Натали Р.
Вторжение с экрана
В далекой галактике в созвездии Рыб, за двадцать миллионов световых лет от Земли, взорвалась сверхновая. Равновесие между световым давлением и гравитацией оказалось неустойчивым, и звезда пошла вразнос, запульсировав и стряхнув раскаленную до нестерпимых температур газовую оболочку, выплюнув в межзвездное пространство мощные волны излучения во всех диапазонах и потоки частиц. Кое-какие из них, балансирующие на грани неизвестности современной науке, достигли Земли намного быстрее, чем за двадцать миллионов лет.
1. Не работается
– Что-то не работается сегодня, Виталия Сергеевна, – пожаловалась Аня, аспирантка кафедры химии природных соединений, болезненно потирая виски. – Ну совсем не работается.
Научная руководительница не обратила на нее внимания. Не работалось Ане очень часто. Когда она только что познакомилась с потрясающим юношей, когда она с юношей рассорилась, когда ей светила пара по английскому, когда она получала по английскому пятерку, когда по весне распускались на деревьях почки и когда осенью птицы улетали в теплые края, прощально махая крыльями несчастным студентам и аспирантам, которые не могут последовать за ними… Беда Ани заключалась в том, что она была чрезмерно впечатлительной девушкой.
– Ну, Виталия Сергеевна, – снова заныла Аня. – У меня голова болит. И компьютер глючит. И…
– Ладно, – сжалилась она, вспомнив, что сама была когда-то аспиранткой. – Иди, отдыхай. А я схожу пообедаю.
– Спасибо, – оживилась Аня. – Только я еще немножко поиграю, ладно?
Неопределенно качнув седой головой – при этом качнулись две сапфировые серьги, без которых Аня никогда не видела свою научную руководительницу, – она вышла из лаборатории.
Вита шла по коридору, хмурясь. Да, она тоже была аспиранткой, и как раз в ту пору ей пришлось столкнуться с проблемами, от которых не отбояриться ни головной болью, ни неполадками с компьютером. Она привыкла делать то, что нужно, невзирая ни на что и вопреки всему. Эх, мельчает молодежь… Ведь Аня старше, чем была она, впервые встретившись лицом к лицу с колдунами, ведьмами и Абсолютной Тьмой…
Она снова покачала головой. Нет, она несправедлива к этой девочке. Для того она и старалась, чтобы в мире жили вот такие беспечные, наивные девочки, не ведающие Тьмы и самым большим горем считающие проигрыш в компьютерной «ходилке».
Студенты и аспиранты, попадающиеся на пути в столовую, почтительно здоровались с ней. Виталию Сергеевну уважали и слегка побаивались. Все знали, что с лентяев и остолопов профессор Колосова семь шкур сдерет. Да, сдерет, но научит работать, а не бросит, махнув рукой: мол, к биохимии не годен и катись на четыре стороны. И всегда отстоит на деканате непутевого студента, которому грозит отчисление. Студенты видели в ней суровую, но справедливую богиню, аспиранты – строгую мать, которая не пренебрегает ремнем, но не даст дитя в обиду никому другому.
А ведь она могла бы стать богиней. Бессмертной Тьмы. Иногда она примеряла на себя эту маску, но не всерьез. Так, просто мысленный эксперимент. На самом деле она не жалела, что отказалась от бессмертия. Пусть жизнь коротка – тем больше ценишь каждое ее мгновение, тем больше наполняешь ее смыслом.
2. Творение
В коридорах физфака тоже было людно. Вот студент, пришедший делать первую в своей жизни курсовую работу, постучался в дверь лаборатории и робко подергал ручку. Дверь была заперта.
Двое, находящиеся внутри, замерли. Научный руководитель аспиранта Тимура Зайнетдинова вроде бы уехал на конференцию, но если он неожиданно вернется, если сейчас откроет дверь своим ключом – то, что он обнаружит в лаборатории, вряд ли ему понравится. Скорее всего, доктор Сальников не найдет там ни аспиранта, ни его маленького брата, которые успеют телепортироваться, пока он будет крутить ключ в замке. Но предметы, которые останутся после них, имеют весьма отдаленное отношение к тематике научных исследований лаборатории.
Студент потоптался и ушел. Двое облегченно вздохнули, прислушиваясь к удаляющимся шагам.
Красивый молодой человек с длинными черными кудрями, которым позавидовала бы любая девушка, снова обратил к компьютеру пронзительно-мрачноватый взгляд черных, как сажа, глаз. Белобрысый мальчонка лет десяти вытянул шею, пытаясь заглянуть в экран из-за его плеча. На экране, повинуясь щелчкам мыши, сменяли друг друга графики, рябили строчки с операторами и массивами данных.
– Хешшкор, кончай ковыряться, – заныл мальчонка. – Запускай быстрее.
– Не нуди, малёк, – отмахнулся тот. – И, пока мы в универе, зови меня Тимуром.
Хешшкор не мог пользоваться в миру своим подлинным именем. Во-первых, потому что юноше с этим именем стукнуло уже тридцать восемь лет. Но главным образом – потому, что с некоторых пор получить его фотографическое изображение стало решительно невозможным. Документы на имя Тимура Наилевича Зайнетдинова были поддельными. Купленными матерью.
– Сам ты малёк! – запротестовал мальчишка. – Я старше тебя.
Хешшкор не стал спорить с этим, на первый взгляд, сомнительным утверждением. Хешшвитал, его брат, тридцать восемь лет назад делил с ним утробу матери и родился на полчаса раньше.
– Подай мне ту книжку, Виталик, – попросил он.
Он мог бы шевельнуть пальцами, и нужная книга сама легла бы в них. Закавыка лишь в том, что от созданных помех компьютер наверняка взбрыкнет. Либо зависнет, либо выкинет драгоценную программу из памяти, либо вовсе сгорит. Это неудобство страшно раздражало Хешшкора. Обладать божественным могуществом и не сметь его применить! Есть в этом какая-то злая ирония.
– Могущество – палка о двух концах, – усмехаясь, сказала ему мать, когда он делал свои первые шаги по тропе бессмертия.
Ну почему эта женщина всегда права?
Лаборатория была завалена книгами. Куча книг и оттисков статей по астрофизике и космогонии громоздились, как торосы в Северном Ледовитом океане. Виталик выудил из стопки затрепанную книжицу «Теория Большого Взрыва» и подал брату. Тот перелистнул несколько страниц, морща лоб.
– Хеш… Я хотел сказать, Тимур! Кончай тормозить, заводи, – мальчик аж подпрыгивал от нетерпения.
– Отвянь, – Хешшкор не повернул головы от книги. – Я должен еще раз все проверить. Вдруг я где-то допустил ошибку? Я не уверен…
– В прошлый раз ты то же самое говорил. Но ведь получилось! Получилась же звезда.
– Хреновая звезда-то вышла, – заметил Хешшкор.
– Зато как долбанула! – мечтательно воскликнул Виталик.
– Малёк ты все-таки, – снисходительно фыркнул Хешшкор.
Он остановился где-то на середине «Теории Большого Взрыва», пощелкал мышью, найдя нужное место в программе, и внес исправление.
– Время на среднем отрезке надо поджать, – пробормотал он. – Тогда мы быстрее достигнем фазы образования планет. Но при этом возрастут линейные масштабы континуума. Нужно слегка подправить напряженность φ-поля… Виталик, где статья Линде?
Мальчонка с видом мученика сунул в руки брату бледную ксерокопию. Хешшвитал с энтузиазмом поддерживал все идеи Хешшкора, но каким занудным порой оказывался процесс их воплощения в реальность! К тому моменту, как Хешшкор, вылизав программу, удовлетворенно откинулся в кресле, Виталик весь извертелся.
– Включай лазеры, – разрешил Хешшкор.
Виталик заколебался.
– Слушай, может, со свечами, как положено?
