Наталия Антонова
Прощание с плейбоем
© Антонова Н.Н., 2019
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
* * *
Действующие лица и события романа вымышлены, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.
Автор
Глава 1
Золотистый цветок заката, обрызганный слезами дождя, раскрылся и выгнул упругие пурпуровые лепестки на фоне чистого прозрачно-зеленого неба.
Хотелось успокоения и благодати. Но не тут-то было.
Шура ввалился в дом детектива Мирославы Волгиной усталый и расстроенный.
– Ах, Слава, – начал он, чуть ли не с порога, – только ты одна можешь меня спасти!
– Если бегемотик хочет ласки, то поглажу по головке, а если чего-нибудь пожрать, то это к Морису, – усмехнулась Мирослава.
Шура отмахнулся:
– Какое поглаживание! Голодный, я, конечно, как волк, но проблема не в этом.
– А в чем? – спросила она лениво.
– Вы, ребята, газеты читаете?
– Книги, – ответила Мирослава.
– И интернет, если нужна какая-либо информация, – добавил Морис.
– Джунгли! – почему-то возмутился Шура. – Дебри Амазонки! Вы что, не слышали, Константина Шиловского убили! И как!
– И как? – в один голос спросили Морис и Мирослава.
– На машине переехали. На проселочной дороге!
– Ну и что, – пожала плечами Мирослава.
– Ты что, не знаешь, кто такой Шиловский?!
– А должна?
– Это сын Эдуарда Шиловского!
– И что?
– Ну ты даешь! Заладила «и что, и что», – передразнил ее Наполеонов. И не выдержав, снизошел до объяснения: – Эдуард Шиловский не последний парень на деревне, в смысле политики в области! Все уже на уши поставлены! Начальство повелело найти убийцу немедленно!
– А это убийство?
– А что же еще, по-твоему?! – вознегодовал Наполеонов. – Видела бы ты, как его переехали! И вообще, как ты думаешь, что он делал в этой глухомани? Зачем он туда поехал?
– А я должна об этом думать?
– Славочка! Милая, родная, выручай!
– Нет, Шура, ты же знаешь, дружба дружбой, а табачок врозь. Я работаю только за гонорар.
– Но, Слава! Я отдам тебе половину своей зарплаты.
Она весело расхохоталась.
– Чего ты смеешься? – насупился Шура.
– Слишком большие деньги ты мне обещаешь.
– К твоему сведению – зарплату нам прибавили!
– Ха-ха.
– Слава, а если я обижусь?
– Я давно тебя знаю, Шурочка, ты не осел и не глупец.
– Ты, конечно, права. Но если ты не поможешь…
– Нет.
– Слава, между прочим, два года назад Константин Шиловский уже попадал в криминальную сводку новостей, и шум определенный поднимался.
– Да?
– Он парня сбил, чуть ли не на тротуаре возле заводской проходной. На глазах его друзей. Парни как раз со второй смены шли.
– Пострадал только один человек?
– Да. Он первый ступил на дорогу, как только зажегся зеленый, успел сделать всего пару шагов.
– И что, Костю отмазали?
– Да, дело замяли, – опечалился Наполеонов. – А у парня жена осталась и двое детишек.
– Шиловский старший откупился?
– Не знаю. Но…
Послышался звон колокольчика. Значит, кто-то нажал кнопку звонка на воротах.
– Пойду, посмотрю, кто пожаловал, – проговорил Морис.
Назад он вернулся с коренастым господином лет пятидесяти пяти, одетым в итальянский серый костюм.
– Так, – пробормотал Шура себе под нос, – не поминай черта… Господин Шиловский собственной персоной.
– Мирослава Игоревна? – спросил тем временем Шиловский.
– Да, – ответила она, окидывая его оценивающим взглядом.
– Эдуард Бенедиктович Шиловский, – представился он и привычным, почти неуловимым движением выдвинул вперед квадратный подбородок.
Мирославе он напомнил бульдозер и вызвал неприязнь с первого взгляда, но, заметив умоляющий взгляд Наполеонова, она, пересилив свое желание немедленно указать непрошеному посетителю на дверь, проговорила:
– Мое имя вы уже знаете. Мой сотрудник, Морис Миндаугас, следователь Александр Наполеонов.
– И что он здесь делает? – неожиданно жестко спросил Шиловский, бросив злой взгляд в сторону следователя.
– Дружит со мной, – усмехнулась Мирослава и, прочитав недоумение на лице Шиловского, добавила: – С младенчества.
– Друг детства, значит? – недобро усмехнулся Шиловский.
– Значит.
– Я хотел бы поговорить с вами наедине.
Мирослава хотела возразить, но Шура схватил Мориса за рукав и потащил из комнаты.
– Пошли, пошли, если кто кого и покусает, то точно не он ее.
– Думаешь?
– Уверен. Заодно меня покормишь.
Проходя мимо Мирославы, Наполеонов сунул ей в руку скрученный листок бумаги.
– Пройдемте в мой кабинет, – предложила Мирослава и, не оглядываясь, вышла из гостиной.
Посетитель безмолвно последовал за ней. Заговорил он, как только закрылась дверь кабинета.
– Вы, наверное, уже знаете, – начал Шиловский, – что моего сына…
– Знаю.
– Я заплачу любой гонорар за имя… – Он запнулся.
– Насколько я понимаю, этим делом уже занимаются правоохранительные органы.
– Вы, часом, не издеваетесь надо мной? – вспылил Шиловский.
– Нисколько.
– Тогда давайте говорить серьезно. Вы найдете убийцу моего сына?
– Постараюсь, – пожала она плечами, – но, как вы понимаете, стопроцентной гарантии…
– Постарайтесь, – перебил он угрожающе, – очень постарайтесь!
– Если вы, Эдуард Бенедиктович, не смените тон, – спокойно проговорила Мирослава, – то я выставлю вас вон.
Он посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом и проговорил нехотя:
– Простите, вы должны понимать, что у меня сдают нервы.
– Это не дает вам права давить на других и вести себя, мягко говоря, невежливо.
– Вы хотели сказать, по-хамски? – усмехнулся он угрюмо.
– Именно это я и хотела сказать, – не стала отрицать Мирослава.
– Вы правы. Приношу свои извинения.
– Принимаю ваши извинения. – Она отлично понимала, что извинился он вовсе не потому, что раскаялся или хотя бы понял, что был не прав. Нет, просто как человек, хорошо изучивший людей, Шиловский понял, что давить на детектива опасно, в любую минуту она может послать его к черту, не принимая во внимание его связи и деньги.
Прежде чем обратиться к Волгиной, он хорошо изучил ее биографию. И знал, что в самом начале своей карьеры следователя она не захотела идти на поводу навязываемой ей версии и спасла от тюрьмы молодого офицера, воевавшего во время чеченской кампании. На парня решили повесить все промахи вышестоящих плюс кражу крупной суммы денег.
Ей приказывали, угрожали, пытались подкупить. В конце концов, в нее стреляли, ранили. А она через неделю сбежала из госпиталя и, несмотря на то что ее отстранили от дела, сумела доказать невиновность парня.
«Как там писал поэт Николай Тихонов в своей «Поэме о гвоздях»: «Гвозди б делать из этих людей: Крепче б не было в мире гвоздей», – насмешливо подумал Шиловский.
Откуда ему было знать, что Мирослава Волгина из той породы людей, что берегут честь своего рода. Попадая в трудные моральные ситуации, она вспоминает своего деда, отдавшего работе в убойном отделе большую часть своей жизни. И думает о том, как поступил бы он. А еще есть прадед, лихой казак, перенесший ссылки, каторгу, прошедший гражданскую войну и не поступившийся своими принципами. Его портрет всегда висел на стене в гостиной ее дедушки и бабушки, и Мирослава столько слышала о его подвигах и добром нраве в мирное время, что ей казалось, она знала его живым и любила. Так что она, Мирослава, не имеет права запятнать их память.
Всего этого Шиловский не знал, но ради того, чтобы узнать имя убийцы своего сына, он был готов вытерпеть нелегкий характер детектива, о котором все в один голос твердили, что это ас своего дела.
– Сядьте и изложите суть, – услышал он ее голос.
– Спасибо, что наконец-то предложили мне присесть, – усмехнулся Эдуард Бенедиктович и расположился за столом напротив Мирославы.
По его позе было заметно, что он не привык чувствовать себя в роли просителя. Выдержав ее пристальный взгляд, он счел нужным объяснить:
– Один влиятельный человек сказал мне, что если кто и найдет убийцу моего сына, то только вы. – Шиловский не стал говорить Волгиной, что поначалу, узнав, что рекомендуемый ему детектив молодая женщина, он отнесся к совету скептически.
Но «влиятельный» человек был так убедителен, оперируя фактами, что Шиловский проникся верой в способности Мирославы. Он начал надеяться чуть ли не на чудо: вот сейчас она взмахнет рукой и из рукава выпадет тот, чьей крови он сейчас жаждет больше всего на свете.
А вместо этого услышал спокойно прозвучавший голос детектива:
– В полиции работают не менее компетентные люди.
Гримаса презрения исказила лицо посетителя.
– Хорошо, – сказала Мирослава, – я слушаю вас.
– Вы, наверное, читали газеты…
– Меня интересует не версия СМИ, а ваш рассказ.
Эдуард Бенедиктович дернул правым плечом, но удержался от колкостей и сказал:
– Два дня назад мой сын не вернулся домой.
– Он живет с вами?
– Нет, он уже взрослый парень и у него своя квартира. – Он сделал паузу, ожидая, что Мирослава задаст новый вопрос. Но она молчала, и Шиловский продолжил: – Мне позвонила его домработница. Она сказала, что телефон Константина не отвечает.
– Домработница настолько близка с вашим сыном, что может звонить на его телефон?
Шиловский посмотрел в упор на Мирославу и снизошел до объяснения.
– Евгения Степановна заботилась о Косте с детства. Потом, когда он решил жить отдельно, она ушла с ним, хотя моя жена была категорически против.
– Почему?
– Потому, что Ксении и самой нужна была тетя Женя.
Мирослава не подала виду, что заметила оговорку Шиловского, просто отметила про себя, что домработница сына, вероятно, не один десяток лет прожила в семье Шиловских.
– После звонка Евгении Степановны, – продолжал тем временем Эдуард Бенедиктович, – я и сам встревожился.
– Почему? Думаю, ваш сын и раньше часто гулял до утра.
– Это так, – поморщился Шиловский. – Костя не был пай-мальчиком, он мог вообще несколько дней не появляться дома, но тетю Женю он всегда предупреждал и не пропускал ее звонков.
– Он мог где-то оставить телефон, – закинула удочку Мирослава…
– Не мог, – отрезал Шиловский. – Поэтому я стал звонить его друзьям, с которыми он чаще всего проводил время. Но двое из них вообще не имели понятия, где Костя. А Леня сказал, что Костя подцепил какую-то новую девицу, откололся от коллектива и укатил с ней.
– Он не знает, как зовут девицу?
– Понятия не имеет.
Шиловский сделал паузу, а потом продолжил:
– Я решил немного подождать, а потом задействовать службу безопасности. Не мог же мой сын испариться. Они бы непременно его разыскали в любом клубе, гостинице, на квартире.
У Эдуарда Бенедиктовича перехватило дыхание, он порылся в кармане пиджака и сунул в рот какую-то таблетку.
Мирослава расправила на столе лист бумаги, который второпях сунул ей в руки Наполеонов, и быстро пробежала глазами строки: «Артем Григорьевич Солодовников сбит автомобилем Константина Шиловского два года назад. Остались мать, жена, двое детей».
– Короче, их услуги не понадобились, – проговорил, отдышавшись, Шиловский. – В новостях передали, что на проселочной дороге обнаружен труп молодого мужчины, и в его кармане найдено водительское удостоверение на имя моего сына. Я сразу поехал туда. Это был мой Костя. Самое ужасное, что его переехала его собственная машина, – с трудом выдохнул Шиловский.
– Ваш сын позволял садиться за руль посторонним?
– Насколько я знаю, нет.
– А друзьям?
– Думаю, что и им тоже.
– Но не уверены?
– Нет.
– Получается, что ваш сын не только позволил кому-то сесть за руль своей машины, но и оставил его за ним сидеть, когда сам по какой-то причине покинул салон и вышел на дорогу.
– Получается, – нехотя согласился Шиловский.
– И вы даже не можете предположить, кто мог воспользоваться доверием Константина.
– Не могу. К тому же моего сына нельзя назвать доверчивым!
