В старые годы появился невдалеке от Киева страшный змей. Много народа из Киева потаскал в свою берлогу, потаскал и поел. Утащил змей и царскую дочь, но не съел её, а крепко-накрепко запер в своей берлоге. Увязалась за царевной из дому маленькая собачонка. Как улетит змей на промысел, царевна напишет записочку к отцу, к матери, привяжет записочку собачонке на шею и пошлёт её домой. Собачонка записочку отнесёт и ответ принесёт.
Вот раз царь и царица пишут царевне: узнай-де от змея, кто его сильней. Стала царевна от змея допытываться и допыталась.
– Есть, – говорит змей, – в Киеве Никита Кожемяка – тот меня сильней.
Как ушёл змей на промысел, царевна и написала к отцу, к матери записочку: есть-де в Киеве Никита Кожемяка; он один сильнее змея. Пошлите Никиту меня из неволи выручать.
Сыскал царь Никиту и сам с царицею пошёл его просить выручить их дочку из тяжёлой неволи. В ту пору мял Кожемяка разом двенадцать воловьих кож. Как увидел Никита царя – испугался: руки у Никиты задрожали, и разорвал он разом все двенадцать кож. Рассердился тут Никита, что его испугали и ему убытку наделали, и, сколько ни упрашивали его царь и царица пойти выручить царевну, не пошёл.
Вот и придумал царь с царицей собрать пять тысяч малолетних сирот – осиротил их лютый змей, – и послали их просить Кожемяку освободить всю русскую землю от великой беды. Сжалился Кожемяка на сиротские слёзы, сам прослезился. Взял он триста пудов пеньки[21], насмолил её смолою, весь пенькою обмотался и пошёл.
Подходит Никита к змеиной берлоге, а змей заперся, брёвнами завалился и к нему не выходит.
– Выходи лучше на чистое поле, а не то я всю твою берлогу размечу! – сказал Кожемяка и стал уже брёвна руками разбрасывать.
Видит змей беду неминучую, некуда ему от Никиты спрятаться, вышел в чистое поле.
Долго ли, коротко ли они билися, только Никита повалил змея на землю и хотел его душить. Стал тут змей молить Никиту:
– Не бей меня, Никитушка, до смерти! Сильнее нас с тобой никого на свете нет. Разделим весь свет поровну: ты будешь владеть в одной половине, а я – в другой.
– Хорошо, – сказал Никита. – Надо же прежде межу проложить, чтобы потом спору промеж нас не было.
Сделал Никита соху в триста пудов[22], запряг в неё змея и стал от Киева межу прокладывать, борозду пропахивать; глубиной та борозда в две сажени[23] с четвертью. Провёл Никита борозду от Киева до самого Чёрного моря и говорит змею:
– Землю мы разделили – теперь давай море делить, чтобы о воде промеж нас спору не вышло.
Стали воду делить – вогнал Никита змея в Чёрное море, да там его и утопил.
Сделавши святое дело, воротился Никита в Киев, стал опять кожи мять, не взял за свой труд ничего. Царевна же воротилась к отцу, к матери.
Борозда Никитина, говорят, и теперь кое-где по степи видна; стоит она валом сажени на две высотою. Кругом мужички пашут, а борозды не распахивают: оставляют её на память о Никите Кожемяке.
Жили себе дед да баба. Дед овдовел и женился на другой жене, а от первой жены осталась у него девочка. Злая мачеха её не полюбила, била её и думала, как бы совсем извести. Раз отец уехал куда-то, мачеха и говорит девочке:
– Поди к своей тётке, моей сестре, попроси у неё иголочку и ниточку – тебе рубашку сшить.
А тётка эта была Баба-яга костяная нога.
Вот девочка не была глупа да зашла прежде к своей родной тётке.
– 3дравствуй, тётушка!
– Здравствуй, родимая! Зачем пришла?
– Матушка послала к своей сестре попросить иголочку и ниточку – мне рубашку сшить.
Та её и научает:
– Там тебя, племяннушка, будет берёзка в глаза стегать, ты её ленточкой перевяжи. Там тебе ворота будут скрипеть и хлопать, ты полей им под пяточки маслица. Там тебя собаки будут рвать, ты им хлебца брось. Там тебе кот будет глаза драть, ты ему ветчинки дай.
Пошла девочка. Вот идёт, идёт и пришла.
Стоит хата, а в ней сидит Баба-яга костяная нога и ткёт.
– Здравствуй, тётушка!
– Здравствуй, родимая!
