Надежда Владимировна Никишова
Шпионка
А я глазками захлопала и спешно подкорректировала план.
– Мне тут докторишка ваш такую убойную микстуру оставил! Весь день вчера пила. Одна, – и я обиженно надула губки. – А закусить нечем! А ты все не приходил и не приходил! Знаешь какая забористая штука?! Огонь! А пьется легко, спирта не чувствуешь совсем! Божественный нектар! У меня осталось немного… Будешь?
Служивый перевел взгляд на мои пустые руки и дернулся, едва поднос не уронив. Не поверил, поганец.
– Я ее под матрас спрятала, чтоб ваш герцог не отобрал, – доверительно сообщила я и, повернувшись к нему спиной, на коленях поползла к спинке кровати.
Позади раздался грохот посуды, и я обернулась. Это солдатик пытался не глядя, пристроить на столик мой ужин.
– Микстура шикарная. Ни запаха, ни похмелья, и голова совсем не болит. На меня посмотри!
Я села на попку, широко расставив колени и продолжила:
– Докторишка ваш жадный, сам каждый день ее хлещет. Да ты сам видел! И никаких последствий! Ну так что? Будешь со мной?
Мужик посмотрел на меня, покосился на дверь, и нерешительно сделал шаг к выходу. Э нет, так не пойдет! Это же мой последний шанс! Когда еще выпадет такая возможность?!
– Ваш герцог только завтра вернется. А тебе похмелиться нужно. Будешь своей сивухой похмеляться? Да от тебя перегаром несет за версту. Учует, что будешь делать? – я, честно говоря, сама не представляла, что может сделать с ним герцог, но страху нагнать постаралась. – Если он узнает, что ты эти два дня пил не просыхая, уж точно по голове не погладит! Ну что, будешь со мной? У тебя и закусь есть. Выпьем, а потом может и еще чем займемся…
И, подмигнув ему заговорчески, развернулась, запуская руку между спинкой кровати и матрасом.
– Ой, застряла… Помоги!
И он, со словами: «Сучка конфедератская!» – кинулся мне на помощь. Хотя может и нет. Может решил все отобрать и выхлебать сам. Но это неважно, потому что, как только он подошел, я стремительно развернулась и сделала ногами вертушку, со всего маха впечатывая свою пятку ему в ухо.
Я планировала только оглушить, но бедняге не повезло – отлетев в бок, он ударился виском о железный столбик кровати, где до этого крепились мои кандалы, и упал бездыханным на пол.
– Упс… – сказала я, приподняв брови, и потянулась к нему, за ногу подтаскивая к себе ближе. Я-то рассчитывала «языка» заполучить, на цепь его посадить, планировку и расписание постов выяснить, да тут и оставить, но уж коли так вышло, снова меняем план.
Разжиться ключом от своих кандалов мне не удалось – в кармане нашелся только ключ от моей камеры, но, к счастью, с биркой номера на стальном колечке. Вот этой проволокой я свой наручник и вскрыла.
Пока жевала завтрак-обед-ужин в ускоренном темпе, думала, куда труп прятать, и решила без затей запихать его просто под кровать. В моем номере «люкс» его не скоро найдут. Кроме него сюда никто и не заглядывал больше.
Еще бы неплохо одеждой обзавестись, но тут опять никаких вариантов, кроме как труп раздеть. Ну, и ладно, мы не в том положении, чтобы привередничать.
С сапогами проблема вышла, в таких галошах с моим тридцать шестым вообще ходить невозможно, при каждом шаге они с оглушительным грохотом сваливались на пол, высекая гвоздями искры. Пришлось всю простынку на портянки извести, да каблуки тряпками обмотать, чтоб не цокать подковами по каменным плитам.
Штаны кое-как подпоясала, грудь обрывками обмотала, мундир поверх натянула, труп под кровать запихала, остатки недоеденной булки с собой прихватила и тихонечко выскользнула в коридор. Где покои Его Светлости, я уже знала и умудрилась проскользнуть туда незамеченной. То ли он человек беспечный, то ли разгильдяи тут кругом, но ни у своих дверей, ни у его комнаты я никакой охраны не встретила.
