Наталия Московских
Еретик. Книга первая
– Чем я могу быть опасна? – тихо спросила она.
– Ты сама сказала, что ненавидишь ересь, – напомнил Вивьен. – Но при этом у твоей кровати развешены украшения, больше всего напоминающие языческие амулеты. Что ты об этом скажешь?
– Амулеты напоминают мне о матери, не больше! – возмутилась Элиза. – К тому же они никому не причинили вреда. А ересь может затуманить разум и погубить человека…
Вивьен пристально вгляделся в ее помрачневшее лицо. Она явно имела в виду какую-то историю из прошлого, причинявшую ей боль. Вероятно, кто-то, кто был ей дорог, попал в руки инквизиции из-за ереси. Отсюда ее личная опаска перед Святым Официумом и ненависть к тому, что погубило ее близкого. Однако собственные воззрения Элиза ересью, похоже, не считала. Или не хотела считать.
– Ты говоришь, что ересь опасна и губительна. Но язычество тоже к ней причисляют. Ты знала это?
Элиза с вызовом приподняла голову, и Вивьен понял: она знала. Но будто надеялась, что он – инквизитор – не будет так считать. Бессмыслица, но Вивьен вынужден был иметь с нею дело прямо сейчас. И, как ни странно, не испытывал сильного внутреннего сопротивления.
– Мне нужно принять крещение, чтобы доказать, что я никому не желаю зла? – воинственно спросила Элиза. – Тогда я не буду опасной?
– Невозможно не желать зла никому, – усмехнулся Вивьен. – Кому-то зла желают даже истинные праведники, такова человеческая природа. Мы слабы духом.
– Я знаю, – едко отозвалась Элиза. – Но стоит ли говорить такое инквизитору, который выискивает в тебе опасность?
И снова этот обличительный тон. В глазах язычницы то и дело вспыхивал огонь злости и обиды, который она обрушивала на Вивьена за то, что доверилась ему, а он ее обманул. Воистину, Элиза не походила ни на кого, кто побывал в допросной комнате за время работы Вивьена Колера. То, чего она от него ждала, то, чего она от него требовала, переходило все границы разумного. И все же каким-то образом Элизе почти удалось пристыдить Вивьена и заставить его ощутить неуют.
– Веришь ты или нет, но я не враг тебе, Элиза, – спокойно сказал он. – И я вовсе не желаю тебе зла.
– А чего вы мне желаете?
«Того, что может выйти мне боком. Опять…» – подумал Вивьен, но озвучивать этого не стал.
– По правде говоря, – нехотя произнес он, – я просто хочу… понять тебя.
Повисла тишина, нарушаемая лишь звуками леса. Элиза смотрела на Вивьена, явно пораженная тем, что услышала. Как будто она только сейчас в полной мере осознала, что говорит с инквизитором.
– Понять? – переспросила она наконец.
Вивьен вздохнул.
– Я не солгал насчет проверки. Я здесь, чтобы выяснить, опасна ли ты. Пока что я не вижу в тебе опасности. Но я и не понимаю, во что ты веришь, какими принципами руководствуешься в своем ремесле. Я полагаю, твой рассказ об этом позволил бы мне прояснить ситуацию, поэтому я хочу тебя послушать.
– Послушать… мою ересь? – испытующе спросила она. – Просто чтобы понять? Не для того, чтобы посадить потом в тюрьму?
– Если бы я хотел это сделать, уже бы сделал, – напомнил Вивьен. – Потому что факт наличия ереси не является тайной ни для меня, ни для тебя. Так что да, Элиза. – Он внимательно посмотрел ей в глаза. – Я хотел бы послушать твою ересь.
Несколько мгновений Элиза стояла, словно обдумывая, что может сказать, и готовясь преподнести это инквизитору. А затем кивнула и повернулась к нему спиной.
– Что ж… не возражаете, если я продолжу собирать травы? – спросила она, и в голосе ее прозвучала легкая дрожь.
– Как угодно, – отозвался Вивьен, приготовившись слушать. Элиза некоторое время молчала, и он подтолкнул ее: – Так во что ты веришь?