– Меня матушка послала просить у тебя иголочку и ниточку – мне рубашку сшить.
– Хорошо, садись покуда ткать.
Вот девочка села за кросна[24]. Баба-яга вышла и приказывает своей работнице:
– Ступай истопи баню да вымой племянницу, да смотри хорошенько, я хочу ею позавтракать.
Девочка сидит ни жива ни мертва, вся перепуганная, и просит она работницу:
– Родимая моя, ты не столько дрова поджигай, сколько водой заливай, решетом воду носи, – и дала ей платочек.
Баба-яга дожидается. Подошла она к окну и спрашивает:
– Ткёшь ли, племяннушка? Ткёшь ли, милая?
– Тку, тётушка! Тку, милая!
Баба-яга отошла прочь, а девочка дала коту ветчинки и спрашивает: нельзя ли как-нибудь уйти отсюда?
– Вон на столе лежит полотенце да гребешок, – говорит кот, – возьми их и беги-беги поскорее. Будет за тобой гнаться Баба-яга, ты приклони ухо к земле и, как заслышишь, что она близко, брось сперва полотенце – сделается широкая река. Если Баба-яга переплывёт эту реку и снова станет догонять тебя, ты приклони ухо к земле и, как услышишь, что она близко, брось гребешок – встанет дремучий-дремучий лес, сквозь него она уже не продерётся!
Девочка взяла полотенце и гребешок и побежала. Собаки хотели её рвать, она бросила им хлебца, и они её пропустили. Ворота хотели захлопнуться, она подлила им под пяточки маслица, и они её пропустили. Берёзка хотела ей глаза выстегать, она её ленточкой перевязала, и та её пропустила.
А кот сел за кросна и ткёт: не столько наткал, сколько напутал. Баба-яга подошла к окну и спрашивает:
– Ткёшь ли, племяннушка, ткёшь ли, милая?
– Тку, тётка, тку, милая! – отвечает грубо кот.
Баба-яга бросилась в хатку, видит, что девочка ушла, и давай кота бить да ругать:
– Ах ты, старый плут, зачем пропустил беглянку? Ты бы у ней глаза выдрал, лицо поцарапал!
– Я тебе сколько служу, – говорит кот, – а ты мне косточки не бросила, а она мне ветчинки дала.
Баба-яга накинулась на собак, на ворота, на берёзку и на работницу: давай всех ругать и колотить.
Собаки говорят ей:
– Мы тебе сколько служим, ты нам горелой корочки не бросила, а она нам хлебца дала.
Ворота говорят:
– Мы тебе сколько служим, ты нам водицы под пяточки не подлила, а она нам маслица не пожалела.
Берёзка говорит:
– Я тебе сколько служу, ты меня ниточкой не пожаловала, а она меня ленточкой перевязала.
Работница говорит:
– Я тебе сколько служу, ты мне тряпочки не дала, а она мне платочек подарила.
Баба-яга костяная нога поскорее села в ступу, толкачом погоняет, помелом след заметает и пустилась в погоню за девочкой.
Вот девочка приклонила ухо к земле и слышит, что Баба-яга гонится и уж близко; взяла да и бросила полотенце – сделалась река, такая широкая-широкая!
Баба-яга приехала к реке и от злости зубами заскрипела, воротилась домой, собрала своих быков и погнала к реке. Быки выпили всю реку дочиста. Баба-яга пустилась опять в погоню.
Девочка приклонила ухо к земле и слышит, что Баба-яга близко; бросила гребешок – сделался лес, такой дремучий да частый! Баба-яга стала его грызть, но сколько ни старалась, не могла прогрызть и воротилась назад.
А дед уже приехал домой и спрашивает:
– Где же моя дочка?
Немного погодя и девочка прибежала.
– Где ты была? – спрашивает отец.
– Ах, батюшка, – говорит она, – меня матушка послала к тётке просить иголочку с ниточкой – мне рубашку сшить, а тётка, Баба-яга, меня съесть хотела.
– Как же ты ушла, дочка?
Так и так, рассказывает девочка.
Дед, как узнал всё это, рассердился на жену и прогнал её из дому, а сам с девочкой стал жить-поживать да добра наживать.
Я у них был, мёд-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало.
В стародревние годы в некоем царстве, не в нашем государстве случилось одному солдату у каменной башни на часах стоять; башня была на замок заперта и печатью запечатана, а дело-то было ночью.
Ровно в двенадцать часов слышится солдату, что кто-то кричит из этой башни:
– Эй, служивый!