Замок вскрыла все той же проволокой и бесшумно скользнула внутрь. Огляделась, выгребла из стола все документы, просмотрела, половину сразу же выкинула. Оставила себе карту и пару мелких монет на всякий случай, повертела в руках злополучный знакомый флакончик с супервозбудителем, подумала и все же сунула его в нагрудный карман (ибо нефиг оставлять врагу такое мощное супероружие), и самонадеянно сунулась к сейфу.
Сейфы у них тут конечно же примитивны, но, увы, проволочкой его не вскроешь. Нужен ключ. А ключ у Его Светлости. А Его Светлость шляется черт знает где. Придется ждать его возвращения и ключик у него отобрать, потому что вскрыть этот сейф ну просто-таки жизненно необходимо. Там наверняка не только мои супершпионские штучки припрятаны. А я без них не уйду.
И вот вопрос: как забрать у господина Слейко волшебный ключик? Сам он мне его, ясень-пень, не отдаст. И вряд ли мне удастся придушить Его Светлость его же собственными штанами, ибо ничто другое эту заразу просто не возьмет! Разве что только… тут мой взгляд упал на кровать, в изголовье которой до сих пор болтался мой давешний ошейник.
– Поводок! – обрадовалась я и кинулась к вожделенной добыче. Он тоже был сделан из той же самой мягкой кожи, что и вся одежда Его Светлости. Из человеческой он там пошит или нет, в данный момент меня не волновало. Строить предположения на эту тему я не хотела, хотя бы в целях собственного успокоения. В подобную мерзость вообще верилось с огромным трудом. Потом, может быть, когда раздобуду свой анализатор, возможно проверю ее состав, если уж очень захочу. Но сейчас я даже думать об этом не могла, и так брезгливость накатывала, стоило мне только взглянуть на кровать и вспомнить все, что я тут с ним вытворяла.
Но все потом-потом, сейчас спешно вспоминаем план территории и ищем лазейки для отхода.
Подойдя к окну, я осторожно отодвинула занавесочку и выглянула наружу. Вдоль противоположного забора тянулись длинные строения складов с узкими окнами под самой крышей, к которым по утрам приходят подводы с продуктами для гарнизона. Там же, но чуть дальше, расположилась кухня и одноэтажные бараки для солдат.
Вообще народу тут не много, для полноценного гарнизона явно недостаточно, всего-то не больше пары сотен, как я насчитала изначально. Видимо это не основной их лагерь, есть и еще где-то там, за горизонтом. Просто этот самый ближний к линии фронта. Потому что не мог меня граф Парро увезти настолько далеко за то короткое время, что я провела без сознания.
Ну да ладно, судя по тепловым излучениям, что показывали мне мои продвинутые контактные линзы, караульных на воротах – человека три. Еще в ближайших гнездах на вышках по одному. У склада человек пять как минимум вечно отирается, но из них много приезжих, тех кто с подводами приходит. Еще там пасется парочка этого их особо крупного рогатого скота и крытые брезентом телеги, в которые они впряжены.
На стене склада пожарный щиток разместили, с красными ведрами, гнутой лопатой и ржавым топориком. Видимо, хуже инвентаря не нашлось, выбрали самое лучшее. А вот за топориком я бы наведалась. Не бог весть какое оружие, но может, хоть сейф удастся им вскрыть…
Устроить вылазку за инструментом жизненно необходимо. А для этого придется ждать смены караула и темноты. А это где-то примерно после полуночи.
Ну, что ж, коли делать больше нечего, можно до вечера и поспать. И я с чистым сердцем завалилась на кровать, замотавшись в шкуры.
***
Утро я встретила в обнимку с зазубренным ржавым топором, исцарапанным в хлам, но не сдавшимся сейфом и отвратительным настроением. Жрать хотелось неимоверно, но из всего калорийного в апартаментах Его Светлости я нашла только сморщенный от старости огрызок кожаной плетки да пару пузатых бутылок с высоким содержанием спирта и фруктовой отдушиной. Это пойло назвать достойным завтраком нельзя, но пару глотков для бодрости духа я все же на грудь приняла, отчего ядреный дурманный запах расползся по всей комнатушке, выдавая мое присутствие с головой. Ну да и Бог с ним, все равно разрисованный мною в крестики-нолики сейф скрыть не удастся.
Тяжелый герцогский шаг я уловила еще в дальнем конце коридора. Обед еще не миновал, как Его Светлость соизволили вернуться. Я-то его ждала ближе к вечеру, а он нате вам, приперся, когда не ждали! И чего, собственно, так спешит? Детишек заделать торопится? Ну-ну…
Прижавшись спиной к стене, я намотала концы поводка на руки и приготовилась ждать. В принципе, план был прост: придушить его маленько, стребовать ключ, оглушить, забрать свое барахло и свалить. НО…
Заскрипел в скважине ключ. Дверь распахнулась, пропуская в комнату Его Светлость. Шаг, другой – и он настороженно замер на месте с занесенной ногой, точно звериный инстинкт сработал. Ну или запах спиртного в нос шибанул.
Втягивая носом воздух, широко раздувая ноздри, мужчина медленно оглядел свою комнату, точно сканировал ее рентгеновским лучом. Внимательно рассмотрел занавески, темную тень под столом, заглянул под кровать, ничего не нашел, выпрямился. Посмотрел в сторону разрисованного сейфа, напрягся, затем взгляд его упал на солдатские сапоги сорок третьего размера, нагло выглядывающие из-за кожаного кресла, на початую бутылку вина на столе, и всю его хваленую осторожность смело напрочь накатившей белой яростью.
– Ах ты скотина пьяная!!! – заорал он и рванул к столику, спеша учинить расправу над забулдыгой слугой. – Я тебя, гниду, через строй пропущу!!! – разорялся он привычной бранью, хватаясь за пустой сапог.
Нападения он не ждал. Кожаная петля поводка туго обхватила его шею, сдавливая гортань. Упершись коленом в спину, я тянула его на себя, скручивая концы поводка на кулаки. Сейко захрипел, засипел, задергался, пытаясь дотянуться до меня и сдернуть петлю, но я только туже стягивала удавку, повиснув на его спине всем весом. Долго он так не продержится, еще чуть-чуть, и он сдастся. Ну или я сломаю ему шею.
Так и вышло – силы стали покидать его. Заполошные дерганья и попытки извернуться и дотянуться до меня прекратились, он попытался из последних сил подцепить удавку и ослабить давление на гортань, да только исцарапал в кровь кожу на шее, так и не сумев просунуть пальцы под петлю. Глаза его закатились, дыхание остановилось, и длинное худое тело стало медленно оседать на пол.
«Все, готов!» – обрадовалась я, ослабляя давление. Пальцы разжались, выпуская концы поводка, я выдохнула и сползла на пол, отпуская свою жертву.
А в следующий миг точно разъяренная кобра ко мне метнулась его рука. Жесткие стальные пальцы сомкнулись на горле и сжали его. Точно медвежий капкан схлопнулся на моей шее. Казалось, еще секунда – и его когти вспорют мне глотку, вырывая трахею из горла. В глазах потемнело от боли, страха и нехватки кислорода. Дышать я даже и не пыталась. Бесполезно. Перед смертью, как говорят, не надышишься.
Разум отключился, но натренированные годами инстинкты сработали сами. Руки взметнулись вверх, костяные спицы легли в ладони легко, как родные. Яркое золото волос мягкой волной рассыпалось по плечам. Резкий выпад вперед, и спицы легко и точно прошили глазные яблоки противника, под углом впиваясь острыми жалами в мозг.
Замах рукой, и ребро ладони перебивает гортань мужчины, глуша в его глотке еще только зарождающийся вопль боли.
«Все. Вот теперь уже точно все… Черт.»
«Жаль. Я убила его… Мне действительно жаль…»
«Как я устала…»
Мне и в самом деле было его жалко. Я не хотела его убивать. Не собиралась. В какой-то мере он мне даже был симпатичен. Я даже сочувствовала ему… И у меня с ним был потрясающий секс…
Но я расчувствовалась. Это все сентиментальность.
Нужно было убить его сразу. Да только силы в теле почти не осталось. Что-то разнежилась я совсем, отсиживаясь последние месяцы в штабе за широкой спиной Энжью. Не дело это.
– Жаль, я не умею поворачивать время вспять… – прошептала я едва слышно. – Я убила бы тебя быстро… Прости.
***
Выходила я из комнаты Его Светлости во всеоружии. Анализатор на запястье, любимая «пукалка» за поясным ремнем, в руках ржавый топор в кровавых разводах. Сверху все это прикрыто формой повстанцев, на голове бандана из вонючей портянки, а подмышкой… подмышкой самое дорогое – завернутая в лохматую шкуру голова Его Светлости.
Бродить в таком виде по коридорам моей темницы я не решилась, тихонько прошмыгнула на балкон и уже по нему спрыгнула вниз на первый этаж. А там канавами да огородами до ближайшего склада, где как раз разгружали очередную подводу. И несчастная рогатая парнокопытная зверюга меланхолично жевала свою извечную жвачку, время от времени потряхивая модной рваной челкой, да отмахиваясь хвостом от назойливых навозных мух.
«Интересно, – подумалось мне, – сколько капель чудесного супервозбудителя потребуется этому монстру, чтобы взбодрить его?»
«Да ладно! Чего тут гадать?! Много – не мало!» – и я щедрой рукою вылила ему под хвост сразу половину флакона.
ОЙ, МАМА!!! Что тут началось!!!
Короче, я не знаю, осталось там еще хоть что-то живое или нет, но эта бешеная корова нагнала меня уже где-то километров за пять от гарнизона и гнала потом еще километров двадцать без передышки, буквально до самой линии восточного фронта. А там уже и до штаба главнокомандующего недалеко. Весело было всем кто повстречался нам по пути. Эх, хорошо размялись!
Глава 23. Эпилог
Колин Энжью, штаб главнокомандующего, восточный фронт.
Голова раскалывалась жутко. Я буквально рухнул в свое командирское кресло, чувствуя, как тело разваливается на кусочки. Подобную разбитость последний раз я ощущал лишь тогда, давно, после контузии. Казалось, по венам течет не кровь, а расплавленный свинец, придавливая меня к земле.
Я уперся локтями в стол, обессиленно уронил лицо в ладони, закрыл тяжелые веки. Уже две недели я живу как в аду. С того самого проклятого дня, как вернулся от императора, окрыленный и счастливый до одури, и узнал, что моя Нина пропала. Я спешил поделиться с ней радостью, рассказать, что у нас все получилось, что император одобрил наш союз, что само по себе удивительно! Не без уговоров, конечно, но брак все-таки узаконил. Он видел в этом союзе выгоду, а я – возможность обладать самой чудесной женщиной на свете. Я летел к ней, строя радужные замки совместного будущего, а попал в бесконечный кошмар.
Моя девочка пропала, и никто не мог сказать мне, как и когда. Словно невидимка, просочилась сквозь все кордоны. Исчезла в неизвестном направлении. И где искать ее, я не знаю. Он ушла слишком тихо, внезапно, и из этого можно сделать вывод, что ушла она добровольно, сама, не оставив ни следа, ни намека о своем намерении. Я разослал следопытов во все стороны, но они не смогли найти того, кто умеет тщательно скрывать свои следы.
Единственная зацепка, случайно попавшая мне в руки – это записка от графа Парро, найденная в ее комнате. Я обнаружил ее в сейфе, когда пытался определить, что из своих вещей Нина взяла с собой. Может, хоть это смогло бы навести меня на след в направлении поисков.
Но и тут меня ждала неудача – граф скрылся. Однако, это временно. Далеко ему не уйти, мои ребята его из-под земли достанут. У него семья, им не скрыться. Хотел бы я знать, что сподвигло его пойти на предательство, но по сути, это не так и важно, его в любом случае ждет смертный приговор.
А время стремительно уходит, и надежда найти Нину живой тает с каждой минутой. Две недели. Будь она жива, уже нашла бы способ заявить о себе. Но ни весточки, ни призрачного намека, ни ниточки путеводной. Тишина. Где же ты?
Я сжал пальцами переносицу, помассировал, но головная боль не прошла. Уже две недели я практически не спал и не ел толком. Не могу, кусок в горло не лезет. От собственного бессилия поначалу рвал волосы на голове. Затем пришло отчаяние и отвращение ко всему. Ничего не хочу. Только Олмен все зудит над ухом: «Надо поесть», «Надо поспать», «Надо идти», «Надо, надо, надо…». А мне ничего не надо! Мне нужна только она! Моя золотая птичка…
Вот опять Олмен стоит над душой, ждет начала планового совещания. А я жду от него хоть каких-то новостей. А он мне только общие сводки передает, от которых я уже устал. Все без изменений. Тихо. Как всегда.
Не могу больше. Нет сил. Хочу увидеть ее. Хочу быть с ней, чтобы с ней ни случилось. И от этого нестерпимого желания все сжалось внутри, посылая по телу болезненные уколы. Я скривился и встал, отошел к окну, сдвинул штору и уставился пустым взглядом за оконную серую хмарь. Дырявые низкие облака сыпали на землю мелкое снежное крошево. Вот уже и зима настала. Скоро придет весна, а с ней и Новый год. Что он принесет с собой? Да собственно, уже не важно. Уже ничего не важно…
За спиной раздались шаги и послышался скрип отодвигаемых стульев. Офицеры подтягивались на совещание. Но я даже не обернулся. Мне уже все равно. Мне нечего им сказать. И им нечего сказать мне.
Я устал. Я не могу без тебя, Нина. Я слаб. Я не хочу так жить. Не хочу больше чувствовать эту боль. Не могу смотреть на этот мир. Я хочу найти тебя. Прижать к себе крепко-крепко и… уйти вслед за тобой…
Я достал из кобуры пистолет и положил его рядом с собой на подоконник. Зачем? Не знаю… Я смотрел на его темный силуэт на выбеленном крашеном дереве и не видел его.
Где же ты, Нина?
Я должен тебя найти. Даже если тебя уже нет… дождись меня…
– Ваша Светлость!.. Ваша Светлость!.. Тут шифровка…
– Что? – я медленно обернулся и рассеянно взглянул на мнущегося в дверях радиста, не понимая, что ему от меня нужно. Соображал я туго, да и честно говоря, не хотел. Но заботливый Олмен уже подошел к радисту и принял от офицера лист с донесением. Развернул его, и, вчитываясь на ходу, поспешил ко мне.
– Ничего не понимаю… Что за бред?! – возмутился он и перечитал текст вслух: – «Накрывай поляну. На т-ра-м-ва-й билета нет. Осторожно, корова не доена.» Что за белиберда?!
«Трамвай», «катафалк», «гроб», – выстроил я в голове логический ряд.
– Где-то я уже это слышал… – вяло прошептал я, припоминая, и вдруг встрепенулся, оживая буквально на глазах. Вот что с человеком надежда животворящая делает! – Когда получили шифровку?! – накинулся я на радиста и вырвал из рук Олмена ободранный блокнотный листик, чтобы своими глазами убедиться в написанном.
– Часа три назад поступила…
– Почему сразу не доложили?!
– Так странный шифр! Ваша Светлость! Незнакомый! Точки, тире, точки… Пока расшифровали…
– Ваша Светлость! – ворвался в кабинет караульный, и, сдвигая в сторону перепуганного радиста, заорал заполошно: – Ваша Светлость!!! Там тур КПП разносит!!!
– Какой еще тур?! – вскочил из-за стола князь Таффа и кинулся к окну, посмотреть, что это там такое интересное происходит. И мы всей толпой за ним ломанулись. Прямо стадо какое-то! Ну, я-то понятно чего к окошку рванул, там у меня пистолет на подоконнике беспризорный валяется, а остальные что? Туров никогда не видали?!
– Так бешеный! Ваше Сиятельство! Словно с цепи сорвался! Шлагбаум в щепки разнес!
– Так что ж вы с одним туром справиться не можете?! – возмутился князь Фрейко, подпрыгивая за плечом у Таффы, ему за его долговязой фигурой было ничего не видно, и он очень злился от этого.
– Да как же ж с ним справится-то?! Он же бешенный совсем!!!
– Так говорю ж, корова не доена! – раздался из коридора звонкий девичий голосок, и я резко обернулся. Захлебнулся вдохом и напряженно уставился в темный провал дверного проема. – Господа, тылы подвиньте. Пройти мешаете.
