Наталия Миронина
Не разлей вода
© Shift Drive, pxl.store, leolintang, IrinaK, De Visu / Shutterstock.com
© Миронина Н., 2021
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
⁂
Не разлей вода
Вступление
В этой истории много действующих лиц. Молодые и старые, красивые и не очень, простодушные и хитрые, завистливые, удачливые, настоящие друзья и те, кто ими притворяется. И, конечно, в этой истории есть злодей. Настоящий. И, как часто бывает в жизни, без него и его злодейства не случилось бы важных встреч, правильных решений и настоящей любви. В этой истории все, как в сказках, и все, как в жизни, – чтобы завоевать счастье, надо победить злодея, преодолеть преграды и опереться на настоящих друзей.
Кто-то заметил, что деньги как лекарство – на всех действуют по-разному. На Олега Петровича Кочина деньги подействовали хорошо. Характер у него стал еще лучше, друзей не убавилось, пагубных наклонностей не появилось. Единственная перемена, которую можно было обнаружить в нем, так это любовь к философствованию. Но, согласитесь, это не порок. Вот и сейчас, сидя в своей гостиной и наблюдая, как рабочие пытаются расставить всю купленную им накануне мебель, Олег Петрович наигрывал на гитаре малоузнаваемый мотивчик и размышлял вслух:
– Была мечта научиться играть на гитаре. Но не было денег ее купить – родители еле концы с концами сводили. Потом появились лишние сто рублей, и не стало времени. Сейчас есть деньги, есть время, есть желание. Но не учусь и не играю. Наверное, это действительно МЕЧТА с большой буквы, из тех, которые не сбываются. Зато все время что-нибудь себе покупаю – джинсы, кеды, куртки. Все, что в детстве недоносил. Насть, ты ела каплуна?
Анастасия, молодая женщина с гривой рыжих волос, сидела напротив в кресле и, покачивая блестящей тапочкой, листала толстый журнал. Услышав вопрос, она незаметно вздохнула:
– Почему каплуна?
– У Дюма всю дорогу каплунов едят. Как прочел в книжке, так мечтаю попробовать. С двенадцати лет. Уже собственная дочь Дюма прочитала, а я все про каплунов думаю… Джинсы, кеды, каплуны… Ты заметила, у меня отсутствуют высокие устремления!
Анастасия закрыла журнал, поскольку поняла, что от беседы ей не отвертеться:
– Они потом появятся, когда от каплунов тошнить будет.
Олег Петрович с подозрением посмотрел на Анастасию, но та была серьезна.
– Ты думаешь? Не знаю. И очень денег хочется! Еще больше. Чтобы о них не думать вовсе! Выяснилось, что я люблю деньги.
От пространной речи на тему «Деньги как жизненная философия» Анастасию спасла Лидия Александровна, элегантная, подтянутая женщина в темном классическом платье с белым воротником. Лидия Александровна руководила домом. И всеми домочадцами, включая хозяина. Со стороны могло показаться, что Олег Петрович побаивался ее, а свой страх прятал за робкой иронией:
– Лидия Александровна, вы часто думаете о деньгах?
Лидия Александровна имела стальную выдержку, словно выпускница Смольного института.
– Днем и ночью.
– Вам надо зарплату повысить! Чтобы вы могли думать о чем-нибудь еще! Я, когда был студентом, о деньгах думал даже во сне. Мне, например, однажды приснилась такая штука, которая могла бы автоматически зубную пасту из тюбика выдавливать, чтобы ни капельки не оставалось.
– Ты же говорил, что о деньгах думал? А тут устройство какое-то… – Анастасия опять оторвалась от журнала.
– Так я за него собирался Нобелевскую премию получить. Или, на худой конец, какой-нибудь солидный грант. Как потом оказалось, сон был не в руку – такую штуку уже изобрели американцы.
Лидия Александровна, выждав минуту, произнесла со значением:
– Олег Петрович, привезли картину от Микаса Воробьева. Куда ее поставить, чтобы вы посмотрели?
– А я заказывал ему картину? Не помню что-то. Насть?
– Ему картины никто не заказывает. Микас Воробьев их пишет, а потом рассылает по частным лицам, галереям и музеям.
