Натали Эглит
История и сослагательное наклонение
В лицо ударил свежий морской воздух. Когда она повернулась ко мне, я не поверила своим глазам. Куда делось простоватое лицо? Куда делись выцветшие глаза и волосатая бородавка?! На меня смотрел строгий, худощавый, аристократичный лик:
– Ну, раз такая настырная, то пошли.
Не буду врать, что я испугалась, но ментоловый холодок медленно вполз мне за шиворот…
– Что же ты стоишь? Ты ведь хотела посмотреть, как сложилась бы твоя жизнь, если бы ты поступила на филолога? Перешагни порог и узнаешь.
– Вернуться будет нельзя?
– Отчего же, можно. Но ты скорее всего не захочешь. Мячик – ключ. Захочешь обратно – просто кинь в дверь. Но учти, он на один переход и выбор придется сделать окончательный. Или там – или здесь.
Изнутри квартира выглядела как средней паршивости притон – линолеум грязный настолько, что не виден рисунок, пыльные окна, почти не пропускающие свет, свалившийся карниз с одной шторой, перевернутый диван… Это была бы моя жизнь, если бы я поступила в питерский вуз?! Не могу поверить, что ЭТО ждало меня после окончания филологического факультета, о котором я так мечтала раньше и так печалюсь сейчас.
Один шаг, чтобы переступить порог. И я стою в залитой солнцем комнате с высоченным окном в эркере. Там же, в эркере старое кресло с «ушами», купленное у старушки-соседки, коренной петербурженки, которая будучи в преклонном возрасте уезжала к сыну и не могла забрать все свои вещи. Еще у нее я купила старинный секретер, потрескавшийся, с плохо закрывающимися ящиками. В подарок она отдала тяжеленный шкаф и несколько фотоальбомов. В кресле, под пледом дремал Финик. Сына библиотечной кошки я получила в нагрузку к списанным книгам – томикам Цветаевой и Хармса. Забавно, но оказывается, я неплохо устроилась! С другой стороны, и шкаф, и кресло, и книги получили вторую жизнь в той же питерской коммуналке.