– В силу, что дает нам земля, – без колебаний сказала она, обернувшись. – Я верю в природу. Прежде всего – в нее. Мир сам по себе является для нас мощнейшим источником силы. – Элиза словно для демонстрации обвила рукой лесную чащу. – Стихия властвует над нами, но одновременно позволяет пользоваться своими благами, потому что мы – часть ее. – Почувствовав, что инквизитор смотрит на нее с подозрением, Элиза поспешила добавить: – Я не отрицаю, что все живое было создано Господом. По крайней мере, я не вижу противоречий. Его единый в нескольких ипостасях образ подтверждает единение человека и природы. Наш Создатель таким образом показывает нам, что мы не должны отделять себя от земли, что дала нам жизнь, ведь она все равно сильнее нас и, если проявлять к ней неуважение, она даст нам это почувствовать.
– Например, Великим Потопом? – предположил Вивьен, предпочтя не думать о том, отчего так хочет поддержать этот разговор.
– Например, – охотно согласилась Элиза, хотя Вивьену не показалось, что она поняла, о каком Потопе он говорил. – Так вот, при должном отношении земля помогает нам. – Она наклонилась, аккуратно сорвав верхушки нескольких растений, о свойствах которых Вивьен не имел ни малейшего понятия. – Она дает нам силы, дает способы справиться с хворью, отгоняет тревоги. Она любит нас, как любит нас и Господь. Природа принимает человека как свое дитя – одно из самых странных.
– Странных? – переспросил Вивьен.
– Странных. Непостижимых. Сложных. – Она обернулась, одаривая инквизитора загадочной улыбкой. – И по-своему прекрасных. Впрочем, разве образ Создателя всего живого и не должен быть таким? Ведь мы все созданы по его образу и подобию. – Она на миг запнулась, выжидающе уставившись на Вивьена. – Я же ничего не путаю?
Вивьен вздохнул, пытаясь осмыслить услышанное.
– И поэтому ты работаешь с травами? – спросил он.
Элиза снова собрала несколько травинок и завернула их в передник светлого платья.
– Растения, – одновременно мечтательным и поучительным тоном заговорила она, – это сосуд жизни. Можно пользоваться их дарами, но только чтобы созидать. И с животными, к слову, так же.
Вивьен качнул головой.
– Пользоваться… дарами животных, чтобы созидать?
Элиза улыбнулась.
– Животные – источник вдохновения, пищи и силы. Я одобряю охоту, но не ради жестокости, а ради пропитания. Если употреблять мясо животных в пищу, а мех использовать, чтобы укрыться от холода – таким образом можно оказать природе должное уважение. То есть, пользоваться благами, которые она дает тебе. Если ей неугодно, чтобы ты убил этого зверя ради своего пропитания, она сделает так, что у тебя ничего не получится. У нее есть силы на это.
– Но охоту ради удовольствия, чем любят заниматься знатные господа, ты, я так понимаю, не одобряешь, – хмыкнул Вивьен.
– Нет, – ответила она строго, одновременно наклоняясь и с удивительной нежностью убирая в передник очередное растение. – Использовать дары природы нужно, преобразовывая их, а не тратя попусту. Поэтому охота ради удовольствия, в моем понимании – это то, что вы называете ересью. Основной принцип, по которому я живу: не злоупотребляй. Осознавай, что забирая, потом непременно отдашь, хочешь ты того или нет.
Вивьен отчего-то улыбнулся.
– Твой принцип похож на уравновешивание чаш весов, – сказал он.
– Природа любит равновесие и стремится к нему.
– Но ведь накидка против холода будет так же мертва, как животное, убитое графом ради развлечения. Разве нет?
Элиза тут же сверкнула на него глазами, и Вивьен примирительно поднял руки.
– Я пытаюсь понять, в чем разница, – мягко сказал он, искренне умиляясь тому, что эта хрупкая девушка позволяет себе злиться на инквизитора за то, что он недостаточно деликатен с ее ересью.
– Природа – это бесконечный цикл жизни, смерти и возрождения. Бесконечного баланса. И если создавать из этих ресурсов то, что помогает тебе продлить жизнь, баланс не нарушается. На принципе баланса построено всё.
Вивьен замер, и Элиза обернулась, почувствовав его напряжение.
