Наталия Проскурякова
Ипотека в Российской империи
© Наследник Проскуряковой Н. А.: Шепелев А. С., 2014
© Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», 2014
* * *
Введение
Сегодня ипотека (долгосрочное кредитование под залог недвижимости) вновь переживает в России период становления. С ней связывают решение жилищной проблемы, прогнозируют ее использование при проведении земельной реформы. И в обществе, и в банковских кругах ипотеку открывают как нечто совершенно новое и необычное. Между тем ипотека неотделима от экономической истории России и не раз проявляла свою удивительную живучесть, приспосабливаясь к разным экономическим и политическим ситуациям.
Ипотека стара как мир и была известна во все времена и у всех народов. Она возникла задолго до индустриальной эпохи – существовала еще в Древней Греции. Слово «ипотека» было введено в обращение греческим архонтом Солоном в начале VI в. до н. э. До этого в Афинах обязательства обеспечивались личностью должника, которому в случае неуплаты грозило рабство. Для того чтобы заменить личную ответственность имущественной, Солон придумал следующее: кредитор ставил на имении должника (обыкновенно на пограничной меже) столб с надписью о том, что это имущество служит обеспечением его претензий на известную сумму. Такой столб назывался ипотекой, что в переводе с греческого буквально означает «подставка». В переносном смысле это слово стало употребляться для обозначения залога (обеспечение обязательств имуществом должника) недвижимости.
В процессе развития залога недвижимым имуществом ипотека представляла собой третью – наиболее совершенную – его форму. Самая древняя форма залога заключалась в отчуждении должником кредитору имущества, предназначенного служить обеспечением долга. Вторая – проявлялась в том, что имущество передавалось не в собственность кредитора, а лишь во владение и пользование (вместо процентов).
Последний должен был возвратить это имущество должнику при погашении ссуды.
Ипотека заключалась в том, что кредитор давал публичное обязательство возвратить должнику имущество при уплате долга. При этом собственник имения сохранял за собой право пользования и распоряжения своим имуществом при определенных ограничениях.
Таким образом, ипотека утвердилась в Древней Греции со времен Солона, однако широкое распространение получила несколько позже – в IV в. до н. э. Залог земли в большей степени применялся богатыми и состоятельными гражданами и обычно не был связан с экономической необходимостью, т. е. носил потребительский характер. Об этом свидетельствует масса так называемых залоговых надписей на закладных камнях, большая часть из которых относится к IV в. до н. э.
Залоговые надписи представляли собой древний аналог так называемых ипотечных книг (см. ниже), вошедших в употребление в Европе в Новое время. Они давали возможность каждому узнать о состоянии данного недвижимого имущества, и прежде всего о степени обремененности его ипотечными долгами. Публичность ипотеки обеспечивала интересы и кредитора, и потенциального покупателя земли, т. е. способствовала ее превращению в предмет торгового оборота.
В Древнем Риме ипотека получила еще большее развитие. Это было связано с аграрной специализацией Рима (в отличие от Греции, главными источниками богатства которой являлись торговля и мореплавание, а позднее – мануфактурное производство), вследствие чего земля здесь представляла большую ценность, а принцип частной собственности на землю был основополагающим в социально-экономических отношениях и получил законодательное оформление. Первоначально здесь получила распространение самая древняя форма залога недвижимости, при которой закладываемое имущество передавалось в собственность кредитору. Должник же, погасив долг, имел право требовать имущество обратно. Позднее, в период существования империи (I–IV вв.), широко практиковалась ипотека, при которой имущество оставалось в собственности и пользовании должника, а кредитор получал право требовать удовлетворение из стоимости данной недвижимости.
В Древнем Риме не было системы ипотечных книг, и ипотечные сделки часто сопровождались разного рода махинациями. Поскольку там принцип публичности ипотеки, в отличие от Древней Греции, не соблюдался, кредитор при установлении договорной ипотеки не мог быть уверен, что это имущество уже не заложено. Должник имел возможность, закладывая имущество у нескольких лиц, получать под него кредит, значительно превышающий его стоимость. Кроме того, получили распространение так называемые генеральные ипотеки, охватывающие все имущество должника (движимое и недвижимое в совокупности), и ипотеки, устанавливаемые в пользу известных лиц (как правило, из знати) самим законом. Последняя форма ипотеки получила название тайной ипотеки. В результате подрывалось само значение реального кредита. Полученные ссуды использовались знатью в потребительских целях, главным образом для приобретения предметов роскоши и обеспечения «роскошного образа жизни».
У древних германцев до XIII в. господствовал принцип имущественной ответственности за долги. Но потеря возможности владения и пользования недвижимостью, эксплуатация которой часто составляла основное занятие должника, была очень неудобна в социально-экономическом смысле. Уже в XIII в. – сначала в больших городах – стала развиваться новая форма залога недвижимости. Заложенная земля оставалась во владении и пользовании собственника-должника, при этом он лишался права отчуждения имущества и его вторичного залога. Германское право не остановилось на римской форме ипотеки. Оно ввело в ипотеку начало гласности: возникла практика публичного совершения актов об отчуждении или залоге недвижимой собственности в народных собраниях, церквях или в городских ратушах. Позже было принято решение о занесении актов об отчуждении в судебные или городские книги.
С конца XVII в. разрабатывается специальное законодательство, регистрирующее права на недвижимое имущество, формулирующее основные положения ипотечного права. В западноевропейское законодательство ипотека перешла с двумя основными характеристиками: во-первых, она применялась только к недвижимому имуществу, а во-вторых, продажа заложенных имений производилась не самим кредитором, а при посредничестве суда.
Ссуды под обеспечение недвижимостью предоставлялись сначала частными лицами (ростовщиками, торговцами, банкирами), затем банкирскими домами и частными банками. В Англии в первой половине XVIII в. выделялась группа банков Вестенда, которые обслуживали земельную аристократию и провинциальное дворянство, храня их сбережения и предоставляя им ссуды под залог земли или иной недвижимости. Специализированные ипотечные учреждения в Европе впервые появились в Пруссии во второй половине XVIII в. как мера спасения юнкерского хозяйства, разоренного Семилетней войной. Ипотечные банки были организованы на основе взаимной ответственности в виде провинциальных кредитных обществ по одному на каждую область страны (с 1770 по 1788 г. было организовано пять таких кредитных обществ). Участниками обществ являлись все кредитующиеся в них помещики, которые несли солидарную ответственность за долги перед кредиторами обществ – владельцами закладных листов. В остальной части Германии узкосословные общества взаимного земельного кредита не получили такого широкого распространения, как в Пруссии. Кроме того, ипотечный кредит в германских государствах предоставлялся правительственными и провинциальными учреждениями, ценные бумаги которых гарантировались соответственно центральной или местными властями (с 1840 по 1869 г. их было создано более 20). Действуя в пределах отдельных мелких государств или провинций, они оказывали услуги главным образом мелкому крестьянскому землевладению. Средства, необходимые для проведения ипотечных операций, они получали путем привлечения частных вкладов, субсидий от правительства, судебных депозитов и «сиротских капиталов».
Первым по времени основания из ипотечных акционерных банков в Европе был Баварский ипотечный и вексельный банк, открывший свои операции в 1835 г. для Баварии и некоторых других государств Южной Германии. Во Франции в 1852 г. начал действовать единственный в стране специализированный ипотечный банк – «Общество Французского поземельного кредита» (Credit Founder France). В Австро-Венгрии, несмотря на широкое развитие ипотеки, специализированные (акционерные и земские) учреждения появились только во второй половине XIX в., а в первой половине XIX в. ссуды под обеспечение недвижимости выдавали государственные кредитные учреждения.
Своеобразным показателем развития ипотеки в Европе в первой половине XIX в. является завершение создания ипотечной системы, или «системы ипотечных книг». Ипотечная система создавалась параллельно с «системой поземельных книг», в которых фиксировались все права земельных собственников на недвижимость. Она отражала юридическое положение земельных участков, имеющихся в стране, и изменение прав собственности на эти участки. В ипотечных книгах фиксировалось только то, что было связано с залогом. Земли, свободные от залогов, в ипотечные книги не попадали. Цель ипотечной системы заключалась в предотвращении опасности перераспределения земельной собственности, что было связано с негласными способами установления прав на недвижимость.