– И тем не менее.
– Тем не менее, – поморщившись, согласился Шиловский и проинформировал: – Позднее я задействовал весь имеющийся у меня ресурс, но полиция за два дня не сдвинулась с места. Они понятия не имеют, кто мог сбить моего сына.
– А вы, Эдуард Бенедиктович?
– Что я?
– Вы подозреваете кого-то?
– Вы уже спрашивали!
– Я настаиваю.
На миг Шиловский замялся, но потом все-таки сказал:
– Нет.
Мирослава отвернула голову в сторону и молчала.
– Почему вы молчите? – не выдержал Шиловский.
– Думаю…
– О чем?! – Он повысил голос.
Она не ответила.
В который раз убедившись, что давить на детектива бесполезно, он решил обратиться к ее человеческим качествам.
– Поймите, – воскликнул он. – Костя мой единственный сын!
– Два года назад, – тихо проговорила она, – ваш сын сбил человека. Он тоже был у матери единственным сыном. У погибшего остались малолетние дети.
– Но это же стечение обстоятельств!
– Каких? – Она посмотрела на него вопросительно.
– Так уж получилось, – пробормотал он, пытаясь скрыть смесь растерянности и раздражения от ее осведомленности. «Когда успела?» – думал он.
– Вам никогда не приходило в голову, что за все нужно платить? – спросила Мирослава спокойно.
– Это чудовищно!
– Я согласна…
– Вы что, издеваетесь?!
– Нет, конечно.
– Я плачу вам за работу, а не за нравоучения, – побагровел он.
Она снова отвернулась к окну. Больше всего на свете ей хотелось послать его как можно дальше. Но усилием воли Мирослава сдержалась. Она должна размотать этот клубок до конца просто потому, что она детектив и раскрывать преступления ее работа.
– Назовите мне имена друзей вашего сына.
– Самые близкие – Леонид Сапрыкин, Макар Сазонов, Филипп Митяев.
– Их телефоны и адреса.
Шиловский продиктовал все, что она просила.
– Насколько я понимаю, любимой и единственной девушки у вашего сына не было?
– Вы правильно понимаете, – ответил он с плохо скрываемой иронией.
– Но девушки были?
– Девицы! Разницу чувствуете?
– Чувствую. Много?
– Что много?
– Было этих девиц у вашего сына.
– Не считал.
– Но вы хотя бы их знали? Или некоторых из них?
Шиловский презрительно фыркнул.
– Понятно. – Она задумчиво постучала пальцами по столу.
– Но если они вам нужны, – решил помочь ей Шиловский, – вы можете расспросить о них у ребят.
Поймав вопросительный взгляд Мирославы, пояснил:
– У Лени, Макара и Фили.
– Спасибо, я так и сделаю. Но хоть каких-то девушек вы знаете?
– Вы уже спрашивали об этом.
– И тем не менее.
Эдуард Бенедиктович нехотя взял ручку, притянул к себе лежащий на столе лист бумаги и, что-то написав на нем, подтолкнул лист в сторону детектива.
Мирослава увидела там имена трех девушек.
Шиловский облизал пересохшие губы и мысленно укорил себя: «Черт! Я никогда еще так не волновался, как при разговоре с этой детективщицей».
– Еще мне нужно поговорить с домработницей вашего сына, – донесся до него голос Мирославы.
Шиловский насторожился, но потом, что-то решив для себя, сказал:
– Хорошо, я предупрежу тетю Женю. Запишите адрес и телефон.
После чего Мирослава сказала:
– Пока это все. Когда вы мне понадобитесь, я с вами свяжусь. Ваш телефон.
Шиловский вынул визитку и молча положил на стол перед ней.
– Хорошо.
– Сколько я вам должен? – спросил Шиловский, сверля ее глазами.
– Пока вы внесете задаток и подпишете договор. Этим занимается мой помощник Морис Миндаугас, пройдите, пожалуйста, в приемную.
Шиловский хотел что-то сказать, но не успел, Мирослава выскользнула из дверей вперед него и буквально испарилась. Свое недовольство Эдуард Бенедиктович выразил в приемной Морису, но тот, никак не прореагировав на вспышку его гнева, предложил уплатить названную сумму и подписать договор.
– Вы немец? – неожиданно спросил Шиловский.
– Ну, почему сразу немец, – хладнокровно заметил Миндаугас, – я литовец.
– Все одно, – пробурчал клиент и, уходя, с грохотом захлопнул за собой дверь.
Морис пожал плечами и аккуратно закрепил подписанный клиентом договор в папке. Провожать его до машины он не пошел, решив, что ворота закроет потом, нажав на автоматическую кнопку в холле.
Шура сидел на кухне, сосредоточенно дожевывая кусок яблочного пирога. Он повернул голову только потому, что Дон, коротко мяукнув, спрыгнул со своего кресла и направился к дверям. Вошедшая Мирослава подхватила кота на руки и нежно прижала к себе.
– Как ты ходишь! – не удержался Наполеонов.
– Как? – улыбнулась она.
– Бесшумно, как кошка!
– Так с кем поведешься, – отшутилась она.
– Ну, что? – спросил Наполеонов нетерпеливо.
– Что что? – переспросила Волгина.
– Слава! Имей совесть!
– Что именно тебя интересует?
– Ты взялась за дело Шиловского?
– Да, – выдохнула она грустно.
– Порядок! – повеселел Шура.
– До порядка, Шурочка, еще очень далеко.
– Ничего, ты справишься.
– Спасибо за твою веру в меня.
– Я всегда в тебя верил. И для тебя сделаю все, что захочешь, – заверил он ее и потянулся за вторым куском пирога.
– Насколько я понимаю, – проговорила Мирослава, – начав расследовать гибель Шиловского, ты затребовал дело двухлетней давности о его наезде на Солодовникова.
Он кивнул.
– Надо же было с чего-то начинать.
– Ты решил, что это месть?
– Не совсем. Ведь прошло уже два года. Если бы хотели отомстить, то отомстили бы сразу.
– Говорят, что месть – блюдо, которое подают холодным, – возразила Мирослава.
– Я с этим не совсем согласен. Но на всякий случай прочитал дело.
– И никаких зацепок?
– Я их не нашел. Посуди сама. У Солодовникова осталась старая больная мать, жена и двое малолетних детей.
– Жена не мстительница…
– Конечно, ей детей растить надо.
– А друзья Солодовникова?
– Я сомневаюсь, чтобы друзья стали мстить. Тем более особо близких друзей у него и не было.
Мирослава взяла чашку, налила чай. Но пить не стала.
– Почему ты подумала, что это месть? – спросил Наполеонов.
– Потому что его переехали его собственной машиной.
– Ну и что, – пожал плечами Шура. – Может, просто его нечем больше было переехать.
– Шутишь?
– Нет. Предполагаю, что убийство было спонтанным. Убийца не собирался расправляться с Шиловским. Но потом они поссорились и…
– Как убийце удалось уговорить Шиловского не только уступить ему место за рулем, но и выйти из автомобиля?
– Не знаю. Может, убийца был не один, и они просто выволокли его.
– Положили на дорогу, и он послушно остался лежать.
– Они могли оглушить его.
– Экспертиза что-то говорит о прижизненных повреждениях черепа?
– Увы, таковые не обнаружены, – проговорил с сожалением Наполеонов.
– А содержание алкоголя в крови?
– Да, Шиловский был сильно пьян. Однако не до бессознательного состояния.
– Степень его опьянения хотя бы объясняет, почему он не сам был за рулем.
– Ничего она не объясняет, – буркнул Наполеонов, – на руле только его отпечатки.
– Убийца мог быть в перчатках.
– Пожалуй, но это бы насторожило Шиловского.
– Убийца мог надеть перчатки, уже выпроводив Шиловского из машины.
– Или протереть руль после наезда.
– А в салоне есть отпечатки не Шиловского?
Наполеонов кивнул:
– Довольно много.
– Вы взяли отпечатки у его друзей?
– Взяли. Они и не отрицают, что часто ездили на его машине по клубам. Но ты же не забыла, что были еще и случайные приятели, девушки.
– Не забыла.
– Так что история с отпечатками пустой номер.
– Возможно, ты прав. А что тебе известно о семье Шиловского?
– У него отец, мачеха и няня.
– Няня?
– Они именуют ее домработницей. Но Евгения Степановна Белова вырастила не только Константина, но и Эдуарда Шиловского. Сейчас старушке семьдесят восемь лет.
– А где мать Константина?
– Эдуард Бенедиктович сообщил, что он разошелся с женой, когда сыну было пять лет. Теперь бывшая жена замужем и проживает с мужем-итальянцем и двумя детьми в Италии.
– Проверили?
– Пока нет. Но выясним.
– А что известно про его вторую жену?
– Ксения Витальевна Шиловская. Уроженка Пскова. Двадцать шесть лет. Бывшая модель. В браке с Шиловским два года.
– Детей нет?
– Пока нет.
– В каких отношениях она была с пасынком?
– Эдуард Шиловский и Евгения Степановна Белова сказали, что в ровных.
– И как ты это расшифровал?
– Что расшифровал?
– Ровные отношения?
– Думаю, что были друг с другом вежливы и не ссорились.
– Прилюдно.
– Может быть.
– Скорее всего, особой любви ни пасынок, ни мачеха друг к другу не испытывали.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что им предстояло в будущем делить наследство.
– Как видишь, нет.
– Вот именно.
– Ты что же, думаешь, что Константина убила мачеха?
– Пока я так не думаю. Но версия интересная…
– Ну…
– Сам подумай, кто может быть больше других заинтересован в убийстве Шиловского?
Наполеонов тяжело вздохнул. Дон потянулся к чашке Мирославы с остывшим чаем. Она поднесла ее к носу кота, но тот отвернулся. Мирослава допила остывший чай.
Глава 2
Капли прошедшего ночного дождя дрожали на лепестках чайной розы, растущей под окном. Небо было упоительно голубым, но слипшиеся облака-барашки снова предвещали дождь.
Миндаугас недолюбливал дождливые дни, поэтому, сервируя стол к завтраку, в окно поглядывал неодобрительно. Конечно, он понимал, что саду нужна влага, поэтому и молил небо, чтобы дождь был сильным, но кратковременным.
Морис еще с вечера изучил в интернете все, что только удалось найти на Шиловских – отца и сына, а также на молодую мачеху Константина. Как ни странно, но жена Шиловского-старшего Ксения Витальевна Шиловская, несмотря на свою молодость и красоту, не была замешана ни в каких скандалах и подозрительных связях. Вела себя сдержанно, и если и появлялась на каких-то светских тусовках, то только вместе с мужем.
Шиловский-старший слыл человеком крутым в деловых кругах, но лишнего внимания тоже старался к себе не привлекать. Чего нельзя было сказать о Шиловском-младшем. Для описания его похождений потребовалось бы несколько томов. Один скандал цеплялся за другой. Константин спускал отцовские деньги, пил, бузил, устраивал пьяные дебоши в клубах, менял девиц со скоростью гораздо большей, чем изысканный модник меняет свои перчатки. Прийти в клуб он мог с одной девушкой, а уйти уже с другой. Его барышни дрались между собой, вырывали друг у друга волосы и расцарапывали лица. Константина Шиловского все это только веселило. Чаще всего он сам подзадоривал девиц, обещая нехилые бабки победительнице. А дурехи и рады были стараться.
Правда, удалось выяснить, что три из них были в вялотекущих, условно-постоянных отношениях с Шиловским. Отношения эти то прерывались, то возобновлялись. Имена именно этих девушек и оставил Мирославе Шиловский-старший.
За завтраком Морис изложил Мирославе подробный отчет о своих изысканиях.
– Я думаю, что к правде здесь примешано немало вранья, – задумчиво проговорила она.
– Не без этого, – согласился с ней Морис. Он знал, что Волгина мало доверяет источникам из интернета, но считал, что пренебрегать и этой возможностью извлечения информации не стоит. Просто по ходу дела нужно отделять зерна от плевел. Хотя подчас это задача не из легких.
Мирослава сказала, что начнет она с так называемых друзей Константина. Оказывается, что она вчера тоже не теряла времени, созвонилась с Шурой и попросила перекинуть ей на почту все, что у него есть на друзей Константина Шиловского.
И, несмотря на то что на ужин следователь приехать не соизволил, просьбу подруги детства Наполеонов выполнил. Информации было, конечно, не густо, но хотя бы можно было составить первое впечатление о каждом из них. Предупреждать их звонком Волгина не собиралась. Адреса парней она получила от Шиловского-старшего.