– Что за странная идея?
– Ничего странного. Представь, пошлет он посылкой свой пейзаж в Букингемский дворец. Не будут же они его назад ему в Москву отправлять, а он потом в своем пресс-релизе укажет: «Картины художника хранятся в собрании Ее Величества».
– Лидия Александровна, а вы еще не видели картину? Что там изображено?
– Посмотрела, поскольку предвидела ваш вопрос. Это портрет, – Лидия Александровна строго посмотрела в сторону Кочина.
– Чей?
– Боюсь ошибиться. Похож на министра сельского хозяйства. Но с четырьмя ушами.
– Зачем же мне портрет министра сельского хозяйства? А четыре уха – это, видимо, результат селекционной работы.
Анастасия выронила журнал:
– Нет, ГМО переел! Наверно, по ошибке прислал, что неудивительно, когда рассылаешь художественный спам. А твой портрет – у министра, точнее, в подсобках административно-хозяйственной части Министерства сельского хозяйства. Слабо повесить министра здесь, в твоей гостиной?
– Дорогая, не раздумывая повесил бы, если бы у портрета было два уха. Четыре – перебор.
Взгляд Лидии Александровны становился все суровее:
– Олег Петрович, все же куда портрет?
Кочин вскочил, побегал по гостиной, задел большое кресло, которое рабочие распеленали из огромного вороха пленки.
– А давайте сюда, попросите Ивана съездить купить масляные краски. Я его… доработаю.
Анастасия фыркнула:
– Ты умеешь писать маслом?
– Ты с ума сошла? Нет, конечно!
Идея поработать кистью овладела Олегом Петровичем, словно он был Том Сойер перед забором. Но по-матерински строгий взгляд домоправительницы остановил его.
– Да, Лидия Александровна?
– Олег Петрович, вам напомнить, какие еще сегодня у вас дела?
– А можно после кофе?
На лице Лидии Александровны появилась удовлетворенная улыбка:
– Сейчас принесу. Олег Петрович, есть рулет яблочный, домашний, сама испекла. Если не возражаете, подам вместе с кофе?
– Да как же я могу возражать! Тащите рулет. У меня изжога от ресторанной стряпни, которая только притворяется домашней.
– Сейчас все сделаю.
Лидия Александровна почти строевым шагом покинула гостиную. Анастасия проводила ее взглядом:
– Она в тебя влюблена.
– Ты уже это говорила. Еще ты говорила, что в меня влюблена горничная, мой водитель и повар.
– Относительно водителя и повара я заблуждалась.
Когда-то Олег Петрович был счастливо женат. Татьяна, его супруга и мать его дочери Али, умерла несколько лет назад. За это время дочь успела подрасти, стать студенткой. А Олег Петрович наконец устал вдовствовать и влюбился в очаровательную даму. Анастасия была умной, деловой и очень правильной. Она, понимая, что память о Татьяне, матери и жене, будет всегда присутствовать в этом доме, сумела подружиться с дочерью. Отношения Олега Петровича и Анастасии прошли все стадии. И к настоящему моменту, как всякая пара, прожившая вместе какое-то время, Олег Петрович и Анастасия уже определились с той степенью свободы в действиях и словах, которые они могут позволить по отношению друг к другу. Кочин терпеть не мог, когда его ревновали, но вполне мог пережить шутливое подтрунивание в свой адрес. Рыжая Анастасия была ревнива, как выпускница школы, переживающая свою первую влюбленность. Но страх того, что Кочин обидится, сдерживал ее. Надо сказать, Олег Петрович, человек приятный практически во всех отношениях, был совершенно несносен в состоянии обиды. Он замолкал дней этак на пять, забивался в угол, но с таким расчетом, чтобы все его видели и все мучились от сознания своей неправоты. Все попытки заговорить с ним пресекались взглядом исподлобья. Анастасия, девушка легкая, терпеть не могла подобных домашних бойкотов. По ней уж лучше было разругаться в дым, а потом страстно помириться. Поэтому, когда вслед за Лидией Александровной, несшей поднос с кофе и огромным аппетитным рулетом, вошла горничная Оксана, Анастасия подобралась и нацепила на лицо ехидную усмешку. Не успела домоправительница покинуть гостиную, как Анастасия уже залезла под салфетку и стянула огромный кусок рулета. Аппетитно жуя, она с интересом наблюдала за маневрами горничной.