Солдат спрашивает:
– Кто меня кличет?
– Это я – чёрт, – отзывается голос из-за железной решётки, – тридцать лет как сижу здесь не пивши, не евши.
– Что же тебе надо?
– Выпусти меня на волю. Как будешь в нужде, тебе сам пригожусь; только помяни меня – и я в ту же минуту явлюсь к тебе на выручку.
Солдат тотчас сорвал печать, разломал замок и отворил двери – чёрт выскочил из башни, взвился кверху и сгинул быстрее молнии.
«Ну, – думает солдат, – наделал я дела; вся моя служба ни за грош пропала. Теперь засадят меня под арест, отдадут под военный суд и, чего доброго, заставят сквозь строй прогуляться; уж лучше убегу, пока время есть».
Бросил ружьё и ранец на землю и пошёл куда глаза глядят. Шёл он день, и другой, и третий; разобрал его голод, а есть и пить нечего; сел на дороге, заплакал горькими слезами и раздумался: «Ну, не глуп ли я? Служил у царя десять лет, каждый день по три фунта хлеба получал. Так вот нет же! Убежал на волю, чтобы помереть голодною смертью. Эх, чёрт, всему ты виною!»
Вдруг откуда ни взялся – стал перед ним нечистый и спрашивает:
– Здравствуй, служивый! О чём горюешь?
– Как мне не горевать, коли третий день с голоду пропадаю.
– Не тужи, это дело поправное! – сказал чёрт.
Туда-сюда бросился, притащил всяких вин и припасов, накормил-напоил солдата и зовёт его с собою:
– В моём доме будет тебе житьё привольное; пей, ешь и гуляй, сколько душа хочет, только присматривай за моими дочерьми – больше мне ничего не надобно.
Солдат согласился. Чёрт подхватил его под руки, поднял высоко-высоко на воздух и принёс за тридевять земель, в тридесятое государство – в белокаменные палаты.
У чёрта было три дочери – собой красавицы. Приказал он им слушаться того солдата и кормить и поить его вдоволь, а сам полетел творить пакости: известно – чёрт! На месте никогда не сидит, а всё по свету рыщет да людей смущает.
Остался солдат с красными девицами, и такое ему житьё вышло, что и помирать не надо. Одно его кручинит: каждую ночь уходят красные девицы из дому, а куда уходят – неведомо. Стал было их про то расспрашивать, так не сказывают, запираются.
«Ладно же. – думает солдат, – буду целую ночь караулить, а уж усмотрю, куда вы таскаетесь».
Вечером лёг солдат на постель, притворился, будто крепко спит, а сам ждёт не дождётся – что-то будет?
Вот как пришла пора-время, подкрался он потихоньку к девичьей спальне, стал у дверей, нагнулся и смотрит в замочную скважину. Красные девицы принесли волшебный ковёр, разостлали по полу, ударились о тот ковёр и сделались голубками, встрепенулись и улетели в окошко.
«Что за диво! – думает солдат. – Дай-ка я попробую».
Вскочил в спальню, ударился о ковёр и обернулся малиновкой, вылетел в окно да за ними вдогонку.
Голубки опустились на зелёный луг, а малиновка села под смородинов куст, укрылась за листьями и высматривает оттуда.
На то место налетело голубиц видимо-невидимо, весь луг прикрыли; посредине стоял золотой трон.
Немного погодя осияло и небо и землю – летит по воздуху золотая колесница, в упряжи шесть огненных змеев; на колеснице сидит королевна Елена Премудрая – такой красы неописанной, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать! Сошла она с колесницы, села на золотой трон; начала подзывать к себе голубок по очереди и учить их разным мудростям. Покончила ученье, вскочила на колесницу – и была такова!
Тут все до единой голубки снялись с зелёного луга и полетели каждая в свою сторону. Птичка-малиновка вспорхнула вслед за тремя сёстрами и вместе с ними очутилась в спальне.
Голубки ударились о ковёр – сделались красными девицами, а малиновка ударилась – обернулась солдатом.
– Ты откуда? – спрашивают его девицы.
– А я с вами на зелёном лугу был, видел прекрасную королевну на золотом троне и слышал, как учила вас королевна разным хитростям.
– Ну, счастье твоё, что уцелел! Ведь эта королевна – Елена Премудрая, наша могучая повелительница. Если б при ней да была её волшебная книга, она тотчас бы тебя узнала – и тогда не миновать бы тебе злой смерти. Берегись, служивый! Не летай больше на зелёный луг, не дивись на Елену Премудрую, не то сложишь буйну голову.
Солдат не унывает, те речи мимо ушей пропускает.
Дождался другой ночи, ударился о ковёр и сделался птичкой-малиновкой. Прилетела малиновка на зелёный луг, спряталась под смородинов куст, смотрит на Елену Премудрую, любуется её красотой ненаглядною и думает: «Если бы такую жену добыть – ничего б в свете пожелать не осталося! Полечу-ка я следом за нею да узнаю, где она проживает».
Вот сошла Елена Премудрая с золотого трона, села на свою колесницу и понеслась по воздуху к своему чудесному дворцу; следом за ней и малиновка полетела.
Приехала королевна во дворец; выбежали к ней навстречу няньки и мамки, подхватили её под руки и увели в расписные палаты. А птичка-малиновка порхнула в сад, выбрала прекрасное дерево, что как раз стояло под окном королевниной спальни, уселась на веточке и начала петь так хорошо да жалобно, что королевна целую ночь и глаз не смыкала – всё слушала.
Только взошло красное солнышко, закричала Елена Премудрая громким голосом:
– Няньки, мамки, бегите скорее в сад; изловите мне птичку-малиновку!
Няньки и мамки бросились в сад, стали ловить певчую пташку… Да куда им, старухам! Малиновка с кустика на кустик перепархивает, далеко не летит и в руки не даётся.
Не стерпела королевна, выбежала в зелёный сад, хочет сама ловить птичку-малиновку; подходит к кустику – птичка с ветки не трогается, сидит, спустя крылышки, словно её дожидается.
Обрадовалась королевна, взяла птичку в руки, принесла во дворец, посадила в золотую клетку и повесила в своей спальне.
День прошёл, солнце закатилось, Елена Премудрая слетала на зелёный луг, воротилась, начала снимать уборы, разделась и легла в постель. Как только уснула королевна, птичка-малиновка обернулась мухою, вылетела из золотой клетки, ударилась об пол и сделалась добрым молодцем.
Подошёл добрый молодец к королевниной кроватке, смотрел, смотрел на красавицу, не выдержал и поцеловал её в уста сахарные. Видит – королевна просыпается, обернулся поскорей мухою, влетел в клетку и стал птичкой-малиновкой.
Елена Премудрая раскрыла глаза, глянула кругом – нет никого. «Видно, – думает, – мне во сне это пригрезилось!» Повернулась на другой бок и опять заснула.
А солдату крепко не терпится: попробовал в другой и в третий раз – чутко спит королевна, после всякого поцелуя пробуждается.
На третий раз встала она с постели и говорит:
– Тут что-нибудь да недаром: дай-ка посмотрю в волшебную книгу.
Посмотрела в свою волшебную книгу и тотчас узнала, что сидит в золотой клетке не простая птичка-малиновка, а молодой солдат.
– Ах ты! – закричала Елена Премудрая. – Выходи-ка из клетки. За твою неправду ты мне жизнью ответишь!
Нечего делать – вылетела птичка-малиновка из золотой клетки, ударилась об пол и обернулась добрым молодцем.
– Нет тебе прощения! – сказала Елена Премудрая и крикнула палача рубить солдату голову.
Откуда ни взялся – стал перед ней великан с топором и с плахою, повалил солдата наземь, прижал его буйную голову к плахе и поднял топор. Вот махнёт королевна платком, и покатится молодецкая голова…
– Смилуйся, прекрасная королевна, – сказал солдат со слезами, – позволь напоследок песню спеть.
– Пой, да скорей!
Солдат затянул песню, такую грустную, такую жалобную, что Елена Премудрая сама расплакалась; жалко ей стало доброго молодца, говорит она солдату:
– Даю тебе сроку десять часов; если ты сумеешь в это время так хитро спрятаться, что я тебя не найду, то выйду за тебя замуж, а не сумеешь этого дела сделать – велю рубить тебе голову.
Вышел солдат из дворца, забрёл в дремучий лес, сел под кустик, задумался-закручинился:
– Ах, дух нечистый! Всё из-за тебя пропадаю.
В ту ж минуту явился к нему чёрт:
– Что тебе, служивый, надобно?
– Эх, – говорит, – смерть моя приходит! Куда я от Елены Премудрой спрячуся?
Чёрт ударился о сырую землю и обернулся сизокрылым орлом:
– Садись, служивый, ко мне на спину, я тебя занесу в поднебесье.
Солдат сел на орла; орёл взвился кверху и залетел за облака-тучи чёрные.
Прошло пять часов. Елена Премудрая взяла волшебную книгу, посмотрела – и всё словно на ладони увидела; возгласила она громким голосом:
– Полно, орёл, летать по поднебесью; опускайся на низ – от меня ведь не укроешься.
Орёл опустился наземь.
Солдат пуще прежнего закручинился:
– Что теперь делать? Куда спрятаться?
– Постой, – говорит чёрт, – я тебе помогу.
Подскочил к солдату, ударил его по щеке и оборотил булавкою, а сам сделался мышкою, схватил булавку в зубы, прокрался во дворец, нашёл волшебную книгу и воткнул в неё булавку.
Прошли последние пять часов. Елена Премудрая развернула свою волшебную книгу, смотрела, смотрела – книга ничего не показывает; крепко рассердилась королевна и швырнула её в печь. Булавка выпала из книги, ударилась об пол и обернулась добрым молодцем.
Елена Премудрая взяла его за руку.
– Я, – говорит, – хитра, а ты и меня хитрей!
Не стали они долго раздумывать, перевенчались и зажили себе припеваючи.
Получил солдат за верную службу отпуск. Устал в пути, есть хочется. Дошёл до деревни, постучал в крайнюю избу:
– Пустите отдохнуть служивого человека!
Дверь отворила старуха.
– Заходи, служивый.
– А нет ли у тебя, хозяюшка, перекусить чего?
У старухи всего вдоволь, а солдата поскупилась накормить, прикинулась бедной:
– Ох, добрый человек, и сама сегодня ещё ничего не ела.
– Ну, нет так нет, – солдат говорит. Тут он приметил под лавкой топор.
– Коли нет ничего в доме, можно сварить кашу и из топора.
Хозяйка руками всплеснула:
– Как так из топора кашу сварить?
– А вот как, дай-ка чугун.
Старуха принесла чугун, солдат вымыл топор, опустил в чугун, налил воды и поставил на огонь.
Старуха на солдата глядит, глаз не сводит.
Достал солдат ложку, помешивает. Попробовал.
– Ну, как? – спрашивает старуха.
– Скоро будет готова, – солдат отвечает, – жаль вот только, посолить нечем.
– Соль-то у меня есть, на вот посоли.
Солдат посолил, снова попробовал.
– Хороша каша! Ежели бы сюда да горсточку крупы!
Старуха засуетилась, принесла откуда-то мешочек крупы.
– Бери, заправь как надобно.
Заправил варево крупой. Варил, варил, помешивал, попробовал. Глядит старуха на солдата во все глаза, оторваться не может.
– Ох, и каша хороша! – облизнулся солдат. – Как бы сюда да чуток масла – вот бы объеденье было!
Нашлось у старухи и масло.
Сдобрили кашу.
– Ну, старуха, теперь подавай хлеба да принимайся за ложку: станем кашу есть!
– Вот уж не думала, что из топора эдакую вкусную кашу можно сварить, – дивится старуха.
Поели вдвоем кашу. Старуха спрашивает:
– Служивый! Когда ж топор будем есть?
– Да, вишь, он не уварился, – отвечал солдат, – где-нибудь на дороге доварю да позавтракаю!
Тотчас припрятал топор в ранец, распростился с хозяйкою и пошёл в иную деревню.
Вот так-то солдат и каши поел, и топор унёс!
Ехали два брата: один бедный, другой богатый. У обоих по лошади – у бедного кобыла, у богатого мерин. Остановились они на ночлег рядом. У бедного кобыла принесла ночью жеребёнка; жеребёнок подкатился под телегу богатого. Будит он наутро бедного:
– Вставай, брат! У меня телега ночью жеребёнка родила.
Брат встаёт и говорит:
– Как можно, чтоб телега жеребёнка родила? Это моя кобыла принесла.
Богатый говорит:
– Кабы твоя кобыла принесла, жеребёнок бы подле был!
Поспорили они и пошли до начальства. Богатый одарил судей деньгами, а бедный словами оправдывался. Дошло дело до царя. Призвал он братьев и загадал им четыре загадки:
– Что всего на свете сильнее и быстрее? Что всего на свете жирнее? Что всего мягче? И что всего милее?
И положил им сроку три дня.
– На четвёртый приходите, ответ дайте!
Богатый подумал-подумал, вспомнил про свою куму и пошёл к ней совета просить.