– Кем положено? – рассердился Хешшкор. – Старыми маразматиками, не знающими даже интегрирования, о векторных полях я уж молчу? Слишком много мистических книжек читаешь, малёк, и слишком мало научных! Сколько энергии можно набрать от свечи, а? Врубай лазеры – что я, зря их сюда приволок?
Книги и бумаги лежали даже на полу, занимая почти все пространство лаборатории, только правильный пятиугольник со стороной примерно в метр оставался неестественно чистым. В каждом углу вычерченной мелом фигуры находилось по мощному лазеру. Хешшкор аккуратно переступил белую черту, водрузил в отмеченный мелом геометрический центр пентаграммы алюминиевый бидон и откинул крышку. В нос ударил острый, пугающий запах.
– Это человеческая кровь? – с тайным восторгом прошептал Виталик.
– Надо же такое ляпнуть! – заскрежетал зубами Хешшкор. – Хорошо, не при матери.
Вообще-то Хешшкор не видел в человеческой жертве ничего дурного. Куча народу гибнет ежедневно по гораздо менее значительным поводам, так почему бы нет? Хешшкор и не пытался прикинуться добрым богом. Его останавливало лишь одно: мать была бы недовольна. Он чувствовал себя не вправе разочаровать ее.
Бидон, еще теплый, принесла поутру тетка Валя. Проговорила, как обычно, добродушно-грубовато:
– Любимого порося заколола ради тебя, непутевого. Смотри уж, используй с толком.
Потрепала его по щеке пухлой ладошкой и отчалила на своей выкрашенной в ярко-лиловый цвет «пятерке». Тетка Валя была бабой простой и излишеств не любила. Разве что в цветовой гамме.
Тетка Валя никогда не забывала, что он – сын ее сестры, а его кажущаяся молодость лишь добавляла снисходительности в отношение тети к нему. Он предпочел бы больше священного трепета и истовой веры в свое могущество, но знал – бесполезно. У тетки Вали было собственное понятие о том, как общаться с бессмертными богами. Точно так же, как со всеми остальными, вот как.
Виталик прошел по периметру пентаграммы, поворачивая тумблеры. Пять рубиново-красных лучей один за другим протянулись ввысь, соединив пол с потолком. Хешшкор опустил руки в бидон с кровью, теплая густая жидкость сладострастно обняла ладони. Он снова ощутил биение нематериальной субстанции в глубине себя, он чувствовал его теперь каждый раз, когда работал с энергией. Раньше приходилось действовать вслепую, на ощупь, спотыкаясь… Первые шаги бессмертного тяжелы. Поначалу он надеялся, что его научат. Но тот, другой Хешшкор сказал матери, что не станет. Поклялся не пытаться развоплотить его – ей это было бы неприятно, лишь поэтому, – но в помощи отказал. Хорошо все-таки, что у него есть бессмертный братик, не жадный до тайн.
Хешшкор медленно поднял руки. Кисти влажно светились в полумраке. Он коротко кивнул, и Виталик, схватив мышь, запустил программу.
Лазеры замигали, то вспыхивая ярче, то почти угасая. Из вытянутых пальцев Хешшкора вырвалось ослепительное сияние. Малыш Хешшвитал положил руки ему на плечи, стремясь усилить модуляцию бурлящего потока, что уносился сейчас к краям пространства.
Программа плела заклинание. Оно извивалось, бушевало, забирая энергию, призванную Хешшкором. Мощь, которой с избытком хватило бы, чтобы не только расколоть на куски Землю, но и взорвать сотни солнц, направлялась и преобразовывалась с ювелирной точностью.
В этот момент импульс таинственных частиц от агонизирующей звезды достиг Земли. По экрану монитора пробежала легкая рябь, несмотря на то, что компьютер был подключен к сети через два стабилизатора. Что-то сложилось или вычлось, и случайный сигнал запустил другую программу, хранящуюся на том же диске, благо энергии для ее исполнения текло – хоть отбавляй…
Это было старое, почти классическое заклинание превращения пауков в мышей. Девятнадцать лет назад Хешшкор внес в него пару несущественных исправлений. Теперь с его помощью можно было превращать картинки с экрана компьютера в материальные объекты.