– Возрождения? – повторил он, прищурившись. – Что ты имеешь в виду?
Элиза непонимающе склонила голову набок.
– То, что умерев, через какое-то время мы рождаемся вновь, – невинно произнесла она, и Вивьен почувствовал, что бледнеет. Ему уже приходилось слышать подобное убеждение. В это верил человек, которому до сих пор удавалось скрываться от правосудия. – Вивьен, – обеспокоенно обратилась Элиза, сделав к нему шаг. – Что с вами? Вы побледнели. – Она говорила испуганно, понимая, что такая реакция инквизитора не сулит ей ничего хорошего.
– Что ты думаешь о рае и аде? – строго спросил он. Элиза удивленно посмотрела на него.
– Я… часто слышала о них от тех, кто приходил ко мне, но я… – Она потупилась, не зная, стоит ли говорить это инквизитору, однако все же решилась: – Я не знаю, так ли они устроены, как описывают люди, или нет.
«И существуют ли вообще», – добавила она про себя, но пока предпочла не произносить этого вслух.
– Что, по-твоему, нужно сделать, чтобы воссоединиться с Господом? – упорствовал Вивьен.
Элиза покачала головой.
– Мы всегда с ним едины: он, как и природа, вокруг и внутри нас. И мы рождаемся вновь и вновь, чтобы это почувствовать. – Она невинно улыбнулась и сделала шаг к Вивьену, который продолжал смотреть на нее строго и с опаской. – В том, что я говорю, нет ничего такого, чего не видели бы вы сами, – мягко произнесла она. – Стоит только присмотреться, и вы увидите все то же самое. И поймете, что одно не противоречит другому. – На миг Элиза потупила взгляд, но быстро снова посмотрела в глаза Вивьену. – Я не стала бы говорить этого другому инквизитору, но я вижу, что вы действительно можете понять. В отличие от многих, вы не следуете вере слепо. Я убедилась в этом, когда вы предпочли провести допрос там, в храме. Вы чувствуете, а не бредёте по пути своей веры вслепую.
Вивьен вздохнул и чуть приподнял подбородок.
«Какие еще тебе нужны доказательства? Она убежденная еретичка. Арестуй ее», – подумал он, и отчего-то эта мысль прозвучала в голове голосом Ренара.
Он представил себе, как говорит Элизе, что она арестована, как хватает ее за руку, а она испуганно идет за ним в отделение, роняя собранные травы. В допросной Вивьен даже воображать ее не хотел.
«Так ли она опасна, чтобы заслужить такое? Только посмотри на нее! Проклятье, если Ренар узнает об этом, нам с Элизой обоим несдобровать…»
Однако Вивьен уже понял, что решение принято – и было принято в тот самый момент, когда он отогнал от Элизы стражника.
– Что ж, – выдохнул он, – на сегодня, я полагаю, проверка закончена.
Элиза прерывисто вздохнула.
– Вы меня арестуете?
«Да!»
– Нет.
Элиза нахмурилась. Верить ему она не спешила.
– В следующий раз вы явитесь с отрядом городской стражи, – не спросила, но утвердила она. Несколько мгновений Вивьен размышлял над этим, но затем все же покачал головой и снова сказал:
– Нет.
– Вы так говорите, потому что не хотите, чтобы я сбежала, – скорбно заметила Элиза. – Так, может, проще арестовать меня прямо здесь и сейчас? Зачем вам стража?
– Я же сказал, что не собираюсь тебя арестовывать, – терпеливо заметил Вивьен. – Твое видение мира, – он помедлил, – отличается от моего. Но, когда я учился в Сент-Уэне, я иногда пробирался в библиотеку и видел книги, в которых было написано нечто похожее. Возможно, не полностью, но… во всяком случае, в твоих убеждениях нет ничего от дьявола, я не вижу в них зла, а главное – я не вижу в них ереси катаров.
Элиза непонимающе качнула головой.
– Катаров?
Вивьен едва заметно улыбнулся.
– Я расскажу тебе о них как-нибудь в другой раз. Во время следующей проверки, к примеру. – Глаза его едва заметно блеснули, и он отступил на шаг. – А пока что мне пора возвращаться в город.
Элиза смиренно кивнула.
– Что ж… тогда до скорой встречи?
Он предпочел сохранить молчание и, не прощаясь, развернулся и направился в город.
‡ 4 ‡
Настала очередная ночь, когда сон отказался посещать Вивьена Колера. Несмотря на усталость, бессонница – его жестокая и несговорчивая подруга – решила главенствовать в его теле и разуме, не оставляя ни шанса на отдых. Вивьен ворочался с боку на бок, пытаясь найти то положение, в котором сможет забыться сном хотя бы на несколько часов, но в душе уже понимал, что сегодня ему это не удастся.
Из головы все не шел образ Элизы, а ее слова эхом звучали в ушах.
Несколько дней он не решался вновь прийти к ней. Не потому, что ее идеи мироустройства отдаленно напомнили ему катарскую ересь, а потому, что он слишком легко нашел для себя множество различий в ее рассуждениях и мировоззрении катаров. Отчего-то Вивьен не уставал искать способы оправдать Элизу, и это было тревожным знаком. Он не должен был так себя вести и знал это, но не мог сопротивляться внутреннему порыву, и его это пугало.
Обсудить свои переживания с Ренаром Вивьен не посмел. Он догадывался, как его друг среагирует на идею о перерождениях после истории, случившейся с ними два года назад. Никакие уговоры не заставили бы Ренара пощадить Элизу – он явился бы к ней с отрядом городской стражи, арестовал бы еретичку и был бы прав.
Вивьен всей душой не хотел этого. Успокаивало его лишь то, что Ренар не интересовался мировоззрением Элизы. На удачу Вивьена, он быстро укрепился в своем мнении, что Элиза попросту приглянулась его другу, и все эти проверки – лишь способ рано или поздно получить ее страстную благодарность за освобождение из тюрьмы.
– Этим дело не кончится, – тоном знатока возвестил Ренар, услышав рассказ о встрече с Элизой, в котором Вивьен успешно миновал подробности ее отношения к перерождению. – Помяни мое слово.
– Не говори ерунды, – нахмурился Вивьен, однако тем же вечером отправился к Элизе, вознамерившись проверить, не сбежала ли она после их недавнего разговора.
***
Элиза не сбежала: Вивьен застал ее на поляне возле дома с сухим деревом и топором. Не сразу заметив приближение инквизитора, хрупкая девушка с нисколько не сочетающимся с ней остервенением замахнулась топором и ударила по куску сухого ствола, который втащила на один из пней, служивших табуретами.
Вивьен на некоторое время замер, наблюдая за ней и боясь спугнуть. Лишь когда Элиза устало опустила топор и отерла чуть взмокший лоб рукавом на удивление изящного зеленого платья из простой ткани, он выступил из тени деревьев и приблизился к ней. Первым делом он заметил, что его подарок – четки – до сих пор красуется на ее запястье.
– Гляжу, ты не сбежала после нашей последней встречи, – ровным голосом произнес он, тут же подивившись самому себе: обыкновенно такой тон он использовал на допросах, но не при разговорах с обычными людьми. К примеру, в трактирах он отмечал, что голос его звучит более приветливо.
Элиза вздрогнула, заметив его, и растерянно огляделась по сторонам, словно на этой поляне она прятала следы того, за чем ее никак не должен был застать инквизитор.
– Вы же сами сказали, что не собираетесь меня арестовывать, – нахмурилась она, переводя дыхание. Похоже, ее вполне устроила его манера начинать разговор безо всякого приветствия.
Вивьен приблизился, смерив ее оценивающим взглядом сверху донизу. Последнее ее утверждение он предпочел оставить без ответа.
– Я так и не спросил тебя в прошлый раз, кто помогает тебе заниматься грубой работой вроде рубки дров. – Он вновь взглянул на сухой ствол дерева. – Но, пожалуй, теперь я нашел ответ на свой вопрос. Впечатляет.
Элиза неловко передернула плечами.
– Я нашла это сухое дерево в лесу. Возможно, его повалило ветром, потому что оно было больным и не выдержало его порывов. Но это не значит, что в нем не осталось сил: стихия таким образом показывает нам, что мы должны использовать, чтобы превратить смерть в новую жизнь.
Вивьен чуть поморщился.