Итак, Леонид Сапрыкин. Сын владельца сети пивных магазинов. Временно не работает и не учится. Его так называемое временное безделье продолжается уже три года. Сапрыкин завсегдатай ночных клубов, зависает в них, как правило, до утра. Выходит, что отсыпается он днем. Так что самое время вытащить голубчика сонным из постели и вытрясти из него все, что возможно.
Морис вытаращил глаза, увидев элегантно одетую Мирославу. Небрежным тоном она приказала ему занять место водителя в «БМВ» и отвезти ее на Волжский бульвар. Придя в себя от первого впечатления, он пожал широкими плечами и молча сел на место водителя. В город они приехали в то время, когда подавляющая часть порядочных людей спешит на работу.
Волжский бульвар утопал в зелени лип, ясеней и кленов. С Волги дул легкий ветерок. Если прислушаться, то можно было услышать доносящиеся из речного порта крики неугомонных чаек.
– Какой дом мы ищем? – спросил Морис.
– Двенадцатый.
Морис опустил окно, высунулся из машины и посмотрел на нумерацию стоящих ровными рядами домов. Дома почти все были сталинками. Но, несмотря на давность постройки, из-за престижности района и удобной планировки, до недавнего времени квартиры в них активно скупались новоявленными буржуа.
Морис свернул в нужный двор и доехал на автомобиле чуть ли не до подъезда. Ясное дело, что «БМВ» загораживал жильцам выход из подъезда и вход в него. Но зато подобная наглость произвела неизгладимое впечатление на наблюдавшего за подъехавшими через стекло консьержа. Он даже не задал Мирославе вопрос, к кому она и зачем идет, только подобострастно раскланялся.
В ответ она не удостоила его даже кивком головы. И лишь преодолев несколько крутых лестничных пролетов, остановилась на полминуты и выдохнула – как же трудно быть стервой.
Ей оставалось пройти примерно столько же. Лестницы в сталинках были намного круче и длиннее, чем во всех других домах. Неизвестно, о чем, вернее, о ком думали инженеры тех лет, проектируя подобную крутизну и отсутствие в доме лифта. Может, они предполагали, что жильцов на верхние этажи будут носить носильщики-лектикарии, как в античные времена в Древней Греции и Риме. Но, насколько известно, при советской власти рабы были запрещены, и о лектике известно только любителям истории и дотошным читателям классической литературы.
Мирослава наконец поднялась на нужный этаж и позвонила в дверь, за которой, по ее мнению, почивал измотанный ночными променадами Сапрыкин. На ее звонок никто не ответил. Гулкая тишина была ответом и на второй, третий, четвертый звонки.
Приоткрылась дверь угловой квартиры. Оттуда высунулась бородатая всклокоченная голова.
– Вам Леньку надо? – спросила голова.
– Угадали, – кивнула Мирослава.
– Да разве же вы его так добудитесь. – Мужчина раскрыл дверь шире, и Мирослава увидела его фигуру полностью. Спортивные штаны ее не удивили. Но грудь! Такой шерсти она не видела даже на груди орангутанга в зоопарке.
Мужчина подошел к ней и сказал:
– Эти ваши звонки для Леньки как комариный писк! Он же домой приходит под утро и еле на ногах стоит. Вот как надо стучать, – пояснил он, повернулся к двери задом, согнул ногу и стал бить в нее пяткой.
– А вы ногу не отобьете? – невольно забеспокоилась Мирослава.
– Нет, у меня тапки подкованные, – улыбнулся он во весь рот.
– Тогда ладно.
Стук продолжался не менее пяти минут, но больше никто из соседей не высунулся.
«Наверное, ушли на работу», – подумала Мирослава.
И вот за дверью послышалось шарканье ног, потом отборный мат.
– Ну вот, я же говорил! – обрадовался отзывчивый сосед. – Ленька проснулся! Сейчас гром и молнии метать будет, так что я сматываю удочки. Разбирайтесь с ним сами.
– Спасибо, – поблагодарила Мирослава.
– Да не за что. Если что, обращайтесь. – И сосед скрылся за своей дверью прежде, чем распахнулась дверь сапрыкинской квартиры.