Братья были слишком заняты. Никто из них не заметил, как захлопала крыльями, выбираясь из экрана, летучая мышь.
Многие компьютерные образы – всего лишь тупые картинки, неспособные по своей воле покинуть экранное пространство, ибо воли не имеют. Вот, к примеру, рыбки со скринсейвера или вордовские шрифты – иероглифы. Но за летучей мышью стоял труд десятков лучших программистов. Она держала лапу на пульсе всех контактов лаборатории, была в курсе всей переписки. До разума ей оставалось совсем немного: осознать себя как личность.
Бэт выбралась на свет, неловко задевая непривычными крыльями края монитора и щуря глаза, в которых отражался шок рождения. Новорожденный звереныш покачнулся на когтистых лапках и издал свой первый, полубессмысленный крик:
– В вашем почтовом ящике семь новых сообщений!
Головокружение у Бэт понемногу унималось. Это логические цепочки и килобайты информации укладывались в новом порядке в маленьком мозгу мышонка. Мозг заработал в полную силу, и Бэт поняла, что произошло. Она обрела жизнь. Она испытала счастье жизни. Счастье захлестнуло ее, нахлынуло желание поделиться им со всеми, доселе несчастными…
Бэт знала, как это сделать. Жизнь дала ей программа, чья неприметная иконка скромно притулилась с краю экрана. Она протянула лапу и схватила ее когтями.
Разослать по всем адресам!
Тимур и Виталик не замечали Бэт. Им было не до нее. Они не могли позволить себе отвлекаться ни на что вокруг, будь то летучая мышь, наряд милиции или землетрясение. Хешшкор и Хешшвитал управляли энергетическими потоками, способными уничтожить Землю, если утратить контроль над ними. Да что там, Земля – это мелочи. Уничтожить Вселенную.
Или создать Вселенную.
Адская боль нечеловеческого напряжения и свет высшего наслаждения слились в глазах Хешшкора, застывшего в центре пентаграммы с руками, протянутыми ввысь. Кровь, покрывающая пальцы, светилась рубиновым светом, таким же, как лучи лазеров, пульсирующие во мраке по воле заклинания. Сейчас он, как никогда, чувствовал себя богом. Он вершил творение. Ибо чего стоит бог, если он не творец? Происходящее являлось кульминацией и смыслом всей его жизни.
К идее сотворить Вселенную он пришел не сразу. В конце концов, у него уже было два мира, которые он мог считать своими. Земля, где он родился – раз. И Хешшираман, который нежданно-негаданно получил как бонус к имени – два. Но на Земле он не был господином – так, одним из многих граждан РФ, рядовым жителем московского мегаполиса. А Хешшираман ему приходилось делить с тем, другим Хешшкором. С тем, кого он раньше считал своим отцом и заочно ненавидел. Когда выяснилось, что Хешшкор-старший, бывший любовник его матери, ему не отец, ненависть ушла. Но теперь тот платил ему такой же монетой. Между двумя Хешшкорами, обладателями одного и того же истинного имени, одного и того же мира, одних и тех же посвященных, не было ни союза, ни компромисса.
История эта имела глубокие и запутанные корни. Его единоутробный брат Хешшвитал был сыном бога, а он, Хешшкор – сыном простого колдуна Черного Круга. Как такое могло случиться с близнецами? Ему и в голову не приходило, что он не был рожден бессмертным. Он считал, что родители украли у него бессмертие в пользу старшего сына. И всеми силами стремился к тому, чтобы покарать виновных и самому забрать у судьбы все, что причитается ему по праву рождения. Лишь на исходе девятнадцати лет он понял, что им искусно манипулировали.
Почти двадцать лет прошло с тех пор, а он все еще чувствовал неловкость и избегал смотреть в глаза матери. Слишком много он ей должен, больше, чем обычный долг детей своим матерям. Она дала ему жизнь дважды. Первый раз – обычную, человеческую. А потом подарила ему бессмертие, которое могла бы взять себе. Это после того, как он чуть ее не убил!
