Народное творчество
Повесть про плута Ермошку

Так-то Ермошка с работником целых три дня и провалялись. Ровно ничего не сделали, только запас весь приели. «Ермолай, а Ермолай, – говорит работник, – больше запасу нет, чем кормиться будем?» – «Ну, коли есть нечего, надо домой идти». – «А что хозяину скажем?» – «Говори, знай, за мной».

Пришли к хозяину: «Неужто все скосили?» «А то я оставлю, что ли? – говорит Ермошка. – Ведь я какой работник, за десятерых сойду. Давай-ка, хозяин, расчет; мне идти пора». Мужик был скуповат, отдал Ермошке за три дня два с полтиной. «А полтинник, – говорит, – за прокорм твоей коровы». Давай Ермошка спорить да ругаться. Нет, не отдает мужик полтинника. Забрал Ермошка свою корову, остановился под окном у мужика и говорит: «В последний раз прошу, хозяин, отдай мой полтинник. Я бедный человек, а мы, бедные, за вас, богачей, перед Богом молельщики». «Сказано, не отдам!» – «Ну, коли так, я на небо взгляну, руку протяну, Бога вспомяну: как стояла у тебя на лугу трава, так пусть и стоит трава!..» И ушел.

На другой день поехал мужик в дальний луг, покос посмотреть; глядит – батюшки! – и вправду стоит трава некошеная. «Да вы скосили траву-то?» – спрашивает у работника. «Известно, скосили и в копны сложили». «Эх, – говорит хозяин, – должно быть, я на колдуна напал; лучше бы ему этот полтинник отдать, а то теперь снова косить надо. Ну-ка примемся». «Нет, хозяин, давай расчет; я у тебя работать не буду и к этому лугу не подойду: я колдовства боюсь», – говорит работник. А сам думает: «Чем в работниках спину гнуть, пойду лучше к Ермолаю в товарищи: с ним легко хлеб добывать».

Идет Ермошка путем-дорогою, коровенку свою за собой тащит. Около большого села догоняет его работник, с которым они траву косили. «Куда это ты, брат, бежишь?» – спрашивает его Ермошка. «Тебя, Ермолай, догонял; возьми меня в товарищи, я от хозяина ушел – ну его!» Поглядел на него Ермошка, подумал: «Парень простой, можно и от него попользоваться». «А деньги у тебя есть?» – «Есть, от хозяина двадцать рублей получил». – «Ну, пойдем».

В том селе, куда они пришли, на другой день ярмарка трехдневная начиналась. «Давай-ка, брат, вином торговать, – говорит товарищу Ермошка. – Самое прибыльное дело». «Ладно». Первый день они прогуляли весь – надо отдохнуть с дороги да осмотреться. Ермошкин товарищ на пять рублей разорился, да и из Ермошкиных двух с полтиной у него только пятак один остался. На другой день, как проснулись, говорит работник: «Ну, брат Ермолай, давай деньги наживать». «Ладно, – говорит Ермошка, – поди, купи водки двухведерный бочонок да стакан, потом сочтемся». Купил товарищ водки и расположились они с бочонком у дороги, при въезде в село – проезжающих сманивать. Сидят-сидят, – а еще рано, никого нет; Ермошке страх опохмелиться хочется. «Ну-ка, брат, – говорит, – выпьем для начала сами по стаканчику». – «Нет, Ермолай, так толку не будет: с этой водки будем деньги наживать». Ермошка нашарил в кармане пятак и говорит: «За деньги, так за деньги! Получай с меня пятак, давай стакан – вот и начало положим». Товарищ ему налил стакан за пятак, смотрит, как Ермошка пьет, и самому выпить захотелось. «Давай-ка и я стаканчик хвачу». «Нет, брат, – говорит Ермошка, – коли за деньги, так уж и ты плати». Товарищ заплатил Ермошке пятачок и выпил стаканчик. Еще раз – все за деньги – по стаканчику выпили. «Чудесное дело! – говорит Ермошка. – Так-то и выпьем хорошо и в барышах останемся. Ты прикинь-ка; почем нам этакий стаканчик обошелся. Больше двух копеек ни за что не стал. А мы по пятачку торгуем. Что ни стакан, то три копейки чистого барыша. Ну, только и ловкий ты, погляжу я на тебя, парень: какой стакан припас; с виду будто и большой, а входит в него – и на глоток мало, ишь дно толстое какое! Что с тобой делать, видно надо кошель облегчить. Налей-ка еще стакан за пятак». Отдал товарищу пятак, который от него сейчас получил, выпил. Товарищ ему пятак вернул, выпил тоже.

И таким манером прогуляли они до самой ночи. Пьют и, по чести, деньги за всякий стакан друг другу платят. Ермошкин товарищ так в торговлю вошел, что с каждого стакана барыш считает; насчитал в первый день семь с полтиной чистого. «Завтра, – говорит, – проверим выручку, а теперь не могу… Спать давай».

Шли мимо них какие-то гуляки. Смотрят: около бочонка двое храпят и стаканчик на бочонке. Они подсели, бочонок дочиста опорожнили да вместо спасибо еще и хозяев обшарили. Тут Ермошкину пятачку и конец пришел. С товарища его сапоги новые сняли, последние пять рублей у него унесли, а самого, на смех, поперек дороги положили.

Под утро ехал дорогою мужик. Увидал, что лежит человек, слез с телеги и давай его будить: «Эй, слышь, вставай!» – «Да еще рано». – «Чего рано, вставай!» – «Ну тебя, убирайся, не приставай». – «Да прими хоть ноги-то, дай проехать». Глянул Ермошкин товарищ на свои ноги, видит, что они босые, и говорит: «Поезжай, коли хочешь; это не мои ноги, мои – в сапогах». И заснул опять. Делать нечего: схватил его мужик за ногу, спихнул в канаву и проехал.