Одного мимолетного воспоминания с отцовским пояснением оказалось достаточно, чтобы смело заключить: не смотря на крайнюю редкость события, летающая муха в середине января вполне себе реальна и оправдана, как минимум, если в доме присутствует охапка дров; да и к тому же, я ведь сам лицезрел ее той далекой зимой, живую и летающую.
Вот здесь та вот я и попался на ее крючок, сорваться с которого не распоров себе губы не представлялось возможным. Так что, все происходящее далее будет приниматься мной на веру автоматически. Каждый раз обещаю себе больше не вестись на ее «разводы», но, повторюсь, эта сука коварна: сначала она подсунет вам нечто настолько реальное или, как минимум, совместимое с теоретической вероятностью, что вы с легкостью в это поверите, а потом вытворит с вами все, что захочет.
И вот я сам не понял, как пропустил временной промежуток, в котором “бегунок” разогнался по молнии до такой степени быстро, что муха в итоге стала пчелой.
Я почувствовал, как на висках проступил пот: пчелу та уже нельзя игнорировать так просто, как муху. Пчела – не только назойливая тварь. Ее огненное жало, вонзившись в тело, доставляет такую палитру эмоций и боли, что – ну ее к черту. Еще с детства я помню, что такое пчелиный укус – это что-то между раскалённой сковородкой к щеке и уколом, в двух словах: чрезвычайно больно.
Я стал гораздо чаще дергать головой, вертеться и язвительно психовать от собственной беспомощности и абсурдности ситуации (было уже не до табака); в ход теперь пошли руки – ими я стал периодически отмахиваться от потенциальной угрозы, чтобы не подпустить ее к шее.