Надя Хедвиг
Поцелуй Зимы
Глава 2
После ливня квартиру поглотила тишина. Наум задремал под столом, Лестер так и сидел на кушетке. Уходить он явно не собирался. Я наглухо закрыла окно, вытерла натекшие лужицы, включила свет и, прикинув, что на одном чае до конца дня не продержусь, все-таки пошла заказывать пиццу.
Пока ехал курьер, Лестер закидывал меня вопросами, ответы на которые наверняка давно прекрасно знал.
– И ты пошла туда одна-одинешенька? Ночью? В этот ужасный старый дом из гнилых досок? – в притворном ужасе спрашивал он, длинным пальцем щекоча Науму розовое пузо с облезшей шерстью. Каждый раз кот пытался схватить его за палец, и каждый раз слепой умудрялся вовремя отдернуть руку.
Я домыла последнюю тарелку и выключила воду. Теперь хоть будет из чего есть пиццу, а то все стояли грязные.
– С Костей.
– Ах, с Костей!.. – многозначительно повторил Лестер, и мне послышался упрек в его голосе. Или это все еще была издевка? – Бедный мальчик! А напомни-ка мне, сколько вы были знакомы? Месяц?
Насколько я знаю Лестера, ему плевать на людей. Слишком давно он живет на свете. А меня выделяет только потому, что я на него похожа. Значит, тут что-то другое.
– Два месяца. – Я принялась вытирать тарелки.
Обсуждать события той ночи мне хотелось меньше всего. Я столько раз описывала их на тех серых ломких листах, которые раскидал Наум, что еще один просто сведет меня с ума. Может, предложить Лестеру прочесть их самому?
Только ему придется перестать прикидываться слепым.
– А что теперь?
– В смысле?
– Ну, что ты теперь будешь делать? – как ни в чем ни бывало поинтересовался Лестер.
Я пожала плечами. Не обсуждать же с ним свои планы на поступление.
– Могу тебе сказать, чего я делать точно не буду… – решительно начала я, но тут в дверь снова позвонили.
Лестер напрягся.
– Это кто?
Я посмотрела на часы.
– Доставка, наверное. А что?
Он откинулся на кушетке и закинул ногу на ногу, напомнив себя прежнего: вальяжного аристократа, прекрасно знающего, как повернуться и встать так, чтобы выглядеть неотразимо.
– Ничего. Совершенно ничего.
Я смерила его взглядом и достала из сахарницы свернутую пятисотрублевую купюру. В дверь снова позвонили.
Убедившись, что это и правда курьер, я открыла. Парень в оранжевой футболке и такой же кепке, низко надвинутой на глаза, протянул мне исходящую паром картонную коробку. Но стоило мне принять ее, как он скрылся в лифте.
– Эм… Молодой человек?
Но он уже исчез. Я постояла на пороге с полминуты, пытаясь вспомнить хоть один раз, когда доставщик забывал об оплате. Это же ненормально? Может, он решил, что я оплатила заранее? Надо уже сделать себе кредитку… Я закрыла дверь и вернулась на кухню.
Наверное, слишком много заказов. С кем не бывает.
Лестер хищно принюхался. Наум сидел на столе у него перед носом и так и норовил заехать нетерпеливо виляющим рыжим хвостом по лицу.
– Слушай, Лестер, – начала я, положив коробку на плиту, подальше от вечно голодного кота.
– Слушаю, моя радость.
– Ты чего-то недоговариваешь.
– Ты тоже. Ты вот хотела сказать, чего точно не будешь делать. Только сначала… Ах, per favore[1].
Я поставила перед ним тарелку с треугольником горячей «Маргариты» и положила его пальцы на край тарелки. Наум тут же сунул нос ему под руку.
– Какая настырная кошечка! – с умилением протянул Лестер.
– Это мальчик!
Я тоже взяла себе кусок и прислонилась бедром к тумбочке.
– Так что ты будешь делать? – повторил Лестер.
Кто еще тут настырный.
– Я точно знаю, чего делать не буду. Не буду оживлять фантазии. И влипать в волшебные истории. Хватит.
Лестер прыснул в тарелку.
– А чем ты только что расплатилась за пиццу, позволь узнать?
Наум уже было совсем близко подобрался к тарелке, но Лестер, безошибочно прицелившись, щелкнул его по носу. Кот выгнул спину и зашипел.
– Эй! – Я подхватила Наума под брюхо. Тот полоснул меня длинным скрюченным когтем и ощерился. – Вот ты! Я же спасла тебя от двух ужасных детей!
Кот, явно не оценив моего великодушия, начал вырываться – пришлось поставить его на пол.
– Если хочешь знать, я вообще не заплатила, – закончила я.
Лестер блаженно улыбнулся.
– Ты не сможешь, – сладко протянул он и погрузился зубами в пиццу. – Ммм, Мадонна! Это божественно! Ты не сможешь жить без этого.
– Еще как смогу.
Лестер молча жевал. Наум принялся наворачивать круги вокруг кушетки. Я сжалилась и положила в его миску кусочек.
– И кем же ты хочешь стать, когда вырастешь? – осведомился Лестер с полным ртом. – Надо думать, писателем? Я периодически слышу тут шорох бумаги.
– Вот уж нет. Лучше мне больше ничего не писать. Одно дело – воспоминания. Другое – придумывать с нуля. С Эдгаром все начиналось именно так.
– Ты разве его описывала? Я думал, только придумала…
– И придумала, и описала, и фотографию подходящую нашла. Все в лучших традициях «Чернильного сердца».
Лестер задумчиво склонил голову. Вряд ли он знал, что такое «Чернильное сердце» – я никогда не видела, чтобы он читал книги или смотрел фильмы. Но ему это было и не нужно.
Лестер облизал пальцы и начал загибать их по одному.
– То есть никакого волшебства – это раз. Отказаться от мечты детства – два. Браво, моя радость. Не замечал у тебя раньше мазохистских наклонностей.
Я хотела сказать, что он много чего не замечал, но прикусила язык. Спорить с Лестером можно добрые сутки напролет и так никуда и не продвинуться. Лучше просто дождаться, пока он уйдет.
– Очень вкусно. – Справившись с пиццей, Лестер вытер об себя руки. – Кстати, ты не против, если я останусь? Так сказать, в знак благодарности.
– За что? – опешила я.
Наум запрыгнул на кушетку и устроился в противоположном от Лестера углу.
– Скажем, за то, что ты появилась в реальности, оглянулась по сторонам и тут же увидела на дереве объявление о сдаче квартиры со всем необходимым. И что у тебя не попросили документы и залог при въезде, а обязали только заботиться о бедном маленьком котике, – хитро ответил он. – И все это за счет ма-а-аленького волшебства, которое ты, конечно же, больше не собираешься впускать в свою жизнь.
Пару секунд я смотрела на него, сопоставляя факты. Доска с объявлениями прямо посреди парка. Пара бумажек с написанными от руки «пропал кот» и одна – «сдаю квартиру срочно». Отсутствие других претендентов. Ключи, которые хозяин буквально впихнул мне.
Я устало плюхнула перед Лестером коробку с остатками пиццы.
– Оставайся.
* * *
До вечера Лестер вел себя подозрительно тихо, а когда я отправилась спать, устроился на жесткой кушетке, уверив меня, что ему там очень удобно.
Я лежала под тонким пледом, который больше кололся, чем грел, спиной ощущая все реечные балки кровати через матрас. Присутствие Лестера не давало покоя. Он, хоть и привык появляться без приглашения, никогда не оставался надолго. Значит, он чего-то ждал.
Я разглядывала комнату в поисках лишней тени и сама не заметила, как провалилась в странное состояние между сном и настороженной дремой.
После дождя на улице заметно похолодало; снизилась и температура в квартире. Во сне я съежилась под жестким одеялом, пытаясь хоть как-то согреться. А потом вдруг резко открыла глаза. Мне на ногу что-то капало. Глаза никак не могли привыкнуть к темноте, слабо разбавленной лунным светом, а когда привыкли, я закричала.
В изножье кровати стояла старуха в белой ночной рубашке. По обе стороны от ее лица свисали седые патлы, вместо глаз зияли провалы. Это ее кровь капала мне на ногу.
Я попыталась позвать Лестера, но вместо голоса из горла вырвался хрип. Хотела сесть в кровати, но не смогла пошевелиться. Я перестала чувствовать тело, будто все ощущения сосредоточились там, куда капала кровь старухи. Я снова набрала в легкие воздуха, чтобы крикнуть, но она меня опередила:
– Помоги. Мне.
Не знаю, сколько длилось мое оцепенение. Руки и ноги закололо, словно в них разом воткнули сотни раскаленных игл. Еще одно неимоверное усилие – и я с утробным звуком скатилась с кровати. Страх выжег все внутри, оставив отчаянную мысль-желание: жить.
– Помоги, – настойчиво повторила старуха, уставившись пустыми глазницами в точку на стене. – Ты нужна мне.
Путь к двери был закрыт. Окна слишком высоко, туда не сунуться. Где же Лестер? А Наум? Будто в ответ из угла раздалось сдавленное шипение. В темноте я различила выгнутую спину. Только не бросайся на нее, глупый кот! Я отползла к нему, путаясь ногами в одеяле, и протянула руку. Наум полоснул мне когтями по тыльной стороне ладони и отпрыгнул.
Как же холодно! По ощущениям в комнате стояла минусовая температура. Изо рта у меня вырывался пар. Холод пробирал до самого мозга.
– Вера? Что происходит? Говори со мной, – раздался издалека голос Лестера.
Я осторожно выглянула из-за неподвижной фигуры в белом – он шел по темному коридору, выставив руки и ощупывая воздух перед собой.
– Я чувствую запах крови. Ты в порядке? – спросил он.
Старуха медленно повернула голову. Он переступил порог комнаты и остановился. Два слепца застыли на расстоянии вытянутой руки друг от друга.
– От тебя пахнет кровью, – уронил Лестер в пустоту. – И страданием.
На секунду мне показалось, что он знает, кто перед ним.
– Меня почти убили, – прохрипела старуха в ответ. – Мне нужен преемник.
– Так это правда! – ошарашенно выдал Лестер. – Если ты та, о ком я думаю…
Старуха выпрямила свое сухое тело. Я заметила, что она была босая, а на тонких запястьях отпечатались следы от веревок.
– Когда-то меня звали Хельгой.
– Мое почтение, Хельга. – Лестер слегка склонил голову, хотя она не могла этого увидеть. – Она тебя не заменит.
– Она сильная.
– Но не такая, как ты думаешь.
Мимолетная усмешка пробежала по омертвелым губам. Старуха покачнулась и вдруг выбросила вперед окровавленную руку с цепкими пальцами.
– А кто. Ты? – прошипела она.
– Я из другого мира, – сдавленно произнес Лестер. По голосу я поняла, что ему больно.
– Лестер! – Я хотела броситься к нему, но тело онемело и не слушалось.
Старуха почти уперлась лбом в его лоб.
– Она сияла, – прошептала она. – Все время, что он пытал меня. Он убивал меня, а я шарила по миру…
– Я же сказал: она не то, что ты думаешь.
Старуха разразилась гадким хохотом. Этот звук обрушился на меня, как старая полка – раскололся гнилыми досками, оставив щепки в волосах. Она хохотала и вкручивала руку в грудь Лестера, как вилку, а он даже не сопротивлялся ей.
– Вера, беги! – прохрипел он.
Наум жалобно мяукнул где-то в темноте. Бежать. Надо бежать, а я не могла даже пошевелиться. Руки и ноги закоченели окончательно, меня стало клонить в сон. Не спать, не спать!
Оставался один путь спасения – вернуться в небытие. Я зажмурилась. Это может стоить мне остатков души. После того, что я сделала с Эдгаром, каждая фантазия могла стать последней. Но даже вечность в небытие лучше того, что произойдет прямо…
– А ну стой! – в локоть мне впились ледяные пальцы.
Руку словно замуровали в лед. Я распахнула глаза. Ощущение невесомости, которое я пыталась вспомнить, вмиг исчезло. Остались только глазницы с потеками черной крови напротив моих глаз и потрескавшиеся губы. Господи, боже. Лицо Эдгара за мгновение до того, как он воткнул нож в горло Кости, по сравнению с этим просто маска Микки-Мауса.
Пожалуйста. Я не хочу.