Сердце зашлось в заполошном ритме, кровь застучала в висках набатом. Я вцепился в плечо Олмена клещами, едва не ломая ему кости скрюченными пальцами. Хотел оттолкнуть его с дороги, да ноги совсем не слушались, словно ватные, подгибались в трясущихся коленях.
Не узнать голос этой нахалки просто невозможно! «Нина Климова, 24 года, дата рождения: 3 сентября 3*** года.» Она вернулась… Девочка моя… Живая…
Грязная и растрепанная, в кирзачах размера сорок третьего – не меньше, солдатских галифе, подпоясанных веревкой в три оборота и ватнике с мужского плеча.
В руках она держала огрызок овчины, побуревший от пропитавшей его засохшей крови, с комьями налипшей земли и сухими травинками.
Прошлепав прямо к столу, она бухнула свою ношу на его середину и только после этого нашла меня взглядом. И глаза ее сияли, как две яркие манящие звездочки.
Я рванулся к ней, расталкивая всех локтями, схватил, прижал к себе крепко. Пальцы дрожали и путались в ее растрепанной косе. А я хотел только одного – зацеловать ее всю с головы до ног, закружить счастливо и кричать от радости во все горло. С трудом справляясь с собой, я шептал ее имя и скользил губами по лицу, обхватив его ладонями. Она смотрела на меня, улыбалась нежно и плакала, не сдерживая слез радости.
Я хотел бы навсегда остановить этот миг. Чтобы весь мир вокруг испарился, исчез, растворился. Чтобы остались только мы, вот так как сейчас, только вдвоем во всей вселенной. Чтобы вот так навсегда, глаза в глаза, сердцем к сердцу. Чтобы чувствовать ее теплое дыхание на своих губах, хрупкость тела в своих объятиях, ощущать тепло ее ладоней и соленую влагу счастливых слез.
Я хочу, чтобы время остановилось. Но даже я, «Повелитель времени», бессилен перед ним. Я могу лишь вернуть уходящий миг, пережить его вновь и вновь, но он уже утратит свою новизну и остроту чувств. Поэтому я буду жить сейчас. Впитаю в себя все ощущения этого мига, чтобы сохранить эти воспоминания на всю свою жизнь.
– Кхм… – раздался за спиной настойчивый кашель князя Таффы, но я послал его мысленно куда подальше и даже ухом не повел. Плевать мне уже на глупые приличия. Нина – моя жена. Признанная Богом и императором. И ханжеские замашки старика меня уже не волнуют. Я даже нарочно руку за пазуху запустил и знак родовой вытащил, пусть полюбуется на него и заткнется впредь раз и навсегда.
Но этот Таффа – редкостный зануда! И намеков совсем не понимает.
– Что это вы нам тут за мусор приволокли, госпожа Климова? – забрюзжал он, брезгливо тыкая пальчиком в сверток на столе.
– Да уж! – поддержал его Фрейко. – Могли бы уж свои пожитки и в угол положить. Незачем было такую грязь на стол выкладывать, – и он брезгливо подхватил шкуру двумя пальцами, видимо собираясь скинуть ее на пол.
– А это я вам подарок принесла, – весело сообщила девушка и взгляд свой лучистый на князя перевела.
– Мне? – удивился он и ресницами захлопал часто-часто.
– Всем вам, господа! – заявила девушка и, выпутавшись из моих объятий, отошла в сторону.
Фрейко заинтригованно схватил сверток, повертел в ладонях, оттянул уголок, заглянул внутрь и вдруг побелел весь. Рот испуганно скривил, будто сейчас заорет во все горло. Затрясся весь и подарок Нины прямо на стол уронил. Сверток с глухим стуком ударился о столешницу, подпрыгнул, развернулся, из нутра его выкатилась отрубленная человеческая голова и покатилась неспешно к краю. Зависла на миг, балансируя на грани и сорвалась вниз.
От поднявшегося вопля-визга, мата и грохота опрокинутой мебели у меня чуть уши не заложило. Я, признаться и сам струхнул не малость, отшатнулся стремительно, когда эта мерзость чуть мне в носок ботинка не ткнулась, и сморщился брезгливо.
А тут еще за окном грохот раздался, крики и выстрелы заполошные. От рева раненого зверя задребезжали стекла, кто-то пальнул из ружья, заорал победно и наконец все стихло.
– О! Подстрелили, наконец-то! Будем вечером праздновать! Шашлыка нажарим! – обрадовалась девчонка, наклонилась, схватила за волосы отрубленную голову и торжественно водрузила ее на стол. – Вот! Главный гость на нашем празднике жизни. Знакомьтесь, Бриан Слейко, собственной персоной!
– Хррр, – захрипел князь Таффа и за сердце схватился, медленно оседая на пол.
– Кто? – переспросил Фрейко, не глядя плюхаясь на ближайший стул (хорошо не промахнулся).
– Кхм, – сглотнул я, и воротничок у мундира расстегнул – душновато что-то стало.
– А чего это он без глаз? – полюбопытствовал любознательный Олмен и наклонился над столом близко-близко, рассматривая трофей.
И радиста стошнило… На сапоги караульного. Но тот этого даже не заметил.
***
– Моя девочка, – шептал я, покрывая ее лицо поцелуями, – Родная моя.
Я так скучал по ней, я так боялся, что больше ее не увижу, и вот теперь я не мог ее отпустить, не мог наглядеться, я хотел чувствовать ее всю, быть с ней, касаться ее.
– Колин, – позвала она тихо и уперлась ладошками в мою грудь, отстраняясь.
– Да, радость моя, – отозвался я, целуя ее в висок.
– Ты должен знать… Я была с ним…
Я замер, прижал к себе ее голову, зарываясь пальцами в золото волос. Я в принципе понимал это. Предполагал подобное. Бриан не пропустит мою девочку. Он обязательно принудит ее. Без насилия не обойдется…
– Я была с ним добровольно…
Я медленно закрыл глаза. Странно было услышать такое. Добровольно? Наверное, мне послышалось. Разве такое возможно? Она легла под него сама, без принуждения? Она могла так поступить?
Услышать об этом было неожиданно, оскорбительно и больно. Между лопатками засвербело, точно нож в спину воткнули.
Я отстранился. Аккуратно высвободил пальцы из спутанных волос, отодвинулся. Руки сами собой сжимались в кулаки, и я сгреб простыню, прорывая в ней дыры. Эта была уже не глупая ревность. С ней можно справиться, пережить. Но как пережить предательство? Тут была затронута моя честь, моя гордость. Одно дело, когда над тобой совершают насилие – тут ты бессилен что-либо сделать, это я могу понять. И совсем другое, когда ты отдаешь себя сам, осознанно, просчитав все последствия. Когда твоя жена добровольно ложиться под другого – это уже измена. И уже не важно, почему она это сделала.
– Тебе было хорошо с ним? – зачем-то спросил я. На самом деле я не хотел этого знать, но все равно спросил, точно с садистским наслаждением вскрывая раскаленным ножом нагноившуюся рану и выпуская наружу гной. Знать все это и чувствовать – невыносимо, отвратительно, но я за каким-то лядом спросил об этом.
– Он держал меня в цепях. Семь дней я была прикована к кровати и ходила под себя. Он отдал меня своему денщику. И тот брал меня, не заботясь о моих чувствах. Он брал меня так, как ему приказал Его Светлость. Жестко. Противоестественно. И Слейко брал меня каждую ночь. Растягивал на цепях до хруста в суставах и брал. Он хотел наследника. Законного наследника с титулом герцога Энжью. Чтобы его сын носил твое имя. Чтобы его кровь передалась по наследству. Чтобы его ребенок встал во главе твоего рода, не твой. И он бы насиловал меня так раз за разом, до тех пор, пока не добился бы своего. Или в конце концов сдался бы и пристрелил меня за ненадобностью…
Я представлял себе все это и скрипел зубами. Кулаки сжимались еще сильнее. Ткань трещала и расползалась под пальцами и это приносило облегчение.
