Народное творчество
Песни славянских народов

Марко-Королевич уничтожает свадебный откуп

 
Раным-рано встал Кралевич-Марко
И поехал по́ полю Косову;
Как доехал до реки Серваны,
Повстречал он девицу косовку,
Говорит ей: «Бог тебе на помощь,
Посестрима, девица косовка!»
Поклонилась девица косовка,
Поклонилась до земли до самой:
«Буди здрав, воитель незнакомый!»
Говорит опять Кралевич-Марко:
«Всем взяла ты, девица косовка,
Красотою, поступью и ростом,
Княжескою гордою осанкой,
Не взяла одною лишь косою:
Седина в нее, сестра, пробилась!
Рано горе что ли ты узнала,
От себя ль, от матери ль родимой,
От отца ли своего от старца?»
Ронять слёзы девица косовка,
Говорит такия речи Марку:
«Побратим мой, незнакомый витязь!
Никакого горя я не знала
Ни сама, ни от отца от старца,
Ни от матери моей родимой;
А напасть такая приключилась:
В нам из-за моря пришол арапин,
Откупил Косово у султана,
Дань теперь берет с Косова поля,
И поит оно его и кормит:
Всякая косовская девица,
Что идет у нас девица замуж,
Тридцать платит за себя дукатов,
А кто женится, тот платит больше:
Платит тридцать и еще четыре.
Так богатый лишь играет свадьбу;
У меня же нет родни богатой,
Нет дукатов заплатить арапу –
И сижу я, горемыка, в девках;
Да не в том беда моя и горе:
Всем нельзя ж девицам выйти замуж,
Как и всякому из вас жениться;
Только в том беда моя и горе:
Наложил такую дань арапин,
Чтоб к нему девиц водили на ночь;
Что ни ночь, то новая девица;
Он ее в шатре своем цалует;
У прислуги ж чорного арапа –
Что ни ночь – но молодице новой.
Так идет черёд по всем по сёмьям:
Все к нему девиц своих приводят.
Нынче мне черёд идти к арапу,
На ночь эту быть ему женою.
Как помыслю, горькая, об этом –
Господи! и делать что не знаю:
Что ли броситься пойти мне в реку?
Иль повеситься пойти в дубраву?
Только лучше загубить мне душу,
Чем идти и ночь провесть с арапом,
Со врагом земли моей и веры!»
Говорит ей Королевич-Марко:
«Милая моя ты посестрима!
Ты не вешайся и не томися,
Не моги себе души губить ты,
А скажи мне, где дворы арапа:
Я пойду и поведу с ним речи!»
Говорит косовская девица:
«Побратим мой, незнакомый витязь!
Спрашиваешь ты про двор арапин:
Будь ему там, басурману, пусто!
Или ты нашол себе невесту
И отнесть арапу хочешь выкуп?
Если, брат, один ты у родимой:
Для чего идешь ты на погибель,
Оставляешь мать твою крушиться,
Целый век горючия лить слёзы?»
Марко лезет в свой карман широкий,
Достает он тридесять дукатов:
«На, возьми ты тридесять дукатов
И ступай к себе, во двор свой белый,
Там сиди и жди своей судьбины.
Мне же двор ты покажи арапин:
Я пойду снесу к нему подарки,
Я скажу, как бы тебя просватал.
Не за что губить меня арапу:
У меня добра в дому довольно,
Я бы мог купить Косово поле,
Что ж за-невидаль мне дань арапу!»
Говорит косовская девица:
«У арапа нет дворов – наметы;
Глянь ты вдоль Косова чиста поля:
Где шолко́вый флаг раскинут-вьётся,
Там шатер проклятого арапа;
Около шатра набиты колья,
А на кольях головы юнаков:
Скоро будет этому неделя,
Как извел у нас арап проклятый
Семьдесят и семь юнаков сербских,
Все-то горьких женихов косовских.
У арапа сорок слуг отборных,
Что вокруг шатра содержат стражу.»