Ответом мне были холодные и влажные от крови объятия. Старуха обернула меня собой, а я только и могла, что повторять безголосыми губами «Не хочу, не хочу». Все закончилось так же быстро, как началось, – она прижала свои потрескавшиеся губы к моим и выдохнула, в мгновение отяжелев и свалившись грудой истерзанной плоти у моих ног.
Рядом слышалось булькающее дыхание Лестера. Он лежал на полу, прислонившись головой к кровати и зажимая рану в груди.
– Прости, Вера, – пробормотал он и потерял сознание.
* * *
Не знаю, сколько времени прошло. Лестер лежал в своей крови, я – в крови незваной старухи, тщетно пытаясь собрать мысли и остатки самообладания. В голове отдавались мои собственные слова. Я не хочу. Не хочу. Пожалуйста. Холод постепенно рассеивался, в комнате светлело. К рукам и ногам прилила кровь. Одновременно адреналин начал выветриваться, оставляя меня едва ли более живой, чем кто-либо в этой комнате.
«Она тебя не заменит». Что он имел в виду? Кто она вообще такая? Почему Лестер позволил себя ранить? Разве он не мог просто испариться из комнаты?
Я с трудом заставила себя отвести взгляд с точки на дальней стене. Через десять вдохов и выдохов согнула пальцы сначала правой руки, потом левой. Ощущение было такое, будто тысячи игл воткнулись под кожу.
Это пройдет. Сейчас надо выбираться отсюда.
Я выползла из-под мертвого тела и огляделась. То, что совсем недавно было грозной старухой, теперь неуклюжей грудой лежало на полу у моих ног. Наума нигде не было видно. Лестер лежал на спине. Глаза его были закрыты, ладонь безвольно покоилась на груди, сквозь рубашку просачивалась кровь. Я вгляделась в отрешенное лицо – веки с голубоватыми прожилками подрагивали, от линии губ осталась одна ниточка. Грудь вздымалась едва-едва.
Волшебник хренов. Он знал, что за мной придут.
Представить, что он не ранен, точно будет стоить мне остатков души. Я сжала ладонями виски, пытаясь собраться с мыслями. Что делают люди в таких ситуациях? Звонят в «скорую»? В полицию? Или в ближайшую больницу?
Кажется, телефон так и остался в шкафу. Я с трудом поднялась и побрела к полоске света в конце узкого коридора. Каждый шаг отзывался острой болью в ступнях.
По кухне уже разливалось белесое марево рассвета. Я открыла шкаф, тяжело оперлась на полку с макаронами и набрала «03». В трубке зазвучали гудки.
– Служба «Скорой помощи», что у вас случилось?
– Ахм… – выдохнула я, с ужасом поняв, что не могу произнести ни звука. Там, где раньше рождались звуки, зияла пустота.
– Алло, говорите. Что у вас случилось?
Я громко задышала в трубку. Может, они решат, что тут человек при смерти? Вроде бы телефоны на станции «Скорой» определяют адрес. Или это только в кино?
– Говорите, вас не слышно!
Я тяжело опустилась на корточки, физически ощущая, как циркулирует кровь в ногах. Пожалуйста. Лестер единственный умеет обращать фантазии явью. Он такой же, как я. Он единственный помнит, что со мной случилось.
– Вас не слышно, – снова сказал голос.
В трубке послышались гудки. Я вернулась в комнату – мне казалось, что я спешила, но тело двигалось едва-едва. Наум так и не объявился. Я заглянула под кровать, под старое полосатое кресло – может, он забился туда и ждет? Но кроме пыли там ничего не было.
Лестер все еще дышал. Поборов брезгливость, я проверила пульс у старухи – мертва. Что бы она со мной ни сотворила, ничего хорошего это не сулило.
Я замерла посреди комнаты. Мысли разбегались. Почему она пришла именно ко мне? Где ко всем чертям Наум – не мог же он исчезнуть? И что мне делать с трупом в квартире?
За окном взвыла сирена. Я подскочила – точнее, подумала, что подскочила, а на деле лишь слегка повернула голову. Из окна я видела, как машина с белыми и синими мигалками пыталась приткнуться в углу крошечного дворика.
Это не «скорая». Это полиция.