Мирослава увидела сердитого парня с помятым лицом в расстегнутой пижаме.
– Кто это тут ломится с утра пораньше? – спросил он раздраженно.
Мирослава молча толкнула его в грудь, и Сапрыкин влетел в глубь квартиры.
– Эй! Ты кто? Грабительница? А где твой пистолет? – Он заржал так громко, что позавидовал бы конь в колхозной конюшне.
– Детектив Мирослава Волгина! – Она сунула ему под нос лицензию и тотчас убрала ее.
– И че?! – захлопал он глазами.
– Гражданин Сапрыкин Леонид Сергеевич?
– Не гражданин, а господин, – поправил он, пытаясь напустить на лицо солидность.
– Топай в ванную, господин, – усмехнулась Мирослава.
– Чего это сразу в ванную? – возмутился он. – Неизвестно кто такая и откуда, и в ванную! У тебя справка от венеролога есть?
– Иди быстро, иначе у тебя скоро будет справка от травматолога.
– Да зачем мне туда идти?
– Умойся холодной водой.
– Я не могу холодной! Я нежный! Могу простудиться.
Мирославе надоело с ним пререкаться, она затолкала его в ванную комнату, наклонила голову над раковиной и открыла кран с холодной водой. Сапрыкин отфыркивался, вопил благим матом и пытался вырваться, но его организм, ослабленный постоянными ночными распитиями алкоголя и другими «нехорошими излишествами», не мог оказать достойного сопротивления натренированному детективу.
– Все! Все! Я протрезвел! – наконец выкрикнул он. – Кофе хочу!
Она отпустила его.
– Где у тебя кухня?
– Там! – указал он.
– Ну, иди первым, – усмехнулась она, – а то в твоих джунглях недолго и заблудиться.
В коридоре было несколько дверей. Не иначе как любвеобильный отец выкупил для сыночка, по крайней мере, две квартиры и соединил их в одну.
По мнению же Мирославы, таких, как Леонид Сапрыкин, нужно было отправлять на перевоспитание в трудовой лагерь, который расположен на необитаемом острове. Только в таком месте ты или все научишься делать своими руками, или пропадешь.
– Вон она, кухня, – сказал Леонид и потопал прямо.
Оказавшись на кухне, он подошел не к плите и не к шкафчику, чтобы достать кофе, а к холодильнику.
Распахнув его, он спросил:
– Пиво будешь?
– Я не пью пива.
– Это еще почему?
– Как говорил великий Кант: «Пиво – пища дурного вкуса».
– Это еще кто такой? Заместитель вещателя Онищенко?
– Нет, это философ немецкий.
– Не слыхал. Но знаю, что все немцы пиво лакают в два горла.
– Предположим, не все. Но это не важно, – она захлопнула холодильник, – вари быстро кофе. У меня к тебе есть разговор.
– Да что ты ко мне с утра прилипла как банный лист к… – но увидев ее взгляд, он поперхнулся собственной слюной. А, откашлявшись, достал турку, налил воду и поставил ее на огонь. Потом поплелся к шкафчику за кофе, бормоча себе под нос: – Вот зараза, навязалась на мою голову.
– Чего ты там лепечешь? – спросила Мирослава.
– Утреннюю молитву.
– Ну-ну, молись поскорее, а то мне недосуг с тобой прохлаждаться.
– Ясно, что не до них, – «остроумно» пошутил он, не удержавшись, – тебе же кобелей надо.
– Сапрыкин, если ты не угомонишься, я применю к тебе спецмеры.
Он хотел спросить, что за спецмеры, но, вспомнив все статьи в интернете, где писалось о пытках в полиции, решил на всякий случай прикусить язык. Он молча сварил кофе. Налил себе и ей в красивые чашки с фривольными пастушками, грохнул на стол сливки, сахар и вчерашний бисквит.
Мирослава взяла чашку и подержала ее в руках, потом поставила на стол.
– Чего нос воротишь, – обиделся Сапрыкин, – кофе я хорошо варю.
Мирослава кофе не любила, но все-таки решила попробовать. Он и впрямь был хорош.
– Хоть что-то умеешь делать на отлично, – сказала она.
– А то! – Сапрыкин расправил плечи и выпятил грудь.
Когда кофе был допит, а чашки вымыты, Волгина сказала:
