Миленский замок был совсем непохож на Хешшираман. Узкие конусообразные башенки, остроконечные шпили – в духе вздернутого носа Миленион; многочисленные зигзагообразные галереи – вероятно, в духе ее характера. На балконе высокой башни Вита заметила фигуру в большом темно-синем колпаке с подзорной трубой. Несомненно, это был хозяин.
Миленион исчезла, телепортировавшись.
– Надо последить за Хафизом, – предложила Вита. – Мы же не знаем, где он держит мои драгоценности.
Вскоре они, притаившись, стояли под окном большой залы и обшаривали ее глазами. Хешшкор говорил, что в любом другом месте он в два счета определил бы, где находятся магические вещи, не поднимая век, но в замках, подобных Милене, все пропитано магией, и на этом фоне различить что-либо не представляется возможным. По зале из угла в угол расхаживала Миленион:
– Гнусный тупица, червяк! Как только тебе в голову пришло поставить этот идиотский барьер?
– Н-но, госпожа, я опасался, что Виталия может проникнуть сюда со злым умыслом…
Хафиз стоял перед своей повелительницей на коленях и униженно лепетал что-то в свое оправдание. На нем было то же одеяние, в каком Вита видела его на шабаше в Айфарете: конический колпак со звездами и темно-синяя звездная мантия делали его похожим на средневекового астролога, впечатление усугубляла подзорная труба под мышкой и печать одержимости на сморщенном лице. Голосок его дребезжал, а молитвенно сложенные руки, изъеденные морщинами, подрагивали – то ли от страха перед своенравной богиней, то ли просто от дряхлости. Если верить Фаирате, сто лет Хафизу стукнуло уже давно.
– Это ее ты высматривал в свою трубу, болван? – насмешливо фыркнула Миленион. – С чего ты вообще взял, что она здесь появится, да еще со злым умыслом?
На секунду Вите почудилось, что Миленион – не только стерва, но и полная кретинка. Старик рассудил правильно: раз он похитил принадлежащие Вите ценности, вполне логично ожидать ее визита, когда они ей понадобятся. И уж, конечно, не дружеского визита.
– Ты же сам, бестолковый смертный, говорил мне, что черную работу берет на себя белый выскочка! – Миленион раздраженно высекла каблуком искру из каменной плиты пола. – Если он и впрямь так ее ненавидит, она давно мертва. А если и нет, то мстить будет ему, а не тебе, олух!
– Но, госпожа… – потерянно пробормотал Хафиз.
– Что за наказание иметь посвященным старого дурака! – воскликнула Миленион в гневе. – Лучше бы она укокошила тебя! Тебе все равно скоро помирать. Она и не подумает на тебя, дурень – если, конечно, этот белый не раздумает ее убивать и не сообщит ей, что это моя идея… Но он мне кажется поумнее тебя, у него мозги еще не ссохлись от древности!
Она не знает, поняла Вита. Миленион ничего не знает об украденном перстне Тюремщика. Она хочет просто уничтожить ее, Виту. За что? Вите были ясны мотивы Лисаана, вступившего в сговор с колдуном Черного Круга ради мести за свое поражение, за свой разрушенный замок, за свой поруганный авторитет. Ей также было понятно желание Хафиза, утратившего от старости способность трезво мыслить, освободить черный Абсолют и тем самым, как он мнил, утвердить торжество Тьмы, которой поклонялся. Но почему ее так ненавидит Миленион? Вита никогда не вмешивалась в дела бессмертных, до сих пор она вообще не слишком верила в их существование. Что такого она могла сделать богине, чтобы та снизошла до мести презренной смертной?
– Ты так и будешь валяться здесь, старая половая тряпка? – Миленион топнула ногой. – Или соизволишь наконец поведать мне, как идут дела? Ты смотрел в зеркало?
При упоминании о зеркале Хафиз заулыбался:
– Конечно, конечно, госпожа, – он живенько, несмотря на преклонный возраст, поднялся с колен и, отряхнув мантию, засеменил мелкими шажочками к одной из дверей, ведущих из залы. – Прошу вас, госпожа, – он склонился в поклоне, пропуская ее вперед, так что нелепый колпак чуть не свалился с его лысой головы.
Хешшкор сделал знак Вите, и они незаметно последовали за Хафизом и его богиней вдоль галереи – хозяева внутри, а непрошеные гости снаружи. В конце галереи Хафиз, безобразно суетясь, отпер дверь маленьким ключиком, и они прошли в темную комнату. К вящему разочарованию Виты, окон в комнате не имелось. Подглядывать стало невозможно, оставалось только подслушивать. Вита приложила ухо к холодной каменной стене, Хешшкор лишь сосредоточился.
– Прошу вас, госпожа, – снова произнес Хафиз, и в его голоске, приглушенном стенами, послышались нотки гордости. Чем бы ни было это зеркало (а Вита подозревала, что колдун использовал его не затем, чтобы рассматривать в нем свою морщинистую физиономию), Хафиз явно пыжился оттого, что оно принадлежало ему.
Миленион произнесла какое-то слово, затем наступило кратковременное молчание, прерванное Хафизом:
– Да, оно и мне показывало то же самое, – пролебезил он. – Замок Фаираты Хешшкора разрушен до основания, моя госпожа.
– Но Виталия жива! – недовольно отметила Миленион.
– Вы же видели, госпожа, им помогает Хешшкор.
Хешшкор закусил губу. Похоже, он не рассчитывал, что Миленион станет о нем известно.
– Да, и это мне не нравится, – резко ответила богиня. – Ты смотрел будущее?
– Нет, госпожа…
– Проклятый придурок! – бросила она и вновь сказала непонятое Витой магическое слово, на сей раз другое.
Вита с любопытством прислушивалась, но услыхала только свист втягиваемого меж зубов воздуха и придушенный шепот:
– Нет!..
Спустя миг дверь хлопнула, и Миленион пронеслась по галерее, крикнув Хафизу:
– Будущее надо изменить! Хешшкором я займусь сама.
Вита почувствовала, как напрягся Хешшкор. Казалось, воздух вокруг него заискрился, завибрировал. Бессмертный готовился к схватке с себе подобной.
Но Миленион не выбежала наружу. Посреди галереи она исчезла с легким хлопком.
– Смылась, – со смесью облегчения и удивления констатировала Вита. – Так, а куда направляется старикан?
Хафиз, тщательно заперев комнату, где находилось зеркало, подхватил подзорную трубу и быстренько засеменил к лестнице, ведущей в башню.
– Тут оставаться нельзя, – быстро оценила обстановку Вита. – Он нас сразу заметит. Надо спрятаться в замке!
Она нырнула в ближайшую арку. Хешшкор, еще не до конца сбросивший напряжение – за ней.
– Так я и знал! – запричитал Хафиз где-то наверху. – Это она, она разметала сигнальные камешки вдоль галереи! Больше некому… Скорее, скорее за перстнем…
Вита и Хешшкор едва успели скрыться в темной нише коридора, когда старик бодренько скатился по винтовой лестнице чуть ли не им на головы и проворно устремился к самой неприметной, невзрачной дверце. Щелкнув замком, он исчез внутри, второпях не потрудившись закрыть дверь за собой. Сообщники переглянулись и, почти бесшумно преодолев расстояние до дверцы, тихонько приникли щеками к косяку.
Хафиз торопливо схватил с резного комода небольшой бархатный мешочек, сунул его под мантию, потом вдруг передумал, достал мешочек, вывалил его содержимое на комод. Вита заскрипела зубами при виде своих драгоценностей, перебираемых чужими костлявыми руками. Вот оно, кольцо Тюремщика. Вите страшно хотелось наброситься на Хафиза, стукнуть его по голове, отобрать кольцо… но делать этого ни в коем случае нельзя. Близок локоть, а не укусишь.
– Ну, зараза! – прошипела Вита. – Хоть бы ненадолго вышел! Чтоб его понос разобрал…
– Похоже, он так и будет сидеть здесь до возвращения своей госпожи, – озабоченно шепнул Хешшкор. – А если и вздумает пойти в туалет, то скорее всего заберет эти финтифлюшки с собой.
– Нужно что-то такое, чтобы он забыл о перстне… Ага! – в голову Вите пришла великолепная идея. – Я знаю! – покопавшись в сумке, она вынула небольшую колбочку, закрытую шлифованной пробкой и обернутую в несколько слоев газеты и полиэтилена, чтобы случайно не разбилась. – Держу пари, на это клюнет даже такая развалина, как Хафиз. Значит, так: я отвлекаю колдуна, а ты тихонько забираешь все это магическое барахло, берешь меня и телепортируешь отсюда.