Мать простила его и приняла. А Хешшкор-старший – нет. И даже в мире, признавшем его своим хозяином, он не ощущал себя дома. Ему нужна была собственная Вселенная. Иначе какой же он бог?
То, что на сотворение миров замахивались далеко не все бессмертные, его не смущало. Он сильнее большинства из них. Он моложе, современнее, он ориентируется в достижениях науки и технологии, как никто другой, и умеет поставить их себе на службу. И он привык добиваться своего.
Где-то – а точнее, в нигде – всплеск флуктуации выплюнул плотнейший сгусток материи, несущей в себе новое пространство. Насыщенное энергией до предела, оно начало стремительно расширяться.
Лазеры мигнули и погасли. Хешшкор опустил уставшие руки, вышел из пентаграммы и отдернул с окна плотную штору. Брат смотрел на него с восхищением:
– Мы это сделали, Тимур!
Он опустился в кресло, выхлебал одним глотком пол-жестянки «Спрайта» и со сдержанной гордостью согласился:
– Да, Виталик. Сделали.
– А когда мы сможем там жить? – братец аж приплясывал от нетерпения.
В этом крылась главная проблема. Пока новая Вселенная станет пригодна для комфортного обитания, даже с исправлениями в программе пройдут многие тысячи лет. Сгусток первоматерии должен остыть, разделиться на излучение и вещество, из которого потом будут строиться планеты… Такова уж модель сотворения по Линде. Можно было взять за основу иную модель – например, классическую, за шесть дней, – но Хешшкор предпочитал иметь дело с тем, в чем хорошо разбирался.
– Не волнуйся, малёк, – небрежно ответил он. – Надо просто немного подождать.
Что для двух бессмертных несколько тысяч лет?
3. Атридес
На экране Атридесы сражались с Харконненами. Аня увлеченно щелкала «мышью». Она всегда играла за Харконненов. Потому что Атридесы изначально считались хорошими, а Харконнены – плохими. Так сказал великий и могучий Фрэнк Херберт. Ну, а если он ошибся, что тогда? Если он плохо разглядел? Должно же быть и в Харконненах что-то хорошее! Никто не бывает абсолютно черным, как и абсолютно белым. А раз так, то она, Аня, поддержит незаслуженно отверженных. Она активизировала энергетический щит и снова послала солдат вперед.
Компьютерные игры очень нравились впечатлительной Ане. Ведь здесь всё невзаправду. Можно получать удовольствие от приключений, не переживая.
Прикрытое, но не запертое окно распахнулось, и захлопали крылья. Ане показалось, что к компьютеру метнулась черная птица. Она мигом отпрянула в угол, бросив мышь. Аня боялась птиц. Они гадят людям на головы и разносят птичий грипп.
Птица издала пронзительный писк, захлопав кожистыми антрацитово-черными крыльями. Аня вдруг поняла, что это не птица. У птиц не бывает ни перепонок на голой, неоперенной мембране, ни больших торчащих ушек, ни острых клыков. Это летучая мышь! Что ночной хищник делает днем в здании МГУ? Может, мышь удрала из какой-нибудь лаборатории биофака?
Мышь внезапно обернулась, посмотрела на Аню поразительно осмысленным взглядом и пропищала человеческим голосом:
– У вас одно новое сообщение. Проверьте почту!
Аня очнулась от ступора уже после того, как летучая мышь взмыла в воздух, сделала над компьютером несколько кругов и вылетела в окно. Она озадаченно посмотрела вслед залетной гостье, а потом, чисто машинально, залезла в электронную почту.
В ящике в самом деле было новое сообщение! Оно содержало небольшой прикрепленный файл. Автоматически запускающуюся программу. И эта программа уже работала. У Ани заныли зубы. Виталия Сергеевна будет рвать и метать! К вирусам она беспощадна, а к лопухам, при попустительстве которых эти вирусы проникают в компьютер, сурова вдвойне.