Оксана, это бойкое дитя херсонских степей, загорелая и круглолицая, стрельнула глазками в сторону Кочина:
– Разрешите, я соберу бумагу и пленку?
– Разрешаю. – Олег Петрович был занят выбором рулета, а потому не смог вполне оценить риски предстоящего мероприятия.
Следующие пять минут все собравшиеся могли любоваться грацией и гибкостью горничной, которая, поводя своей коротенькой юбочкой и стараясь двигаться как можно соблазнительней, собирала огромные рулоны упаковки. Олег Петрович позабыл даже про рулет – так подействовала на него уборка мусора. Лицо Лидии Александровны было непроницаемо, Анастасия же не выдержала:
– Лидия Александровна, вы не думали о том, чтобы сменить форму горничных? На мой взгляд, платье мешает им работать. Одного передника было бы достаточно.
– Если мне дадут такое распоряжение – выполню незамедлительно. – Домоправительница была невозмутима.
Горничная Оксана понимала, что именно она сейчас в центре внимания, а потому не торопилась. В кои-то веки кто-то оценит твой нелегкий домашний труд. Но, на ее беду, раздался телефонный звонок, и Лидия Александровна поспешила в кабинет, а за ней туда проследовал и Олег Петрович. Оксане стало как-то неинтересно, грациозность и пластика сменились порывистыми грубыми движениями. Что, естественно, не могло укрыться от Анастасии:
– Вы бы, голубушка, сразу в таком темпе! А хотите, я этот журнал изрежу маникюрными ножницами – фронт работы на целый день, а может, еще на ночь?
– Ночью – это не работа, это удовольствие, – ответствовала Оксана. Горничные очень хорошо знают, кому можно дерзить, а кому нет.
Анастасия задумалась. Они знали друг друга несколько лет. Познакомившись на одном из приемов, Настя и Кочин долгое время избегали друг друга. Кочину, обремененному семьей в виде нежно любимой дочери, не хотелось серьезных отношений, а судя по поведению Насти, других она не хотела. Настя же, видя, как она нравится Олегу, выжидала. Во-первых, она понимала, что дочь, почти взрослая девочка, – это серьезное препятствие, и брать на себя ответственность за решение подобной проблемы Настя не считала возможным. «Пусть сам решит, как это будет выглядеть. Не буду его торопить», – думала она и раз за разом отказывалась от приглашений Олега поужинать. Во-вторых, ей уже хотелось семьи. Они часто встречались у общих друзей. И этого вполне хватило, чтобы Настя разглядела в Кочине порядочного, совестливого человека, для которого слова «ответственность» и «доброта» вполне реальные понятия. Наступил момент, когда Настя сама позвонила потерявшему надежду Олегу и пригласила его в кафе.
– Я тебе так скажу: мне абсолютно не хочется тратить время на бездумный флирт, – с места в карьер начала Анастасия. – Годы мои не те для такой пустой траты времени. Но и замуж спешно выходить не хочу. Можно пожить вместе, посмотреть, что получится. Но это после того, как лучше узнаем друг друга, – добавила она, увидев испуганные глаза Кочина. Процесс узнавания длился уже год, а влюбившаяся по уши Настя ревновала Кочина к каждой юбке.
Из задумчивости ее вывел появившийся из кабинета Кочин. Он не мог скрыть удивления:
– Как? Мусора больше нет? Я-то думал, эта пытка никогда не закончится.
Со стороны Анастасии в него полетела маленькая подушка.
Больше всего Олега Петровича возмущало, что нельзя просто работать и просто наслаждаться жизнью! В последнее время он напоминал себе городскую собаку, непроизвольно облизывающуюся и шарахающуюся от трамваев, мальчишек и дворников… Мало ему было акционеров с их византийскими интригами… Еще этот капкан – нравственный. Самая худшая и опасная разновидность средств охоты на людей.