Хешшкор медленно кивнул и скрылся в тень. Вита откупорила колбочку.
Сначала вроде бы ничего не произошло. Но вдруг Хафиз потянулся, хрустнув костями, глубоко вдохнул, и ноздри его затрепетали, словно у жеребца, почуявшего добрую кобылу.
– О Миленион, – почти простонал он, тронув амулет на груди.
Внутренний голос, вероятно, нашептывал ему, что дело нечисто, но не было сил сопротивляться настойчивому зову. Хафиз сделал шаг, придерживая рукою заколотившееся сердце, затем другой…
Он вышел из своей каморки и увидел ее. Женщину небесной красоты, в прекрасном платье, мечту его жизни, грезу его снов; от нее буквально веяло сексуальностью. Такого подъема чувств Хафиз не испытывал никогда, даже в пору бурной юности. Он поначалу и не сообразил, что это Виталия. Дивная пери манила его в глубину коридора, и он, не в силах устоять, двинулся к ней, протягивая руки…
Хешшкор скользнул в комнату за спиной Хафиза. Еще какая-нибудь пара секунд… Вот он склонился над комодом, собирая драгоценности в мешочек…
– Фаирата! – вдруг вырвалось у него.
Хафиз обернулся на вскрик и все понял. У Виты замерло сердце. Силуэт Хешшкора начал быстро размываться, как дым на ветру. Только что она видела его искаженное лицо, а теперь – пустота. Волшебные висюльки рассыпались по полу.
– Хешшкор! – заорала Вита в ужасе. – Хешшкор, нет! Подожди, я отдам тебе душу!
Но было поздно.
– Виталия, – Хафиз снова повернулся к Вите. – Я знал, что ты явишься сюда. Твоя затея… хе-хе, – скрипуче рассмеялся он, – не удалась. Но зато…
Слова как будто давались ему с трудом, взор не мог очиститься от затуманенности, в глазах жадно горело желание. Несколько мгновений он боролся с ним, но тело одержало верх над разумом. Колдун сделал еще шаг к Вите.
Она попятилась. Мысли в голове отчаянно метались, не стыкуясь друг с другом. Все провалилось! Хешшкор развоплощен – Фаирата, очевидно, погибла. В полночь Флиф Пожиратель Душ получит власть над миром, и все – живое или неживое – превратится в бездушную, бесформенную, ледяную Тьму. Вита паниковала. Что делать? Что она может сделать одна? Ей так нужен был Хешшкор! Но Хешшкор исчез, оставив ее, растерянную, беспомощную, один на один с сумасшедшим колдуном, у которого кипит кровь и пар рвется из ушей…
Вита уперлась спиной в дверь. На лице старика появилась безобразная улыбка. Вита зашарила вслепую свободной рукой в поисках ручки. Вот она! Дверь подалась, Вита юркнула внутрь, захлопнула ее, поставила колбу с приворотным зельем на полочку, судорожно огляделась. В комнате находились какие-то шкафы, стеллажи, кровать и небольшой столик. Шкафы выглядели чересчур массивными, ножки кровати оказались прибитыми к полу. Вита подтащила к дверям столик, стала бросать на него сундучки с полок, чтобы баррикада была повнушительнее.
За дверью Хафиз негромко произнес заклинание, и обломки двери, столика и сундуков разлетелись по сторонам. Маг вошел. Вита кинулась к окну, ударила в стекло металлической вазой. Не раздалось даже звона. Стекло спружинило, словно резина, оттолкнув вазу и Виту вместе с ней. Хафиз захихикал.
Затравленно глядя на приближающегося колдуна, Вита выхватила клинок, прятавшийся в складках юбки. Она не хотела убивать Хафиза – ведь тогда она не сможет забрать драгоценности так, чтобы они не потеряли волшебных свойств, – но надеялась, что старик испугается. Увы – за свою долгую жизнь Хафиз достиг гораздо больших знаний и могущества, чем те маги, с кем до сих пор сталкивала ее судьба. Он даже не попытался подойти на расстояние, с которого она могла бы его поразить. Он простер растопыренную руку, пробормотал нечто невразумительное, и Вита, взмахнувшая мечом, так и застыла в этой позе. Тело вдруг отказалось повиноваться ей. Оружие с лязгом выпало из одеревеневших пальцев. Рот не открывался для крика, язык не шевелился.
Хафиз, довольно улыбаясь, подошел вплотную. Ссохшийся, похожий на коричневый кактус, он едва доставал макушкой ей до подбородка и лишь благодаря остроконечному колпаку казался значительно выше. Он поднял дряблую ручку и потрепал Виту по щеке, продребезжав:
– Это ненадолго, красавица. Я предпочитаю, когда женщина двигается.
Вита чуть не задохнулась от возмущения. На щеках выступила краска. Если бы она могла, то плюнула бы Хафизу в лицо и пнула бы его как следует каблуком пониже пупа. Но, обездвиженной, ей оставалось только негодовать.
Хафиз щелкнул пальцами, и незримые силы подхватили ее и понесли к кровати – той самой, с привинченными ножками. Ее безвольные руки раздвинулись в стороны, и она почувствовала тугие веревки на запястьях, а потом – на лодыжках…
Паралич неожиданно прошел. Вита попыталась шевельнуть руками и ногами, но тщетно – теперь они были крепко прикручены к кровати.
– Мерзавец! – прошипела она, давясь от ненависти. – Гнусный насильник! Извращенец!
Хафиз сделал недовольный жест рукой, и внезапно звуки перестали срываться с губ Виты. Она открыла было рот с намерением обругать Хафиза позатейливее – ничего.
– Это тоже на время, дорогая, – пояснил колдун, снимая колпак и обнажая бурую шишковатую лысину, – чтобы ты поразмышляла над тем, какие слова более приличествуют столь интимному моменту.
Он навалился на нее, поймал сухим сморщенным ртом ее ускользающие губы, провел скрюченными артритом пальцами по гладкой шее и плечам. Виту передернуло от отвращения. Боже мой, меня изнасилует столетний старикашка! Кому рассказать – не поверят…
– Что здесь происходит? – раздался требовательный женский голос с капризными нотками.
Хафиз с явной неохотой оторвался от сладкого молодого ротика и обернулся. Вита тоже повернула голову, любопытствуя, кто вольно или невольно спас ее от неприятной участи, и сердце, всколыхнувшееся было надеждой, снова упало. Из огня да в полымя, мрачно подумала Вита.
Посреди комнаты, изумленно глядя на своего посвященного, стояла Миленион.
– Вот как? – приблизившись, она окинула Виту взором, в котором читалась нехорошая насмешка. – Ты и впрямь не зря ждал эту птичку, Хафиз. Неужели у вас роман?
Она дернула Виту за подбородок тонкими пальцами, больно оцарапав ее длинным ногтем, выкрашенным черным лаком:
– Нет, конечно же, нет. Зверушка угодила в силок. Так даже лучше. Белый ублюдок наверняка прикончил бы тебя слишком быстро. А раз ты у меня в руках, я сумею насладиться твоей смертью. Ты заплатишь мне сполна.
За что? – мучил Виту вопрос. К несчастью, лишенная голоса, она не могла его задать.
Миленион заметила клинок Виты, лежащий на полу, быстро подошла и подняла его.
– Ого! – она повернула лезвие краем к свету, покачала его, любуясь бликами. В этом коротком слове прозвучало уважение и восхищение, маскируемое надменностью.
Она ловко рассекла воздух с резким свистом, затем подошла к Вите, поигрывая мечом, как бы шутя приложила холодную сталь к пульсирующей на шее жилке. Вита сглотнула, на лбу выступил пот.
– Что? – зло засмеялась Миленион. – Трясешься, смертная? Наверное, это унизительно – быть зарезанной собственным оружием. Так я с тобой и поступлю… если ты не умрешь раньше, а уж об этом я постараюсь позаботиться. По одному дню пыток за каждый день жизни, который ты у него отняла!
У тебя осталось меньше одного дня, хотела сказать Вита, но немота не давала ей шанса объясниться с Миленион.
– Госпожа… – почтительно вмешался Хафиз. Голосок его был хриплым от возбуждения.
– Ладно, Хафиз, – Миленион снисходительно улыбнулась ему. – Поразвлекайся, ты заслужил награду. Я буду в библиотеке. Позовешь меня, когда закончишь.