Сущность ипотечной системы состояла в том, что для каждого недвижимого имущества велась в специализированном учреждении особая книга, где записывалось все, что относилось к вещным правам, предметом которых служило это имущество: имя собственника, переходы права собственности, в том числе и сервитуты (совместные владения), а также лежащие на имении долги. Все записи в ипотечных книгах имели не просто справочное, а строго юридическое значение. Ипотека приобретала юридическую силу со времени занесения ее в ипотечную книгу. Создание ипотечной системы свидетельствовало о высоком уровне развития залогового права.
Окончательно оформленная ипотечная система была введена в Пруссии (Уставы 1783–1872 гг.), в Австро-Венгрии (Гражданское уложение 1811 г. и Устав 1871 г.), в Саксонии (Устав 1843 г., подтвержден в 1863 г.) и в некоторых других немецких государствах.
Таким образом, ипотека в Европе, возникнув еще в эпоху античности, прошла через Средневековье и вошла в Новое время, приспосабливаясь уже к новым экономическим потребностям. Эта живучесть ипотеки доказывает, что она во все времена выполняла общественно значимые функции. Другое дело, что эти функции были строго детерминированы эпохой. При рабовладении и феодализме ипотечный кредит представлял собой разновидность ростовщического кредита. В этом случае ссуженные деньги являлись капиталом лишь для кредиторов. В руках заемщиков они служили главным образом покупательным или заемным средством и использовались лишь в потребительских целях.
По мере развития и утверждения рыночных отношений ипотека приобрела функции, свойственные капиталистическому кредиту, и начала участвовать в создании общих условий производства и выравнивании нормы прибыли. Ипотека помогала предпринимателям – владельцам недвижимости – увеличивать долю производительно используемого капитала, землевладельцам – фиксировать покупку участков земли при сравнительно высоком уровне цен на нее.
Все эти функции ипотеки (между прочим, заметим, что они этим не исчерпываются и социально-экономические отношения Новейшего времени блестяще подтвердили это) начали «работать» в европейских странах в первой половине XIX в., когда здесь складывались (а кое-где уже сложились) национальные рынки.
Знаменательно, что особенности социально-экономического развития каждой отдельно взятой страны в значительной степени определили этапы эволюции и характерные черты ипотеки в отдельных государствах. Эти черты проявлялись в уровне развития залогового права, типах ипотечных учреждений (государственных, частных, общественных и пр.), условиях выдачи ссуд, соотношении видов залога, масштабах и динамике ипотечных операций и т. д. Однако механизм деятельности ипотечных учреждений, возникший в Европе в первой половине XIX в., был один и тот же. Эти учреждения выдавали долгосрочные ссуды (на срок до нескольких десятков лет) под залог недвижимости – земель частных владельцев в сельской местности, жилых зданий, производственных и иных строений и пр. в городах. Таким образом, ипотека стала выполнять функции посредника между собственниками заемных капиталов (в роли которых выступало государство, частные банки, общественные и сословные кредитные учреждения) и собственниками недвижимости. Теперь обратимся к России и посмотрим, как здесь развивалась ипотека.
В России первые указы о залогах были изданы в XVI в., а в середине XVII в. заклад вотчинных земель получил законодательное оформление в главном кодексе страны – Соборном уложении 1649 г. Как и в Европе, в России в конце XVIII – начале XIX в. была создана целая система банковских учреждений, выдававших ипотечные ссуды. Именно тогда в Российской империи возникли первые земельные банки. Феодально-крепостническая действительность придала российской ипотеке специфические черты. В отличие от других стран, где предметом залога была земля, в России закладывались «крепостные души». После отмены крепостного права, в 60–80-е годы XIX в., в России сложилась новая система ипотечного кредита, состоявшая из акционерных и государственных, сословных и взаимных кредитных учреждений, выдававших долгосрочные ссуды под залог частновладельческой земли (вне городов) и городской недвижимости (жилые дома, строения, земля). Объем ссуд, выданных земельными банками к 1915 г., составил 3,5 млрд руб. Из них 3,2 млрд руб. приходилось на «сельские ссуды», и лишь 370 млн руб. – на «городские». Земельные банки стали важным звеном всей кредитной системы Российской империи, и ипотека оказывала значительное влияние на экономику страны, прежде всего на ее аграрную сферу.