Думай, Вера. Думай.
У меня в квартире труп и смертельно раненый мужчина. Я только что потеряла голос и не смогу объяснить, откуда они взялись. Отличный повод наконец познакомиться с системой правопорядка родной страны.
Когда водитель припарковался, я уже приняла решение. Оглядела себя – ночнушка пропиталась кровью старухи и моим по́том. На улицу в таком виде нельзя.
Минута мне понадобилась, чтобы доковылять до ванной и смыть кровь, тридцать секунд, чтобы скинуть ночнушку и запихнуть непослушное тело в джинсы и футболку. Мгновение – застегнуть стоптанные босоножки и бросить взгляд на старинные часы. Пять минут восьмого.
Прости меня, Лестер.
Я выскользнула в коридор, нарочно оставив дверь открытой. Шагать по ступеням было все равно что по гвоздям, я цеплялась за перила, как пьяная. На втором лестничном пролете столкнулась с мужчиной в форме. Он оглядел меня и задал самый бесполезный вопрос из возможных:
– С вами все в порядке?
Рука сама дернулась к горлу. Может, он знает, как помочь с голосом? А вдруг он решит, что я убийца?
– Девушка?
Махнув рукой себе за спину, я скатилась вниз по лестнице.
На улице после грозы было прохладно. Сонный двор спального района казался необитаемым. Поймав на себе вопросительный взгляд водителя газели с выключенными мигалками, я поспешила в сторону автобусной остановки. Пустая дорога, пара машин. Где нахожусь, я представляла смутно, зато хорошо помнила карту городского метро. Уж там я точно сориентируюсь – и наконец доеду до мамы. Надо было раньше к ней съездить…
С рук и ног постепенно спадало онемение, иглы исчезли. Я пристроилась позади женщины в брючном костюме, решив, что та направляется к метро. И правда: за очередным поворотом замаячила красная буква «М».
В подземку я спускалась уже не одна. Людей вокруг заметно прибавилось – видимо, я попала в час пик. Интересно, что сделает Лестер, когда очнется? Как он объяснит, почему в квартире труп? Куда все-таки делся Наум? Не мог он просто исчезнуть. Это же кот, а не спичечный коробок.
Очередной вопрос застал меня у турникетов. Остальные не глядя прикладывали к мигающему датчику карточки, а я застопорилась, силясь вспомнить, где достать такую же. Кажется, в кассе, но без голоса мне в жизни не объяснить, что нужно. Да и последние сто рублей остались в сахарнице.
Под возмущенный окрик контролера я прошмыгнула через турникет, сбежала по ступенькам и запрыгнула в вагон, удивляясь собственной наглости. Прежняя Вера ни за что бы не сориентировалась так быстро.
Впрочем, прежняя Вера не переживала ничего ужаснее ночи в старинной полуразрушенной усадьбе.
* * *
В вагоне я протиснулась к схеме метро. До мамы путь был неблизкий: проехать две остановки, пересесть на другую ветку и пилить до конечной. Внутри вагона было душно, как в банке. Передо мной, кряхтя и пошатываясь, устроилась бабулька в вязаной кофте и домашних тапочках, рядом завтракал мужчина в форме рабочего, разложив бутерброд с вяленой колбасой прямо на коленях. Я отвернулась, изо всех сил борясь с приступом тошноты.
Поезд остановился. Двери разъехались со звуком, похожим на тот, с каким в фильмах перезаряжают автомат. Мужской голос объявил станцию. Ничего, кроме слова «пересадка», я не разобрала. По-моему, выходить мне нужно было только на следующей, но поток людей вынес меня на перрон. Судя по навязчивому запаху, бутерброд вышел следом.
Я пыталась выбиться из потока, но безрезультатно – толпа несла меня и подталкивала, омывая запахами мужского пота и женских духов. Остановиться удалось только у эскалатора. Я прислонилась к стене, с трудом переводя дыхание.
Тут кто-то схватил меня за руку выше локтя, да так крепко, как никогда не схватит незнакомый человек. Бритый мужчина в потертой кожаной куртке возвышался надо мной и внимательно разглядывал, будто сравнивая с кем-то.
– Здесь сейчас произойдет несчастье. Надо уходить, – наконец выдал он, перекрикивая шум поезда.
Я попыталась выдернуть руку, но не тут-то было. Хватка у него была стальная.
– Я друг, – с нажимом произнес он и заглянул мне в глаза.
Радужка у него была такая темная, что у зрачка казалась почти черной. Нос, кажется, когда-то был сломан, на щеках темнела щетина, на подбородке проступало несколько старых шрамов. Доверия это лицо не вызывало.
– Станция заминирована. Через четыре минуты рванет.
Да сегодня, что, объявили марафон: «Кто быстрее прикончит Веру»?
Я беспомощно пялилась на него, пытаясь понять, может ли это быть розыгрышем. Чьей-то очень плохой шуткой. Лестер вполне мог бы подстроить подобное – раньше он постоянно устраивал забаву из разряда «бег с препятствиями» – забавно было, правда, только ему.
Но Лестера чуть не убили. А этого мужчину я видела впервые в жизни.
Не дождавшись ответа, бритоголовый крепче перехватил меня за предплечье и со словами «Просто иди за мной» потащил к эскалатору. Это было так неожиданно, что я споткнулась – и точно упала бы, не удержи он меня. А если он и заложил бомбу? Иначе откуда ему о ней известно?
Нужно сказать остальным. Нужно… Как плохо, что я не могу вообразить собственный голос! Или плакат? Да кто его увидит. Может, объявление в громкоговорителе? Но аудиоиллюзии мне создавать еще не приходилось.
У подножия эскалатора я столкнулась с бабулькой из вагона. Накрыло ощущение старческого, до невозможности мягкого тела и запаха ветоши. Кажется, я на долю секунды потеряла сознание.
– Не отставай! – рявкнул мужчина и дернул меня, как мамы дергают непослушных детей.
Сустав в плече пронзила резкая боль. Инстинкт самосохранения сработал раньше сознания – мужчина пошатнулся от невидимого напора воздуха. Ничего более угрожающего в тот момент я не придумала.
– А ну. – Когда эскалатор закончился, он крепче перехватил меня за обе руки и поволок к выходу.
– Молодой человек, что вы делаете?! – не то воскликнула, не то спросила сонная мамаша у нас на пути. В каждой руке у нее висело по такому же сонному ребенку. – Девушка явно не хочет с вами никуда идти!
Я отчаянно закивала. Люди вокруг начали оборачиваться. Наконец-то.
«Отпусти!» – Я уперлась пятками в пол и потянула на себя.
Мужчина нетерпеливо обернулся.
– Хельга, – бросил он на ходу, и на нас оглянулось еще больше народу. – Она ведь уже мертва? Ты, видимо, хочешь повторить ее судьбу?
Я отшатнулась. Если он знает про Хельгу, значит, он с ней заодно?
Я не успела додумать эту мысль – мужчина потащил меня дальше, мир крутанулся перед глазами, и я упала. Потолок мигнул белыми лампочками, вздрогнул и погас.
* * *
Я открыла глаза – небо. Ясное, бело-розовое, с молочными разводами и слепящим солнцем. Резкий, разъедающий глаза и ноздри запах расплавленного железа. Потом появился крик, тут же расщепившийся на множество других. Я вдохнула гари и этого крика – и ожила.
Мир постепенно обретал очертания. Я лежала на чем-то твердом, чуть выше уровня земли. Мужчина в кожаной куртке стоял надо мной и смотрел вдаль. Я повернула голову вслед за его взглядом – там, где раньше был вход в вестибюль метро, теперь царил ад. Стеклянные двери разнесло на осколки, рамы выбило и покорежило. Асфальт у входа потемнел от крови.
Меня замутило. Мужчина несильно сжал мое плечо.
– Ты им уже не поможешь.
Будто в противовес ему детский голос воскликнул:
– Мамочка! Мама!!!
Та женщина держала за руки двоих детей.
– Больно! Воды!
– Сюда! «Скорую»! Тащи! Помоги поднять!
– Вызовите «скорую»! Здесь взрыв!
Воздух стремительно напитывался стонами, вокруг нарастал вой сирен. В хаосе тел едва угадывались человеческие очертания. Узнать кого-то было невозможно. Картинки отпечатывались в сознании, обещая превратиться в кошмары похуже тех, где на меня из тени заброшенной усадьбы нападал разгневанный Эдгар.