Она прошествовала к дверям, заметая пыль развевающимися полами своей фиолетовой накидки. В дверях она обернулась и посмотрела на Виту:
– Желаю приятно провести время.
Ее издевательский хохот затих в глубине коридора.
Открытая колбочка продолжала наполнять комнату флюидами, подчинившими себе существо Хафиза. Едва Миленион переступила порог, он вновь бросился к распятой на кровати Вите, присосался к ней, словно пиявка, алчно ощупывая все, что нашаривали его узловатые пальцы. Вита зажмурилась, чтобы не видеть его лицо, может, и бывшее привлекательным век назад, но сейчас совершенно невыносимое. Ее раздирали противоречивые чувства: с одной стороны – гнев, стыд и гадливость, а с другой – не очень уместная в такой момент гордость химика-синтетика за отменное качество продукта. Хафиз представлял собой чудом живую мумию, от него и мужчиной не пахло, только плесенью какой-то… Но даже через его мантию и ворох своих юбок она ощущала, что аппарат колдуна находится в полной боевой готовности.
За окном захлопали кожистые крылья, и по камням заскрябали острые когти. Спасение, встрепенулась Вита. Но спустя минуту дверь распахнулась, и она поняла, что рано обрадовалась. В комнату вбежал Лисаан собственной персоной – белый маг, мужчина лет сорока с умеренной комплекцией, светлой бородкой, длинными светлыми волосами и властным лицом. На нем были узкие замшевые брюки и белая шелковая туника.
– Хафиз, мои люди разметали Хешшираман по камешку, – начал он с ходу, – но Виталии там не оказалось. Она улизнула у нас из-под носа… Хафиз! Это же она!
– Знаю, – огрызнулся черный маг, не прекращая лапать Виту.
– Отойди с дороги и дай мне пустить ей кровь! – гаркнул Лисаан, доставая знакомый Вите меч, и устремился к ним.
– Подождешь, – невежливо ответил Хафиз.
– Ты с ума сошел, старик! – Лисаан схватил его за шиворот, оторвал от Виты и отшвырнул прочь. – Седина в бороду, бес в ребро?
Он занес меч над голой шеей Виты. Та заранее закрыла глаза, прощаясь с жизнью. За свои двадцать пять лет ей не однажды приходилось смотреть смерти в лицо. Но всегда у нее была возможность защищаться. А теперь…
– Нет, – Лисаан опустил меч. – Это и впрямь подождет, – он решительно скинул с себя тунику и начал расстегивать ремень. Зелье подействовало и на него.
– Молокосос! – завопил Хафиз. – Ты еще зелен иметь дело с женщинами!
– А из тебя давно песок сыплется, – презрительно заметил Лисаан, пытаясь задрать Вите все юбки сразу.
– Она – моя! – пронзительно взвизгнул Хафиз и угрожающе повел рукой.
Длинные волосы Лисаана вспыхнули лиловым пламенем. Он выкрикнул контрзаклинание – пламя погасло, – и скатился с Виты, делая какие-то пассы.
Хафиз прогнусавил что-то, и вокруг него образовалась прозрачная сфера, о которую разбились молнии Лисаана. Тот таким же образом отразил ответный огонь. Бой зашел в тупик.
– Так, да, старый хрыч? – Лисаан рассерженно потянул меч из ножен. – От этого защитный экран тебя не спасет!
Хафиз на удивление ловко отпрянул и, схватив клинок Виты, подставил его под удар. Зазвенела сталь. Лисаан, не ожидая от древнего старца подобной прыти, едва успел увернуться от ответного выпада.
Вита смотрела на них, не зная, кому желать победы. На ложе предпочтительнее иметь дело с молодым, но Хафиз, в отличие от Лисаана, не стремился отправить ее на тот свет во что бы то ни стало. Хотя, с другой стороны, Хафиз был зациклен на том, чтобы не дать ей вновь завладеть перстнем Тюремщика Флифа, а Лисаан вроде бы не собирался к Флифу в глотку. И если он убьет Хафиза, то тем самым избавит Виту от необходимости убивать его собственноручно, а значит, она сможет забрать драгоценности, не опасаясь за их магические свойства. Она склонялась к мысли, что, натешившись до изнеможения, Лисаан просто отвалится, и ему придется отложить исполнение своей угрозы. А там многое может случиться…
Разъяренные мужчины кружили по комнате, схватываясь, словно бойцовые петухи. Лисаан превосходил противника в силе и натиске, но Хафиз был много опытнее и коварнее. Оба были ранены, но вид крови не охладил страсти, а напротив, подстегнул. Маги с пеной у рта и выпученными глазами крушили мебель, промахиваясь. Вот Лисаан задел мечом полку, на которой стояла злополучная колбочка, она пошатнулась, опрокинулась…
…и все приворотное зелье в количестве десяти миллилитров, одна капля которого могла бы излечить от импотенции целый полк ветеранов, вылилось прямо на платье Виты.
Колдуны замерли, тяжело дыша и сверкая глазами. Вита съежилась. Ей подумалось, что сейчас они забудут не только, как драться, но и как их зовут, и набросятся на нее вдвоем. Более молодой первым потерял голову. С хриплым стоном он ринулся к Вите, повернувшись спиной к Хафизу.
Но старикан прожил так долго не потому, что щадил своих противников. Сверкнул клинок, и чисто срезанная голова Лисаана отлетела в угол. Из шеи забил красный фонтан; обезглавленное туловище рухнуло на каменный пол, заливая его дымящейся кровью. Губы Лисаана прошептали что-то, но горло, лишенное голосовых связок, не могло издать звука. «Артен», – прочла по губам Вита. Глаза колдуна закатились и остекленели в неестественном положении. Бог Лисаана не помог ему: может, не услышал призыва, а может, давно отвернулся от мага, извратившего идеи Белого Круга, а после и вовсе поправшего их.
Хафиз отбросил меч, даже не потрудившись его вытереть, и быстро прошлепал по скользкому от теплой крови полу к своей цели. Старик задыхался – от усталости ли, от вожделения ли. Ему было уже не до поцелуев. Он рванул платье, не ища застежек, серебристая парча жалобно затрещала. Вита почувствовала, как холодные костлявые пальцы больно тискают ее грудь, живот, бедра…
– Убери от нее свои грязные лапы, ты, червяк! – прорычал кто-то, и Вита вздрогнула: голос показался ей неправдоподобно знакомым.
– Хешшкор! – закричала она, вдруг осознав, что опять обрела дар речи.
Это был Хешшкор, и он был в бешенстве. Не пребывай Хафиз под влиянием ударной дозы гормона, он, услышав в голосе Хешшкора звериные ноты или мельком взглянув на выражение его лица, тотчас перерезал бы удерживающие Виту веревки и забился под кровать, дрожа там, как лист на ветру. Но Хафиз уже не владел собой. Его члены не подчинялись одурманенному разуму, он даже не оглянулся, поглощенный тем, как бы не промахнуться мимо вожделенного местечка.
– Ничтожный смертный! – взревел Хешшкор. – Я испепелю тебя на месте!
– Нет, Хешшкор! – завопила Вита. – Мы не должны его убивать! Скорее бери финтифлюшки и смывайся, ему не до тебя!
– Это я вижу! – рявкнул бессмертный. – И будь я проклят, если позволю этой головешке, этой старой рептилии, этому… этому…
До Хафиза, похоже, дошло, что ему угрожают. Собрав последние силы, он прошептал:
– Миленион… – и зарылся в воздушные юбки Виты.
В комнату ворвалась черноволосая богиня. Глаза ее расширились:
– Хешшкор?!
Они выбросили вперед руки почти одновременно, с кончиков пальцев сорвались шипящие голубые молнии. В одеждах появились прожженные дыры, рты сжались от боли, но ни один не позволил себе охнуть или согнуться. Оба погрузились в предельное сосредоточение, воздух вокруг их фигур наэлектризовался и нервно затрепетал, волосы встали дыбом и расплелись по силовым линиям. Бессмертные смотрели друг на друга не мигая, пытаясь уловить слабину в защитном поле другого.
– Она не твоя посвященная! – крикнула Миленион. – Почему ты помогаешь этой девке?
Хешшкор немедля ударил в богиню плазменным шаром, разорвавшимся на куски близ ее головы. Чудовищный взрыв ничем не повредил бессмертной, лишь опалесцирующее свечение поля в этом месте ослабло.
– Ты первая начала игру против меня, – прогремел он, стараясь не терять контроль над своей защитой. – Ты чуть не убила Фаирату! Что она тебе сделала?
Его качнуло от электрического удара Миленион.
– Чихать я хотела на Фаирату! Ты мне мешаешь, Хешшкор. Отдай мне Виталию, и я оставлю тебя в покое!
– Скажи своему прихвостню, чтобы выпустил ее и отдал перстень – тогда и будем разговаривать!
– Какой еще перстень? – фыркнула Миленион.
– Перстень Тюремщика Флифа!
– Что? – на ее красивом лице отразилось неподдельное изумление, и она чуть не пропустила удар.
– Ты не понимаешь, во что ввязалась? Твой посвященный сделал все, чтобы Пожиратель Душ сегодня вырвался на свободу! Он украл перстень, он схватил Тюремщицу!
– Я тут ни при чем! – истерично заорала Миленион. Заколебавшись, она бросила взгляд на обезумевшего Хафиза, но тут же ее голос вновь обрел твердость. – Я заставлю его отдать кольцо. Но Черному Кругу придется поискать другого Тюремщика. Виталия умрет!
– Через мой труп, – отрезал Хешшкор.
– Что ж, это возможно, – холодно произнесла Миленион. – Тебе было бы полезно остудиться, болтаясь без тела между небом и землей.
Битва богов продолжалась в молчании. Взрывались плазменные шары, молнии били одна за другой, дрожали стены, качался пол. Вита замирала от страха. Лишь Хафиз не воспринимал ничего вокруг себя. Он не мог остановиться, даже если бы захотел. Организм, отвыкший от подобных перегрузок, пошел вразнос. Старое сердце не выдержало кульминации. Хафиз судорожно всхлипнул, схватившись за грудь, и перестал дышать.
Защита Миленион резко погасла, и богиня начала растворяться в воздухе. Ее тающее лицо было обезображено испугом.
– Убийца! – тонко завизжала она. – Мало тебе было Дарье…
Голос оборвался, физическая оболочка богини исчезла со смертью ее последнего посвященного.
– Дарьен, – прошептала Вита в прозрении. – Дарьен Миленион!
Вот где она слышала это имя! Умный, могущественный маг в расцвете лет, верховный колдун Черного Круга, надежда и опора Миленион в этом мире: ведь Хафиз давно дышал на ладан. Убив Дарьена три года назад, Вита вышибла у бессмертной почву из-под ног. Она убила его, защищаясь – он напал на нее вероломно, желая обагрить кровью Тюремщицы ступени Бетреморогской башни, чтобы запечатать ее навеки. Но обозленной Миленион причины были безразличны.
Изувеченный и обожженный Хешшкор стоял, пошатываясь, в луже собственной крови и смотрел на то место, где только что была Миленион.
– Ха! – вымолвил он наконец.
И провел руками вдоль своих ран, залечивая их и затягивая дыры в одеянии. Потом, бросив последний взгляд в сторону, где лежал модный кожаный кошелек – все, что осталось от богини, – быстро пересек комнату, залитую кровью и заваленную обломками тлеющей мебели и подплавленного стекла. Он брезгливо скинул на пол труп Хафиза и присел на кровать рядом с Витой.
– Детка, – он нежно погладил ее по затылку, и боль и напряжение покинули ее. Она не стала возражать против того, что он опять назвал ее деткой, только блаженно промурлыкала:
– Хешшкор… Я так рада, что ты вернулся.
– В самом деле? – откликнулся он, целуя ее оголенную грудь.
– Эй, Хешшкор, – нетерпеливо позвала Вита. – Ты не хочешь меня отвязать?
– Отвязать? Зачем? – он состроил удивленную мину, лаская ее тело. – Чтобы ты дала мне еще одну пощечину или отрезала башку своей железкой? Не-ет, милая, я тебя не развяжу. Было бы глупо упускать такой замечательный шанс.
– Ты что делаешь, Хешшкор? – взбесилась Вита. – Маньяк! Мерзкий извращенец! И ты такой же!
– Тебе понравится, детка.
– Я не дет… М-м-м! – замычала Вита, потому что ее губы вдруг оказались заняты, и вскоре новое занятие поглотило ее целиком.