Работы, составляющие историографический пласт, где так или иначе затрагивались вопросы, связанные с историей земельных банков, довольно разнообразны по происхождению, тематике, назначению, основательности, жанру. Это официальные издания и примыкающие к ним обзоры, подготовленные правительственными чиновниками, научные монографии и публицистика, представляющая интересы различных социальных групп в сфере ипотечного кредита.
В юбилейных изданиях Министерства финансов в сжатом виде представлена деятельность государственных банков, выдававших ипотечные ссуды в XIX – начале XX в.[1] Главная задача авторов этих публикаций заключалась в том, чтобы продемонстрировать деятельность финансового ведомства (казенные банки были подчинены Министерству финансов) с самой лучшей стороны, поэтому изложенный в них фактический материал требует критической проверки. Главный интерес для исследователей земельных банков в отношении этих изданий заключается в отлично оформленном иллюстративном материале, который, в частности, включает комплект диаграмм и картограмм, отражающих деятельность ипотечных кредитных учреждений.
Сугубо фактографический характер носит краткий исторический очерк о Дворянском банке, изданный тем же Министерством финансов[2]. Среди официальных изданий выделяются «Обзоры» Крестьянского банка, охватывающие значительный период его истории – с 1882 по 1910 гг.[3] Эти издания отличаются глубиной анализа и стремлением к объективному освещению результатов деятельности данного банка. В них содержится богатейший фактический материал, не получивший должной оценки исследователей вплоть до настоящего времени.
К официальным изданиям примыкают работы А. М. Гурьева[4] и Я. И. Печерина, освещающие, с правительственной точки зрения, историю кредитных (в том числе и ипотечных) учреждений в России с середины XVIII в. до начала XX в.[5] Эти издания представляют собой краткие и далеко не полные хронологические справки. Для них характерно отсутствие какого-либо критического подхода к материалу. В таком же духе написан и очерк Д. И. Рихтера, заведующего статистиче ским делопроизводством Дворянского банка, посвященный истории государственных ипотечных учреждений[6].
Научных работ по дореформенной ипотеке немного. Первым охарактеризовал природу дореформенных государственных банков известный общественный деятель середины XIX в. Н. П. Огарев, уделявший в период подготовки реформы 1861 г. большое внимание вопросам крестьянской политики[7]. В изучении истории дореформенного кредита России почетное место принадлежит П. П. Мигулину[8]. Его работы содержат большой фактический материал и являются своего рода справочными изданиями по истории кредита XVIII–XIX вв. Он рассматривал феодальную ипотеку сквозь призму истории российского государственного кредита, при этом превозносил дешевизну казенного поземельного кредита при министре финансов Е. Ф. Канкрине. Ликвидацию дореформенных казенных банков П. П. Мигулин считал «ошибкой» незадачливого министра финансов А. М. Княжевича. Он постоянно доказывал, что и в пореформенный период поземельный кредит должен оставаться важным инструментом правительственной политики по отношению к частному землевладению, но был против сохранения сословного характера государственных ипотечных банков.
Известным российским экономистом XIX в. Л. В. Ходским был подготовлен обзор истории дореформенных казенных банков (за исключением тех, которые были предназначены для кредитования промышленности) на основании одних законодательных материалов[9]. Вследствие этого, несмотря на критический тон монографии, ее автору не удалось показать своеобразие дореформенного поземельного кредита.
В противоположность Л. В. Ходскому, первый управляющий Госбанком Е. И. Ламанский главным содержанием своей работы сделал статистический обзор операций государственных кредитных установлений[10]. Указанная публикация может быть использована как исторический источник. То же самое можно сказать о статистической публикации И. И. Кауфмана[11], статьях А. Пятковского[12] и Д. Филимонова[13], давно ставших библиографической редкостью.
Кроме того, деятельность дореформенных кредитных учреждений затрагивалась дореволюционными экономистами в связи с изучением проблем государственного долга (Н. К. Бржесский[14], И. И. Кауфман[15]), финансов (И. С. Блиох[16]), предыстории Государственного банка (В. Т. Судейкин, Л. Н. Яснопольский[17]), отмены крепостного права (П. Л. Кованько[18]).
