нам нужно понять, что общего между этими людьми…

– Пока мы во всем этом разберемся, – грустно произнес Соколов, – мой самолет улетит в Париж… без меня.

– Ладно, Паша, не огорчайся заранее, у нас с тобой еще есть немного времени. Давай-ка для начала сделаем вот что… Когда я хочу что-нибудь вспомнить, я прихожу на то же самое место, где думала об этом прошлый раз. Давай и мы с тобой вернемся…

– Куда – к китайскому ресторану?

– Да нет, там мы сегодня уже были. Мы вернемся на то место, где ты вчера высадил девушку, на Обводный канал.

– Ладно, – согласился Павел Петрович, – на Обводный так на Обводный, все равно никаких других мыслей у меня нет… тем более что нам дотуда совсем недалеко. И время как раз то же самое, что вчера.

Он больше не ворчал на Надежду и не спрашивал, с какой стати она лезет не в свое дело. Она тоже решила не поднимать этот вопрос, а притвориться, что у ресторана «Цветок сливы» они встретились совершенно случайно.

Павел Петрович развернулся, снова выехал на Московский проспект, доехал до Обводного, пересек его и свернул направо. Через несколько минут он притормозил возле мрачного дома из красного кирпича и вполголоса проговорил:

– Вот ведь незадача! Опять он здесь!

Метрах в двадцати от них возле тротуара стоял малиновый джип «Чероки». Обычно такой краской красят только пожарные машины, да и у тех оттенок несколько сдержаннее. Рядом со своим автомобилем, по-хозяйски облокотившись на него, возвышался невероятно рослый и широкоплечий парень с круглой, как блин, физиономией. Физиономия лучилась гордостью. Ясно было, что ее обладатель чрезвычайно гордится и своей могучей мускулатурой, и своей яркой машиной, и своим летним костюмом, едва не лопающимся на бицепсах, и дорогими часами, на которые он то и дело поглядывал, явно кого-то поджидая.

– Это именно тот бандит, который вчера согнал меня с места… ну, тот, который сказал, что здесь только он может ставить машину! – добавил Павел Петрович. – Надо же, как не повезло!

– А по-моему, как раз очень повезло! – отозвалась Надежда Николаевна, выбираясь из салона. – Не такой уж он с виду страшный, и, может быть, мне удастся что-нибудь у него узнать.

Не слушая слабых возражений Павла Петровича, она подошла к владельцу малинового джипа и непринужденно обратилась к нему:

– Извините, ведь вы знаменитый борец? Я вас видела по телевизору… можно попросить ваш автограф для моего племянника?

Гора мышц повернулась и молча уставилась на Надежду. Не найдя в ней ничего интересного, парень снова повернулся в сторону двора и застыл. Надежда решила не опускать руки, обошла парня и возникла перед его глазами снова. Не поленилась она и повторить вопрос.

Дошло с третьего раза, и парень неожиданно зарделся.

– Ну, я вообще-то не борец, – ответил он, – я хоккеист… и не такой уж знаменитый… хотя пару раз по телику меня показывали, было дело… ну, давайте, напишу вашему пацану… как его зовут?

– Вовка. – Надежда протянула спортсмену блокнот и шариковую ручку.

Тот обхватил ручку неловкими толстыми пальцами и размашисто написал на клетчатом листке блокнота: «Владимиру на память от Виталия Моржова».

Надежда Николаевна прижала руки к сердцу, выражая этим свою признательность, потом спрятала блокнот в сумочку и проговорила:

– Жарко как сегодня! А вы в этом месте часто бываете?

– Бываю, – скромно ответил звезда экрана.

– А вчера в это время не были?

– И вчера был. А только вам зачем? – спохватился парень.

– Понимаете, Виталий, – протянула Надежда, ухватив хоккеиста за пуговицу, – мой друг, – она бросила взгляд на скромную «девятку» Павла Петровича, – подвозил вчера девушку, как раз до этого места, и она у него в машине оставила бумаги. А его папку как раз забрала…

– Бывает… – неопределенно вымолвил Виталий.