– Сгорая в твоем очаге, это дерево обретет новую жизнь?
– Сгорая в моем очаге, это дерево не умрет бесполезным, – вторя его тону, ответила Элиза, чуть с вызовом приподнимая голову.
Она всмотрелась в его лицо, чуть прищурившись, словно запросто могла разглядеть и причину его бессонницы, и сам факт ее наличия. Он сдержал желание поежиться и отступить. Вместо того он перевел взгляд на топор в руке Элизы и вопрошающе кивнул.
– Это не женское дело, – хмыкнул он, – дрова рубить. Этим вполне могли бы заниматься люди вроде Жан-Жака, которые ходят к тебе за снадобьями.
Элиза небрежно отмахнулась и качнула головой.
– Они предлагают. Но, – она помедлила, чуть поджав губы, – я стараюсь не позволять им мне помогать. Они рассчитывают на… вполне определенную благодарность от меня, если хоть ненадолго ведут себя со мной, как со своими женами.
Вивьен улыбнулся и вернул Элизе ее испытующий взгляд.
– Ты не ощущаешь себя в безопасности, если принимаешь помощь мужчин? – приподняв бровь, спросил он.
– Я ощущаю себя в безопасности, – лицо Элизы вдруг исказила кривоватая, почти заговорщицкая улыбка, – потому что не принимаю ее. Да и к тому же здесь, в лоне природы, нет ничего такого, с чем я не в состоянии была бы справиться. Лес помогает, если знаешь, как с ним договориться.
Вивьен усмехнулся.
– Дай сюда, – мягко, но требовательно проговорил он, потянувшись за топором в руке Элизы. В следующий миг он отстранил ее от пня и, вспомнив свое деревенское детство, за считанные минуты справился с сухим и податливым стволом дерева.
Элиза стояла чуть поодаль, не говоря ни слова. Видеть человека в черном монашеском одеянии за рубкой дров казалось ей чем-то невообразимым. Однако вот он, Вивьен Колер, стоял рядом и колол дрова. Элиза, затаив дыхание, наблюдала за каждым его движением, и в душе ее отчего-то начинала ворочаться непрошеная робость, какая возникала в ее жизни лишь единожды, в далеком детстве, предшествуя совсем другому, более глубокому чувству.
«Не смей!» – приказала себе Элиза, направив на инквизитора нарочито строгий взгляд, который тут же уступил место благодарному, когда Вивьен посмотрел на нее с улыбкой и кивнул.
– Вот и все, – сказал он.
Элиза выжидающе прищурилась, не ощутив, однако, опасности.
– У тебя найдется, чем промочить горло? – спросил Вивьен, не сводя с нее глаз.
– Найдется, – выдавила Элиза, понимая, что голос отчего-то становится предательски хриплым. – Вы… пройдете в дом?
Вивьен только сейчас заметил, что сегодня при встрече она избегает называть его по имени. Это наблюдение оказалось неприятным и кольнуло обидой, но он постарался не подавать вида.
– Нет. Я подожду здесь, – сказал он.
Элиза явно обрадовалась его ответу, кивнула и быстро скрылась за дверью.
В кустах справа от дома вдруг послышался какой-то шорох, и Вивьен весь обратился в слух, пожалев, что явился к лесной отшельнице без оружия. Схватив лежавший на земле топор, он начал осторожно приближаться к обступающему поляну лесу, ожидая увидеть там разбойника или другого враждебно настроенного человека. Однако, подойдя к кустам подлеска, все еще колыхавшимся от недавнего присутствия чужака, Вивьен никого не обнаружил. Кто-то был здесь, но ускользнул так быстро, что разглядеть его не представилось возможным.
– Вивьен? – услышал он, тут же развернувшись на голос.
Элиза стояла на крыльце своего дома с глиняной чашкой и недоуменно смотрела на инквизитора, замершего с топором у кустов. Чуть помедлив, она спустилась по ступеням и неспешно приблизилась к нему.
– Спасибо, но больше дров мне не нужно, – с улыбкой сказала она, передавая ему глиняную чашку. Однако улыбка быстро покинула ее лицо, когда она разглядела, каким настороженным было выражение глаз Вивьена. Элиза нахмурилась. – В чем дело? Что-то случилось?
