Наталия Беззубенко
Лявля
– Садись, поедим и навок кормить пойдем.
– Кого? Куриц, что ли? – она заприметила курятник на участке.
– Навки – это лесные духи. Сегодня четвертый день после новолуния, их жажда мучит. И Кумушнице надо венок из чертополоха и крапивы сплести, над порогом повесить. Чтобы на тебя плохих мыслей и переживаний не насылала.
Это бабулька зря тревожилась, отродясь Ленка переживательной не была, мать всегда так и говорила: «Тебе, Ленка, все хрен по деревне, хоть бы из-за четвертных своих побеспокоилась!»
– И Постеня задобрить нужно. Обидела ты его крепко.
– Постеня? Вот этого волосатого?
– Это Домовой, – прозаично сказала бабка, как будто речь шла об обычном кухонном таракане.
– Я обидела?! А чего он… щиплется.
– А чего ты вещи чужие в руки берешь? Он за домом приглядывает, за порядком. От чужаков жилье оберегает. Значит, так, – категорично произнесла старушенция, – бери кусок хлеба, клади на блюдце, ставь в угол за печкой и приговаривай: «Сударь домовой, меня полюби да угощение мое прими!» Запомнила?
– Это че? Прикол? – бабуля, похоже, с прибамбахом ей досталась.
– Житья Постень тебе здесь не даст, если не подружишься с ним, – в подтверждении ее слов в Ленкинах руках с хрустом треснула чайная чашка. – Вот, он чередит. Не поранилась?
У Ленки мозг чуть не взорвался, столько правил у бабки оказалось. Мусор после заката не выноси – домовой обидится. Если вернулся, смотри в зеркало, – иначе Безымень явится, ума лишит. Дома свистишь – богатство проглядишь. Вилка или ложка на пол упадут – отстукни, иначе упырь в дом пролезет. Одежда наизнанку – русалки защекочут, но за праздничным столом можно – от сглаза…
Старуха налила себе в стакан вонючего отвара, и Ленка выпалила:
– А сеть-то тут есть?
Бабка прищурилась:
– Тебе какая надобна?
– Явно не рыбу ловить. Фильмы смотреть, песни, там, слушать, с девками переписываться.
– Во-первых, не с девками, а с девочками. Во-вторых, сеть есть, но другая. Ты ее должна сама почувствовать. Одевайся, в лес пойдем. Да волосы прибери, сейчас ленту дам. Болотница простоволосых не жалует. Завидует, – чему-то усмехнулась она.
Все, тухляк, поняла Ленка. Интернета нет, связи (она украдкой взглянула на дисплей) тоже нет. Попремся в лес комаров кормить и грибы отыскивать. Пироги, конечно, с сырниками вкуснющие у бабки. И не орет никто, не обзывается. Но долго она здесь не протянет.
Старуха ходила по комнате и бурчала под нос скороговоркой:
– Поиграй-поиграй и отдай! Поиграй-поиграй, Домовой, и отдай.
– Чего?
– Это я с Домовым. Лента куда-то запропастилась.
– У меня резинка есть с блестками, – примирительно сказала Ленка, на сытый желудок спорить не хотелось, и можно было смириться с существованием нечистой силы или съехавшей кукухой у бабки.
– Резинка не пойдет. Лента нужна. Да вот же, – она вытащила синий моточек из-под толстой книги. – Спасибо, Домовой.
Бабка повела ее к задней калитке. Ленка внутренне приготовилась ко всякому: частокол из человеческих костей и черепов – вместо обычного дощатого забора, скелетная рука – вместо железного запора, зубастый рот – вместо замочной скважины. Но все оказалось обычно, а потому неинтересно.
Прямо за калиткой начинался бескрайний лес. Пахло хвоей, смолой и грибами. Протоптанная дорожка вела их по густому ельнику. В ушах надрывалась Билли Айлиш, и жизнь показалась Ленке почти сносной.