– Так вот он хотел бы их вернуть, а свои назад получить, понимаете? – втолковывала Надежда. – Но там нет ни адреса, ни телефона… так вот я подумала, может, вы случайно что-нибудь заметили… Вы человек, я вижу, наблюдательный… – на всякий случай польстила она.

– Видел я вчера вашего… друга. – Виталий тоже покосился на «девятку». – Мое место он занял… но врать не буду, заедаться не стал, сразу освободил… а девушку – нет, девушки никакой не видел…

– Та-ак! – раздался за спиной у Надежды Николаевны раздраженный голос. – Это кто тут у нас к посторонним мужчинам клинья бьет? А ты, Виталя, тоже хорош – на минуту нельзя одного оставить…

Надежда обернулась и увидела девицу, стоящую метрах в пяти от них, уперев руки в бока. Девица была хороша, ничуть не хуже малинового джипа. Румянец во всю щеку, круглые, как пуговицы, голубые глаза, светло-рыжие кудри облаком вокруг головы, короткое, под цвет джипа, платье, усыпанное искусственными камушками и едва не лопающееся на высокой груди. Казалось, на этой девице красовался отчетливый штамп: «Собственность Виталия Моржова».

 

Камушки на платье, в ушах и на пальцах сверкали, а глаза девицы метали громы и молнии.

– Зоенька! – заворковал хоккеист. – Да ты чего подумала? Женщина автограф для племянника попросила… по-хорошему…

Девица и сама, разглядев лицо Надежды и приблизительно определив ее возраст, смутилась. Ревновать к такому антиквариату было, безусловно, ниже ее достоинства. Однако она еще для порядка прикрикнула на хоккеиста.

– А вот, может быть, вы что-нибудь видели? – перекинулась на нее Надежда Николаевна и повторила свой вопрос.

– А нечего девушек подвозить в таком возрасте и на такой рухляди! – недовольно проговорила еще не вполне остывшая Зоя, покосившись на «девятку», но устыдилась и задумалась.

– Девушку… нет, вроде бы никакую девушку я не видела… – ответила она наконец.

Однако что-то в ее тоне заставило Надежду Николаевну продолжить расспросы.

– А может, вы что-то другое заметили? Ну, необычное…

Зоя посмотрела с подозрением, но Надежду, если она хотела чего-то добиться, не так легко было смутить. Она твердо встретила Зойкин взгляд.

– Вон, видите там столярку? – Девица показала на неказистое одноэтажное здание в глубине двора. – Так вот вчера там, за столяркой, вроде драка была, как раз когда я к Виталику шла.

– Драка? – переспросила Надежда. – А кто с кем дрался-то?

– Да вроде ребята из столярки с какими-то чужими… да не то что серьезная драка, а так… да я толком ничего и не видела! – Зоя пошла на попятный. – Да вы лучше Таньку спросите, может, она что видела, она вечно на крылечке курит.

– Таньку? – заинтересовалась Надежда Николаевна. – А кто она такая, эта Танька?

– Так она там, в столярке работает. Не то секретарша, не то бухгалтер… и заказы оформляет, и с бумажками всякими…

– Ну, Зоенька, мы поедем? – подал наконец голос Виталий. – Нас там ребята уже ждут!

– Большое вам спасибо! – проговорила Надежда, поняв, что больше ничего уже не узнает.

– Привет Владимиру! – солидно проговорил хоккеист, и малиновый джип укатил, презрительно фыркнув мотором на старенькую «девятку».

– Надо идти в столярку, – сказала Надежда подошедшему к ней Павлу Петровичу. – Ты все слышал?

– Слышал, – кивнул тот и спросил с уважительным интересом: – А ты что, Надя, правда этого спортсмена узнала? Вот уж никогда не думал, что ты так спортом интересуешься!

– Да ничего я его не узнала! – развеселилась Надежда. – Просто на нем огромными буквами написано, что он спортсмен! Большой, сильный, интеллект в глазах не светится, но с виду добродушный… я и то сначала ошиблась, борцом его назвала, а он оказался хоккеист…

– Ну надо же, – Павел Петрович огорчился, – а я на него подумал – бандит! Вот так обидишь человека!

– Да ты не расстраивайся! Ошибиться нетрудно. Многие спортсмены, когда карьера не залаживается, в бандиты переквалифицируются. Только они на самых первых порах учатся «лицо держать» – вырабатывают специальный взгляд, от которого все шарахаются. Без такого взгляда среди бандитов никак…

Павел Петрович запер машину, и они с Надеждой направились к одноэтажному зданию в глубине двора.

Вход в столярную мастерскую был с обратной стороны, поэтому вполне понятно, что с набережной Обводного канала не было видно, что возле нее происходит. Никакой вывески около входа не было, но по доносящимся изнутри взвизгам дисковой пилы и по рассыпанным на крыльце опилкам становилось ясно, что делают за этой дверью.

Надежда решительно открыла дверь и шагнула внутрь.

Внутри помещение было разгорожено стеклянными переборками на несколько частей. В одной из них непрерывно что-то пилили и строгали, за другой перегородкой веселый парень с обвязанной платком головой красил готовую дверь. Перед самым входом мужчина лет сорока с заложенным за ухо карандашом задумчиво разглядывал небольшой чертеж. Увидев вошедших, он отложил этот чертеж и проговорил:

– Принимаем только на конец июля. Вам входные или межкомнатные?

– Межкомнатные – что? – в растерянности проговорил Павел Петрович.

– Двери, конечно. – Мужчина недоуменно пожал плечами. – А вы, интересно, зачем пришли?

– Мы пока только присматриваемся, – перехватила Надежда инициативу, – присматриваемся, прицениваемся, подбираем… нам квартиру еще только осенью сдадут.

– Ну вот, как раз сейчас и записывайтесь, – посоветовал мастер, – как раз, пока квартиру получите, и здесь очередь подойдет, а насчет цены не сомневайтесь, дешевле нашего нигде не найдете! Потому у нас и очередь, и вывеску даже не вешаем – и без того от клиентов отбоя нет!

– Ну да, и налоговая инспекция не найдет, – пробормотала Надежда Николаевна себе под нос, а потом повысила голос: – А у вас девушка работала, Таня…

– Сегодня ее нет, – нелюбезно отрезал мастер.

– А вот вчера у вас вроде какая-то драка была…

– Послушайте, – столяр выпрямился и окинул Надежду подозрительным взглядом, – вы вообще насчет заказа или просто так? Что вы все расспрашиваете, разнюхиваете? Я, между прочим, Татьяну после вчерашнего уволил! Мне ни к чему, чтобы тут посторонние шлялись и с моими ребятами в драку лезли! Мне неприятности не нужны!

– Да ладно, что вы… – Надежда Николаевна невольно попятилась. – Я так просто спросила…

– Так просто в горсправке спрашивайте! – Мастер теснил подозрительных посетителей к дверям. – Да и там только за деньги! Ишь ты, она еще налоговой меня будет пугать! Да у меня все схвачено!

– Не сомневаюсь, – сухо проговорила Надежда, задом выходя в дверь. – А если вы так будете разговаривать, всех клиентов распугаете!

Павел Петрович без слова выскользнул вслед за ней. Как и большинство мужчин, он постарался не ввязываться в конфликт, стоя, так сказать, над схваткой.

– У меня клиентов хватает! – крикнул вслед посетителям вредный столяр. – Вон аж до осени очередь!

– Бывают же такие хамы! – проговорила Надежда Николаевна, остановившись неподалеку от столярки и переводя дыхание. Сегодня и без того было жарко, а после ссоры со столяром она еще больше разгорячилась. – Некоторых людей никак не изменить, ему и клиенты не нужны…

– Лексеич – он такой! – послышался голос у нее за спиной. – Он сурьезный! Ежели что не по нем, так напустится – страх!

Надежда оглянулась и увидела небольшую сгорбленную старушку, опирающуюся на палку, с полиэтиленовым пакетом в свободной руке. На пакете было написано «Дольче энд Габбано», но в нем отчетливо просматривались не дорогие итальянские шмотки, а буханка хлеба и пакет молока.

– Лексеич – это столяр? – поддержала Надежда Николаевна разговор, кивнув на закрывшуюся дверь мастерской.

– Хозяин он, – охотно пояснила старушка, – на рабочих своих кричит – страх! Вчерась-то, когда они подрались, так после орал, чуть что стекла в окошках не полопались! И уволить грозился… только куда ж он их уволит-то, кто ж ему работать-то тогда будет? Вот он Таньку-то уволил, так она и так ничего не делала, как мимо иду – все стоит да курит…

– Так что, бабушка, правда здесь вчера драка была? – поинтересовалась Надежда.

– Какая я тебе бабушка? – обиженно проговорила ее собеседница и поправила цветастый платок. – А тебе зачем?

– Да что ты ее спрашиваешь, – подал реплику хитрый Соколов, – женщина ведь ничего не видела…

– Это почему же я ничего не видела? – вскинулась обиженная старушка. – Я вот как вас сейчас вижу, так и их всех вчерась видела! Это просто страх, что здесь творилось! Сперва-то эти верх брали, а потом наши-то вмешались, ребята из столярки, да так тем накостыляли – просто страх!

– Что-то я ничего не пойму, – продолжал разыгрывать свою роль Павел Петрович, – кто «те», кто «эти»? Только и повторяете все – страх да страх!

– Ну так ежели и правда – страх! Слушай, – старуха повернулась к Надежде, – чего это у тебя мужик такой нетерпеливый? Скажи ты ему, чтоб помолчал!

– И правда, Паша, не перебивай человека! – попросила Надежда Николаевна.

Старушка покрепче оперлась на свою клюку и начала:

– Вчерась на углу сметану завезли по двадцать пять. Хорошая сметана, псковская…

– Двадцатипроцентная? – со знанием дела осведомилась Надежда.

– Двадцати, двадцати, – подтвердила старуха, – мне Петровна из восьмого номера и сказала. Ну, я банку взяла и пошла…

Рассказчица неожиданно замолчала и прикрыла глаза. Надежда решила уже, что не дождется окончания рассказа, но старуха подняла веки и сказала:

– Нет, сперва я к Васильевне из четвертой зашла, ей ведь тоже надо сказать, а с Петровной они не разговаривают.

Выдав эту ценную информацию, рассказчица снова прикрыла глаза и замолчала. Надежда Николаевна собрала всю свою волю в кулак и не стала подгонять старуху. Ее терпение было вознаграждено. Бабка громко откашлялась, склонила голову набок и продолжила:

– Купила я, значит, сметаны и пошла домой…

Вдруг она замерла и сосредоточенно уставилась в какую-то точку за спиной у Надежды. Та хотела было оглянуться, но старуха озабоченно проговорила:

– Ой, ведь я забыла! Еще я в булочную зашла, купила половину «Дарницкого» и батон, а уж потом вернулась! А про что я тебе рассказать-то хотела?

– Про драку вчерашнюю! – с бесконечным терпением напомнила Надежда Николаевна. Соколов у нее за спиной тяжело вздохнул и схватился за голову.

– Ну да, про драку… – согласилась старуха. – Купила я, значит, сметану, хлеба половину и батон, иду домой, и вот тут как раз остановилась. А Танька-то, как всегда, на пороге курит. Вдруг подходит к ней другая девчонка, из себя такая видная, не то что Танька. Та-то шалава шалавой, а эта одета хорошо, по всему видать – при начальстве. Или из жилконторы…

– Почему из жилконторы? – переспросила Надежда.

– А жировки у ней были…

– Жировки? Что еще за жировки?

– Ну чего ты такая непонятливая! – рассердилась старуха. – Ты что – за квартиру да за свет не платишь?

– Плачу, конечно! – Терпению Надежды приходил конец, она держалась из последних сил.

– Ну, так, значит, и тебе тоже носят жировки! Бумажки такие, по которым платить!

– В папке? – неожиданно осенило Надежду.

– Ну ясное дело – в папке! Как же еще?

– Вот в такой? – Надежда Николаевна выхватила у Соколова розовую папочку с загадочным списком.

– Во-во, аккурат такая папочка! – обрадовалась старуха и продолжила: – Подошла, значит, эта девчонка к Татьяне, поздоровалась и что-то ей тихонько начала говорить, прямо на ухо, чтобы, значит, никто не слыхал… а тут эти-то подбежали, хватают ее и ну тащить…

– Кто – эти? – переспросила Надежда.

– Ну до чего же ты нетерпеливая! – огорчилась старуха. – Вечно перебиваешь! Сказано же – эти, все в черных пиджаках, из себя такие – страх! Сразу видать – бандиты… Схватили ту девчонку, что к Таньке пришла, и ну ее тащить…

– И много их было?

– Ой, много! Человека три или четыре… двое ту девчонку тащат, а еще один Таньку держит, чтоб не мешалась, и рот ей зажимает. А только она, Танька-то, его лягнула да как заверещит! Тут из столярки ребята выскочили и ну с этими, которые в черном, драться… столяров-то много, и ребята здоровые, но и те не уступают. А девчонки обе тут и убежали… те как увидели, что девчонок нет, и тоже побежали. Тут-то как раз Лексеич вышел и ну своих чехвостить… вы, говорит, бездельники и лоботрясы, мне, говорит, тут неприятности не нужны… а как узнал, что из-за Таньки вся эта драка приключилась, так вовсе разошелся. Я, говорит, сей же минут ее к чертям увольняю, чтобы ее, шалавы, здесь и духу не было! Только и знает, что курить да лясы точить, а работы от нее никакой не дождешься! – Старуха озабоченно взглянула на свой пакет и заключила: – Заболталась я тут с тобой! Как бы молоко у меня не скисло!

Она развернулась и заковыляла к дому, постукивая клюкой. Надежда Николаевна обернулась к Павлу и сказала:

– Понятно теперь, почему она не вернулась к твоей машине. А девушка-то, судя по всему, непроста… не нравятся мне эти «трое или четверо в черных пиджаках»! Дело пахнет явным криминалом. Но зато теперь у нас есть свежий след.

– Какой еще след? – растерянно проговорил Павел Петрович.

– Разве не ясно? Нам необходимо найти эту Татьяну. Она приведет нас к твоей пропавшей девушке…

– Ну я не знаю, Надя… – протянул Соколов, – я не хочу нагружать тебя своими проблемами…

– Глупости! – отмахнулась Надежда. – Без меня ты все равно не разберешься!

Она не могла допустить и мысли, что такая увлекательная история будет продолжаться без ее участия. Разумеется, дело не ограничивалось приглашением Павла Петровича во Францию. Все было куда серьезнее. Знакомое покалывание в корнях волос говорило Надежде Николаевне, что она столкнулась с настоящей криминальной загадкой, и отнять ее у Надежды было так же невозможно, как согнать со свежего следа охотничью собаку.

 

– Что скажет Саша! – простонал Павел Петрович.

– Ничего! – холодно отрезала Надежда. – Он ничего не узнает! Надеюсь, ты не собираешься ему обо всем доложить?

– Нет, конечно…

– Ну так и все! Короче, ты хочешь получить свое приглашение и поехать во Францию?

– Да, конечно…

– Значит, разговоры закончены! Надо действовать!

Она вернулась к столярной мастерской, сделала Павлу знак дожидаться снаружи и бесшумно приоткрыла дверь.

К счастью, суровый хозяин мастерской удалился в дальний конец, где распекал кого-то из столяров. Надежда увидела молодого парня в заляпанном краской комбинезоне и поманила его:

– Молодой человек, можно вас на секундочку?

– Чего? – протянул парень, неторопливо приблизившись. – Если вам двери, так это к хозяину… – И он махнул рукой в ту сторону, откуда доносились крики.

– Больно он у вас сердитый, – вполголоса проговорила Надежда, – да мне по другому делу… мне бы Таню найти, которая у вас работала.

– Танька больше не работает, уволил он ее!