Вивьен вновь оглянулся в сторону густого леса.
– Кто-то был здесь только что. Но он успел сбежать. – Вивьен перевел взгляд на Элизу, и она оторопело приподняла брови, заметив, что в глазах его нет ни ревности, столь свойственной мужчинам, ни подозрительности, ни злобы. Только беспокойство. – Здесь опасно, – хмуро сказал он. – Если кто-то…
– Вивьен, – покачав головой, перебила она, вновь протянув ему чашу с каким-то травянистым отваром, – нет нужды беспокоиться об этом. Поверьте мне, я живу здесь не первый год и знаю, насколько здесь безопасно. Мне очень приятна ваша забота, но, говоря по правде, вам не стоит волноваться.
Он наконец принял из ее руки чашу и прищурился.
– Ты знаешь, кто это был?
– Вивьен, я прошу, доверьтесь мне, – улыбнулась она, – как доверяете, принимая питье из моих рук после обвинения в колдовстве. Беспокоиться не о чем. Все хорошо.
Вивьен потрясенно взглянул на чашу в своей руке, и первым его порывом было отказаться от питья: у Элизы было достаточно времени, чтобы подмешать в напиток что угодно. Однако запах отвара подозрений не вызывал. Решив, что Элиза хотя бы из благодарности за то, что он помог ей избежать надругательства в тюрьме, не станет травить его, Вивьен, глядя ей в глаза, осушил чашу теплого отвара до дна.
Выражение лица Элизы сменилось с испытующего на дружественное. Она приняла чашу обратно и кивнула.
– Спасибо, – произнесла она.
– За что? – непонимающе нахмурился Вивьен.
– За доверие, – пожала плечами Элиза, тут же снова улыбнувшись. – А еще вы будете казаться менее угрожающим, если положите топор.
Словно только что вспомнив о нем, Вивьен едва совладал с желанием тут же его бросить. Он сдержанно кивнул и молча проследовал обратно к пню, где осторожно опустил топор на землю. Элиза наблюдала за ним с удивительно нежной улыбкой.
– И мне снова хочется поблагодарить вас, – сказала она.
– За что на этот раз?
– За бережное отношение к земле. Я думала, вы воткнете топор в землю или в пень, но вы положили его. Я редко наблюдала такое за мужчинами.
Не найдясь, что на это ответить, Вивьен пожал плечами и прочистил горло.
– Что ж, в том, что ты все еще здесь, я убедился, – возвестил он. – На этом проверку можно считать оконченной. Полагаю, мне пора.
Элиза смиренно опустила голову.
– Как скажете, Вивьен. Я полагаю, мы еще увидимся?
Он лишь кивнул ей, и, не прощаясь, двинулся прочь от поляны к городу.
Элиза проводила его взглядом, осознав, что его манера не здороваться и не прощаться отчего-то импонирует ей.
***
С каждым днем Вивьена все больше тревожило будущее. Он догадывался, что Элиза рано или поздно заинтересует Ренара. Друг может по справедливости потребовать от Вивьена отчета о том, как проходят проверки, и насколько ему удалось «разобраться в этой истории». Опасения стали подтверждаться, когда вопросы Ренара о Элизе начали все чаще промелькивать в их разговорах. Правда пока друга интересовали лишь подробности их совместного времяпрепровождения, а не мировоззрение лесной отшельницы.
– Воистину, Вивьен, я понять не могу, зачем ты к ней ходишь, – хмурился он, стоя под старым дубом. – Поначалу я подумал, что тебя просто к ней влечет. Она ведь… ну… – Он передернул плечами и предпочел не договаривать. Вивьен терпеливо вздохнул: периодически манера друга не доводить мысль до конца выводила его из себя, однако он предпочитал не высказывать ему этого.
– Она красивая, – со всей возможной отстраненностью сказал Вивьен. – Но я хожу к ней с проверками не поэтому. Я знаю, что тот проповедник оклеветал ее, потому что она не согласилась разделить с ним ложе, это ясно, как Божий день. Но меня не оставляла мысль, что она может быть опасна. Именно это я и должен был проверить.
Он поджал губы, резко умолкнув. С каждым днем он все яснее осознавал, что покрывает еретичку. Поначалу Элиза казалась ему наивной в вопросах веры, и Вивьен был уверен, что легко сможет сделать ее христианкой. Однако чем чаще он с нею разговаривал, тем лучше понимал: Элиза крепка в своих убеждениях и вряд ли так легко даст себя переубедить. К собственному стыду, Вивьен понимал, что не хочет этого делать.
«Воистину, я не умею учиться на своих ошибках», – корил он себя.
Корил, но продолжал покрывать Элизу.
– И как? – вырвав Вивьена из раздумий, нетерпеливо спросил Ренар.
– Что? – нахмурился Вивьен.
– Она опасна?
Нужно было рассказать Ренару хоть что-то, иначе он только яростнее ухватится за эту историю. С тяжелым вздохом Вивьен начал рассказ. Он в очередной раз опустил ту часть, в которой Элиза говорила о перерождениях, и поведал другу иные подробности ее жизни. Ее отношение к природе, ее языческие амулеты, ее умение обустраивать дом и выполнять грубую физическую работу. Упомянул Вивьен и о ее посетителях, которые предпочитают снадобья Элизы рекомендациям городских лекарей или священников.
Ренар слушал, не скрывая, что вся эта история ему совсем не нравится. Однако он помнил о своем обещании другу молчать до первых тревог, коих, похоже, пока не ощущал.
– На околдованного ты не похож, – спустя примерно минуту, сообщил он.
– Вот уж благодарю, – саркастически хмыкнул Вивьен. – Это все, что ты вынес из моего рассказа?
Ренар поморщился.
– Нет, не все, – покачал головой он. – Но это больше всего беспокоило. В остальном все просто: тебя влечет к ней, как влекло того проповедника. Только если он мог лишь нажаловаться на нее, то ты можешь отправить ее в допросную, если она тебе не отдастся.
Вивьен резко ожег друга взглядом и сжал кулаки, и Ренар понял, что дела обстоят куда хуже, чем он предполагал.
– А, то есть тебя не просто влечет к ней – ты влюблен?
Вивьен неприязненно сморщился.
– Что за чушь?
– Чушь и есть, – кивнул Ренар, окидывая друга недовольным взглядом. – Как же тебя угораздило? И не в простую девку, а в лесную ведьму! Ты ни в чем не ищешь легких путей, верно? Если выбирать друга, то самого неразговорчивого и хмурого, если выбирать возлюбленную, так ту, за связь с которой можно угодить на костер, если выбирать наставника…
– Хватит! – строго оборвал Вивьен. – Наставника и себе в укор можешь поставить, не спихивай все на меня одного! А о ведьмах, – он огляделся вокруг и заговорил недовольным полушепотом, – еще на весь город об этом прокричи.
Ренар понимающе улыбнулся, как только речь снова зашла о ведьме. Слова о наставнике же кольнули его не на шутку.
– Так значит, отрицать не станешь?
– А если стану, начнешь допрашивать?
Ренар усмехнулся.
– Допрос тут не требуется, тут все налицо. Поверь, я понимаю в этом достаточно.
Ренар Цирон, как и его друг, нося сутану инквизитора, не отличался праведностью – ее не сумел привить ни аббат Лебо, ни судья Лоран, ни их с Вивьеном учитель фехтования Ансель де Кутт. Впрочем, то, что праведность последнего не покорила умы и сердца его учеников, сыграло им лишь на руку.
Ведя допросы, Ренар Цирон не раз прибегал к особо пристрастной их форме, когда дело касалось хорошеньких собой еретичек. Оставаясь с ними наедине, он продолжал выспрашивать подробности их деяний, овладевая ими прямо на столах пыточной камеры. Крики допрашиваемых в тюрьме уже никого не смущали, а если б они вздумали очернить следователя инквизиции и сказать, что он вступил с ними в греховную связь, им, вероятнее всего, отрезали бы язык за клевету.
Сам Ренар касательно похоти придерживался весьма гибких взглядов.
– В конце концов, не ходило бы под небом столько людей, если б не похоть! – заверял он когда-то Вивьена. – Господь сказал Адаму и Еве: «плодитесь и размножайтесь». Разве не этим мы занимаемся, когда поддаемся похоти? А без похоти и размножиться-то не получится: в конце концов, не каждую ветвь хочется продлевать.
Теперешние мотивы Вивьена были ему вполне понятны. Ренара лишь удивляло, что друг все еще не потребовал у ведьмы благодарности за столь доблестное спасение из лап тюремной стражи. Однако вопросов об этом он больше не задавал, и Вивьен предпочел как можно скорее завершить разговор.
С наступлением темноты сон снова не пожелал оставаться с ним надолго: посреди ночи Вивьен проснулся, сел у окна и долго перебирал руками четки. Слова молитв и псалмов ускользали от него и не могли собраться воедино. Он молча сидел и смотрел на луну, затянутую дождевыми облаками, пока в подсвечнике догорала подожженная лучиной свеча.
Перед самым рассветом он, не давая себе отчета в своих действиях, опустил лежащее на столе гусиное перо в чернильницу и вывел на листе бумаги одно лишь имя: Élise.
***
На следующий день Вивьен и Ренар по поручению судьи Лорана выехали в одну из окрестных деревень: пришло прошение от местного старосты. История известная – одну из женщин в деревне уличили в колдовстве, посадили под стражу и просили инквизиторов прибыть и казнить еретичку.
Вивьен, держась в седле, обратился к другу:
– Ты не задумывался о том, что в прошении было сказано, что инквизицию просят казнить еретичку, а не провести следствие или хотя бы дознание?
Ренар пожал плечами.
– Может, дознание уже успели провести без нас, и ведьма во всем созналась?
Вивьен покачал головой.
– Может быть.
Ренар недоверчиво взглянул на друга, почувствовав его недовольство, однако Вивьен предпочел не развивать этот разговор, и до деревни они ехали молча.
Деревенька вскоре обозначилась впереди одиноким шпилем небольшой каменной церкви, вокруг которой расположилось около дюжины домов. Самым большим, по-видимому, был дом деревенского старосты. Завидев подъезжающих всадников в церковных одеяниях, грузный плечистый мужчина с поседевшей неухоженной бородой вышел навстречу и поднял руки, приветствуя их.
– Господа инквизиторы! – окликнул он, почтительно склонив голову. – Хвала Господу, вы прибыли так быстро!
– Ты тут староста? – хмуро поинтересовался Ренар.
Мужчина с готовностью кивнул.
– Я, господа. Гаспаром меня звать, – виновато улыбнулся он. – Простите, что сразу не назвался. Измучились мы тут все, пока послали вам прошение и дожидались приезда. Понимаете, эта ведьма…
– Где вы ее держите? – оглядев почти нищенствующего вида домишки, ничего не выражающим тоном поинтересовался Вивьен.
– Так ведь, это… в колодки заковали. Там, возле церкви. Нам бы осудить ее уже, господа инквизиторы, и казнить, а то никакого спокойствия в деревне нет, пока она в колодках приговора дожидается.
Вивьен повернулся к нему, и пронизывающий взгляд заставил Гаспара умолкнуть.
– Где ваш местный священник? – спросил он, снова окидывая оценивающим взглядом деревню. На приехавших инквизиторов уже выходили посмотреть одетые в грубые поношенные вещи дети и женщины. – Я хочу поговорить с ним.
– Отец Бланшар? – переспросил Гаспар.
– Тебе виднее, любезный, – усмехнулся Вивьен.
Гаспар заметно стушевался и, опустив голову, побрел по единственной глинистой дорожке, промокшей от ночного дождя, в сторону церкви, располагавшейся на небольшой площади – если, конечно, столь скудный участок земли, где трава казалась чуть более ухоженной, чем в остальной деревне, можно было именовать площадью. Рядом с церковью стоял большой колодец, а примерно в десяти шагах от него разместили закованную в колодки женщину. Ее волосы когда-то явно имели красивый светлый оттенок, однако сейчас слиплись от пота и грязи, а на лице проступали следы недавних побоев.
Вивьен замер напротив женщины и глубоко вздохнул, повернувшись к Ренару.
– Поговоришь со священником сам? – спросил он. По его голосу Ренар почувствовал, что в нем снова закипает злость, и предпочел не провоцировать его отказом.
