Я отбросил дровишки в сторону и заглянул за холодильник – но там никого, лишь бытовой ссор увязший в пылевых паутинках. Затем, вступив в объятья с холодильником, я наклонил его на себя, посмотреть, нет ли под ним пчелы – хотя отдаленно сознавал, что в такой узенький зазор не протиснулась бы даже первоначальная муха. Ну и понятное дело, никого я там не обнаружил.
Тогда я открыл его длинную дверь (лицо обдалось холодком, так нежно, словно мятой). Внутри никого, естественно, не было. Я встал на колени и открыл маленькую дверцу морозильной камеры, выдвинул на себя верхний заиндевевший ящичек и принялся шерудить руками в замороженных внутренностях, состоящих из расфасованного по кулькам куриного мяса. Я был непоколебимо уверен, что она где-то здесь; сейчас я перекладу еще один окорок на другой и увижу в образовавшимся углублении ее отвратительный волосистый покров… И я мог бы шуршать так бесконечно, если бы эта сука не имела свойства заканчиваться. Внезапно, шуршание пакетов утихло и кисти копошившихся рук застучали теперь по холодной пластмассе. Навострив уши, я замер всем телом. Только сейчас я понял что больше не слышу ее. И тут буквально в секунду до меня наконец дошло, что все это – была очередная, ее провокация. Глупая, абсурдная, совсем неправдоподобная провокация, рассчитанная на мнительных дурачков вроде меня. На секунду-другую мне стало за себя стыдно. Я торопливо прокрутил в памяти только что произошедшее и, увидев там себя со стороны, вдруг раскатисто расхохотался, как психопат, так и не вынув из ледяного (уже пустого) ящика рук – о них, впрочем, я совсем позабыл. Я представил, как должно быть глупо выглядел бы все это время для постороннего наблюдателя, будь он где-то тут рядом: взрослый человек с ржавыми от табака пальцами носится по кухне, размахивая дровишками, норовя заколотить ими несуществующую пчелу-гиганта. Да уж. Слава богу, никто не увидел этого позора.