Олег Петрович утверждал, что после такого капкана будут незаживающие душевные раны. Еще он заметил, что большой город заставляет людей быть хуже, чем они есть на самом деле. Черт его знает, почему так происходит?! Может, потому что в московской жизни есть какая-то анонимность? Ну посудите сами, кто знает Кочина Олега Петровича? Да если взять в процентах от всего населения – каких-нибудь 0,00002 процента. А может, и того меньше. И соверши он, Олег Петрович, что-нибудь паскудное, узнало бы об этом совсем немного народу. А можно прожить всю жизнь, и, кроме соседей на твоей лестничной клетке, о тебе никто и не узнает. Конечно, Красноярск тоже большой город, но все равно там все как на ладони.
Нет, он вовсе не хотел идеализировать провинцию, но все же там больше боятся слухов, а следовательно, меньше совершают гадостей. Анастасия же считала, что провинция – это скорее категория нравственная, нежели географическая, и что относительно гадостей – можно поспорить…
Слушая сейчас рассуждения Кочина, Анастасия догадалась, что случилась ожидаемая неприятность – ликвидируют филиал, а близкого и проверенного друга Дугина увольняют. Олег Петрович, привыкший к прозорливости подруги, только кивнул:
– Да, решение принято. Все должно произойти до слияния с «Рыбсвязью». Я не знаю, как это ему сказать, ведь сам же полгода уговаривал поехать со мной в Москву – мы в Красноярске начинали вместе. Хотел как лучше. Черт, что же делать?! Интересно, на какой цифре лифт под названием «Совесть» падает вниз?
От пафоса Кочина было сложно удержать, поэтому Анастасия скорчила мину:
– Поэт! Звони Дугину, встречайся и все рассказывай!
– Как, как я ему объясню?! Да я в глаза ему посмотреть не смогу!
– Все равно придется. Знаешь, иногда я действительно верю, что в бизнес ты попал случайно и твой путь не был усеян жертвами. Ты не подставлял друзей и не воровал чужих зарплат.
– Да, слава богу, это все меня миновало. Мое теперешнее положение – это, скорее всего, результат счастливого случая и некоторых свойств моего характера. Я просто нашел сравнительно честный способ увеличить доходы конторы. И понеслось… Как я теперь жалею, что согласился с тем, чтобы акционеры решали вопросы филиалов!
– Я тебя тогда предупреждала… – Анастасия откинула рыжую гриву и приготовилась напомнить Кочину о своей всегдашней правоте. Однако Олегу Петровичу повезло – в гостиную вошли Лидия Александровна с пакетом и Иван с мольбертом, а чуть позже, перекошенный от тяжести нетленного искусства, вошел мужик в синем комбинезоне. В его руках, покачиваясь, проплыл мужественный лик с четырьмя ушами.
– Олег Петрович, портрет министра принесли. Иван краски масляные привез. Заодно и мольберт купили – вдруг вам захочется что-нибудь написать.
– Боюсь, не захочется. Ставьте где-нибудь здесь.
Установленный на мольберт портрет был еще более странен, нежели в руках. Присутствующие на мгновение замерли. Первой не выдержала Анастасия:
– Вах! Какая красота!
– М-да… Интересно, а министр знает, что у него четыре уха? Так, ладно, пусть ЭТО здесь обживается, а мы обедать едем! Лидия Александровна, пусть Иван ждет нас в машине.
– Да-да, я сейчас распоряжусь. И, Олег Петрович, вы просили напомнить – в девятнадцать ноль ноль вы должны позвонить Дугиным: у них день рождения сына – годик исполнился. Подарок им я купила, он лежит у вас на столе в кабинете.
Лидия Александровна в своих поступках исходила из старых педагогических принципов – жизнь не должна быть только приятной. Она уже обратила внимание, что разговор о Дугине заставляет Олега Петровича морщиться, и тем с большим удовольствием напомнила о предстоящем празднестве.
– Да, я помню, спасибо. – Кочин скривился, как от лимона. – Настя, ты готова?
– Если мы едем в ресторан, пойду глаза нарисую. Кстати, коль уж на тебя свалились сегодня все неприятности, может, заодно заедем купим мне кольцо с тем безумным изумрудом?
