Надежда Волгина
Заземелье

Глава 5

– Фаина, Фаина… – чья-то рука коснулась моего плеча. Я откинула ее, как досадную помеху, вторгающуюся в мой сон. – Вставай, Фаина.

Сквозь остатки сна я понимала, что меня пытаются разбудить. Я силилась открыть глаза и не могла, веки словно свинцом налили. На лоб легло что-то прохладное, и в голове постепенно начало светлеть. Я смогла разлепить веки и увидела Филиппа, склонившегося надо мной.

– Что, уже утро? – спросила я.

– Нет, вечер. Тебе нужно поесть, а потом… есть еще дела.

Я села в кровати, просыпаясь окончательно. На столе стоял поднос с едой. Увидев мой взгляд, Филипп пояснил:

– Я распорядился принести ужин сюда, когда понял, что ты не в состоянии идти в столовую. Поешь, помойся. Я вернусь за тобой.

– И куда мы пойдем?

Почему мне так страшно? Внутренности замирали от предчувствия чего-то плохого. Что еще они хотят заставить меня делать?

С трудом я переместилась к столу. Тело ломило со страшной силой. Я старалась не стонать, находясь под пристальным вниманием Филиппа. Взяв ложку, вскрикнула от неожиданности и выронила ее. Пальцы прожгла сильная боль.

– Где болит? – Филипп взял мою руку. От его прикосновения по телу пробежала приятная дрожь, сердце учащенно забилось в груди, а на глазах неожиданно выступили слезы. – Пальцы?

Я кивнула, стараясь, чтобы он не заметил моих слез. Откуда они только взялись? Точно не от боли. Боль в пальцах я могла и потерпеть. А вот что делалось с моим сердцем, не знала. Никогда раньше не реагировала так на мужчину. Достаточно было одного прикосновения Филиппа, чтобы в ногах появилась слабость, а в душе трепет.

Филипп обхватил мои пальцы обеими руками и сосредоточился. Я почувствовала тепло, но еще сильнее возбуждение. Через минуту он тоже самое проделал с другой рукой. От боли не осталось и следа. Поле чудесного исцеления локтя в лесу я уже не удивлялась его способности.

– Прошло? – уточнил Филипп, когда я снова принялась за еду, чтобы только не смотреть на него.

– Угу, – кивнула, набивая полный рот и не понимая, что именно я ем.

Филипп ушел, а я постаралась поскорее справиться с ужином, хоть от волнения и не было аппетита. Потом наполнила ванну и забралась в приятную жидкость. Долго нежиться себе не позволила, опасаясь чьего-нибудь вторжения. Еще не хватало, чтобы Филипп увидел меня голышом.

Ванна немного притупила боль в мышцах, в движениях появилась легкость. Я быстро облачилась в чистый халат, который нашла в шкафу. Видно кто-то его повесил туда, пока я была на работе. От воспоминаний мне поплохело, и я подумала, смогу ли и завтра заниматься этой изматывающей монотонщиной? Вспомнился разговор со Светланой. Что она хотела сказать? За что у них женщин отправляют в подвалы? И какую такую обычную работу она имеет в виду? Нужно будет поговорить с ней серьезно, решила я.

Странно, но я поймала себя на мысли, что начинаю забывать прежнюю жизнь. Воспоминания посещали все реже и превратились во что-то туманное, ненастоящее. Видно, атмосфера этого места так действовала на меня.

Снова захотелось спать, и я поняла, что уже достаточно поздно. Срабатывают биологические часы. Когда я уже готова была отправиться в постель, вернулся Филипп.

Какое же это унылое место! Здесь тихо, как в могиле. Не очень удачное сравнение в свете недавних событий. Я тайком усмехнулась, чтобы не привлекать внимания Филиппа, пока мы передвигались по бесконечным коридорам, проходили через какие-то комнаты преимущественно пустые или заставленные какими-то ящиками. Здесь ничем не пахнет, как на поверхности, где постоянно улавливаешь различные запахи. Вернее, здесь присутствует один единственных запах стерильности, как в больнице, что совершенно не сочетается с царящим повсюду черным цветом и одинаковым желтым светом. Странное сочетание, нереальное.

Я соскучилась по людным улицам, щебету птиц, цокоту каблуков по тротуару, шуму дождя за окном. Окно… Боже мой, как же мне не хватает окон! Хоть бы разок выглянуть в одно из них и вдохнуть воздуха, пропитанного выхлопными газами. Точно, могила! А может, я умерла и попала в загробный мир? Но разве он может быть таким? Везде же говорится, что там лучше, чем в жизни. А тут… Все эти уродливые женщины и красивые мужчины (пару таких попалось нам на встречу, одетых в одинаковые зеленые костюмы, опускающих головы при виде Филиппа, лица которых я, хоть и мельком, но успевала рассмотреть). Кроме Светланы я не встретила ни одной более или менее симпатичной женщины. Вспомнились слова Светланы, что хорошенькие заняты другой работой. Какая такая работа, что их не видно нигде?

Размышления прервал Филипп, когда мы остановились у одной из дверей. Он повернулся ко мне и не очень уверенно заговорил:

– Фаина, сейчас тебе предстоит пройти небольшое обследование… – мне не понравилось выражение его лица – какое-то настороженное. О чем он пытается предупредить? К чему такому подготовить? – Это наш научный центр, здесь круглосуточно трудятся наши сотрудники. Они совершенствуют… впрочем, неважно, вряд ли ты это поймешь, – он опять замялся и немного виновато взглянул на меня. Я все больше начинала паниковать. Такое вступление мне было не по душе. – В общем, хотел тебя попросить вести себя спокойно, чтобы избежать ненужных последствий.

– Последствий? А они могут быть? – паника уже вовсю клокотала внутри меня, сотрясая конечности.

– Понимаешь, здесь очень строгие правила, которые никто не вправе нарушать. У тебя уже есть одно предупреждение за невыполнение плана. За три таких предупреждения последует наказание, а я… просто делай, что тебе будут говорить.

– А ты со мной пойдешь? – голос мой сел от страха, и я закашлялась.

– Нет. И для тебя так лучше.

Филипп распахнул дверь, и в первый момент я остолбенела от удивления. Небольшая комната была совершенно белая. Она мне напомнила приемную в больнице. Тут даже пахло медикаментами, а вдоль стен тянулись белые лавочки. В больницах на таких сидят ожидающие своей очереди. Эти же пустовали, но что-то мне подсказывало, что служили они для тех же целей.

– Тебе сюда, – Филипп подвел меня к одной из шести дверей. – Я подожду тебя здесь.

Я нерешительно толкнула дверь и оказалась в маленьком кабинете, заставленном какими-то приборами с бурлящей жидкостью, колбами, пробирками. За столом сидел мужчина и что-то сосредоточенно изучал в микроскоп. И, естественно, он был красив, несмотря на седые волосы и явно преклонный возраст.

– Здравствуйте, – я нерешительно топталась на пороге.

Мужчина оторвался от микроскопа и посмотрел на меня с недовольством. Под его взглядом я чувствовала себя неуютно. Он встал из-за стола и кивнул в сторону стула возле стеклянного двухъярусного столика. Я расценила это, как распоряжение присесть, стараясь не думать о причине его явной враждебности.

С трудом удавалось себя сдерживать, не выказывать страха. Ноги дрожали, когда я опускалась на стул. Дальнейшие процедуры прошли, как в замедленном кино. У меня взяли кровь из вены, из пальца, измерили температуру и давление. Замерили рост и вес. Возникали четкие ассоциации с приемом у терапевта.

За все время, что работал со мной, мужчина не проронил ни слова, что было особенно неприятно. Взгляд его по-прежнему оставался недовольным. Когда он жестом показал, что я могу идти, невольно обрадовалась, слишком тяжело стало находиться с ним в одном кабинете. Правда, указал он не на ту дверь, через которую я вошла. Нужная мне дверь оказалась смежной между двумя кабинетами.

Вторая комната, не в пример первой, была почти пустая. Кроме аппарата в виде большой капсулы и стола, другой мебели не заметила. Мужчина в белом халате сидел ко мне спиной, подключая какие-то проводки, идущие от капсулы, к небольшому пульту рядом.

Я и с ним поздоровалась, решая оставаться вежливой, несмотря на грубость первого врача.

– Одну минуту, красавица. Сейчас настрою и начнем.

Ну надо же! На лице мужчины я заметила улыбку, когда он повернул ко мне голову. Значит, улыбаться они умеют.

– Все готово, – распрямился он и повернулся ко мне всем корпусом. – Проходите, – он сделал приглашающий жест, не переставая улыбаться.

Как же мне понравилось его лицо! Улыбка необыкновенным образом расцвечивала и без того идеальную красоту. Глаза искрились добротой. Я почувствовала благодарность, хотя он ничего особенного не сказал.

– А что нужно делать? – спросила я, подходя ближе.

– Да, ничего особенного, – тряхнул он черными кудрями. – Вам нужно просто полежать спокойно какое-то время, пока я буду сканировать мозг. Это не страшно и не больно.

А я и не боялась. От мужчины шла мощная волна дружелюбия. Он помог забраться в капсулу, а затем прикрепил к моей голове проводки и опустил крышку. Вот тут стало немного страшновато. Сработали боязнь замкнутого пространства и абсолютная тишина. Казалось, ничего не происходит, пока я не различила слабый звон в голове. Постепенно звон нарастал, доставляя все большее неудобство, пока не стал казаться нестерпимым. В этот момент капсула открылась, и меня выпустили на волю.

Мужчина помог мне выбраться, слегка пожимая руку. Я поняла, что сделал он это ненамеренно, в знак дружелюбия, и была ему благодарна.

– Дальше вам туда, – он указал на дверь в смежный кабинет, как я поняла. – Нам еще не раз предстоит увидеться, поэтому предлагаю познакомиться. Меня зовут Алексей.

– Фаина, – улыбнулась я и пожала протянутую руку.

Не хотелось покидать гостеприимного хозяина кабинета, но выбора не было, и я перешла в смежный кабинет, точно такой же по размерам, как два первых. Здесь проверке подверглась моя нервная система. Наверное, на теле не осталось ни одного места, по которому бы не прошелся молоточек невропатолога. Он заставлял меня приседать и следить за его пальцем, задавал много вопросов об общем состоянии моей психики. В общем, к тому моменту, когда разрешил покинуть кабинет, моя нервная система находилась под угрозой серьезного расстройства. Плюс ко всему, от физических упражнений я элементарно устала.

В четвертом кабинете проверке подверглись мои органы чувств. Даже вкусовым рецепторам пришлось пройти испытание, попробовав всю гамму имеющихся вкусов.

Все, что я делала до попадания в пятый кабинет, было неприятно, утомительно, но терпимо. Я как-то не задумывалась, что самые серьезные испытания ожидают меня именно в двух последних кабинетах.

– Раздевайтесь, – услышала я, не успев переступить порог пятого кабинета.

Мужчина сидел на крутящемся стуле, выехав чуть ли не на середину кабинета. Я уже не обращала внимания, на то, что они тут все красивые. Но не заметить откровенной похотливости во взгляде, когда он переводил его снизу-вверх, осматривая меня, я не могла.

– Зачем? – выпалила я первое, что пришло в голову.

– Я должен осмотреть ваши кожные покровы.

– Но я не могу…

– Можете, – перебил он меня. – За неповиновение последует предупреждение. Вы же не хотите этого? Девушка, я врач, меня не следует стесняться, – добавил он через какое-то время.

Говорил он правильно, только похоть из его глаз не исчезала. Я стояла, как соляной столб, не зная, что предпринять или сказать. Одно решила твердо, раздеваться не стану ни за что!

Мужчина какое-то время продолжал крутиться в кресле и нагло рассматривать меня. Потом встал, подошел ближе и заглянул мне в глаза. Я почувствовала легкое головокружение, и пальцы сами потянулись к поясу халата. Даже не успела сообразить, как осталась перед ним совершенно голая.

Несмотря на то, что все дальнейшие события заволокло туманом, я помнила выражение неприкрытой страсти в черных пылающих глазах и настырные руки, шарящие по моему телу. Я чувствовала, как он мнет мою грудь, покручивает соски, гладит по спине, опускаясь к ягодицам. Отчетливо слышала его прерывистое дыхание рядом. От невольного возбуждения, которое граничило с крайним отвращением, я еле удерживала вертикальное положение. Если бы не какая-то сила, что заставляла меня стоять прямо, я, наверное, уже давно упала от наплыва самых противоречивых эмоций.

Даже примерно не могу предположить, сколько длилась эта пытка. Очнулась я уже полностью одетая и пунцовая от стыда и отвращения.

– Умница, – довольно промурлыкал мужчина, слегка потрепав меня по горячей щеке. – Ты хорошо себя вела. За это я провожу тебя в последний кабинет и поприсутствую при осмотре.

Это стало завершающем этапом в череде моих унижений. Мы переступили порог шестого кабинета, и я увидела самое настоящее гинекологическое кресло. Я попятилась к двери, и оказалась в руках предыдущего самца.

– Ну что ты дичишься? Будь паинькой и дяди тебе не сделают больно, – хохотнул он.

С другой стороны ко мне уже приближался второй самец. Это сравнение само пришло в голову и никак не хотело ее покидать.

– Нет, – замотала я головой, а на глаза навернулись слезы. – Я не буду… Я девственница.

Я прибегла к правде, как к единственному шансу на спасение. Но мои надежды разбились о беспощадные слова, произнесенные низким мужским голосом:

– Вот это мы сейчас и проверим.

Что было дальше, помню местами. Как оказалась раздетой и на кресле, память вообще отказалась зафиксировать, видимо, пощадив мой рассудок.

Это не был осмотр. Врачи вели себя, как озабоченные и похотливые самцы. Они по очереди гладили меня там, пока я не достигла крайней степени возбуждения и не застонала. Я чувствовала, как кто-то посасывает мои соски, приговаривая:

– Хороша… Она сладкая, как мед…

Я и там периодически ощущала чей-то язык, который лизал меня и теребил самый чувствительный бугорок, пока я не начинала кричать и извиваться. Затем опять меня ласкали руками, которых было слишком много, и трогали они везде.

Пытка длилась бесконечно долго. Несколько раз я оказывалась на пике возбуждения, чтобы потом с криком низвергаться в бездну отчаяния и отвращения к себе.

– Как жаль, что ты нужна нам девственной, – шептал на ухо чей-то голос, и губы накрывал чей-то влажный рот, пахнущий сексом. – Я бы показал тебе, что значит настоящая страсть…

Когда поняла, что стою полностью одетая, у меня не осталось сил даже соображать. По щекам струились слезы унижения. Хотелось умереть немедленно. Я понимала, что тут произошло. Понимала, что меня насиловали два человека, насиловали изощренно, чтобы не нарушить девственности, заставляли меня испытывать ответную страсть… И еще я поняла, что это чувство отвращения к себе и всем мужчинам будет преследовать меня всю жизнь, сколько бы она не продлилась.

Когда я, окаменевшая в душе, вышла в приемную, Филипп ждал меня на той же лавочке. Я даже не посмотрела в его сторону, пошатываясь, прошла мимо и оказалась в коридоре. Ноги сами несли меня подальше от этого места.

– Фаина! – Филипп догнал меня, когда я успела уйти достаточно далеко. – Фаина! Что случилось? Тебя кто-то обидел?

Я молча продолжала путь. Его слова не то что не достигали цели, они отскакивали от меня, как шарики для пинг-понга. Я не хотела его слышать, видеть… Я не хотела ничего!

– Фаина! – Он взял меня за плечи и развернул к себе лицом. – Скажи что-нибудь!

– Убери руки, – прошипела я, не гладя на него. Всю злость мира вложила в эту короткую фразу.

Филипп вздрогнул и выпустил мои плечи. Я молча продолжила путь. Он проводил меня до двери в мою комнату, но внутрь не зашел. Я даже не заметила этого. Единственная мысль клокотала в голове: «Скорее в ванну!»

После того, как с ожесточением, царапая кожу, терла себя руками, я долго еще лежала в воде, проклиная собственную слабость. Во второй раз я не смогла умереть, как тогда, когда осознала, что из жизни ушел единственный родной человек. Тогда я больше всего хотела умереть и не смогла. То же самое произошло и сейчас. Первой мыслью при погружении в воду была уйти в нее с головой и лежать, пока в легких не останется воздуха, пока вода не затопит меня до краев, унося из этой проклятой жизни. Но я не смогла… Вода сама меня вытолкнула на поверхность, когда нечем стало дышать. Как и тогда, слез не было. Они, как будто, превратились в лед и впитались в сердце, замораживая его изнутри.

Я покинула ванну, когда кожа сморщилась и стала неприятная на ощупь. До такой степени было противно собственное тело, что я не стала вытираться. Так и стояла голая посреди комнаты, пока вода сама не высохла. После этого отправилась в постель, стараясь не думать ни о чем.

Глава 6

Филипп не появлялся несколько дней. Я с головой ушла в работу, если так можно назвать тот рабский труд, которым я была вынуждена заниматься. Превратилась в думающего робота, который спал, ел и крутил коктейльные палочки. И так повторялось изо дня в день, счет которым я уже потеряла. Даже спала я практически без сновидений, иногда только снились горы тех же коктейльных палочек, как отражение монотонной действительности.

Я умудрялась выполнять план, мастерить двести палочек за смену и не получать больше замечаний. О событиях страшного дня старалась не вспоминать, похоронив их на собственном кладбище, где количество могил стремительно увеличивалось.

Светлана несколько раз пыталась вызвать меня на откровенный разговор, видя, что со мной происходит, но каждый раз дверь моей души захлопывалась перед самым ее носом. Наконец, даже она оставила меня в покое, и я погрузилась в вакуум, где не было ничего.

Филипп появился, когда я возвращалась в собственную комнату после очередной рабочей смены. К слову сказать, выходных тут не было. Я даже примерно не могла предположить, какой сегодня день недели, сколько дней я тут провела и какое наступило число и месяц по календарю.

– Как твои дела, Фаина? – спросил он, и я равнодушно подметила, что голос его звучит грустно. Равнодушие стало моим постоянным спутником.

– Как у всех, – кивнула я на стайку горбуньей, разбредающихся по своим комнатам.

– Мне нужно сводить тебя к врачу.

Думала, что сердце мое превратилось в камень, и очень удивилась, когда оно трепыхнулось в груди. Сознание опалило воспоминаниями, мгновенными, как вспышка молнии. Филипп уловил перемену в моем настроении и быстро проговорил:

– Нужно просканировать твой мозг, это не займет много времени.

Я молча кивнула и вошла в комнату. Дверь оставила открытой. Мне было все равно, последует он за мной или останется ждать в коридоре. Он зашел следом и прикрыл дверь.

– Что с тобой происходит? – спросил он, подходя ближе.

– Ничего особенного, собираюсь помыться, – ответила я, принявшись развязывать пояс рабочего халата. С некоторых пор меня перестал волновать вопрос, что дверь не запиралась изнутри.

Филипп отвернулся и деликатно удалился вглубь комнаты. Я скинула халат и забралась в горячую жидкость. Это стало моим любимым занятием. Жаль, что в ванне не получалось валяться целыми днями. Даже утром из-за недостатка времени я могла позволить себе только душ. Зато вечером никто не мог запретить мне проводить в ванне столько времени, сколько я пожелаю. Но, видно, не сегодня. Я понимала, что нужно торопиться, что терпение Филиппа не бесконечно. И хотя меня мало волновало его состояние, довольно быстро я выбралась из ванны, обтерлась полотенцем и надела свежий халат, который про себя обозвала парадно-выходным.

– Я готова, – окликнула я Филиппа.

Он подошел, взглянул на меня и ничего не сказал. Со злорадством отметила, что его глаза наполнены грустью, а на смуглом лице проступает бледность. Увиденное доставило удовлетворение, хотя зла ему я не желала, как, впрочем, и добра.

Дорога во врачебный пункт прошла в молчании. Я двигалась на небольшой дистанции позади Филиппа. Идти рядом с ним мешало какое-то чувство, природу которого я не могла определить.

Второй раз за последнее время сердце мое повело себя, как живое, когда мы переступили порог приемной. Оно опять сильнее забилось в груди, и мои ладони слегка вспотели.

Филипп повернулся ко мне, и стало заметно, что он силится что-то сказать, но произнес лишь:

– Я буду ждать тебя здесь.

В этот раз я сразу вошла во второй кабинет через дверь, ведущую непосредственно из приемной. Оказывается, я не разучилась радоваться, потому что добродушный вид улыбающегося Алексея доставил мне настоящее удовольствие.

– Теперь мы будем видеться чаще, а точнее каждый день, – он приветливо схватил мои обе руки и крепко пожал их. – Я рад этому факту.

– Я тоже очень рада, – непривычно было ощущать, как губы непроизвольно растягиваются в улыбку. Этот врач казался мне приятным человеком.

После некомфортной процедуры мы еще немного поболтали. Алексей интересовался моей работой и эмоционально ругался, когда узнал, в чем она заключается. Он умудрился рассказать о многом и ни о чем одновременно. Я узнала, что общество в колонии делится на классы. Тот, в котором обитала я, относился к самому низшему. Туда ссылали всех неугодных. Был еще средний, к которому относился он сам. Я так поняла, что по количеству этот класс многочисленнее остальных. Самой могущественной была верхушка – высший класс. Они выполняли функции и руководителей, и законодателей, и еще неизвестно кого. Алексей рассказал мне, что все ресурсы, которые необходимы для существования под землей, они добывают сами, что у них дефицит питьевой воды. Это я уже и сама поняла, видя, с каким трудом она добывается. В комнате графин не пополнялся, пока не опустошался полностью. Воду они умели экономить. Та вода, что использовалась для купания, была вовсе не водой, о чем я уже тоже догадалась. Ее они добывали в химической лаборатории в большом количестве путем выжимки неизвестно из чего. Кстати, ни мыла, ни мочалки не требовалось для мытья, жидкость содержала все необходимые дезинфицирующие вещества.

Мы тепло простились с Алексеем до завтра, и я с улыбкой покинула его кабинет. Впрочем, улыбка моментально сползла с лица, стоило только увидеть Филиппа. Одновременно с этим в его глазах потухла радость, не успев даже разгореться.

На обратном пути он не сказал ни слова. Проводил меня до двери и удалился быстрым шагом.

Лежа в постели без сна, я пыталась размышлять. Почему Алексей вызывал у меня доверие, а Филиппа я не могла видеть? Почему, стоило ему появиться, как я замыкалась в себе? Не потому ли, что считала его отчасти виноватым в том, что со мной произошло? Если даже попытаться думать отвлеченно от той мерзости, что проделывали со мной двое так называемых врачей, сюда-то меня привел именно Филипп. Значит, он и виноват. И что-то мне подсказывало, что он не мог не догадываться обо всех тех бесчинствах, что творятся во врачебном пункте. Знал и привел меня туда. Если даже в тот момент не знал, то потом-то уж точно его поставили в известность, а он даже не попытался хоть как-то оправдаться передо мной. Однозначно виноват, вынесла я вердикт и погрузилась в спасительный сон.

Я иду по темному коридору и захожу в белую комнату. Страх липкими щупальцами сжимает мое сердце так сильно, что оно перестает биться. Я уже словно и не живая вовсе, а превратилась в зомби. Они меня уже ждут, на лицах извращенцев блуждают мерзкие улыбки. Я силюсь закричать, сказать, что не желаю участвовать в этом, что мне противно и страшно, но не могу выдавить ни звука. Монстры приближаются… Вот они уже начинают срывать с меня одежду и тащить к ненавистному креслу. Я вижу себя покорную со стороны…

– Фаина… Фаина…

Я проснулась вся липкая от пота и дрожащая от холода. Этот сон снится не первый раз, но сегодня было особенно страшно. Я всегда просыпаюсь на одном и том же моменте, но сегодня примешивалось что-то новое.

– Фаина… – услышала я голос Филиппа. – Фаина…

Так уже было однажды, он звал меня. Это был первый день, вернее ночь моего пребывания здесь. Его голос… в нем столько муки. Что заставляет его так страдать?

Не пойду! Он не заслужил моей жалости.

– Фаина… – голос прозвучал надрывнее, словно зовущий доживает последние минуты.

Я вскочила с кровати и побежала. Думать не оставалось времени. Ему грозит опасность, и я это чувствую. Сейчас не до обид, ему нужна помощь.

Выбежав в коридор, я помчалась в ту сторону, откуда доносился голос. Где же это?.. Ну, позови еще раз.

– Фаина… – услышала я и резко замерла на месте.

Это здесь. Я стояла возле одной из дверей, не решаясь войти внутрь. Когда из комнаты до меня донесся приглушенный стон, я перестала раздумывать и резко распахнула дверь. Внутри царила темнота. Я сделала несколько шагов вперед и услышала, как дверь с грохотом захлопнулась за спиной.

– Филипп? – позвала я и почувствовала, как голос задрожал и по спине пробежал холодок.

Ответом мне была тишина, и где-то впереди засветились две точки.

– Филипп? Это ты? Почему молчишь?

Голос уже дрожал вовсю, выписывая прерывистые рулады.

Точки медленно приближались, но шагов я не слышала. Как ни напрягала зрение, ничего разглядеть не могла.

– Я ухожу… – попятилась я к двери. – Не желаю играть в кошки мышки.

Дверь не поддалась, и тогда я поняла смысл того, что только что произнесла. Я оказалась в мышеловке, куда меня заманили подлостью. Кто бы ты ни был, я тебе не дамся! – эта мысль билась в мозгу единственная. От паники я практически перестала соображать, только и могла, что колотить в дверь и звать на помощь. Мне казалось, что делаю это бесконечно долго, но продолжалось это лишь мгновение. Чьи-то руки оторвали меня от пола и куда-то понесли. Я забилась в истерике, брыкалась, царапалась, кричала что есть мочи, но меня так крепко прижимали к телу, что все попытки вырваться оказывались тщетными.

Крик мой потонул в поцелуе, когда горячие губы накрыли мои. От неожиданности я настолько растерялась, что обмякла на руках у насильника, кем и являлся тот, что заманил меня сюда обманом. Вновь всплыли смутные картины того, что творили со мной те два похотливых извращенца. Воспоминания вызвали настолько сильное омерзение, что вернулась способность двигаться. Борясь с тошнотой и не в силах избиваться от настырных губ, я снова принялась брыкаться что есть силы. Только вот никто на мои тычки не обращал внимания. Насильник опустил меня на ложе и распахнул полы халата. Губы его вновь накрыли мои, а рука легла на грудь, сжимая ее, потом скользнула вниз по животу, пытаясь проникнуть между ног, которые я сжимала из последних сил. Ни за что, ни за что я не дам коснуться меня там, даже если мне суждено умереть сейчас от усилий. Впрочем, он оставил свои попытки, как и губы его освободили мои, для того чтобы завладеть соском. И вот тогда я завизжала во весь голос, чувствуя, как тот вот-вот сорвется.

В один миг все закончилось. Кругом снова царила тишина. Кажется, меня оставили в покое, значит не зря я сопротивлялась. И пусть я вся тряслась, как в сильнейшей лихорадке, но я одержала победу.

Что-то с грохотом упало совсем рядом со мной, и я едва не потеряла сознания, такой испытала прилив паники. Он вернулся! Вернулся, чтобы довести начатое до конца! Этого я уже вынести не смогла. Голова закружилась, когда я села в кровати и пытаясь нашарить халат. А потом наступила темнота, но уже не снаружи, а внутри меня.

В нос ударил противный и резкий запах. Он тащил меня из бездны, но я проваливалась в нее снова и снова. В те промежутки, когда выныривала на поверхность, чувствовала, как кто-то гладит меня по лицу и повторяет мое имя:

– Фаина, очнись… Фая, все хорошо, вернись…

Я хотела умереть. Не помню почему, но точно знаю это. Как могла, сопротивлялась силе, не позволяла ей вытаскивать меня, мечтала погрузиться глубже в забытье, насовсем.

Что-то теплое легло на лоб. По телу заструилась энергия, а потом его охватило нестерпимым жаром. Я горю в адском пламени, мелькнула догадка. Так мне и надо. Кому я нужна в этой жизни?

– Фаина, открой глаза! – произнес голос Филиппа. Сейчас я его узнала. – Не притворяйся, ты уже в сознании.

Пришлось подчиниться, хоть и жутко не хотелось этого делать. Меньше всего я сейчас хотела видеть его в роли спасителя, кем он не являлся. Филипп сидел возле меня на кровати, злой и растрепанный. Первый раз видела его таким.

– Ты так сопротивлялась, словно хотела умереть, – отрывисто сказал он. Глаза метали молнии, и губы были плотно сжаты, отчего вокруг них залегли глубокие складки.

Я отвернулась, смотреть на него не могла. Гад и притворщик! Подумать только, разыграл целый спектакль, а сейчас прикидывается разъяренным рыцарем. Не стану я перед тобой оправдываться или соглашаться. Думай, что хочешь.

– Посмотри на меня!

Я почувствовала его пальцы на подбородке и с силой дернулась, вырываясь. Он не позволил мне этого сделать, обхватил голову двумя руками и повернул к себе. Отчетливо видела, как его лицо приближается к моему, как разгораются глаза, пронизывая меня насквозь и приковывая голову к подушке. Его дыхание охлаждало мои пылающие щеки.

– Я мог бы загипнотизировать тебя, – медленно заговорил он, – и превратить в послушную марионетку. Ты бы вела себя так, как я велю, во всем.

Его слова хлестали. Он говорил, словно выплевывал их дозировано. Я замерла от страха. Не тех насильников нужно бояться, а его. Если ты можешь это, так почему же не сделал раньше?

– Ты нужна мне живая, а для этого должна слушаться.

Для чего?! – хотелось крикнуть ему в лицо. Для чего я тебе нужна?

– С этого момента ты будешь передвигаться по колонии только в моем сопровождении, поняла?

Я кивнула, не в силах сопротивляться его воле, взгляду.

– Ночью ты не будешь покидать пределы этой комнаты.

Так это ты же меня и выманил из нее! По твоей воле я отправилась на поиски неизвестно чего… Но ничего вслух я не сказала, а лишь кивнула, подчиняясь гипнозу. Он выпустил мою голову и немного отодвинулся. Я наблюдала, как он ссутулился и устало потер виски. О чем он сейчас думает? Здорово у него получается притворяться! Выглядит так, словно это я вынудила его проводить бессонную ночь. Он, он виноват во всем! И думала я сейчас не о том, что чуть раньше он едва не изнасиловал меня, а о том, что похитил из дома и притащил сюда!

– Ненавижу! – выдавила из себя, хоть горло и саднило после недавних криков.

Филипп, не мигая, смотрел на меня. Он правильно меня понял. Злость вспыхнула в его глазах, и какое-то время он пытался побороть ее. И у него получилось. Постепенно лицо его становилось все более спокойным, пока не превратилось в маску равнодушия. Я поняла, что он ничего не скажет и не сделает. Я отвернулась, не в силах больше смотреть на это красивое лицо. Моих сил уже больше ни на что не осталось. Хотелось забыться сном и ни о чем не думать.

– Утром я приду за тобой, – раздался голос Филиппа.

Иди к черту! Оставь меня в покое хотя бы сейчас! В это момент я сомневалась не только в его адекватности, но и в своей тоже. Все, что творилось вокруг меня, напоминало дурной сон, в который меня погрузили насильно и не позволяют проснуться.