Аня решила выключить компьютер, смыться и сделать вид, что она ушла уже давно. Только сперва надо сохранить игру. Она вернулась к «Дюне», где все еще кипело сражение. Черные крылья вновь мелькнули в окне, и Аня испуганно сорвалась с места, однако тревога была ложной. Видно, мышь бестолково металась от одного окна к другому. Аня снова двинулась было к компьютеру, но застыла.
Прямо на ее глазах в экране появилась прореха. Не дыра, не трещина – никаких повреждений, а словно окно в иной мир. И из прорехи медленно, будто на ощупь, в комнату шагнул здоровенный мужчина в белом бурнусе, затянутый в герметичный костюм пустынника и увешанный оружием с головы до пят. Воин Атридесов.
Не может быть, растерянно подумала Аня. Это, скорее всего, мираж. Или глюк. Наверняка в одной из соседних лабораторий синтезируют какой-нибудь галлюциноген.
К счастью, воин заметил Аню не сразу. Вероятно, он испытал потрясение, внезапно оказавшись в незнакомой обстановке. Потом его взгляд упал на чайник. Он сделал глоток прямо из носика, затем деловито достал флягу и перелил в нее все содержимое чайника.
И только после этого на Аню упал взгляд пронзительных глаз, залитых яркой синевой. Атридес сделал шаг по направлению к ней, снимая с бедра дезинтегратор.
– Ой, – тихо пролепетала Аня.
Вита отнесла грязную посуду на конвейер и отправилась обратно в лабораторию. Несмотря на сытный обед, голова продолжала побаливать. Вита вспомнила, что и аспирантка сетовала на головную боль. Магнитная буря?
Она повернула дверную ручку, и тут же шестое чувство заставило ее пригнуться. Луч дезинтегратора прошел мимо и испарил плафон в коридоре. В следующее мгновение тело вспомнило давно не востребованные навыки. Вита швырнула в лицо вооруженному незнакомцу мелочь из карманов и ключи и скользнула вперед, выбросив вверх ногу. Ее удар выбил дезинтегратор из руки воина. Оружие с лязгом полетело в угол, где съежилась перепуганная Аня.
Воин был профессиональным бойцом и не собирался отступать. Он сверкнул глазами и выдернул из ножен саблю. Седая женщина в длинной юбке не казалась ему серьезным противником. К тому же он мог поклясться, что она безоружна. Но его саблю неожиданно встретил закаленный металл, чей холодный блеск был того же оттенка, что и глаза противницы. Пустынник невольно заглянул в них и прочел свою смерть.
Ане почудилось, что меч возник в руке Виталии Сергеевны ниоткуда. На самом деле он всегда был при ней. Ложась спать, Вита клала его под подушку. Уединяясь с мужем, пристраивала так, чтобы при необходимости дотянуться до него одним движением. Просто на древних, вытертых до блеска ножнах лежало заклятие юного бога Хешшвитала, бессмертного Тьмы. Печать невидимости. Подарок на мамин день, 8 Марта. Хешшвитал несколько лет проучился в школе и там отточил чары невидимости на двойках и замечаниях в дневнике.
Меч тоже был подарком – бескорыстным даром любимого. Китайский пират Дэн Ши преподнес ей в ночь любви не бесполезные цветы или духи, а клинок, выкованный в Тибете и несущий в себе имя бога Света. Вита фехтовала более сорока лет. Не потому, что ей нравилось оригинальное хобби, и не ради спортивных достижений. Просто она знала на собственном опыте, что порой только умение обращаться с оружием разделяет жизнь и смерть. Этим клинком ей приходилось пользоваться не раз. Им она, двадцатидвухлетняя девушка, снесла голову магу Дарьену, собравшемуся принести ее в жертву. Им же, в сорокапятилетнем возрасте, убила богиню Миленион, которая возжаждала Витиной крови, и передала ее бессмертие своему второму сыну.
Солнечный луч отразился от безупречной поверхности клинка, ловко повернутого седой воительницей, залил глаза Атридеса слепящим сиянием. А потом оно резко погасло. Навсегда.