Она посадила его за стол, стала угощать, а сама спрашивает:
– Что так печален, куманёк?
– Да загадал мне государь четыре загадки, а сроку всего три дня положил.
– Что такое, скажи мне.
– А вот что, кума! Первая загадка: что всего на свете сильнее и быстрее?
– Экая загадка! У моего мужа кобыла есть; нет её быстрее! Коли кнутом приударишь, зайца догонит.
– Вторая загадка: что всего на свете жирнее?
– У нас другой год рябой боров кормится; такой жирный стал, что на ноги не поднимается!
– Третья загадка: что всего на свете мягче?
– Известное дело – пуховик, уж мягче не выдумаешь!
– Четвёртая загадка: что всего на свете милее?
– Милее всего внучек Иванушка!
– Ну, спасибо тебе, кума! Научила уму-разуму, вовек тебя не забуду.
А бедный брат залился горькими слезами и пошёл домой. Встречает его дочь-семилетка:
– О чём ты, батюшка, вздыхаешь да слёзы роняешь?
– Как же мне не вздыхать, как слёз не ронять? Задал мне царь четыре загадки, которые мне и в жизнь не разгадать: что всего на свете сильнее и быстрее, что всего жирнее, что всего мягче и что всего милее?
– Ступай, батюшка, и скажи царю: сильнее и быстрее всего ветер, жирнее всего земля: что ни растёт, что ни живёт, земля питает! Мягче всего рука: на что человек ни ляжет, а всё руку под голову кладёт; а милее сна нет ничего на свете!
Пришли к царю оба брата – и богатый, и бедный. Выслушал их царь и спрашивает бедного:
– Сам ли ты дошёл или кто тебя научил?
Отвечает бедный:
– Ваше царское величество! Есть у меня дочь-семилетка, она меня научила.
– Когда дочь твоя мудра, вот ей ниточка шёлкова; пусть к утру соткёт мне полотенце узорчатое.
Мужик взял шёлковую ниточку, приходит домой кручинный, печальный.
– Беда наша! – говорит дочери. – Царь приказал из этой ниточки соткать полотенце.
– Не кручинься, батюшка! – отвечала семилетка, отломила прутик от веника, подаёт отцу и наказывает: – Поди к царю, скажи, чтоб нашёл такого мастера, который бы сделал из этого прутика кросно: было бы на чём полотенце ткать!
Мужик доложил про то царю. Царь даёт ему полтораста яиц.
– Отдай, – говорит, – своей дочери; пусть к завтрему выведет мне полтораста цыплят.
Воротился мужик домой ещё кручиннее, ещё печальнее:
– Ах, дочка! От одной беды увернёшься – другая навяжется!
– Не кручинься, батюшка! – отвечала семилетка.
Попекла яйца и припрятала к обеду да к ужину, а отца посылает к царю:
– Скажи ему, что цыплятам на корм нужно одноденное пшено: чтобы в один день было поле вспахано, просо засеяно, сжато и обмолочено. Другого пшена наши цыплята и клевать не станут.
Царь выслушал и говорит:
– Когда дочь твоя мудра, пусть наутро сама ко мне явится ни пешком, ни на лошади, ни голая, ни одетая, ни с гостинцем, ни без подарочка.
«Ну, – думает мужик, – такой хитрой задачи и дочь не разрешит; пришло время совсем пропадать!»
– Не кручинься, батюшка! – сказала ему дочь-семилетка. – Ступай к охотникам да купи мне живого зайца да живую перепёлку.
Отец пошёл и купил ей зайца и перепёлку. На другой день поутру сбросила семилетка всю одежду, надела на себя сетку, в руки взяла перепёлку, села верхом на зайца и поехала во дворец.
Царь её у ворот встречает. Поклонилась она царю:
– Вот тебе, государь, подарочек! – и подаёт ему перепёлку.
Царь протянул руку, перепёлка – порх! – и улетела.
– Хорошо, – говорит царь, – как приказал, так и сделано. Скажи мне теперь: ведь твой отец беден, чем вы кормитесь?
– Отец мой на сухом берегу рыбу ловит, ловушек в воду не ставит, а я подолом рыбу ношу да уху варю.
– Что ты, глупая, когда рыба на сухом берегу живёт? Рыба в воде плавает!
– А ты умён? Когда видано, чтобы телега жеребёнка принесла?
Царь присудил отдать жеребёнка бедному мужику, а дочь его взял к себе. Когда семилетка выросла, царь женился на ней, и стала она царицею.