Как услышал Марко эти речи,
Тронул Шарца вниз Косова поля;
Бойко Шарац Марков выступает,
Из-под ног летят на землю искры,
Из ноздрей огонь и пламя пышет;
Марко сам сердит сидит на Шарце,
По лицу он ронит горьки слёзы,
Слёзы ронит, таки речи молвит:
«Горькое Косовское ты поле!
Вот чего, Косово, ты дождалось:
После князя нашего тут судят,
Судят-рядят чорные арапы.
И снесу я срамоту такую,
Срамоту такую и напасти,
Чтоб арапы дань такую брали –
Чистых дев и молодиц у сербов!
Отомщу за вас я нынче, братья,
Отомщу, иль сгину смертью лютой!»
На шатры он правит Шарца прямо;
Скоро Марка усмотрела стража,
Усмотревши, говорит арапу:
«Господин ты наш, арап заморский!
Дивный мо́лодец вдоль поля едет,
На коне лихом он серой масти,
Конь под ним сердито выступает:
Из-под ног летят на землю искры,
Из ноздрей огонь и пламя пышет;
Словно хочет он на нас ударить!»
Говорит арап своей прислуге:
«Дети вы мои, прислуга-стража,
Не посмеет он на нас ударить,
А должно́-быть отыскал невесту
И везет он за нее мне выкуп.
Видно жаль ему, юнаку, злата:
От того он так и рассердился.
Выдьте вы за частокол и встреньте
Мо́лодца того как-подобает,
низкий вы поклон ему отвесьте,
И коня вы у него примите,
И коня, и все вооруженье;
В мой шатер потом его ведите;
Не хочу от мо́лодца я злата,
Головой он мне своей заплатит:
Но́ сердцу мне вонь его ретивый!»
Побежала верная прислуга
И копя под Марком ухватила,
Но как-только глянула на Марка,
Не посмела с Марком оставаться,
А назад в шатер бежит в арапу,
Прячется за чорного арапа,
Япанчами сабли закрывая,
Чтобы их как Марко не увидел.
Так один в шатру он подъезжает;
И с коня слезая перед входом,
Говорит Кралевич-Марво Шарцу:
«Ты гуляй здесь, копь мой, Шарац верный!
Я же сам пойду в шатер в арапу;
Боль беда какая приключится:
Стань ты, Шарац, пред шатром у входа!»
Так сказал – в шатер в арапу входит,
Видит Марко чорного арапа:
Пьёт арап вино златою чарой,
Подают вино ему девицы.
Поклонился Марко и промолвил:
«Господин мой, Бог тебе на помощь!»
А арап ему еще краснее:
«Будь здоров, воитель незнакомый!
Сядь сюда, вина со мной откушай
И поведай мне, отколе будешь,
Для чего пожаловал-приехал?»
Марко так арапу отвечает:
а Некогда мне пить вино с тобою,
За другим пришол к тебе я делом,
За таким, что лучше быть не может:
Я сосватал красную девицу,
Сватов там оставил на дороге,
Сам пришол, принёс тебе я выкуп,
Заплалить что надо, взять девицу,
Чтоб никто со мной потом не спорил.
Объяви, какой желаешь выкуп!»
Говорит арап на это Марку:
«Ты давно небось об этом знаешь:
Кто выходит на Косове замуж,
Платит тридцать золотых дукатов,
А кто женится, тот платит больше,
Платит больше – тридцать и четыре.
Ты же мо́лодец лихой и красный,
Мне с тебя и сотню взять не стыдно!»
Марко лезет в свой карман широкий,
Подает арапу три дуката:
«Верь мне, больше нету за душою!
Погоди с меня брать целый выкуп:
Я приду к тебе с красой-девицей;
Обдарить меня там обещали –
Верь мне: всеми этими дарами,
Господин, тебе я поклонюся!»
Как затопает арап, как вскрикнет:
«Ах, змея ты лютая, ехидна!
Торговаться ты со мной затеял,
Надо-мной затеял насмехаться!»
Достает он буздыган тяжолый
И ударил буздыганом Марка,
Три раза́ ударил и четыре.
Усмехнулся Королевич-Марко:
«Ах ты, мо́лодец, арап ты чорный!
Шутишь ты, иль бьёшь меня не в шутку?»
– «Не шучу, арап ему на это:
Не шучу, а бью тебя не в шутку!»
Говорит ему Кралевич-Марво:
«А я думал, что со мной ты шутишь:
А когда не шутишь ты со мною –
Буздыганишко припас я также:
Погоди и я тебя ударю,
А потом ли выйдем в поле биться,
С изнова начнем свой поединок!»
Вынимает буздыган свой Марко,
Как ударил чорного арапа,
Так легко арапа он ударил –
Снес с плечей он голову арапу.
И промолвил так Бралевич-Марко:
«Господи! хвала тебе во веки!
Как слетает голова с юнака:
Словно вовсе не была на плечах!»
Обнажил потом он саблю востру,
Как пошол косить он слуг арапа:
Всех посек, лишь четырех оставил,
Чтоб могли они поведать людям,
Что меж Марком стало и арапом.
Снял он с кольев головы юнаков,
Схоронил их, чтоб орлы и враны
Тех голов юнацких не клевали,
А на место их воткнул на колья
Головы нечистые арапов.
Собрал все имущество арапа,
Четырех же слуг его отправил,
Что в живых на ту пору остались,
Их отправил по Косову полю,
Чтобы весть такую разносили:
«Боли есть в какой семье девица,
Пусть себе свободно мужа ищет
И, пока млада, выходит замуж.
Где юнак есть – пусть невесту ищет:
Нет уж больше откупа на свадьбы,
Откуп платить Королевич-Марко!»
Разошлася эта весть по всюду;
Стар и мал за Марка Бога молит:
«Долголетья, Господи, дай Марку!
Он избавил землю от напасти,
От кромешников лихих и лютых:
Будь спокой душе его и телу!»
 

Марко пьет в рамазан вино

 
Царь-султан наказ султанский выдал,
Чтоб вина лить в рамазан не смели,
Чтоб долман зеленых не носили,
Кованых не прицепляли сабель,
Хороводов чтобы не водили.
Марко знать про тот наказ не хочет:
Марко носит доломан зеленый,
С девками играет в хороводах,
Прицепляет кованую саблю,
В рамазан вино пьет на базаре,
Да еще хаджей к себе накличет,
Чтобы вместе заодно с ним пили.
Бьют челом царю-султану турки:
а Царь-султан, отец ты наш и матерь!
Твой наказ султанский мы читали,
Чтоб не пить вина в час рамазану,
Чтоб зеленых не носить долманов,
Кованых не прицеплять чтоб сабель,
Не водить под-вечер хороводов.
Марко знать про тот наказ не хочет:
Марко носит доломан зеленый,
С девками играет в хороводах,
Прицепляет кованую саблю,
В рамазан вино пьёт на базаре,
И хоть пил бы сам уж в тихомолку –
Нет! халдей накличет перехожих
И с хаджами заодно гуляет.»
Как услышал царь-султан те речи,
Призывает двух в себе чаушей:
«Вы ступайте, верные чауши,
Отыщите Кра́левича-Марка,
Позовите на диван к султану!»
Побежали верные чауши,
Отыскали Кра́левича-Марка:
У шатра сидел Кралевич-Марко,
Перед ним стоит златая чара,
Что двенадцать ок вина вмещает.
Говорят Бралевичу чауши:
а Слышишь ли ты, Боролевич-Марво,
Царь-султан тебя желает видеть,
На диван тебя зовет султанский.»
рассердился Королевич-Марко,
Как пустил он золотую чару,
Как пустил ее в чаушей царских:
Разлетелася на части чара,
Да и головы на части то же,
Пролились вино и кровь на землю.
Марко встал, идет к царю-султану,
Сел направо у колен султанских,
На брови самур-воллак надвинул,
Буздыган перед собою держит,
На плече отточенная сабля.
Говорит ему султан: «послушай,
Названный мой сын, Кралевич-Марко!
Издал я в народ наказ султанский,
Чтоб вина пять в рамазан не смели,
Чтоб долман зеленых не носили,
Кованых не прицепляли сабель,
Хороводов чтобы не водили.
Слух идет, рассказывают люди,
Слух недобрый, Марко, нехороший,
Будто Марко водит хороводы,
Будто носит доломан зеленый,
Кованую саблю прицепляет,
В рамазан вино пьёт на базаре,
Да еще хаджей подчас накличет,
Чтобы вместе с ним они гуляли.
Что колпак ты на брови надвинул?
Буздыган перед собою держишь,
На плече отточенную саблю?»
Говорит царю Кралевич-Марко:
«Царь-султан, отец ты мой назва́нный!
Пил вино в часы я рамазана,
Оттого-что вера это терпит;
Угощал хаджей я перехожих,
Оттого-что не могу я видеть,
Чтоб я пил, другие лишь смотрели;
Пусть не ходят лучше по харчевням!
Если я ношу зеленый до́лман,
Так затем, что он пристал мне больше;
Прицепляю кованую саблю,
Оттого-что я купил такую;
С девками играю в хороводах,
Оттого-что не женат, а холост:
Ведь и ты, султан, как я же, холост.
Что колпак я на́ брови надвинул:
Светишь ярко – от тебя мне жарко!
Буздыган держу перед собою
И еще отточенную саблю,
Оттого-что не хотел бы ссоры:
Если же она, не дай Бог, выйдет –
Плохо тем, кто будет ближе к Марку!»
Глянул царь направо и налево:
Не было ль кого там ближе к Марку?
Никого, а царь-султан всех ближе.
Царь назад, а Марко наезжает,
Так султана к самой стенке припер.
Царь в карманы: вынул кучу злата,
Вынул сотню золотых червонцев,
Отдает Кралевичу их Марку:
«На, поди вина напейся, Марко!»
 

Марко-Королевич и Мина из Костура

 
Сел за ужин Королевич-Марко,
Со своею матерью родимой,
Хлеба рушать и вина откушать.
Вдруг приходят три письма к Краль-Марву:
Что одно-то из Стамбула-града,
От царя-султана Баязета;
А другое из Будина-града,
От будимского приходит краля;
А и третье из Сибинья-града,
От того ли Сибинянин-Янка.
Что письмо из города Стамбула:
На войну султан зовет в нем Марка,
Против лютых воевать арапов.
Что письмо из города Будима:
Краль зовет в нем Королевич-Марка
На свою на свадьбу сватом милым.
Что письмо из города Сибинья:
В нем зовет Краль-Марка на крестины
Воевода Сибинянин-Янко.
Молвит Марко матери родимой:
«Ты скажи мне, мать моя родная,
Ты скажи, кого теперь мне слушать:
То ли слушать мне царя-султана
Й идти с ним воевать арапов;
То ли слушать враля из Будима
И идти к нему на свадьбу сватом;
То ли душат Сибинянин-Янка
И идти мне к Янку на крестины?»
Мать на это Марку отвечает:
«Милый сын мой, Королевич-Марко!
В сваты идут, Марко, веселиться,
В кумовья, сын, идут по закону,
На войну же идут по неволе.
Ты иди, сын, на войну с султаном,
Воевать иди арапов лютых:
Бог простит, лишь только помолися,
Бог простит, а турок не умолишь.»
Марко матери своей послушал:
Собрался он в путь к царю-султану,
Взял с собой слугу он Голубана;
Отъезжая матери он молвит:
«Ты послушай, мать моя родная,
Запирайте с вечера ворота,
И поутру позже отпирайте:
Не в ладах я с Миной из Костура,
Так боюсь: придет он, окаянный,
И дворы мои разграбит белы!»
Так сказавши, отъезжает Марко
Со своим слугою Голубаном.
