Проснусь – и никого!»
«Жди дальше – он появится,
Охотясь за огнем,
Порой душа искателя
Сама сгорает в нем».
За годом год проносится,
Напрасно дева ждет,
С горы верхом на лошади
Никто не промелькнет.
«Отец, от горя вяну я,
Печален стал мне свет.
Ужель неугасимого
Огня на свете нет?»
Но скорбный царь ответить ей
Не в силах ничего.
И черные сомнения
На сердце у него.
За годом год промчалися.
Напрасно день и ночь
Окрестности безлюдные
Оглядывала дочь.
Отчаявшись – заплакала,
Так много слез пролив,
Что слезы слились в озеро,
Весь замок затопив.
Она исчезла в озере,
Проплакавши глаза;
С тех пор стоит там озеро,
Прозрачно, как слеза.
Под волнами прозрачными
В зеленой глубине
Видны хоромы царские,
Стоящие на дне.
Едва в ночи засветятся
Повсюду огоньки —
Безумьем одержимые,
Запляшут мотыльки.
Они сгорают в пламени,
И люди говорят
Про них, что это витязи
Парванские горят.
Принявши в долгих странствиях
Обличье мотылька,
Они, огонь завидевши,
Летят издалека.
И силятся приблизиться,
Чтоб, овладеть огнем,
И вечно приближаются,
И вечно гибнут в нем.
Прежде был ближе к земле небосвод,
И доносились молитвы сирот
Легче до Бога. В тот век золотой
Жили два брата при мачехе злой.
«Что ненасытный разинули рот,
Два дармоеда? Еда не уйдет.
Живо за дело! Пяти лет Погос,
Парень не малый; шести лет Петрос.
Прутья возьмите, пасите телят!» —
Из дому гонит хозяйка ребят.
Мечется стадо, мычит от жары;
Вроссыпь телята пустились с горы.
Дети вдогонку, – а как их настичь?
Слышится звонкий в лесу переклич:
«Погос, поймал?» – «Нет!»
«Петрос, загнал?» – «Нет!»
«Ау, сюда!»
«Ау, куда?»
«Горе, беда!»…
Скрылись телята, и след их простыл.
Выбились братья-подпаски из сил,
С плачем вернулись: «Нет, мамка, телят!»
«Что вас, проклятых, самих не съедят
Лешие, звери? Медведь бы задрал
Иль задавил бы в ущелье обвал, —
Сгинули б оба, не видела б вас!
Пропада нет вам, шипы моих глаз!
Вон! И покуда скотины шальной
Мне не найдете в трущобе лесной,
Глаз не кажите! Иль в эту же ночь
Вас я пристукну, постылые… Прочь!»
Голод забыли Погос и Петрос:
Рыщут, с утеса бегут на утес;
Их не пугает чащоба и дичь.
В дебрях глубоких звенит переклич:
«Погос, поймал?» – «Нет!»
«Петрос, загнал?» – «Нет!»
«Ау, сюда!»
«Ау, куда?»
«Горе, беда!»
Нет окаянных телят! А уж ночь
Скоро настанет, и бегать невмочь.
Сумрачны сени
Лиственной сети,
Статна колени,
Молятся дети,
Господа просят:
«Боженька милый!
Что тебе стоит?
Пусть твоей силой
Крылья нас носят,
Небо покоит,
Пташек укроет, —
Чтоб не постиг нас злой матери гнев
Ночью, покуда пустует наш хлев!»
Только невинный их зов прозвучал,
Ласковый голос с небес отвечал:
«Птичками будьте! Доколе на двор
Скот не вернется, вам в небе простор.
На ночь дубрава, тиха и глуха,
Ложе постелет из мягкого мха.
Замкнут от сирых родительский дом —
Будут им яства на пире моем».
Молвил всевышний – и в пташек лесных
Вдруг обернулись два братца родных.
Подняли крылья
Ввысь без усилья
Малых сирот, —
В синей пустыне
Волен их лет.
Так и доныне
Птичками вьются
Горного луга,
Плачут – смеются,
Скачут, щебечут,
Кличут друг друга:
«Погос, поймал?» – «Нет!»