– Вот то-то и оно, – пригорюнилась Надежда Николаевна, – он со мной-то и говорить не станет, а мне бы Таню найти… я с ней на прошлой неделе говорила, так она комнату искала, недорогую, а то ей за свою дорого платить, а у меня тогда свободной комнаты не было, а теперь как раз жилец съехал, хороший жилец, непьющий и платил аккуратно, а теперь съехал, и у меня комната пустая, так мне бы теперь ее найти…

– Стой, тетя! – Парень потряс головой, как будто хотел вытрясти из уха воду. – Ничего не понимаю, какой тебе жилец непьющий нужен? При чем тут Танька? Чего ты от меня-то хочешь?

– Адрес ее, – невозмутимо проговорила Надежда. – Я эту комнату ей сдам, где жилец съехал, недорого.

– Ладно, тетя, не грузи меня проблемами! – Парень заглянул за перегородку и позвал: – Серега, подойди на минутку! Тут женщине Танькин адрес нужен!

Вытирая руки о фартук, к ним подошел чернобородый мужчина лет тридцати и осведомился солидным басом:

– Какую надобность имеете?

– У меня жилец съехал, хороший такой был жилец, непьющий… – завела Надежда.

– Слушай, Серега, скажи ты ей Танькин адрес, а то она меня уже своим непьющим жильцом конкретно достала! – простонал первый парень. – Ты ведь к ней один раз ездил…

– Ну, ездил, – солидно кивнул Сергей, – только не надо из этого выводы делать, ясно? Исключительно по производственной надобности ездил, насчет морилки. Меня Алексеич лично посылал. По производственной надобности, понятно? А выводы незачем делать! Ну, записывайте адрес: улица Стоматологов, дом тридцать шесть, квартира сто восемнадцать. Только не надо выводы делать, это у меня память хорошая. А вы чего же не записываете?

– А у меня тоже память хорошая, – отозвалась Надежда Николаевна и вылетела из мастерской, увидев вдали приближающегося хозяина.

* * *

Улица Стоматологов нашлась в противоположном конце города. Павел Петрович остановил машину возле тридцать шестого дома и вытер клетчатым платком стекающий со лба пот. Жара стояла несусветная.

Выбравшись из машины, Надежда огляделась и уверенно направилась к подъезду. Павел, отдуваясь, поспевал следом. Неподалеку от нужной парадной девочки расчертили асфальт и играли в классики.

– Совсем как в нашем детстве, – умилилась Надежда, – хоть что-то не изменилось! Смотри, Паша, вот отсюда надо перепрыгнуть в тот квадрат, а потом… ой! Что это!

Рядом с аккуратно начерченными мелом квадратами на асфальте был еще один рисунок – обведенный таким же мелом контур человеческого тела.

– А это, тетенька, здесь труп лежал, – невозмутимо пояснила кудрявая девочка лет десяти, перепрыгивая в следующий квадрат, – милиция всегда труп мелом обводит, перед тем как на труповозке увезти, вы разве в кино не видели? От них мел остался, вот мы теперь и играем в матрицу…

– Во что? – удивленно переспросила Надежда Николаевна. – Разве вы не в классы играете?

– В какие еще классы! – пренебрежительно отмахнулась девочка. – Нам классы в школе остолбенели! Мы в матрицу играем, кто первый до верха допрыгает, тот и будет Нео!

– Ясно, – растерянно кивнула Надежда. – А чей здесь труп лежал?

– Да это тетенька из сто восемнадцатой квартиры выкинулась, – равнодушно сообщила девчонка и перепрыгнула в следующий квадрат.

– Из сто восемнадцатой? – Надежда ахнула и влетела в подъезд.

Дверь сто восемнадцатой квартиры была закрыта, и на ней не было никаких печатей.

– Может быть, девочка ошиблась, – пробормотала Надежда Николаевна и нажала на кнопку звонка.

Она звонила довольно долго, и когда уже отчаялась и хотела отступить, из-за двери донесся недовольный, заспанный голос:

– Ну иду, иду! Кого там черти принесли?

Дверь распахнулась, и на пороге появилось создание женского пола в полузастегнутом шелковом халате. Созданию было на вид лет тридцать пять, лицо у него было помятое и опухшее, голова обвязана розовым махровым полотенцем.

– Ну чего надо? – протянула эта нимфа, прикоснувшись рукой к голове и поморщившись от боли. – Ну не дают поспать!

– Вообще-то три часа дня, – удивленно проговорила Надежда.

– А вы знаете, когда я легла? Ну так и молчите! А еще утром милиция меня разбудила, вообще ни свет ни заря! Ну, чего надо-то?

– Милиция? – с опаской переспросила Надежда. – А нам вообще-то нужна Таня. Она дома?

– На Метростроевской она! – ответила женщина. – На Метростроевскую ее повезли.

– На Метростроевскую? А какой адрес? – выглянул из-за плеча Надежды Павел Петрович.

– Метростроевская, четыре, – отозвалась женщина. – Ну вы там спросите, морг кто угодно покажет.

– Морг? – испуганно вскрикнула Надежда Николаевна. – Почему морг?

Женщина окинула ее изучающим взглядом и спросила:

– А вы вообще кто?

– С работы мы, – быстро проговорила Надежда, пока Павел Петрович не ляпнул чего-нибудь лишнего, – я бухгалтер, а он – от администрации. Ее, Таню, вчера уволили, так мы хотели уточнить у нее кое-какие детали…

– Ах уволили! – Женщина оживилась. – Вот, наверное, она от расстройства и того…

– Чего – того? – переспросил Павел Петрович.

– Того – того! В окошко она сиганула!

– А вы ей, собственно, кто будете? – строго осведомилась Надежда, чтобы пресечь ненужные размышления и прояснить ситуацию.

– Соседка я, – ответила та, – вдвоем с Танькой живем… то есть жили, до сегодняшнего утра.

И женщина рассказала следующую историю.

– Вчера я немножко повеселилась. – При этом она поморщилась и потерла висок. – Ну, пришла, само собой, не то чтобы рано. Спать завалилась, не успела глаза сомкнуть – в дверь звонят, стучат, прямо сумасшедший дом. Ну, я кое-как поднялась, сперва не хотела открывать, говорю – сейчас милицию вызову. А они мне – открывай, мы и есть милиция! И еще, само собой, кое-какие выражения присовокупили. Ну что тут поделаешь? Пришлось открывать. Они мне с порога – где, говорят, твоя соседка? Я им вежливо так отвечаю – а где же ей быть? Дрыхнет, шалава, в комнате у себя! Они тогда комнату открыли – а Таньки нет, и окно открытое! Тогда менты на меня: соседка твоя внизу лежит мертвая, небось это ты ее выкинула либо по пьяному делу, либо из-за комнаты! Я им, понятное дело, – нечего, мол, меня на понт брать, я не какая-нибудь, адвоката Лившица хорошо знаю, и, если что, у них неприятности могут быть по служебной линии, а у Таньки я и в комнате не была, мы с ней, честно сказать, не очень-то дружили. Ну, один тут очень озверел и хотел ко мне применить приемы рукопашного боя, но второй его оттащил и сказал, что они разберутся и чтобы я покамест никуда не уезжала. А мне куда уезжать? Мне уезжать некуда и незачем, мне одно бы только – выспаться… ну, они ушли, а я таблеток выпила и опять спать легла, а тут как раз вы…

– Ясно, – проговорила Надежда и переглянулась с Павлом Петровичем.

На самом деле ей ничего не было ясно.

Нужно было срочно посидеть где-нибудь в тишине и обмозговать все происшедшее. Скоро Надежда заметила вывеску небольшого кафе, выходящего одним концом на улицу Стоматологов, а другим – в безымянный переулок. И там был натянут веселенький полосатый тент и стояло несколько столиков в тени. Они заказали прохладное питье и мороженое. Девушка вскоре принесла Надежде апельсиновый сок, а Павлу Петровичу – безалкогольный коктейль с листиком мяты и плавающей вишенкой.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13 
Рейтинг@Mail.ru