Как на роздыхе на третьем были,
Вечерять Кралевич-Марко начал,
Голубан вино ему подносит:
Только взял Кралевич-Марко чашу,
Вдруг напала на него дремота,
Опустил он чашу на трапезу,
Чаша пала, не пролив ни капли;
Голубан его тихонько будит:
«Государь ты мой, Кралевич-Марко!
Не в-перво́й ты на войну собрался,
Но ни разу не было с тобою,
Чтоб за тра́пезой тебе вздремнулось,
Чтоб дремавши выронил ты чашу!»
Ото сна Кралевич тут очнулся,
Говорит слуге он Голубану:
«Голубан возлюбленный и верный,
Мало спал я, чуден сон я видел!
Ах, не в час мне этот сон приснился:
Снилось мне, что подняла́ся туча,
Подняла́ся от Костура-града,
Над моим Прилепом разразилась,
Был в той туче Мина из Костура:
Он дворы мои разрушил белы,
Он конём на мать мою наехал,
Взял в полон мою подругу-любу,
Из конюшен всех коней повывел
И добро из ризницы похитил.»
Голубан на это отвечает:
«Не пугайся, Королевич-Марко!
Не вздремнуть чтоб мо́лодцу такому!
А что сон тебе теперь приснился:
Лжив бывает сон, Кралевич-Марко,
Бог один лишь истина святая!»
Как приехали к царю-султану:
Стал сбирать великую он силу,
Двинулась та сила через море,
На арапскую напала землю,
Побрала́ невесть-что градов-весей,
Сорок градов и еще четыре.
А когда дошла до Кар-Окана
Била три года Окан проклятый,
Но Окан султану не дается.
День и ночь сечет арапов Марко
И султану их башки приносит,
А султан дарит за это Марка.
Взяло турок горе и досада,
Говорят они царю-султану:
«Государь наш, Баязет могучий!
Не велик юна́к Кралевич-Марко:
Отсекает он башки у мертвых
И к тебе их на бакшишь приносит.»
Услыхал про то Кралевич-Марко,
Говорит султану Баязету:
«Царь-султан, отец ты мой назва́нный!
Завтра день великого святого,
Юрьев день, святой для нас и красный,
И мои опричь того крестины:
Отпусти меня, отец назва́нный,
Юрию святому помолиться
По обычаю и по закону;
Отпусти со мною побратима,
Побратима, царь, Агу-Алила,
Чтоб мне было с кем вина напиться!»
Как услышал царь-султан те речи,
Одолеть не мог для Марка сердца:
Отпустил Кралевича он Марка
Помолиться Юрию святому
И крестины справить по закону;
Отпустил с ним и Агу-Алила.
Марко едет на́ горы зелены,
Далеко́ от царской силы-рати,
Там раскинул свой шатер широкий,
Сел под ним он с милым побратимом,
С побратимом со своим Алилом,
Наливает чашу он за чашей.
Поутру, лишь-только встало солнце –
Что была передовая стража
У могучей у арапской рати –
Усмотрела стража, догадалась,
Что уж нет в султанском войске Марка,
Кличет стража ко своим арапам:
«Навалитесь вы теперь, арапы,
На турецкую ударьте силу:
Нету в ней уж страшного юна́ка,
На коне великом серой масти!»
Ринулося лютое арапство,
Ринулось арапство и посекло
Тридцать тысяч войска у султана.
Шлёт письмо султан Кралевич-Марку:
«Милый сын ты мой, Кралевич-Марко!
Воротися поскорее в войску:
Потерял я войска тридцать тысяч!»
Марко так султану отвечает:
«Царь-султан, отец ты мой назва́нный!
Где мне, царь, к тебе вернуться скоро:
Я еще как-надо не напился,
А куда уж было мне молиться,
Чествовать угодника святого!»
Как другое проглянуло утро,
Кличет снова стража у арапа:
«Навалитесь вы теперь, арапы,
На турецкую ударьте силу:
Нету в ней уж страшного юна́ка,
На коне великом серой масти!»
Ринулося лютое арапство,
Ринулось на турок и посекло
Шестьдесят их тысяч у султана.
Царь опять Кралевич-Марку пишет:
«Милый сын мой, Королевич-Марко!
Воротися поскорее в войску:
Шестьдесят мы потеряли тысяч!»
Марко так султану отвечает:
«Царь-султан, отец ты мой назва́нный!
Подожди ты малую-толику:
Я путем еще не нагулялся
С кумовьями, с милыми друзьями!»
Вот и третье утро засияло:
Снова кличет стража у арапа:
«Навалитесь, лютые арапы!
Нет того уж страшного юника,
На коне великом серой масти!»
Ринулося лютое арапство,
Сто посекло тысяч у султана.
Пишет он письмо Кралевич-Марку:
«По́ Богу мой сын, Кралевич-Марко!
Воротись ты поскорее к войску:
Мой шатер арапы повалили!»
На коня тут сел Кралевич-Марко;
Едет он к турецкой сильной рати.
Как на небе утро проглянуло,
Два могучие сразились войска;
Увидала стража у арапа,
Что явился вновь Кралевич-Марко,
Кличет громко своему арапству:
«Стойте, братья, лютые арапы!
Вон он снова тот юна́к могучий,
На коне великом серой масти!»
Тут ударил Марко на арапов,
На три части разметал их войско,
Часть посек своею саблей вострой,
А другую потоптал он Шарцем,
Третью часть пригнал к царю-султану;
Но и сам он в бое притомился,
Притомился и был весь изранен:
Семьдесят добыл он ран арапских!
На плечо в султану припадает;
Говорит султан Кралевич-Марку:
«Милый Марко, сын ты мой назва́нный!
Тяжелы ли у тебя, сын, раны?
Можешь ли ты, сын мой, исцелиться?
Посылать ли мне за лекарями?»
Говорит ему Кралевич-Марко:
«Царь-султан, отец ты мой назва́нный!
Я могу, отец мой, исцелиться!»
Царь в карманы – вынимает злато,
Вынимает тысячу червонцев
И дает их Королевич-Марку,
Чтоб он шол себе за лекарями;
Верных слуг дает еще он Марку,
Чтоб ему служили и смотрели,
Как бы он не умер у султана.
Только Марко лекарей не ищет,
А идет в харчевню из харчевня,
Чтобы высмотреть, вина где больше;
Сел, за чашей чашу наливает,
И когда вина напился вдоволь,
Исцелились у него все раны.
Тут пришло к нему письмо из дому,
Что разграблен двор его широкий,
Что потоптана конями матерь,
Что похищена подруга-люба.
Взяло горе Королевич-Марка,
Пал он на колено пред султаном:
«Царь-султан, отец ты мой назва́нный!
Двор широкий у меня разграблен,
Мать моя потоптана конями,
Верная в плену подруга-люба
И богатства в ризнице не стало:
Причинил такия мне напасти
Окаянный Мина из Костура!»
Утешает царь Кралевич-Марка:
«Милый сын ты мой, Кралевич-Марко!
Коли двор разграблен твой широкий,
Я дворы тебе поставлю лучше,
Со своими рядом их поставлю;
Коли в ризнице добра не стало:
Будешь, Марко, сборщиком ясачным,
Наберешь себе добра ты снова;
Коли верная в плену подруга,
Я сыщу тебе невесту лучше!»
Говорит ему Кралевич-Марко:
«Государь ты мой, отец назва́нный!
Государь мой, честь тебе и слава!
Как дворы начнешь ты Марку ставить,
Станет плакаться, тужить сиротство:
«Вот он пёс какой, Кралевич-Марко!
Коли те дворы его сгорели,
Пусть ему на этих будет пусто!»
Сборщиком твоим ясачным стану,
Не собрать мне ясака нисколько,
Коли все нужда кругом да бедность;
И опять восплачется сиротство:
«Вот он пёс какой, Кралевич-Марко!
Там его расхищено богатство,
Так и здесь ему пусть будет пусто!»
А что хочешь мне сыскать невесту:
Государь мой, стать ли мне жениться,
Коли прежняя жива подруга?
