Надежда Валентиновна Гусева
Маркизет
Мать с отцом остались в пустом доме. Ушла кормилица.
Семь лет провела Машка на чёрной работе, по колено в грязи. Пила тёмную воду торфяника, резала пласты, толкала тележку, рыла отводные канавы. Поначалу-то, конечно, было тяжело, потом привыкла.
На третий год занесло на торфяник земляка. С Федей сошлись быстро. Тому не столь дорога была Машка, сколько память о далёкой земле, знакомый неискоренимый говор. Расписались. Въехали в узкую сырую комнату. Машка быстро приспособилась к Феде, привыкла. Был он угрюмый, но не злой. Работал много и много же ел. Когда выпивал, бывал буен, но пил редко. Машка быстро раскусила – в день зарплаты надо приготовить побольше еды. И будет Федя есть – долго, обстоятельно, больше, чем нужно. А когда наестся, осоловеет и завалится спать.
Так и жили. Правда, детей не было. Оно бы и ладно, если бы просто не было, да вот печаль – все родились живыми, но крошечными, похожими на сморщенных кутят. Не плакали – пищали. А потом вытягивались и переставали дышать. Феде – ничего, а Машке было жалко.
А потом решили вернуться, уж больно тянуло.
Приехали по весне. Дом опустел. Двор зарос. Хоть война сюда и не дошла, не перемесила и не пожгла всё живое и неживое, но задела чёрным крылом, напилась жизней. Сходили на погост, помянули родителей. Машка смотрела на поля, на овражки, на кусты сирени, на просохшую дорогу. В вышине крутил свою песню жаворонок. Кричал петух у соседей. Ясное небо смотрело на неё. Дом её узнал. Чего ещё надо? Своё.
5
Хорошо
Она проснулась до рассвета, поджала захолодевшие ноги, пошарила рукой – всё мокрое, в росе. Раскидала сено, поднялась. На бледнеющем небе догорали звёзды. В курятнике голосили петухи.
Машка зябко поёжилась и поспешила к дому. Солнце ещё не взошло. Высоко в ветвях перекликались птицы. На пороге остановилась – хорошо! Седые от росы травы низко склонились, от деревьев тянуло сыростью и землёй. Овраг и речка тонули в тумане.
Сначала пошла посмотреть на детей. Мальчик свернулся в калачик и закутался в одеяло. Девочка широко раскинулась, утонула ногами в траве, смутно улыбалась кончиками губ. Машка заботливо накинула одеяло ей на ножки.
Набрала дров из поленницы, неслышно прокралась в комнату и, стараясь не шуметь, затопила печь. Посмотрела на гостей. Спали крепко. Настя похрапывала.
Прокралась к столу, быстро сотворила пресное тесто, накатала лепёшек, заварила чай. За окном поднималось солнце. По огороду ползла дымка. Огонь в печи весело трещал. Машка принесла свежих яиц и взбила их с молоком.
А женщины всё спали. Машка сидела и смотрела на них. Смотреть на них ей было приятно и легко. И где-то далеко в потёмках её странной головы шевельнулась мысль: «Хорошо. Вот бы так было всегда».
Завтракали неторопливо – поезд был ещё не скоро.
– Ох и вкусно, Машка!
– Красота тут у тебя.
– Красота… так приезжайте, любуйтесь. Или хоть этих оставьте, всё им не в городе коптеть. Пока тепло, места хватит.
– Бабуль, а можно?
– Куда тебя одну? Ты кого хошь с ума сведёшь.
– Машк, а твои-то внуки как? Приезжают?
– Ну, а то! Бываают.
– Сколь их у тебя?
– Ой! – Машка махнула рукой.
– А детей-то сколь было?
– Детей-то? Это живых? Семеро. Четыре девки да три парня. Сын вон только рядом, остальные… – и снова махнула рукой – дескать, я и сама не знаю.
– Машк, а вообще? Детей-то было?
– Шестнадцать.
– Эвон! Куда сколь?
– Да кто меня спрашивал…
У железнодорожного полотна дети обнаружили заросли ежевики. Колючки больно цепляли кожу, но соблазн был велик – ягоды висели крупные, умытые, блестящие, лопались в руках, растекались во рту кисло-сладкими чернилами, оставляли пятна на одежде. Дети ойкали, хихикали и всё хватали и хватали, жадно напихивали в рот, едва успевали жевать, глотали почти целиком.
– Бросайте свой ягодник! Поезд идёт.
Четыре женщины стояли на платформе. Одна была выше всех. С головы её сполз платок, редкие чёрные волосы жирно блестели. Из-за поворота уже железно громыхало – всё ближе и ближе.
– Баушка Маша!
– А?
– Держи. А вот ещё!
И в большие грубые руки высыпались две пригоршни ягод – пахнущих летом, детьми и поездами.
– Ах вы, миленьки…
Электричка свистнула, судорожно дёрнулась и поехала, быстро набирая скорость. Из окна махали. Машка не могла помахать в ответ, руки её были заняты. Она только качала головой и широко улыбалась. Над ней в голубом утреннем воздухе кружились две жёлтые бабочки.
______________________________________________________________________
*Маркизет – легкая, почти прозрачная хлопчатобумажная или шелковая ткань, вырабатываемая из очень тонкой крученой пряжи. Выпускается главным образом с ярким набивным рисунком.
