Народное творчество (Фольклор)
Армянские предания
– Удар нанесен моим мечом, а сила моей десницы ведома мне – не жить ему, Тугрил!
Потемнело в глазах у Тугрила, и он глухо застонал.
И впрямь, через несколько минут раненый испустил дух.
Кровь бросилась в голову властелину сельджуков, в сердце заполыхала жажда мести. Видя бездыханным своего наследника, он забыл свое обещание и отдал приказ обезглавить Татула.
Палачи накинули аркан и пленили смельчака.
С презрением оглядел Татул окруживших его сельджуков и гневно крикнул:
– Так поступают простые разбойники, а не могущественные вожди воителей! Разве ты одолел меня в бою, Тугрил?
Тугрнл махнул рукой подступившим к Татулу палачам и молвил:
– Вручи мне сам на коленях меч, которым ты убил моего наследника, И я пощажу твою жизнь!
Татул пристально глянул в неумолимые глаза Тугрила.
– Меч мой можно взять лишь с моей десницей, – прозвучал его ответ. – Так завещали мне предки: могу отдать жизнь, но меч – никогда!
Нахмурился Тугрил и, обнажив свой меч, протянул палачу со словами:
– Такой смельчак достоин удара лишь моего меча. Возьми, отруби голову и правую руку мятежнику!
Затем, обращаясь к телохранителям, добавил:
– Священный прах отошлите сестре моей. А рядом положите десницу Татула и его меч, чтоб утешалась она тем, что сын ее сражен рукой богатыря.
Потянулся в Туран траурный караван, и скорбная весть понеслась впереди него. Рыдала и с воплем рвала на себе волосы старая мать над прахом сына, и вместе с нею скорбили все матери Турана. Но, увидев рядом с прахом Давуда десницу и меч Татула, стали воспевать храбрость сраженного, ибо пал он в бою с богатырем, от удара его меча-молнии.
Рассказывают, что когда пал могучий Татул на родную землю, сраженный обманом врага, над Арджешем поднялся грозный ураган. Мрачное облако, подобное черному дракону, поглотило солнце, тьма окутала землю. Разразилась буря, засверкала молния. Смешались небо и земля, забушевало Ванское море…
Налетел смерч на стан Тугрила, разметал и унес с собой шатры сельджуков, и ушли они с Армянского нагорья.
Освобожденный народ похоронил своего героя на вершине высокой горы и, чтобы увековечить его память, назвал ее горой Татула.
Земля Родины
Настороженная тишина царила в тизбонском дворце Сасанидов на берегу Тигриса. В одеянии из златотканой парчи, с усыпанной драгоценными камнями тиарой на голове, неподвижно застыл на троне персидский царь Шапух. Тяжелые занавеси тронного зала раздвинулись, и вошедший распорядитель дворцовых приемов раболепно склонился перед троном царя.
– Разреши молвить, повелитель… – прошелестел тихий голос.
Прибыли вызванные тобой маги и звездочеты во главе с верховным жрецом.
Высокая тиара чуть качнулась. Шапух повел рукой, и распорядитель приемов, пятясь, вышел на зала.
Размеренным шагом в зал вошли самые известные в стране жрецы и кудесники во главе с верховным жрецом и остановились в двух шагах от трона.
Шапух наклоном головы ответил на их приветствие и, подождав пока они расселись на подушках под стеной, заговорил:
– Известно вам всем, что уже тридцать лет воюем мы со страной армян и не можем заставить их принять священное учение Лура-Мазды, склониться перед могуществом арийским. И вот послал я голь и заверенное царской печатью с и воображением священного вепря приглашение царю армянскому Аршаку и так велел написать в послании своем:
"Говорю тебе, – зачем нам, двум государям венчанным соседних стран, враждовать друг с другом? Приезжай ко мне в Тизбон мой, договоримся быть отныне отцом и сыном, и пусть настанут после этого мир и дружба между нами!»
И вот, поверив мне, прибывает в Тцзбон царь армянский вместе со спарапетом Васаком Мамиконяном… Если б мог я положиться на то, что останется верен царь армян обету дружбы с нами, передаст страну свою и народ под власть мою и отойдет от Византии, перестанет знаться с проклятым племенем враждебных нам кушанов-кочевников, – я отпустил бы его с почестями обратно в его страну. Но опасаюсь я, что, вернувшись к себе, откажется он повиноваться мне. Посоветуйте же мне, мужи мудрейшие страны арийской, как мне поступить?
И «могпэтан-могпэт», верховный жрец огнепоклонников, выступив вперед, воздел руки вверх и с поклоном молвил:
– Живи во славе и счастье, повелитель царей! Мудро ты поступаешь, не забывая о завете: «Трон – опора алтарю, и алтарь – опора трону».
Мудро поступил ты и тогда, когда пригласил царя армян приехать к тебе в Тизбон, ибо льва завлекают в западню приманкой, а человека заманивают ласковым словом. Воззвал я в душе к Аурамазде великому, и вот что внушил он мне: прими с почетом ты гостя своего, развлекай его пирами и охотой, пока не привезут тебе из страны армян два мешка земли и бурдюк воды тамошней. Потом вели дворцовым служителям посыпать половину тронного зала персидской землей и обрызгать ее здешней водой, а другую половину зала посыпать землей армянской и обрызгать водой армянской.
И вели, чтоб расстелили на первой половине зала ковры персидские, а на второй – ковры армянские. После этого пройди с царем армянским сначала туда, где посыпана персидская земля, и задай ему несколько хитрых вопросов… Потом пройди с ним туда, где пол посыпан землей его родины, и задай ему те же вопросы… Тогда и узнает повелитель арийцев – останется ли верен царь армян союзу с Персией, если ему позволят уехать с миром в его Армению…
И в тот же день послал Шапух гонцов на быстроногих беговых верблюдах в Армению за землей ее и водой. Вернулись посланные, доставили то. что им было приказано доставить, и Шапух поступил по совету «могпэтанмогпэта».
Когда в Тизбон прибыл в сопровождении (-парапета своего армянский царь, Шапух принял его с великими почестями, ласково беседовал с ним. а после пира в его честь велел проводить в приготовленные для гостей великолепные покои. Два дня он чествовал их пирами, пригласил на большую охоту, а на третий день передал через смотрителя дворца приглашение пожаловать к нему для беседы. Взяв за руку Аршака, он начал прогуливаться с ним по тронному залу и, когда они дошли до половины зала, посыпанной персидской землей, ласково спросил:
– Ответствуй, царь армян, почему ты таишь вражду против меня и тянешься к врагам арийской державы – Византии коварной и варварам-кушанам? Ведь я возлюбил тебя как сына, собирался отдать тебе в жены дочь свою… А ты не принял моей дружбы и вот уже сколько лет враждуешь со мной, не хочешь мне покориться!
Горела под ногами у Аршака чужая земля, пал он духом и ответил смущенно:
– О, царь арийцев, сознаю я свою вину…
Но вот отвел его Шапух, беседуя, на ту половину тронного зала, где пол был посыпан землей армянской и обрызган водой армянского родника. Воспрянул духом армянский царь и на повторные упреки Шапуха с возмущением ответил: