Надежда Владиславова
Психологическое консультирование. Помогаем строить отношения с жизнью
Часть 2. Традиции душевного целительства из глубины тысячелетий и его эхо в современной жизни
1. Наши пращуры из древних времен
Как вы думаете, когда было положено начало психологическому консультированию, иначе говоря, кто древние прародители профессии психолога?
Естественно, это жрецы, маги, знахари, ведуньи.
Не стоит приписывать им большее могущество по сравнению с тем, что может сделать в наше время сильный психолог. Наши магические пращуры были разными по своему профессиональному уровню: полагаю, что «кадровый вопрос» и в те времена стоял так же остро, как и теперь.
Как мною уже упоминалось ранее, мне за время работы в Чечне периодически доводилось обучать местных «ведьмочек», и я с удовольствием соглашалась на их присутствие в группе не только из уважения к просьбам врачей. Прежде всего, лично у меня был к ним искренний профессиональный интерес: возможность посмотреть и понять, как же на самом деле помогают своим клиентам наши коллеги-самородки, была поистине уникальной. Кроме того, специалисты, способные оказать человеку психологическую помощь, были в остром дефиците, а потребность в них – большая. Обширному потоку клиентов к «ведьмочкам» могли позавидовать как местные психологи, так и медики. Как же в такой ситуации было не пойти навстречу успешным коллегам-«ведьмочкам», если те искренне хотели повысить свою квалификацию в работе с людьми?
В чем заключались особые умения тех коллег? У некоторых из них, безусловно, были экстрасенсорные способности, в том числе и к ясновидению. Некоторые были бесподобными потомственными мануальщицами. Во всем же, что касалось работы непосредственно с людьми, было бы большим преувеличением сказать, что они работали ровно и безупречно. «Ведьмочкам» ощутимо не хватало общей культуры, креативного мышления, гибкости, и работа их практически не была структурирована. Но, проучившись какое-то время, эти талантливые коллеги осознавали преимущества стабильной четкой работы и начинали психологически грамотно взаимодействовать с клиентом. После окончания семинара «НЛП-Практик» «ведьмочки» гордо вывешивали сертификат у себя на стене и, как и раньше, продолжали свой прием. Одна из них, как-то раз встретив меня на улице в Грозном, гордо сказала: «Я теперь порчу и приворот снимаю только твоими способами!» «Что делаешь?» – поинтересовалась я. «Отсушку!» – бойко ответила коллега.
Удивительный человек по имени Гарри Райт, житель Филадельфии и дантист по профессии, посвятил огромную часть своей жизни путешествиям по местам обитания туземных племен в разных частях света. Он побывал и в джунглях Амазонки, и на островах Океании, и в Африке. Целью его путешествий было наблюдение за работой колдунов и шаманов, занимавшихся лечением соплеменников древними способами, передававшимися из поколения в поколение. Итогом многолетних и бесценных наблюдений Гарри Райта является написанная им книга «Свидетель колдовства». Уникальность ее состоит в том, что наблюдатель вполне объективен: он – американский доктор и беспристрастный исследователь.
Гарри Райт изначально был уверен в том, что все туземные шаманы – не более чем шарлатаны. Надо признать, что во многих случаях именно так оно и было, например, когда колдун поочередно «вытаскивал» изо рта пациента, страдавшего зубной болью, то лягушек, то ящериц, то змей. Однако при том, что это явно были всего лишь блестящие трюки, зубная боль пациента таинственным образом проходила, и вот этот факт автору-агностику было сложно объяснить, прежде всего самому себе.
Гарри Райт подробно описывает и представляет на наш суд медицинский опыт шаманов. Автор отмечает, что эти коллеги реально лечили проказу (!), облегчали тяжелые роды, останавливали кровотечения, но при этом почему-то были бессильны против сифилиса и туберкулеза.
Безусловно, в его наблюдениях наиболее интересен психологический аспект работы наших профессиональных прародителей.
2. Чувство вины и его разрушительное воздействие
Расскажу об одном из случаев, описанных Гарри Райтом, связанном не с целительством, а, наоборот, с психологическим, если можно так сказать, умерщвлением двух членов племени в связи с совершенным ими преступлением. Этот случай наглядно демонстрирует реальную мощь разрушительного воздействия (вплоть до прекращения жизнедеятельности) некоторых чувств, которые хорошо знакомы каждому человеку.
Как-то раз Гарри Райт стал свидетелем одного весьма необычного обряда. За два дня до описываемых событий в племени произошла кража, и виновные не были найдены. Все понимали, что вором мог быть только кто-то из «своих». Колдун сказал, что все члены племени должны выпить приготовленное им зелье из одной и той же чаши. Колдун предупредил, что оно будет безвредным для тех, кто не виноват, но для вора оно станет смертельным ядом. Все послушно подошли и поочередно отпили из чаши, после чего двое молодых мужчин упали и в течение десяти минут… умерли в судорогах. Характер их смерти полностью соответствовал отравлению сильным ядом.
Получается, что «яд» приняли все, но умерли только те, кто чувствовал за собой вину, остальные же соплеменники, выдав симптомы серьезного отравления, восстановились в течение нескольких часов. О чем это говорит нам? Конечно, степень внушаемости туземца в сотни раз выше внушаемости цивилизованногочеловека, но на этом примере мы ясно видим, насколько убийственно воздействие чувства вины, причем не только на психику человека, но и на его физиологию.
Психическое и телесное неразрывно связано между собой, об этом еще до нашей эры знали древние греки – «В здоровом теле – здоровый дух». Точно так же верно и обратное: «Здоровый дух формирует здоровое тело». В нашем цивилизованном мире, как и в примитивно-первобытном, чувство вины и чувство обиды убивает психику и тело. И помощь грамотного психотерапевта в данном случае сложно переоценить: так, онкология, схваченная на ранних стадиях, может быть исцелена при помощи правильной психологической работы с застарелыми разрушительными эмоциями. Но здесь есть обязательное условие: клиент и терапевт работают против болезни в паре! Если клиент не захочет признать и принять в себе своих разрушительных эмоций и чувств, понять, откуда и когда они в нем появились, и затем осознанно с ними работать, то психотерапевт не в силах будет ему помочь. Одному терапевту не выстоять в борьбе за жизнь клиента, если пациент воюет против него в союзе со своей болезнью.
Что же клиент должен делать, чтобы играть в одной команде со своим психологом против своего недуга? Всего лишь быть предельно откровенным с самим собой. Казалось бы, что может быть проще? Однако быть по-настоящему честным и откровенным с самим с собой способен далеко не каждый, даже несмотря на то, что на кону стоит его собственная жизнь.
Способность или неспособность противостоять тому, что разрушает изнутри твою душу и тело, реально осознать ситуацию, в которой ты находишься, и связанные с ней чувства, не всегда коррелирует с тем, какой ты человек: хороший или плохой… Иногда болезнь уносит замечательных людей, которые оказались неспособны посмотреть в лицо своим страхам – например, страху ощутить себя брошенным и никому не нужным, страху признать свои родительские ошибки, страху понять, что долгое время обманывал себя, чтобы казаться счастливее, чем был на самом деле…
Не могу не привести в связи с этим один печальный пример короткой жизни, которая могла бы быть намного длиннее, если бы эта чудесная и предельно порядочная женщина была готова честно работать над собой.
Мария родилась и выросла в столице, получила там экономическое образование, потом встретила Томаса, известного художника, они полюбили друг друга и поженились. Красивый дом Томаса находился в провинциальном городке, откуда он был родом. Мария и Томас решили перебраться жить из столицы именно в тот дом и в тот город, потому что так хотел Томас. В местной школе были проблемы с учителями, и деятельная Мария пошла туда работать учителем информатики. Через несколько лет высшее руководство заметило энергичную талантливую женщину, и Марии предложили стать директором школы.
Так и жили некоторое время Томас с Марией – дружно, весело, интересно. Мария была весьма хороша собой и очень креативна: в их гостеприимном доме, всегда открытом для друзей, постоянно проходили разные творческие вечеринки и праздники. Через некоторое время у них появилось двое детей.
И вот «добрые люди» стали намекать Марии, что Томас уже давно ей изменяет. Мария поначалу не верила, но факты говорили сами за себя, и ей пришлось поверить. Чистая и безупречно порядочная Мария испытала настоящее потрясение, но из гордости пережила его внутри себя. К тому же она была в таком смятении, что, даже убедившись, что ее муж действительно постоянно ходит на сторону, предпочла делать вид, что ничего не знает. Мария пыталась сохранить хотя бы видимость былого счастья, объясняя это себе тем, что «борется за свою семью ради детей».
Тем временем здоровье ее пошатнулась: злокачественная опухоль в матке. Ее госпитализировали и радикально прооперировали. Но это было только началом испытаний. Вернувшись из больницы домой, Мария обнаружила, что Томас забрал за время ее отсутствия свои вещи и съехал к подружке. Так он и пропал из ее жизни, не объяснившись и не простившись.
Мария, едва придя в себя после операции, ушла из его дома и сняла себе отдельное жилье в том же городе. Она ни за что на свете не хотела никому показать, как ей плохо, и продолжала всем лучезарно улыбаться. На руках у нее осталось двое детей, которые учились в той самой школе, где она директорствовала: им она и решила посвятить свою жизнь. Отношения с детьми были близкие и теплые, они были очень сплоченной семьей и сделались настолько самодостаточны, что даже с Томасом мало-помалу у них установились дипломатические отношения. Мария продолжала работать, дети учились, выходные они весело проводили втроем. Казалось, они обрели новое счастье в своей неполной семье…
И тут в жизни Марии появился другой мужчина – Айнарс. Напористый и самоуверенный, Айнарс буквально преследовал Марию, писал ей длинные страстные письма, клялся в вечной любви. Так продолжалось год, и наконец Мария сдалась: она воспылала к Айнарсу ответным чувством. Они поженились. Мария захотела, чтобы расписались они непременно в загсе того маленького городка, из которого родом был Томас – ее бывший муж-художник, – и где она была директором школы. Так они и поступили и зажили вроде бы поначалу счастливо… но дети счастливы не были. Новый муж Марии решил было заняться их воспитанием, но, поскольку человек он был авторитарный и совсем не тонкий, воспитательный процесс привел к противоположному результату. Дети Марии не приняли ее нового мужа. А Мария любила его без памяти. И вот она начала отдаляться от своих детей.
Айнарс оказался еще и запойным алкоголиком. Во время своих кризисов он становился агрессивен и частенько поднимал на Марию руку. Она все ему прощала и пыталась его «спасти от недуга». Несколько раз он избил Марию так сильно, что ее едва спасли: в первый раз вовремя подоспели соседи и не дали ему ее задушить, а во второй раз выросший сын, не раздумывая, нокаутировал распоясавшегося отчима и выбросил его на улицу. Надо отдать должное Айнарсу, в полицию он не пожаловался, а просто вызвал на себя «скорую», сказав, что «сам упал и ударился». После того случая Мария поначалу «твердо решила» разорвать с мужем всякие отношения, но ее хватило только на три месяца. Со стороны Айнарса снова начались страстные письма и клятвы, и Мария опять сдалась. И она вновь принялась «спасать» и «лечить» своего алкоголизированного супруга.
За год до рокового рецидива онкологии Мария ушла из школы и вновь поселилась в столице в квартире своих родителей, чтобы «быть поближе к мужу». Своего жилья у того не было, и родители Марии выделили в своей маленькой квартирке угол для дочери: там и проходила ее супружеская жизнь, перемежаемая запоями Айнарса. Повзрослевшие дети Марии поступили в институты и учились каждый в своем вузе. Они жили в общежитиях и избегали встреч с матерью, чтобы не столкнуться с ненавистным отчимом, который по-прежнему при каждой встрече порывался учить их жизни и даже духовности. Выходные они теперь предпочитали проводить не с матерью, а в доме своего отца-художника.
Когда у Марии повторно обнаружилось онкологическое заболевание, Айнарс настоял, чтобы лечилась она только нетрадиционными методами и, надо сказать, сам ежедневно возил ее по разным экстрасенсам и восточным массажистам, но лечение пользы не приносило.
Мария бессознательно чувствовала, что запуталась, она мечтала получить помощь и даже пошла учиться на психологические курсы. Но она ни за что не хотела по-настоящему разобраться в том, что творилось у нее на душе. Психологи, с которыми она училась, искренне хотели ей помочь и пытались вывести ее на адекватный и честный клиентский запрос, но Мария упорно не желала осознавать, что ее жизнь давно катится куда-то не туда. Она, как и раньше, продолжала всем лучезарно улыбаться, и, по ее словам, у нее был самый замечательный, чуткий и «духовно продвинутый» муж и самые замечательные самодостаточные дети, а отношения со всеми близкими людьми у нее были в полной гармонии.
Как мы уже говорили, Мария была женщиной чистой, доброй, отзывчивой и щедрой. Все ее любили, и на ее похороны пришло больше двухсот человек… Но беда ее была в том, что она так и не захотела снять розовые очки и видеть вещи такими, какими они были на самом деле. Мария предпочитала гипнотизировать себя словами о том, что у нее «все прекрасно». А спасти ее могло только своевременное признание самой себе, что именно обида на первого мужа и желание доказать себе и другим, что она еще может быть счастлива как женщина, подвигли ее повторно выбрать себе сомнительного спутника и, по сути, променять на него своих детей. Признав это, следующим шагом она должна была бы найти в себе силы и мужество честно объясниться с детьми и искренне попросить у них прощения за свою ошибку, чтобы не носить в себе хронического чувства вины перед ними. Но Мария была не в силах перечеркнуть последние восемь лет своей жизни и иллюзию вселенского счастья. В результате непризнанное чувство вины подспудно продолжало грызть изнутри Марию, пока история не закончилась неизбежной смертью.
Этот грустный пример наглядно демонстрирует, почему так важно вовремя разбираться с разрушительными чувствами и как иногда нужна профессиональная помощь психолога или просто неравнодушного коммуникатора, чтобы помочь другому человеку вовремя разобраться в том, что с ним на самом деле происходит. К сожалению, без запроса со стороны человека работать невозможно…
И в случае с туземцами, обокравшими свое племя, и в случае Марии люди были уничтожены чувством вины: кто-то быстрее, кто-то медленнее. А есть ли вообще разница между чувством вины вора-туземца и чувством вины образованной, умной и тонкой Марии?
На этот вопрос некоторые отвечают примерно так: «Но ведь люди из племени были в самом деле виноваты, поэтому они не сомневались в неизбежности кары, вот она их и постигла!» В данном конкретном случае действительно вина похитителей туземного племени очевидна и, можно сказать, объективна. Но само чувство вины – всегда субъективно. Даже если для окружающих очевидно, что человек не причастен к тому, что произошло или происходит, сам он все равно будет считать, что виноват именно он. Так, ребенок, родители которого разводятся, часто уверен, что папа ушел из семьи только потому, что он, ребенок, плохо себя вел в детском садике и не слушался воспитательницу.
Помимо чувства вины есть еще одно не менее вредное и разрушительное чувство – чувство обиды. Оно, так же как и вина, намертво блокирует доступ человека к его к собственному безграничному потенциалу, сужая мир до размеров ранившей его ситуации, и не дает ему выйти за ее рамки.
Именно поэтому все религии и вероучения призывают нас простить своего обидчика или оскорбителя – вовсе не для его пользы, а ради собственного блага. Несмотря на то что обидчик наш может быть действительно полным чудовищем, все же стоит отделить его моральные качества от своего чувства… Только выйдя за границы уменьшенного обидой экзистенциального пространства, мы имеем возможность воссоединиться со своим вечным, бесконечным и безграничным потенциалом.
Часть 3. Основные механизмы работы знахаря и их отражение в современной психотерапии
Сейчас мы пройдемся по структуре работы грамотных коммуникаторов из далеких времен – целителей, знахарей и ведуний – по ее основным механизмам.
Самих этих механизмов немного – всего три: исповедь, внушение и ритуал.
Исповедь – снимает или ослабляет тревожность.
Внушение – вселяет веру.
Ритуал – способствует погружению в особое состояние.
Теперь остановимся чуть подробнее на каждом из них.
1. Исповедь и дистанция
Исповедью испокон веков «облегчали душу» и «снимали с сердца камень». Все мы хорошо знаем, как важно каждому из нас иметь в своей жизни человека, к которому можно прийти и рассказать обо всем, что с тобой происходит, что тебя тревожит, что заставляет сомневаться, что страшит. И далеко не всегда таким человеком может стать для нас кто-то из родных и близких. Почему? По разным причинам. Некоторым из нас сложно делиться чем-то очень личным с членами своей семьи: кто-то не хочет их волновать, а кто-то боится быть неправильно понятым. Несравненно проще «исповедаться» совсем незнакомому человеку. Даже термин такой существует – «синдром попутчика»: люди, случайно оказавшиеся в одном купе поезда дальнего следования, неожиданно выкладывают друг другу о себе такую информацию, какой не поделились бы ни с кем другим.
Посетитель, идущий к знахарю, может не знать его вовсе или знать о нем совсем немного. Даже если посетитель является соплеменником знахаря, между ними обязательно есть некая дистанция: жилище ведуна всегда стоит особняком, и его личность окружает ореол тайны и причастности к сверхъестественному миру.
Как это отзывается в отношениях «Терапевт – Клиент» в современном мире?
У нас, конечно, в этом смысле все не так строго, но все же очень нежелательно, чтобы между психотерапевтом и его клиентом существовали дружеские или приятельские отношения. В идеале они вообще не должны быть знакомы. Принципиальнее всех в этом смысле психоаналитики.
В связи с этим хочу вспомнить рассказ одной уважаемой коллеги-психодраматистки по имени Марина об одном ее опыте с коллегой-психоаналитиком.
За несколько лет до описанного Мариной случая она была в Австрии на психологической конференции, и под конец этого мероприятия его участники пошли теплой компанией коллег попить кофе с пирожными в Венское кафе в центре города. Беседа за капучино прошла весело и непринужденно, коллеги пожелали друг другу успехов и, довольные, разъехались по домам – каждый в свою страну.
Прошло три года. Марина пришла на обучение в группу Питера – известного психоаналитика из Германии, приехавшего проводить в России свою заявленную программу. Ей было особенно интересно поучаствовать в его группе, поскольку Питера Марина помнила как милого и интеллигентного человека, с которым они весьма приятно беседовали три года назад в теплой компании участников Венской конференции.
Настал долгожданный день занятий. Питер в неброском, но дорогом костюме вошел в аудиторию, обвел ее глазами. Он с удивлением остановил свой взгляд на Марине, и она ему улыбнулась – как старому знакомому. В ту же секунду Питер извинился и вышел из аудитории, объявив перерыв. К Марине подошел организатор мероприятия и смущенно пробормотал, что вынужден вернуть Марине деньги за обучение, потому что она не может участвовать в данной группе по причине того, что у нее с Питером в Вене три года назад «был социальный контакт».
На этом примере мы можем понять, насколько свято коллеги-психоаналитики до сих пор чтят традиции своих предшественников – жрецов, магов и кудесников. Состоявшийся «социальный контакт», даже если он был всего один раз и даже в присутствии других людей, навсегда перечеркивает для человека возможность терапии у данного психоаналитика. Более того, присутствие после «социального контакта» не допускается не только в терапевтической группе, но и даже в учебной, как в только что описанном примере!
Психоаналитики, как мы уже говорили, особенно строги и непоколебимы в этом смысле. Они – действительно особая «жреческая каста» в психотерапии, которая не подлежит смешению ни с одним из ее направлений. И жизнь у них, безусловно, довольно сложная. Представляете себе, как трудно находиться в обществе, где каждый социальный контакт неумолимо сокращает твою потенциальную клиентуру! Спасает только долгосрочность психоаналитического метода, рассчитанного как минимум на несколько лет, иначе коллеги-психоаналитики рисковали бы остаться без работы по причине их внутрипрофессиональной этики.
В других видах психологической помощи – гештальт-терапия, психодрама, когнитивно-бихевиоральная терапия и НЛП – все несколько проще. В терапию, конечно, не полагается брать родственников, друзей и даже просто хороших знакомых. Но «особо продвинутых» друзей и родственников, в принципе, вполне можно допустить в учебную группу, хотя на демонстрациях с ними мы все же работать избегаем.
Но вернемся к механизму исповеди. Сам ее факт уже ощутимо снимает тревожность клиента, если терапевт или коммуникатор имеет навык включенного слушания.
С приходом христианства профессиональными исповедниками стали священники, но среди батюшек, к сожалению, «кадровый вопрос» стоит так же остро, как и во всех остальных специальностях. После исповеди у боговдохновенного батюшки на душе легко и радостно, хочется совершать только хорошие поступки. А после исповеди у бати, впавшего в грех гордыни и взявшего на себя право судить своих прихожан (прямо как Мальвина, но только в рясе), можно почувствовать себя полным ничтожеством, которому нет прощения ни в жизни, ни после нее.
Именно так получилось с великим русским писателем Николаем Васильевичем Гоголем, страдавшим маниакально-депрессивным психозом. Во время депрессивной стадии, когда человек, одержимый этим заболеванием, готов чувствовать на себе вину за все грехи мира, святая обязанность духовника успокоить его и убедить в безграничном Божьем милосердии. Но суровый и, увы, недалекий духовник Николая Васильевича, делал как раз то, чего нельзя было делать ни в коем случае: он усиливал чувство вины и без того истерзанного болезнью человека. И такое непрофессиональное поведение священника реально ускорило кончину великого писателя.
Верующим и воцерковленным людям крайне важно найти «своего» духовника, общение с которым облегчало бы их душу, окрыляло и вдохновляло. Не буду говорить о других таинствах – их может совершать любой рукоположенный священник, но таинство исповеди играет колоссальную роль в любой религии, и здесь очень многое зависит от того, насколько честно священник готов служить своим прихожанам и насколько он понимает, что это он – для них, а не они – для него.
У Германа Гессе в его романе «Игра в бисер» есть притча-жизнеописание под названием «Исповедник». У главного героя притчи неожиданно открылся «дар слушания». Вроде бы он не делал ничего особенного: просто молча выслушивал своего собеседника, потом все так же молча подходил и целовал его в лоб, после чего исповедавшийся уходил счастливый и окрыленный.
Так вот: исповедь «работает» как эффективнейшее снятие тревожности и напряжения с человека только в том случае, если «исповедник» имеет «дар слушания». К сожалению, таким даром обладают далеко не все. По большей части, мы слушаем самих себя, а другой человек – всего лишь отражение наших же проекций.
В последней части книги мы обязательно поговорим о различных видах слушания, о том, какие из них эффективны, а какие убийственны для любой коммуникации. И конечно, мы будем учиться делать это правильно.