– Заедем, купим.
– Какая безропотность!
– Подарки женщинам я расцениваю как налог на личные отношения. А налоги надо платить!
Человечеству известно совсем немного средств для лечения больной совести. Большинство предпочитает пользоваться разного рода микстурами. Чем крепче микстура, тем сильнее эффект и тем сильнее болит совесть через сутки после этой терапии. Олег Петрович плохо помнил, как они покидали ресторан, но в памяти отложилось, что портрет, на который ему было очень страшно смотреть ночью и который он поворачивал к стене, очень тяжелый. Сейчас, полулежа на диване и глядя на полный разгром вокруг себя, Олег Петрович осознал, что ему не полегчало, а стало намного хуже, и дело не только в количестве выпитой водки. Его взгляд упал на женские туфли, которые ощетинились шпильками под столом.
– Как сделать, чтобы кто-нибудь принес кофе? Надо будет узнать у Насти, как у этих московских помещиков это устроено. Колокольчик повесить, что ли? Лидия…
– Олег Петрович, я здесь. – Домоправительница материализовалась за его спиной.
– Ох, наконец! Куда вы запропастились! Лидия Александровна! Что это за люди, которые бродят по всему дому? И можно кофе, покрепче?
– С сахаром?
– С анальгином!
Зарывшись головой в мелкие и скользкие подушки, Олег Петрович старался унять шум в ушах:
– Господи, как же болит голова. Я вчера выпил годовую норму. Настя тоже хороша, не могла меня остановить. Это все из-за Дугина. Как же Андрюхе рассказать! Анастасия говорит, что надо прямо сейчас, немедля, правду-матку… А мне духу не хватает! Господи, еще сегодня Самарина должна была прийти. Нет, надо отменить все встречи.
– Не получится. – За спиной опять появилась домоправительница. – Самарина уже здесь.
– Я не могу сейчас, я не во фраке… Шучу, шучу… Господи, зовите, конечно, просто она так держится, что я чувствую… Зовите, конечно, зовите!
Когда в гостиную вошла Ольга Леонидовна, Олег Петрович попытался встать с дивана, уронил салфетку, изобразил учтивость и, махнув рукой, рухнул опять в подушки. Объяснять старой актрисе, что он не форме, было не нужно, а извинения он уже принес. Предстояла беседа, на которую у него не было сил. Однако отступать было нельзя. Самарина посмотрела на Олега Петровича театрально-материнским взглядом:
– Олег Петрович, вам сейчас лучше всего травяной чай с мятой. Добавить лимон и мед. А еще надо больше жидкости пить – чтобы алкогольную интоксикацию предотвратить.
– Поздно! Я отравлен, Ольга Леонидовна! Отравлен водкой, мыслями, поступками.
– Будет вам! Все образуется, у каждой проблемы есть решение, только оно не сразу видно.
– Вы понимаете, есть проблемы, после решения которых ты станешь уже совсем другим человеком. – Позабывшись, Кочин вдруг стал назидательно-строгим.
– Олег Петрович, вы даже не представляете, насколько я в курсе…
От Олега Петровича не ускользнула эта ирония:
– Ольга Леонидовна! Вы – удивительная женщина! В вас такая интрига… Это меня заставляет нервничать и безуспешно вспоминать слова из школьного курса французского языка.
– Тогда мой совет вас не удивит – иногда надо проявить…
– Ловкость…
– Я бы сказала – гибкость…
– Ольга Леонидовна, голубушка, есть моменты, когда гибкость равна подлости…
– Поверьте, и это я знаю не хуже вас! И также знаю, что без гибкости прожить невозможно! Сломаетесь, как сухой прут.
То ли кофе с анальгином подействовали, то ли действительно лучшим средством от проблемы было ее решение, но Олег Петрович вскочил с дивана и, размахивая руками, принялся рассказывать Самариной то, что так давно его беспокоило, то, что мешало ему наслаждаться жизнью и что отнимало у него так много душеных сил.