В советский период только два историка-экономиста глубоко занимались изучением дореформенного долгосрочного кредитования под залог недвижимости – С. Я. Боровой и И. Ф. Гиндин. Монография С. Я. Борового «Кредит и банки России (середина XVIII в. – 1861 г.)»[19] основана на большом круге архивных и опубликованных источников и учитывает результаты всей дореволюционной историографии. Большая ее часть посвящена изучению феодальной ипотеки. Боровой рассмотрел роль отдельных банков в кредитовании «крепостнического землевладения», динамику банковских операций, поставил проблему влияния ипотечного кредита на помещичье хозяйство и на феодально-крепостническую систему в целом, отметил связь проектов ликвидации помещичьей задолженности и отмены крепостного права и др.
Главные проблемы, которые пытался разрешить автор, – место и роль банков в феодально-крепостнической системе и их воздействие на развитие капитализма. Идеологический детерминизм предопределил некоторую противоречивость его выводов. Так, Боровой несколько раз подчеркивал, что банковский кредит и кредитная политика задерживали развитие капиталистических отношений и способствовали укреплению крепостнического землевладения и отчасти крепостной промышленности. В то же время он утверждал, что ссуды помещикам стали важнейшим фактором разложения крепостнического хозяйства. Отдавая дань традициям своего времени, Боровой уделил большое внимание литературно-идеологической стороне истории кредита и банков.
И. Ф. Гиндин – великолепный знаток истории российских банков – написал две статьи по проблемам дореформенного кредита[20]. Первая из них явилась откликом на монографию С. Я. Борового и была опубликована в журнале «Вопросы истории» (1961 г., № 7). Найденный им жанр – проблемная статья, исходной точкой которой служит новое исследование коллеги, – был еще не раз использован Гиндиным в историко-экономических работах 1960–1970-х годов. Высоко оценивая монографию С. Я. Борового, он полемизировал с ним по принципиальным вопросам дореформенного кредита: о задерживающем влиянии казенных банков на развитие капиталистического кредита и капиталистических отношений; об объективных возможностях развития капиталистического банковского кредита в дореформенной России; о роли системы этих банков в процессе первоначального накопления капитала и по ряду других.
Используя данные Борового, дополнив и рассмотрев их в более широком контексте истории России и применив сравнительно-исторический метод, Гиндин провел анализ раннего этапа развития российских банков в свете общих законов становления национальных банковских систем.
Итоги изучения И. Ф. Гиндиным этой проблемы нашли отражение в статье «Докапиталистические банки России и их влияние на помещичье землевладение». В начале статьи автор, явно выходя за рамки заявленной темы, вновь вернулся к волнующим его вопросам предпосылок и факторов развития капиталистического кредита в первой половине XIX в. Много внимания он уделил вкладной операции казенных банков, рассматривая ее в контексте проблемы первоначального накопления. Во второй части статьи автор поставил вопрос о влиянии ссуд под «населенные имения» на судьбу крепостнического землевладения, сравнив поземельный кредит в первой половине XIX в. в России и Пруссии. Здесь И. Ф. Гиндин, опираясь на собственный анализ обширного круга статистических источников, уточнил некоторые данные С. Я. Борового и других авторов. На основе этого анализа он сделал вывод (диаметрально противоположный выводу С. Я. Борового), согласно которому дореформенные казенные банки задерживали разложение феодально-крепостнической системы и способствовали огромной непроизводительной растрате денежных капиталов крепостниками-помещиками и феодальным государством.
Гораздо большее внимание отечественных историков, экономистов, публицистов привлекала пореформенная ипотека. Одновременно с образованием первых земельных банков в 60–70-х годах XIX в. на страницах российской периодической печати между представителями разных направлений общественно-экономической мысли (дворянско-консервативного и либерального) началась полемика по вопросам ипотечного (поземельного) кредита. В центре этой полемики стояли вопросы, затрагивавшие интересы всех социальных групп, связанных с формируемой системой ипотечных кредитных учреждений. Главными из них были следующие: а) причины роста задолженности частного землевладения; б) льготы для дворян – заемщиков частных земельных банков; в) роль государства в пореформенной ипотеке; г) формы и условия поземельного кредита для крестьян и др.
Консервативно-помещичья точка зрения нашла наиболее яркое выражение в публицистике 60–90-х годах XIX в.[21] Первоначально в подавляющем большинстве таких работ вопрос о поземельном кредите связывался с «судьбой дворянского землевладения» и «оскудением дворянства». Выразители интересов широких кругов поместного дворянства жаловались на непосильно высокие проценты по ссудам, платимые акционерным земельным банкам, доказывали необходимость для «спасения дворянства» создания сословного привилегированного ипотечного банка. Они выступали за активное вмешательство государства в отношения между кредиторами и заемщиками-дворянами на стороне последних. В этих работах больше эмоций, чем попыток реально посмотреть на сложившуюся ситуацию. Впоследствии, по мере изменения экономической ситуации, дифференциации самих помещичьих хозяйств, эта позиция как бы ослабевает. Консервативно-помещичья точка зрения не получила отражения в научно-экономической литературе.
Напротив, научные работы, представляющие различные оттенки либеральной экономической мысли, многочисленны. Взгляды буржуазных экономистов на конкретные вопросы ипотечного кредита различаются, но в целом они положительно оценивают роль ипотеки в развитии частновладельческих хозяйств, высказываются за развитие ипотечного кредита в сторону его бессословности[22]. Эти авторы не ограничивались упреками в адрес помещиков по поводу их расточительности и неумения вести хозяйство, а пытались более глубоко рассмотреть факторы, определявшие развитие поземельного кредита и рост задолженности (величину земельной ренты, мобилизацию земли, земельные цены, динамику урожаев). Большинство либерально настроенных авторов одобряло вмешательство государства в отношения поземельного кредита, но лишь с учетом интересов акционерных земельных банков. Они, как правило, ограничивались анализом итоговых (суммарных) данных, а их расчеты и оценки взаимосвязей носили приблизительный характер.
Наиболее интересна работа С. С. Хрулева, который был тесно связан с акционерными земельными банками и являлся не только теоретиком, но и практиком банковского дела. Его монографическое исследование, пожалуй, самое емкое из всех дореволюционных работ, посвященных истории ипотечного кредита. Хрулев подвел своеобразные итоги в изучении ипотеки к концу XIX в. и сумел наметить тот узел взаимосвязанных проблем, которые и в наше время стоят перед исследователями: роль ипотеки в процессе мобилизации земельной собственности, влияние поземельного кредита на развитие помещичьего хозяйства, сословный и социальный состав заемщиков земельных банков и пр.[23]
Из работ либеральных экономистов, которые посвящены анализу задолженности частного землевладения, наиболее удачным является очерк Д. И. Рихтера, большого знатока банковской статистики. В отличие от официальных изданий, Рихтер не просто рисует картину задолженности земельных собственников, а стремится выявить связь между ее ростом, колебаниями цен на хлеб и размером урожая. Несмотря на то что, как признается сам автор, «провести эту связь за весь рассматриваемый период является невозможным», данное исследование Д. И. Рихтера сохраняет свою научную значимость. При характеристике процесса залога земель автор затрагивает такие вопросы, которые ни до, ни после него (имеется в виду дореволюционная литература) не попали в поле зрения исследователей, а именно: взаимосвязь степени устойчивости дворянского землевладения и роста задолженности, залог земли у частных лиц, публикации о продаже имений неисправных заемщиков и торги, причины недоимочности и пр.[24] Однако работа Рихтера была ограничена хронологически (до 1893 г.), что не позволило сделать ему сколько-нибудь представительные выводы.
Монографии М. Я. Герценштейна, высокого профессионала в сфере банковского бизнеса, посвящены нашумевшему банковскому краху начала XX в. и сравнительной характеристике развития городского ипотечного кредита в России, Германии и Англии[25].
Несколько особняком стоит работа А. Н. Зака о Крестьянском поземельном банке. Интересна она уже тем, что является единственной в своем роде – аналогичных исследований по другим типам ипотечных учреждений в дореволюционной литературе просто нет. В этом исследовании прослеживается деятельность Крестьянского банка с момента его возникновения до 1910 г. Однако многие вопросы были освещены автором неполно либо вообще остались вне поля его зрения. Это касается таких важных проблем, как роль Крестьянского поземельного банка в мобилизации земельной собственности в конце XIX – начале XX в., а также финансовая сторона его деятельности, связь с акционерными земельными банками и Дворянским банком и др.[26]
Обобщающий, итоговый характер носит работа В. В. Морачевского (издана под грифом Главного управления землеустройства и земледелия)[27]. Автор дает краткий очерк истории сельскохозяйственного кредита в России, затрагивая почти все его виды и формы (в том числе и поземельный долгосрочный кредит), с момента его возникновения и до 1900-х годов. Ценность этой работы состоит, прежде всего, в обилии приведенного фактического материала, включая данные из источников, не сохранившихся до наших дней.
Исследований экономистов либерально-народнического направления, посвященных непосредственно ипотечному кредиту, немного, но за т. е. такие, где вопросы поземельного кредита рассматриваются в контексте иных экономических проблем[28]. Либерально-народнические экономисты, исходя из своей теории «устойчивости трудового хозяйства», отрицательно оценивали воздействие ипотечного кредита на сельское хозяйство, поэтому задачей их исследований было показать, что ипотечная задолженность нарушает необходимое «равновесие доходов и расходов».
Советские историки не раз обращались к проблемам пореформенного ипотечного (поземельного) кредита и деятельности земельных банков в связи с общей характеристикой социально-экономического развития России в период капитализма и предпосылок Октябрьской революции[29], при изучении истории финансов и кредита[30], истории акционерного учредительства и акционерного законодательства[31], финансового капитала[32] и российской буржуазии[33], в связи с характеристикой помещичьего хозяйства[34] и аграрной политики правительства[35], анализом дворянской политики царизма[36]. В советской историографии содержится немало ценных наблюдений по истории ипотечного кредита в России в период капитализма. Однако делались они, как правило, попутно, представляя собой в большинстве случаев беглые высказывания. В отдельных работах проявлялась тенденция рассматривать рост задолженности частного землевладения лишь как признак упадка помещичьих хозяйств, полукрепостнических по своему характеру. Сведения об ипотечных операциях банков иногда подавались через призму ленинских высказываний о связях крупной буржуазии с помещичьим землевладением («конфискация всей частновладельческой земли означает конфискацию сотен миллионов капитала банков, в которых эти земли большей частью заложены»[37]) для доказательства существования «объективных предпосылок Октябрьской революции».
Среди этих исследований имеется несколько работ, где ипотечному кредиту уделено несколько большее внимание. Это монографии А. М. Анфимова, И. Ф. Гиндина, С. М. Дубровского и А. П. Корелина. Названные ученые касаются вопроса о поземельном кредите в контексте исследуемых ими совершенно разных проблем, но вклад каждого из них в изучение ипотеки в России значителен. Заслуга А. М. Анфимова заключается в том, что он первым в советской историографии сделал попытку возродить то лучшее, что уже было наработано в дореволюционной историографии в изучении поземельного кредита, выйти за пределы узкоклассового догматического его понимания, расширить диапазон параметров, характеризующих это явление. На основании отчетов Дворянского банка Анфимов рассмотрел географию залогов, структуру заложенных земель, оценки, перезалоги, публикации о продаже имений неисправных заемщиков и торги в начале XX в. и пр. Автор в основном анализировал итоговые данные по всей Европейской России. В своих наблюдениях, замечаниях, коротких выводах он явно склонялся к утверждению о непроизводительном, потребительском использовании ипотечных ссуд: «Если помещики отработочных губерний заложили до половины своей земли, то это, очевидно, было вызвано не столько потребностями перестраивающегося на капиталистический лад хозяйства, сколько нуждой в деньгах для непроизводительного потребления»[38]. Правда, А. М. Анфимов, понимая ограниченность своей источниковой базы, в заключении отмечал, что рассмотренные данные «не отражают, конечно, всей картины частной поземельной задолженности, так как относятся только к дворянам и к одному банку – Дворянскому»[39].