–… Нас учили выживать любой ценой, – продолжала говорить она, отвернувшись в сторону. – Мертвый агент – бесполезный агент. Какую пользу я принесу своей родине, сдохнув по собственной глупости или ради эфемерной чести? Чего стоит гордость одной никчемной девчонки, когда на кону судьба всей империи? И если для того, чтобы выжить, мне придется трахаться со всем батальоном – я буду трахаться со всем батальоном. Если для того, чтобы избавиться от цепей мне нужно трахнуть Бриана – я трахну его. Ради свободы я трахну даже самого черта! А потом вернусь и убью его. И если мне нужно выбирать между неизбежным насилием и хорошим сексом – я выберу секс. Так у меня больше шансов вырваться на свободу. Так у меня больше шансов отомстить и вернуться к тебе! Поэтому, да – МНЕ было хорошо! – голос ее взвился, и она почти закричала: – Я сделала все – чтобы мне было хорошо! Я трахалась как хотела и стонала от удовольствия! Я текла для него и кричала от оргазма! Я отдавалась ему без принуждения, охотно раздвигала ноги и кончала для него раз за разом!
– Замолчи, – прошептал я, не в силах больше все это слушать, но она – строптивая, не остановилась:
– И знаешь, что я скажу, я сделаю это вновь. Если меня опять посадят на цепь – я сделаю это снова! Если ради свободы мне нужно будет всего лишь раздвинуть ноги, я сделаю это. И сделаю это с радостью! Потому что эта слишком мизерная цена за мою жизнь!
– Прекрати! – заорал я и вскочил с постели, заметался по комнате раненым зверем. Сил слушать все это уже не осталось. Все это было слишком гнусно и мерзко. Неприемлемо. Я не хотел этого понимать. Такое просто не укладывалось у меня в голове. Нас воспитывали по-другому. Нам с детства внушали мысль, что честь и достоинство дороже всего. Что погибнуть в муках, но с честью – это высшее благо любого солдата! – Не хочу это слушать! Замолчи!
– А ты бы предпочел для меня другое? – спросила она упавшим голосом. – Ты бы хотел, чтобы мне было больно? Чтобы меня избивали, держали на цепи и насиловали все кто не попадя? Тогда бы тебе было легче примириться с собственной уязвленной гордостью? Такой участи ты для меня хотел? Мучительной медленной смерти? Тогда бы твоя честь не пострадала? Если бы я так и осталась там, в плену, голая в ледяной камере, прикованная к железному столу цепями, растянутая по рукам и ногам, избитая до полусмерти, изуродованная до неузнаваемости, изувеченная бесконечным насилием, истекающая кровью, с переломанными костями и выбитыми зубами, тогда бы твоя гордость не пострадала? Ты об этом молился все это время? Чтобы все произошло именно так, лишь бы твою честь не замарать?
Я замер посреди комнаты, зажмурился. Мне стало страшно. Я ведь мог ее потерять. Ведь все действительно могло произойти именно так, как она сказала. И тогда бы она уже не вернулась ко мне. Неужели моя честь дороже ее жизни? Ведь я ничем не мог ей помочь. И не помог. Я был бессилен. Никчемен и ничтожен. Она сделала все сама! Сама вырвалась из плена. Сама смогла вернуться. Буквально на блюдечке преподнесла мне голову Бриана. А это значит – конец войне. Многолетней затяжной войне. Повстанцы растеряны, их части раздроблены, у них нет правомочного лидера, не за кем больше идти. А это значит – победа! И это все сделала она, своими руками. Одна! Маленькая хрупкая девочка… И если для этого нужно трахнуться со всем батальоном… Плевать!!!
– Извини, если я тебя разочаровала, – сказала она, подходя ближе. – Я не могла поступить иначе. Надеялась ты поймешь. Прости…
Она скользнула пальцами по шее, подцепила цепочку и вытянула из-под майки кулон. Полюбовалась замысловатым узором родового знака, вздохнула грустно и стянула его с головы.
– Не смей! – взвился я, кидаясь к девчонке. Выдернул из ее ладони кулон, перехватил цепочку и вновь натянул ей на голову, цепляясь трясущимися пальцами за тонкие волоски на затылке. Вырвал наверняка не мало, но мне было плевать. Я не дам ей уйти. Я прижму ее к себе что есть силы и не отпущу уже никогда. Я зубами в нее вцеплюсь. Руки оторву любому, кто хоть пальцем к ней прикоснется. Это моя женщина. Моя и только моя! – Не пущу! Пока жив – не пущу!