А ты дай мне триста янычаров,
Дай ты в руки им кривые косы,
А еще-то легкия мотики:
Я на град Костур ударю белый,
Может там сыщу свою подругу!»
Дал ему султан, чего просил он:
Дать ему он триста янычаров,
Наковал он кос кривых им триста,
Дал им в руки легкия мотыки.
Говорит Краль-Марво янычарам:
«Братия мои вы янычары!
Под Костур ступайте вы под белый,
Крепко вам обрадуются греки,
Скажут: «вот нам Бог дает и руки,
Добрых нам работников дает он,
В добрый час, для сбора винограду!»
Только вы работать не ходите,
А заляжьте под Костуром градом,
Пейте, братья, чистую ракию,
Пейте там, пока я вас не кликну!»
Двинулися триста янычаров,
Двинулися к белому Костуру,
Сам же Марко на Святую гору,
Причастился там даров Господних,
Исповедался в грехах монаху
И покаялся в пролитой крови;
Как покаялся, надел одежду,
Он надел одежду калугерову^[14],
Отпустил он бороду по пояс,
Надевает на́ голову шапку,
Надевает шапку-камилавку,
Сел на Шарца, едет он к Костуру;
Как приехал в Мине из Костура,
Видит: Мина пьёт-сидит ракию,
Маркова ему подруга служит.
Молвить Марку Мина из Костура:
«Буди с Богом, калугер ты чорный!
Где конем таким ты раздобылся?»
Говорит ему Кралевич-Марко:
«Буди с Богом, государь мой Мина!
На войне я был с царем-султаном,
На войне против арапов лютых;
Бил у нас один там олух в войске,
Назывался Королевич-Марко:
Голову свою там положил он,
Схоронил его я по закону,
Так и дали турки на поминки,
Дали мне коня его лихого!»
Как услышал Мина эти речи,
На́ ноги от радости вскочил он,
Говорит Кралевичу он Марку:
«Исполать тебе, мой гость желанный!
Девять лет я дожидаюсь целых,
Дожидаюсь радостной той вести!
Марковы дворы пожог я белы
И увёл его подругу-любу;
Но не мог на ней досель жениться,
Дожидался Марковой я смерти.
Обвенчай теперь меня ты с нею.»
Марко взял святые книги в руки,
Обвенчал он Мину из Костура –
А и с кем? с подругой со своею!
После сели нить вино и водку,
Пить вино и сердцем веселиться.
Молвит любе Мина из Костура:
«Слышишь ли, душа моя и сердце!
Ты звалась до ныне Марковица,
Называйся ты, душа, отныне,
Называйся: минина подруга!
В ризницу, душа, теперь спустися,
Принеси три купы ты червонцев:
Отдарить хочу я калугера.»
Та пошла и принесла червонцев,
Взявши их не из богатства Мины,
Взявши их из Маркова богатства;
Принесла еще оттуда саблю,
Старую, заржавелую саблю,
Чорному вручает калугеру:
«На тебе все это, чорный инок,
На поминки по Кралевич-Марку!»
Принял саблю Королевич-Марко,
Оглядел ее и Мине молвит:
«Государь мой, Мина из Костура!
Во́льно ли потешиться мне нынче,
Поиграть по-калугерски саблей,
На твоей на свадьбе на веселой?»
Отвечает Мина из Костура:
«Поиграй! Зачем не во́льно будет?»
Как тут вскочит Королевич-Марко,
Как тут вскочит Марко да подскочит –
Ходенем хоромы заходили;
Как махнет заржавелой он саблей –
Отлетела голова у Мины;
А Краль-Марво кличет к янычарам:
«Навалитесь, братья-янычары!
Нет уж больше Мины из Костура!»
Навалились триста янычаров,
Разнесли дворы у Мины белы,
Разнесли, огнем их по-палили;
Марко взял свою подругу-любу,
Взял потом и минино богатство
И в Прилеп свой белый воротился,
Звонким горлом песни распевая.