Неужели ничего нельзя сделать? Я поискала глазами тех, кого запомнила. Бабулька, рабочий, молодая женщина. Где они? Может, мне хватит сил представить, что хотя бы они едут дальше на работу и по своим делам?
Словно в ответ в голове зазвучал строгий голос Лестера:
«Никогда. Никогда, слышишь, Вера, не вмешивайся в судьбу. Цветочки на лугу, деньги, цацки – что угодно. Но не вмешивайся в судьбу реальных людей. Расплата за это всегда – смерть».
Как будто жизнь, в которой происходят такие вещи, – лучше… Внезапная мысль обожгла сознание. Все равно этим рано или поздно кончится. Я же в любой момент могу вернуться туда, где ничего этого не случилось – хотя бы попробовать…
– Не дури. – Требовательный голос штырем ввинтился в мозг. – Я вижу, ты что-то пытаешься сделать. Перестань.
– Помогите мне!
– Нога! Где моя нога?!
– Твою ж на хрен…
– Отче наш иже еси на небеси…
Медленно, борясь с головокружением, я села. Мир продолжал разрываться от криков. Я вцепилась в рукав кожаной куртки и заглянула мужчине в глаза. Он знал, что станция взорвется. И не сделал ничего, чтобы помочь этим людям. «Почему?» – беззвучно прошептала я.
На мгновение что-то мелькнуло в его побледневшем лице, но тут же исчезло. Он осторожно отцепил мои пальцы.
– Я потом тебе объясню. Вставай. Сейчас надо уходить.
Он снова потянул меня за руку. Стоны слились в непрерывный высокочастотный вой, и я уже не понимала, слышу их наяву или только в своей голове.
Почему он меня вытащил? Почему старуха пришла ко мне?
Я попыталась встать со скамейки, но ноги подкосились. Мужчина удержал меня, иначе я рухнула бы на асфальт. Ладони его оказались жесткие и шершавые – и такие сильные, что наверняка могли мне что-нибудь сломать, вздумай я сопротивляться.
– Пойдем, – тихо произнес он, склонившись ко мне. Запах дубленой кожи на секунду перекрыл вонь вокруг. – Не твоя это ноша.
Он им не помог, пульсировало в голове. Знал и не помог. Единственный человек, который знает, что станция взорвется – тот, кто ее заминировал. Разве нет?
– Воды!
– Помогите, умоляю! – слышалось вдалеке.
Проигнорировав очередной призыв убраться, пока не приехали спасатели, я уселась прямо на асфальт. Сама толком не знала, что собираюсь делать. Но так просто уйти не могла.
Что-то грохнуло над головой – небо сотряс гром такой оглушительной силы, что на мгновение мне показалось, оно разломилось пополам. Мир из цветного сделался серым, подул холодный влажный ветер, где-то наверху столкнулись два тяжелых дождевых облака, и зарядил ледяной дождь.
Вода заливала мне лицо и глаза, колотила по израненным рукам, пропитывала одежду. Я будто сама была дождем. Природа горевала вместе со мной, жалея этих истерзанных, искалеченных людей. Струи воды смывали кровь с асфальта и с изувеченных тел – прозрачные и ледяные, как горная река. Или как слезы зимы, если бы та умела плакать.
– Вера, прекрати! – крикнул мужчина, но его слова растворились в вое ветра.
Откуда он знает мое имя?
Чем бы оно ни было, на мое привычное волшебство оно не походило. Это было нечто другое – незнакомое, сокрушительное, страшное – и очень мощное. Голова кружилась, силы таяли, но я не знала, как это прекратить. Я вообще уже ничего не знала.
– Что ж ты делаешь, – устало вздохнув, мужчина вдруг ловко закинул мою руку себе на плечо.
Подхватив под спину и колени, он поднял меня и пошел в противоположную от шума сторону, бормоча что-то о заморозках посреди лета. Щека прижалась к мягкой дубленой коже, запахло выпечкой и ванилью. Ему нельзя доверять, упрямо билось в висках.
Я хотела подумать еще что-то важное, но туман окончательно заполнил сознание.