«Петрос, загнал?» – «Нет!»
«Ау, сюда!»
«Ау, куда?»
«Горе, беда!»…
Десять лет воевал армянский царь Хосров против персов и так досадил персидскому царю, что тот обратился к своим вельможам:
– Клянусь! Избавившего меня от Хосрова назначу своим соправителем!
Хитрый Анак вызвался сделать это.
С имуществом, жёнами, детьми явился он в Армению и бросился в ноги к Хосрову:
– Помилуй нас, о царь, дай кров и защиту от персов.
И простодушный Хосров не только поселил его на своей земле, но и приласкал, и возвысил. Анак же, дождавшись случая, пронзил Хосрова мечом…
Умирающий царь приказал броситься в погоню и истребить всё семейство предателя. Настигнутый у реки, Анак был утоплен. И только чудом удалось спастись его сыну – Григорию.
Тем временем, воспользовавшись убийством Хосрова, персидский царь вторгся в Армению и подчинил её своей власти. Ища спасения, сын Армянского царя Тиридат вынужден был бежать в Рим и долгое время жил там, обучаясь воинскому искусству…
Когда готы напали на Рим, исход предстоящей битвы мог решить поединок. Против готского вождя должен был выступить римский кесарь, но тот стал искать себе замену среди своих воинов.
– Позволь мне, кесарь, – вызвался Тиридат и облачённый в царские доспехи бесстрашно двинулся на врага.
И столь велика была его сила, что поднял он гота могучими руками и бросил к ногам своего повелителя. И бежали поражённые могучим богатырём готы, и, празднуя победу, кесарь обещал Тиридату:
– Дам тебе легионы, чтобы смог ты вернуть престол своего отца. Будешь повелевать Арменией!
И когда вернул себе Тиридат царство отца, то решил, что это римские боги помогли ему. И приказал совершить им жертвоприношение. И вот уже бросились радостные слуги исполнять приказание Тиридата, и вот уже вельможи его и домочадцы весело готовятся участвовать в торжественной церемонии… И только верный друг его и советник Григорий хмурится и отводит глаза. Тот самый сын Анака, что давней преданностью Тиридату успел загладить вину своего отца.
– Отчего же, друг мой, ты не участвуешь в нашем торжестве? – спросил его Тиридат.
– Оттого, повелитель, что не могу поклоняться кумирам. Нет Бога на земле, кроме Христа!
Это неожиданное признание показалось Тиридату неслыханным предательством:
– Так ты христианин?! – задохнулся он от гнева и приказал повесить Григория вниз головой и заткнуть ему рот, чтобы уже больше никто не слышал его.
Так висел Григорий семь дней и всё это время славил Христа.
– Он ещё жив?! – удивлялся царь и пытался сломить веру бывшего друга. – Напрасно ты взываешь к своему Богу, потому что не получишь от него никакой помощи.
И придумывал ему новые муки. Святителя били палками, травили дымом, заталкивали ему в ноздри серу с солью и уксусом, вбивали гвозди в подошвы и заставляли ходить, протаскивали по земле, утыканной гвоздями… И всё это время злоба мутила рассудок Тиридата, не давая ему остановиться. Наконец, чтобы совсем отделаться от Григория, он приказал бросить его в глубокий ров, наполненный змеями.
Но змеи не тронули святого, а какая-то вдова не дала ему умереть и от голода. Она ежедневно приходила ко рву и приносила с собой скудное пропитание.
В это время римский император Диоклетиан в поисках жены разослал гонцов во все концы империи. Самой красивой признали христианку Рипсиме, давшую обет безбрачия. Вместе с другими монашками всё своё время она проводила в молитвах и в беседах с наставницей Гаяне. С Рипсиме сделали портрет и отослали Диоклетиану.
Поражённый красотой девушки, император тотчас направил ей письмо с предложением сделаться его женой. Но могла ли она нарушить обет и выйти за язычника? Тайно собравшись, вместе с игуминьей Гаяне и другими девушками бежала Рипсиме в пределы Армении.