– Хорошо, дайте мне тогда совет. Как поступить? Принято решение об увольнении моего лучшего друга. Деталями не буду вас утомлять, скажу, что в свое время тот человек бросил все, что держало его в родном городе, оставил работу, свой небольшой бизнес, поверил мне и поехал за мной в Москву. Я его уговорил это сделать, потому что сам, один, боялся ехать сюда, мне нужен был свой человека здесь, в котором я был бы уверен. Он все эти три года был моим соратником, сторонником и самым близким другом. А теперь акционерами принято решение о ликвидации филиала, то есть на самом деле его не ликвидируют, а объединят с другим филиалом. Пост директора будет упразднен. По сути дела, моего самого близкого друга выкинут на улицу. Решение принято большинством голосов. Его увольняют по хитрой схеме, при которой он не получит практически никаких денег, обещанных ему по контракту. «Бедные» акционеры немного сэкономят и расчистят место для своих интриг.
Кочин замолчал. Он никому так подробно не рассказывал эту историю, даже Анастасия знала вполовину меньше. Во-первых, Кочин боялся ее язвительности, а во-вторых, и это было самое главное, Олег Петрович не знал, как он поступит в этой ситуации. И свой неблаговидный поступок по отношению к другу он бы предпочел скрыть.
Ольга Леонидовна представила себя на минуту в роли Анны Австрийской, а Олега Петровича в роли Д’Артаньяна, который советуется с ней… Впрочем, забылась она на мгновение, через минуту у нее был готов совет. Правда, хорошо натренированным боковым зрением она заметила тень в проеме двери. Их кто-то подслушивал. Интрига закрутилась…
– Неприятная история, но, думаю, и здесь можно найти выход. – Самарина покачала головой.
– Выход, при котором не будет уволен человек? – Кочин усмехнулся.
– Выход, при котором вы останетесь друзьями.
– Это утопия.
– Вовсе нет, если сначала постараетесь найти для вашего друга новую работу. Позвоните своим знакомым, воспользуйтесь связями, которые у вас уже есть в Москве, и попробуйте предложить место, работу, которая позволит ему не так тяжело пережить это событие. В конце концов, это же вы были инициатором его приезда в Москву, это ВАМ было надо. Хотя, конечно, тяжелых разговоров не избежать.
Олег Петрович в нерешительности поглядел на актрису. До него дошли ее слова – как все просто и как все… по-человечески. Почему ни он сам не додумался и никто другой ему не посоветовал ничего подобного? Кочин с благодарностью взглянул на Самарину:
– Мне это не приходило в голову. Максимум, до чего я додумался, так это подкинуть ему деньжат.
– Неудивительно. Людям легче разругаться в пух и прах, поскольку им страшно, что их раскусили. Потом долго страдать, пить, лить горючие слезы по себе, любимому, ждать, что окружающие вас оправдают, и, пережив, как им кажется, этот катарсис, с утроенной энергией нырнуть в пучину наслаждений. Простите за высокий слог.
Последние слова Ольга Леонидовна произнесла в пустоту – Олег Петрович помчался в кабинет в точности исполнить полученные рекомендации.
Ольга Леонидовна не спешила уходить, поскольку знала, что сейчас появится тот человек, который все это время находился рядом и был невидимым, тот, кто подслушал их разговор от начала до конца. Она не ошиблась – в комнату вошла Анастасия:
– Ольга Леонидовна, вы человек с неограниченным влиянием на окружающих. Вот и Олег Петрович попал в ваши сети. Вы это знаете? Хорошо, если вы не будете этим злоупотреблять.
– Не буду, можете мне поверить. В наше время люди рано стареют и поздно взрослеют… Олег Петрович иногда ведет себя по-детски. Что выгодно отличает его от многих приходящих в этот дом. Скажу откровенно, иногда я за него тревожусь, как тревожилась бы за самого близкого друга, которому жизнь выдала бесплатный билет на американские горки. Те самые, которые сначала – у-у-х – вверх, а потом – ах – вниз! Он, обладающий таким счастливым свойством характера, как умение радоваться пустякам, очень уязвим. Поскольку малейшие неприятности могут казаться ему несчастиями. Таких людей всегда хочется оберегать. Еще в нем есть риск, авантюра и легкость, которая даже несчастиям придает романтику. Олег Петрович – человек с амбициями, характером и еще вполне порядочный, и это все не может не привлекать. И потом, здесь, в этом доме, Настя, как принято сейчас говорить, – драйв, ветер в головах и комнатах, желания и возможности. Это очень передается другим!
– Вероятно, вы правы, но он без вас уже шагу ступить не может!
– Вы, Настя, даже не представляете, как бы мне хотелось ему помочь!
Для того чтобы красноярский школьник Олег Кочин мог выполнить домашнее задание, он должен был отодвинуть старую швейную машинку «Зингер» от стены, освободить ее от стопки белья, приготовленного для починки, пододвинуть стул и примоститься на углу деревянной столешницы. Локоть у него свисал, поэтому рука быстро уставала, и, как следствие, раздраженная учительница больше тройки ему не ставила. Она размышляла так: «Может, он и все правильно сделал, да только убедиться в этом невозможно – написал как курица лапой». Поэтому после первой и главной мальчишеской мечты – разбогатеть и купить большой автомобиль, – неотступно следовала вторая – разбогатеть так, чтобы купить свой собственный дом и сделать себе кабинет. Самый настоящий, с дубовыми панелями, высокими книжными шкафами, кожаным диваном и, самое главное, огромным письменным столом. Еще хотелось иметь глобус, огромный, но не пошлый кабинетный бар, а самый настоящий глобус, со всеми земными подробностями.
А потому, когда Олег Петрович купил дом, он в первую очередь оборудовал себе кабинет. Все в этом кабинете соответствовало его мечтам. А глобусов было даже два – Земля и ее вечная спутница Луна. Кабинет был для Кочина отрадой и местом, где даже стены помогают. А потому он именно сюда пришел позвонить своему старинному приятелю Дугину:
– Андрюха! Я себя скотиной чувствовал! Ты не представляешь! Так, давайте в субботу всем табором ко мне! Никаких ресторанов! Лидия приготовит баранью ногу с чесноком и рулет с яблоками. Артемий гадов морских сделает. Я тут вам кое-что купил, в подарок, сюрпризом будет. Все, заметано, договоренность железная.
Олег Петрович был человек душевный и трогательный, а потому в его голосе послышались «влажные» нотки. И только появление Ольги Леонидовны помогло ему справиться с нахлынувшими чувствами.
– Здравствуйте, а я только собрался к вам!
– Не успели. Я вас опередила. Ваша дочь такая же упрямая, как и я в ее возрасте!
– Все потом! Ольга Леонидовна, вы – волшебница! У меня нет слов! В субботу Дугины будут у нас ужинать!
– Вы объяснились с Андреем Евгеньевичем?
– Я не только объяснился, я нашел ему место коммерческого директора в одной из типографий. Сказал, что его ждут там, он всегда хотел книги выпускать. Ну, я все преподнес, как вы научили, – что люди срочно ищут директора, книги не выпускаются, дело стоит, что если он согласится на это место, то выручит, и прочее. На душе у меня, не поверите, мармелад!
Олег Петрович опять почувствовал, что в носу щиплет. Он резким жестом крутанул Землю, потом Луну, потом оба светила. Самарина, уловив настроение собеседника, живо заинтересовалась пистолетами в высокой стеклянной витрине. Пистолеты были огромные, с хорошо потертыми рукоятками. Больше всего они напоминали реквизит пиратского фильма. Впрочем, на латунной табличке было написано: «боевые». Ольга Леонидовна вспомнила, как в одном из спектаклей произошел конфуз – бутафорские пистолеты, очень похожие на эти, развалились на части в руках у Тузенбаха. Реквизитора, вечно пьяненького Василича, уволили в один день. Ольга Леонидовна его жалела. Старик проработал в театре всю жизнь и позволял актерам самим переделывать необходимые для спектакля предметы. Олег Петрович тем временем, справившись с эмоциями, тепло посмотрел на Ольгу Леонидовну:
– Как вы сказали: вы объяснились с Андреем Евгеньевичем? Объяснились – не разобрались, не утрясли, не договорились, а объяснились! Какое старое, хорошее слово! Как сказала бы Анастасия, винтаж.
– Скорее антиквариат.
– А разница принципиальная?
– Винтаж – это то, что старше тридцати лет, антиквариат – старше пятидесяти.
– Ольга Леонидовна, вы москвичка?
– Я родилась на Малой Молчановке. Мы жили в большом доходном доме, у ворот которого сохранилась коновязь. Вся моя родня похоронена на Ваганьковском. В церкви на Сивцевом Вражке венчались родители. Моя мама до последних дней вместо слова «сначала» говорила слово «вперед» по такой странной московской привычке. Например, «вперед мы зайдем в «Прагу», а не «сначала мы зайдем в «Прагу». Потом мы переехали в Ленинград. Театр, провинция, потом опять Москва, и опять театр. Олег Петрович, я вам вот что хотела сказать, вы напрасно такой дорогой телефон мне подарили! У него там столько функций, я даже не знаю, как ими пользоваться, и эти блестящие камни… И там еще бирочка с каким-то длинным числом, это что, номер телефона?
– Это цена. Ради бога! Ольга Леонидовна, извините! Черт, сколько раз Ивану говорил, чтобы все ярлыки сразу срезал! Вам телефон как никому другому в этом доме нужен. Что бы, если что, я вас быстро найти смог.
Олег Петрович был так искренен, что Ольга Леонидовна, поначалу пришедшая пожаловаться на упрямство своей ученицы, поменяла свои планы. Тем более что в разгар их беседы ворвалась Анастасия. У нее в руках была небольшая картина, завернутая в бумагу. Увидев в кабинете Самарину, Анастасия смешалась. Она приготовила Кочину сюрприз:
– Вот, тебе подарок, заказала по твоей фотографии!
– Здорово! Насть, зачем?
– Захотелось. Где повесим? Думаю, лучше в гостиной, как считаешь?
– Настенька, уж больно авторитарненько!
– Нет, ты все-таки ненормальный! Вешай тогда в свою гардеробную. Так, не хочу ни минуты сидеть в доме! Едем куда-нибудь…
– Ольга Леонидовна, я вернусь, потолкуем с вами?!
Олег Петрович смешался. Он почувствовал обиду Насти, понял, что Самарина ушла, так и не поговорив с ним о том, о чем хотела. Кочин вздохнул, уселся в любимое кресло и погрузился в раздумья. История с Дугиным, так счастливо завершившаяся, была только частью одной большой проблемы, которую бизнесмену Кочину предстояло решить. Над делом всей его жизни бродили тучи, предвещавшие большую бурю. И кто выстоит в этой буре, было совершенно неясно. Но медлить было нельзя.
Советников у Олега Петровича не было. С самого начала он привык полагаться на собственные силы, мнение и знания. Политиком он был хорошим, зря войны с конкурентами не затевал и, где можно было договориться, предпочитал договариваться. О волчьих нравах дальнего окружения он осведомлен, однако большой неожиданностью для него стало предательство круга ближнего. Сейчас, сидя в кабинете своей мечты, он отлично сознавал, что достигнутое им стабильное финансовое положение может пошатнуться. Посоветоваться с Самариной – эта мысль кому-нибудь другому могла бы показаться полной бессмыслицей и просто бредом, но только не Кочину. Он всегда искал нестандартные решения. А старая актриса была ему симпатична, он чувствовал в ней ум и смекалку… И молодую энергию.
«Интересно, если я расскажу Самариной ситуацию, поймет ли она меня? Вон как она ловко с Дугиным все разрешила. Представляю, какие глаза у всех будут».
Надо сказать, не только Олег Петрович в этот момент думал о Самариной Ольге Леонидовне. Был еще один человек в этом доме, который вот уже несколько недель старался при любом удобном случае попасться на глаза актрисе. Предлоги им выбирались самые нелепые, что было сразу отмечено другими служащими дома Кочина. Шутить над Артемием Николаевичем, шеф-поваром одного из кочинских ресторанов, в открытую не решались. Но намекнуть и задать пару якобы невинных вопросов – это пожалуйста. Вот и теперь, сидя в большой уютной гостиной для обслуживающего персонала, а в просторечии «курилке», Иван, водитель, пристально глядя в перевернутую вверх тормашками газету, осведомился:
