– Дорофея, Фея, дорогая моя, здравствуй! – услышала я в лифте, когда туда вплыл генеральный директор нашего предприятия по изготовлению радиоэлектронных компонентов, конденсаторов, резисторов, терморезисторов, микросхем и прочего, в чём я не слишком-то разбиралась.
– Здравствуйте, Антон Семёнович, – отчеканила я и широко улыбнулась, надеясь, что выгляжу достаточно дружелюбно.
И моё желание выцарапать глаза человеку, похожему как две капли воды на моего бывшего мужа не написано у меня на лице.
– Как ваши дела? – участливо спросило начальство и некогда родственник.
– Всё хорошо, – радостно растеклась я в улыбке, изображая крайнюю степень жизне- и человеколюбия.
У меня всегда всё отлично, на зависть всем чертям, так и передайте маменьке с папенькой и всему благородному семейству.
– Точно? Помощь не нужна? – всё тем же участливым до тошноты тоном продолжил Антон Семёнович.
– Спасибо, всё хорошо, – повторила я, взмахнув ресницами.
– Если что, звони в любое время, мы с Верочкой всегда, ты же знаешь.
– Конечно, конечно! – оставалось только надеяться, что образ жизнерадостной болонки мне удался на славу, а не превратился в какого-нибудь бойцовского кане-корса или алабая, при упоминании имени Верочки.
– Ох, Дорофея, Фея, Фея, – снисходительно проговорил Антон Семёнович, покачивая головой, глядя на меня сверху вниз во всех смыслах.
– До свидания, Антон Семёнович! – выдала я, не успели двери лифта распахнуться и явить взору вестибюль первого этажа.
Выскочила и рванула в сторону проходной, чтобы сразу же свернуть за угол здания и очутиться на парковке для особо ценных сотрудников. Завести машину и влиться в автомобильный поток, превращающийся в пробку в семь уверенных баллов прямо на глазах.
Ну хорошо, я готова была признать, что Антон Семёнович, в бытность моего замужества, Антон – неплохой человек, даже хороший. В конце концов, он единственный, кто протянул мне руку помощи, в которой я ой как нуждалась.
Не побоялся пойти против всего семейства. Родителей, которые едва румбу не танцевали при новости о разводе своего чадушки – брата-близнеца Антона по имени Родион. Проигнорировал гнев и самого Роди, исходившего на фекалии из-за того, что мне, которая и без того ободрала его как липку, смели помогать, и недовольство высокопоставленного тестя, которому Верочка все годы нашего с Родей брака напевала ужасы про богомерзкий мезальянс в благочестивом семействе.
Антон предложил мне работу на половину дня, когда я физически смогла позволить себе такую роскошь, в отделе маркетинга, тогда как в маркетинге я понимала чуть меньше, чем ничего совсем. Платил неплохую заработную плату и даже предоставил место на служебной парковке для моего изрядно подержанного, но бодрого кроссовера.
Но именно схожесть Антона с моим бывшим каждый раз вызывала во мне желание вцепиться ему в лицо, откусить ухо, например, или нос.
Ничего, ничего, постепенно я осваивала профессии, которые позволят работать онлайн, и больше не зависеть ни от кого из семейства Роди, чтоб все они провались, включая драгоценного дедулю-адмирала и бабулю-филолога-германиста!
С огромным трудом удалось протиснуться на парковочное место рядом с универсамом. Единственным в нашем районе, где можно было купить всё, от картофеля и выпечки до бураты и молодой спаржи.
Вкатила тележку в торговый зал, ловко лавируя между праздношатающимися покупателями, в который раз удивляясь, что в таком-то микрорайоне магазин пользуется спросом. По идее местные жители должны обедать в ресторанах или хотя бы заказывать готовую еду на дом, во всяком случае, раньше мне так казалось, но нет.
Домохозяйки, обвешанные детьми, как новогодними гирляндами, набивали холодильники мраморной говядиной и рукколой, чтобы кормить домочадцев самым лучшим, а их платежеспособные спутники покупали элитный алкоголь, который здесь даже в отдельном шкафу не стоял, красовался на полках общего доступа, как в каком-нибудь магазинчике эконом-класса приснопамятное вино «Душа монаха».
Меня мраморная говядина не интересовала, потратить половину суточного бюджета на крошечный стейк я себе не позволяла, элитный алкоголь тоже не пила, даже не нюхала – всё это осталось в прошлой жизни, вместе с Родей.
Что имеем, не храним, потерявши плачем? Только я не плакала, я радовалась, что это одноклеточное отвалилось от меня, пусть и в настолько жутких обстоятельствах. Сейчас бы я точно не потянула ни мужа гадского, ни всё его придурошное семейство!
В молочном отделе быстро закинула в корзину несколько йогуртов, творог, молоко. В мясном положила филе индейки. Потопталась в кондитерском, всё-таки взяла три эклера, вздохнув. Да, нежелательно, но кто меня осудит?
Быстро расплатилась на кассе, закинула в пакет скромные покупки, рванула к машине с той же скоростью, что неслась в универсам. Часы показывали, что я безбожно опаздывала, а это лишние расходы, которые я никак не могла себе позволить, эклеры ещё эти!
Впереди тащился седан представительского класса. Не ехал, а словно перешагивал на цыпочках лужи, оглядываясь в ужасе по сторонам. Хотелось выскочить, разбить окно и наорать на водителя. Что такого ужасного он видел, что еле-еле передвигался?
Элитный микрорайон, между прочим!
Да, кое-где красовался строительный мусор, потому что соседний дом не сдан. На куцем газоне, который вообще-то был облагорожен всего-то год назад, но строительство нового корпуса внесло коррективы в дизайн, примостилась стая бездомных собак с клипсами в ушах. Узкий проезд между домом и газоном был плотно заставлен дорогими машинами, которым место на последней выставке мирового автопрома, а не рядом с покосившейся будкой охраны.
Через четыре года здесь будет город-сад, если верить риэлторам, то через два года, три из которых уже прошли, но кто забивает голову такой ерундой, когда квадратный метр жилой площади в этом комплексе стоил раза в три дороже, чем в обычной новостройке.
Одним словом, не от чего шарахаться, и ползти с черепашьей скоростью тоже необязательно. Гвоздь, железка, что угодно, конечно, могут проколоть колесо, но на такие случаи в микрорайоне с комфортом расположилось несколько шиномонтажей.
Всё для удобства элитных проживающих. От кресс-салата до домкрата, как говорится.
Злилась, к слову, не я одна, сзади меня начали сигналить, некоторые, особо нетерпеливые открывали окна и орали что есть мочи, чтобы седан пошевеливался. Хвост тянулся уже машин на двадцать, а то и больше, седан же напрочь игнорировал возмущённую общественность. Гуру просветления и пофигизма какой-то.
Поскорей бы он свернул в свой подземный паркинг, благо поворот, рядом с будкой охранника, появился на горизонте.
Вот только седан проигнорировал поворот в подземный паркинг, где ему самое место, и пополз дальше, остановился возле одного из подъездов и плавно, сказала бы, грациозно, припарковался прямо на моём месте.
Не законном, нет. Места вне подземного паркинга делились по принципу «кто успел, тот съел», но негласно это место было моим, когда я успевала, конечно, его занять, приезжала вовремя, как сегодня. Приехала вовремя, а место заняли. Вероломно! Прямо на моих глазах.
Естественно, я нажала на тормоз, выскочила из машины, чтобы сообщить всё, что я думаю о седане и водителе.
– Простите, – уставился на меня водитель представительского автомобиля, не менее представительный, чем его машина, даже более.
Отпаренный, кажется, сверху до низу, включая английский воротник пальто и стрелки брюк, которые выглядывали из-под строгого кроя верхней одежды.
Высокий, мне пришлось задрать голову, несмотря на то, что каблуки в тот день на мне были выше обычных. Густые волосы с редкой проседью, будто минуту назад уложены в лучшем салоне. Достаточно молодое лицо для седых волос, на вид не старше сорока лет, и невозмутимый взгляд. Незамутнённый даже, будто владелец этого взгляда, пальто и авто упал с Марса прямиком в нашу элитную реальность, вот такую, какая есть.
С бездомными собаками, пробками и лошадиными ценами за подземный паркинг. Настолько конскими, что даже соседский Бентли предпочитал парковаться между детской площадкой и вазоном с клумбой, но не платить.
– Где-то указано, что это место ваше? Может быть, есть договор с управляющей компанией? – продолжил представительный мужчина.
– Чего? – уставилась я на говорящего. – Это место моё!
– На каком основании?
– На том, что оно мне нужно! – не покривила я душой.
Мне нужно это место, необходимо просто, кровь из носа, как надо. Обычно жильцы шли навстречу, часто с недовольным, перекошенным лицом, но всё-таки входили в моё положение, а этот не только не собирался это делать, он искренне не понимал, почему он должен уступать. Что за люди пошли!
– Прошу прощения, ничем не могу помочь, – невозмутимо ответил мужик, в моих глазах уже не очень-то привлекательный, так… гоблин какой-то в пальто, если не сказать грубее, и заглянул в собственный багажник.
– Девушка! – раздался за моей спиной громкий бас, больше похожий на раскат грома. Эх, сейчас бы какого-нибудь Громовержца, засадить пару молний прямо в задницу зажравшегося мужика представительского класса. – Девушка, вы всех задерживаете.
Посмотрела, вздохнула, действительно, я всех задерживала. Пока я пыталась доказать, что не верблюд, и место моё по праву, из машин образовалась очередь, и все они надеялись занять местечко внутри жилого комплекса, потому что в противном случае придётся искать место вдоль проспекта или вовсе ехать на пустырь.
Мне повезло, я нашла небольшое местечко через несколько машин от седана. Вообще, там всегда парковался огромный внедорожник, но в этот раз соседка неудачно расположилась, внедорожник бы не поместился, а моя машинка, выглядящая бедной родственницей по сравнению с остальными, встала в самый раз. Тютелька в тютельку вошла, как говорится.
В подъезде консьержка окинула меня недружелюбным взглядом, как бы давая понять, что всё-то она знает, понимает. Не по Сеньке шапка. Не для меня этот подъезд на восемь благоустроенных квартир, огромный вестибюль на первом этаже и стеклянные лифты.
У лифта стоял тот самый, представительского класса. В одной руке чемодан на колёсиках, в другой прозрачный полиэтиленовый пакет с кастрюлей, вокруг аромат голубцов на все восемь квартир. С ума сойти!
Не знаю, что меня больше поразило, что данный субъект оказался в моём подъезде, рядом с моим лифтом, то, что он бережно держал в руках пакет с кастрюлей в жизнерадостный красный горошек, или то, что на всю Ивановскую разило банальными донельзя голубцами. Вы можете себе представить, чтобы типчик с обложки журнала «Бизнес» ел голубцы? Я – нет.
– Прошу! – товарищ в пальто с английским воротником и голубцами галантно предложил мне войти в лифт, отодвинулся, дабы пропустить даму вперёд.
– Спасибо! – огрызнулась я, окинула самым уничижительным взглядом, на который только была способна, и отошла подальше от поедателя голубцов.
Тот лишь равнодушно пожал плечами и был таков, умчавшись в лифте. Я поднялась на свой третий этаж на соседнем.
В просторном холле воняло голубцами точно так же, как на первом этаже. На всякий случай я понюхала себя, вдруг успела провонять, пока рядом с любителем русской кухни стояла. Нет, от меня как всегда пахло духами, туманными рассветами и голубыми далями – всё, как полагается привлекательной девушке двадцати девяти лет от роду.
– Миша, я пришла! – крикнула я, заходя в двери квартиры.
– Ага, – услышала бодрый и довольный ответ. – А мы с Марией Петровной в Бродилку играем.
– Молодцы, – я заскочила в детскую, улыбаясь во все тридцать два зуба, несмотря на то, что традиционно уже сжалось сердце.
Прошёл целый год, я приноровилась к новой действительности, научилась с ней жить, но смириться так и не смогла. Каждый раз словно верила в чудо. Ждала, что Мишка встретит меня на своих двоих, бросится, как прежде, в объятия, и каждый раз натыкалась на новый атрибут нашей жизни – инвалидной кресло.
Натыкалась со всего маху, с разбегу, наотмашь, до жгучей боли, и заново, за доли секунды успевала пережить свой маленький, личный кошмар, только для того, чтобы широко и счастливо улыбаясь, дать понять сыну, что мир – отличное место для жизни.
– Леонид Борисович, дорогой мой человек! – пропел знакомый до мурашек женский голос.
Леонид пододвинул чемодан ближе, распахнул руки и с самой широкой улыбкой, на которую только был способен, проговорил:
– Лёка, звезда моя! Дай, что ли, обниму тебя!
– Йоху! – счастливо завизжала степенная дама, на вид от тридцати пяти до сорока пяти лет, а при нынешнем уровне косметологии и пятидесяти пяти, бросилась на шею Леонида.
Для этого Лёке пришлось не только встать на цыпочки, но и подпрыгнуть, Леониду же – привычно придержать крепкое, невысокое тело младшей сестры.
Всего-то год разницы. Они перестали замечать этот год, кажется, ещё до школы, тем более Лёка, будучи сообразительной девочкой-аккуратисткой, отправилась в первый класс вместе со старшим братом – редкостным раздолбаем, на которого в семилетнем с половиной возрасте высокопоставленные дедушка с бабушкой перестали возлагать огромные надежды. Лёка была тем, кто должен был оправдать фамилию, от Леонида же ждали единственного – не опозорить.
Родители у Леонида – попросту Лёвы или Лёни, в зависимости от степени близости – и Лёки естественно были. Не менее успешные, и чуть менее высокопоставленные в силу возраста, однако, стремясь к карьерным высотам, заниматься воспитанием подрастающего поколения не спешили. Почётная миссия вырастить из Лёвы и Лёки таких же высокопоставленных и со всех сторон уважаемых граждан досталась бабушкам и дедушкам. С чем те справились, как и с воспитанием ещё двоих сыновей, рождённых через пять и семь лет после Лёки.
Итого, в семье их было четверо: Леонид, Ольга, она же Лёка, Валерий и Геннадий. Все выросли, выучились и продолжали достигать. Валерий с Геннадием трудились в той же области, что и Леонид. Собственно, ничего другого никто не ожидал, иначе быть просто-напросто не могло. Нонсенс – как сказала бы бабушка, по сей день живая, здоровая и при памяти.
Одины (с ударением на О) – семья потомственных врачевателей, род, идущий из глубины истории. Их пращур у самого Пирогова практиковался, впоследствии добился не меньших успехов. С тех пор не одно поколение Одиных лечило людей и достигло в этом немалых успехов.
– Прошу, – широким жестом Лёка показала в сторону стоящего рядом автомобиля.
– Твой? – Леонид оценил авто, что и говорить, вкус и деньги у сестрицы были.
Конечно, он и сам не промах, может себе позволить не меньшую роскошь, но как-то привык уже обходиться, не рисоваться доходами, вести скромную жизнь, приправленную мелкими мещанскими радостями.
– Твой! – объявила Лёка.
– Да ладно? – засмеялся Леонид. – Вообще-то, я и сам могу себе купить, – полушутливо заметил он.
– Вот когда купишь, тогда и поговорим, – тут же отвертелась сестра. – Знаю я тебя, в ближайшее время не то что машину, туалетную бумагу не купишь. Будешь круглосуточно торчать в этом царстве диссекторов и микроинструментов. Не успел прилететь, с вещами, – она выразительно посмотрела на чемодан у его ног, – уже на работу попёрся. Неужели один день не подождали бы?
– Я не привык нарушать обязательства, ты же знаешь, – покачал головой Леонид.
– В данном случае обязательства нарушила авиакомпания, – парировала Лёка. – И вообще, такой дурдом везде творится, вошли бы в положение, Земля не остановилась бы.
– Дурдом не должен касаться пациентов, – отрезал Леонид.
– Я словно папу слышу, – фыркнула Лёка. – Ладно, поехали, довезёшь меня до метро, а дальше сам.
По пути узнал основные новости, те, что упустил в последнее время. Про Валерку знал, даже видел его сегодня, счастливого застранца, правда, мельком, но парой слов перекинуться удалось. Был лично приглашён на свадьбу, не по телефону или интернету, а глядя глаза в глаза. Что ни говори, а приятно. Женился младший братец по большой и искренней любви с дочкой академика РАН, других девушек в кругу Одиных не встречалось. Куда ни глянь – чья-то дочка, внучка или сама кандидат наук, как минимум.
Геннадия Борисовича тоже видел – важный, как индюк, что в детстве ходил вразвалочку, что сейчас, глядя на окружающих сверху вниз с высоты коренастой, плотной фигуры, доставшейся от матери, такой же, как у Лёки. Леонид и Валерка ростом и телосложением пошли в отца – подтянутые, высокие.
А вот что разводится Генка, не слышал. Казалось, всё хорошо у него в семье было. Двое детей, погодки, жена работала рядом, семимильными шагами по карьерной лестнице двигалась, отпрыски по традиции бабушками с дедушками воспитывались.
– Ругались они постоянно, как кошка с собакой, – начала Лёка. – Он её на операции не ставил, говорил, что женщине в нейрохирургии не место, фактически вынудил специальность сменить, уйти в неврологию. Смежная, конечно, но не то, сам понимаешь.
– Правильно сделал… – нахмурился Леонид, внутренне одобряя брата.
– Я-то думала, тебя Германия отучила от шовинизма, а ты туда же, – беззлобно фыркнула Лёка.
– Врачи – шовинисты, – ответил Леонид. – Знаешь, сколько всего женщин-нейрохирургов в Германии? По последним данным всего-то восемь процентов, и как ты понимаешь, никого на ведущих ролях. Нейрохирургия калечит души, говорят. Так что, наш шовинизм спасает вас, женщин, – он выразительно поднял вверх указательный палец. – И кто бы говорил, кстати. Сама бросила институт после лечебного со словами: не женское это дело.
– Потому что, Лёвушка, среди Одиных должен быть хотя бы один нормальный человек, со здоровой психикой и не покалеченной душой. Меня всё устраивает, – засмеялась сестрица.
– Тебя устраивает быть домохозяйкой? – Леонид приподнял бровь, зная ответ.
Лёку всё более чем устраивало. Все аргументы женщин семейства Одиных об обязательной самореализации и профессиональных амбициях отлетали от неё, как от стенки горох. В двадцать два года она вышла замуж за начинающего бизнесмена, занимающегося поставками медицинского оборудования, с тех пор занималась исключительно семьёй, детьми, кухней, и менять свой образ жизни не собиралась.
Было у сестры и небольшое занятие, как она говорила, «для души», где пригодилось её медицинское образование. Лёка занималась иппотерапией с детьми с нарушениями центральной нервной системы, в основном с ДЦП, но были и детки после аварий, несчастных случаев. Финансировал проект, естественно, муж. Как он любил говорить, за солянку родной жены несколько коней содержать не проблема, а за борщ и маму родную продать не грех.
– Как сказал Диоклетиан: «Если бы вы видели, какую я вырастил капусту…», – с улыбкой ответила Лёка. – Кстати, по поводу капусты. В багажнике голубцы, не забудь, пропадут. В твоей квартире я убралась, телефон клининговой компании оставила на столе, вдруг ты вспомнишь, что в доме время от времени кто-то должен мыть полы. На первое время купила чай, кофе, печенья, пельменей налепила, в общем, подножным кормом обеспечила. Неделю продержишься, думаю. Если что – звони. В субботу большой сбор в честь твоего приезда. Не забудь!
– Есть, мой капитан, – улыбнулся Леонид.
– Всё, я побежала, дальше ты сам. Дорогу найдёшь?
– Я знаком с навигатором, – засмеялся он в ответ.
Дорогу в свой новый дом Леонид нашёл. Честно говоря, ожидал чего-то другого от жилого комплекса, заявленного как «бизнес-класс». Несмотря на невысокую застройку, приятный глазу дизайн и удобное расположение домов, ощущение какого-то запустения, крайнего беспорядка не покидало, когда он смотрел на новое место жительства.
Жилой комплекс, сам по себе, несомненно тянул на пресловутый бизнес-класс, а вот территория вокруг скорее напоминала новостройки времён СССР, когда из-за грязи от строительной техники было ни пройти ни проехать.
«Наверняка позже облагородят», – подумал он, решив, что в целом не так уж важно, где жить.
Он купил эту квартиру не глядя, через риэлтора, на стадии котлована. Попросту вложил деньги в перспективную недвижимость во времена, когда жить и работать на родине не собирался.
Казалось, в Германии больше перспектив, возможностей, да и оплата прельщала. В общем-то, так оно и было до последнего времени. Начальство не лезло в его практику, давало простор для реализации, поддерживало эксперименты, порой рискованные, пока не случилось то, что случилось.
Мир перевернулся с ног на голову. А ему, специалисту с мировым именем, стали ставить палки в колёса, в основном указывая, каких пациентов брать, а каких – нет. Последнего Леонид стерпеть не мог, благо контракт подходил к концу. Он честно отработал несколько месяцев, и от продления, несмотря на сладкие перспективы на бумаге, отказался. К тому времени в родном городе всё было на мази, как говорится. Руководство клиники оторвало его с руками, головой и семейной фамилией.
С сегодняшнего дня Один Леонид Борисович – один из ведущих детских нейрохирургов не только конкретного исследовательского центра, а, пожалуй, всей страны.
Правда, первый рабочий день начался суматошно, никакого обстоятельного знакомства не получилось. Рейс задержали почти на сутки, в клинику Леонид явился прямо из аэропорта, с чемоданом в руках, и уже через несколько часов стоял у стола.
Пациент, мальчишка девяти лет, упал с высоты пятого этажа, выжил буквально чудом, спасли ветки деревьев, был доставлен напрямую в операционную к Одину, который, по утверждению Генки, сотворил чудо, а по убеждению Леонида просто сделал свою работу – единственное, что оставалось в его жизни всегда, при любых обстоятельствах нерушимым, ясным и понятным.
Предстояло заново привыкать к многомиллионному городу, новому коллективу, который поглядывал на «того самого Одина», как на божество, – в каждом поколении их семьи были обычные Одины и «Тот Самый», им повезло стать Леониду – и к новому месту жительства. После благоустроенной квартиры в приличном, вылизанном районе Франкфурта-на-Майне – к откровенно пугающему, вернее отталкивающему неустроенностю пейзажу вокруг.
Радовало одно – оборудование на новом месте работы одно из лучших, не на пустом месте львиная доля квот на высокотехнологичную медицинскую помощь приходилась на их исследовательский центр.
И, пожалуй, немного, добавила позитива странная дамочка, набросившаяся на него из-за парковочного места. «Дамочка», конечно, грубовато звучит. Скорее девушка – эдакая попрыгунья-стрекоза с незамутнённым представлением о мироустройстве, где ей все должны, потому что она – это она. Как и полагается таким особам: блондинка, с пухлым, где-то порочным ртом, ресницами-опахалами, которые выразительно моргали, когда крошка пыталась испепелить его взглядом и словами.
Девица была чудо как хороша, глаз не оторвать, если откровенно. Леонид попытался быть галантным, пропустить в лифт первой, самому подняться на следующем, подождать не проблема, на четыре этажа и восемь квартира было два лифта. Та любезность не оценила, Леонид лишь недоуменно пожал плечами.
Встреть он эту особу в другом месте, несомненно попытался бы включить мужское очарование, если бы вспомнил, как оно работает, но в собственном доме – увольте.
Девицы подобного вида либо в содержанках ходят, в глаза очередного папика преданно заглядывают, либо на самом деле являются великовозрастными дочками излишне заботливых папаш, которые вырастили принцесс, которым без исключения все обязаны.
Проблемы по соседству, что с первым вариантом, что со вторым, Леониду точно были не нужны, так что он предпочёл полюбоваться на красотулю и забыть о её существовании, даже о нескладывающемся в единую картинку образе не думать. Дешёвенький кроссовер как-то слишком выделялся на фоне той же сумки в руках девицы – весьма дорогостоящего бренда.
Может, девица занимается клинингом, а сумку подарила щедрая хозяйка? Точно, вместе с обувью и часами.